Глава 4 Грех

            Настроившись на продуктовый магазин купить еды, почему-то обогнула его и  оказалась в винном.

                ; Здравствуйте. Как обычно херес? ; Мне улыбалась девушка в яркой кофточке и протягивала бутылку.
            Я тупо разглядывала  коготочки с маникюром, похоже, с лапок тигра, пока не сообразила, ; ах, да, деньги. Она все также мне улыбалась, наверное, привыкла к тормознутым алкашам, знает, что на выпивку деньги найдутся всегда.

           С бутылкой хереса и пустым кошельком я пыталась сообразить, на какую сумму обсчитала меня красавица, и чуть не попала под машину.
              На остановке в урне рылся бомж. Отдать ему бутылку и завязать с пьянством? Не смогла.
           Не пить, не читать чужие дневники, не отвечать на звонки Павла, скрываться от Ксюхи, ; слишком много запретов, не потянуть. Воля ослаблена алкоголем.

         Полосатая тетрадь притягивает, я начинаю верить, что в ней записано мое будущее. Почему бы матери праведника не быть предсказательницей?
         
              «Я стояла у плиты и жарила картошку. Что-то  нашло на меня. Страх? Точнее, ужас. Может, в тот момент случилась кратковременная остановка сердца, и я ощутила смерть. Или  перегрелась у плиты. Я не могла сдвинуться с  места и только уговаривала себя: успокойся, Соня, посмотри, на подоконнике  твои любимые белые фиалки, ты слышишь  детские голоса на спортивной площадке. Не надо бояться,  мы все умрем. Все люди смертны. Нельзя  бояться, нехорошо.
        Но мне было  плохо, как будто душа  билась в припадке.    И в этот момент прозвенел звонок, я открыла дверь, на пороге стояла Елена.
       Что-то есть, какая-то связь между людьми, позволяющая чувствовать боль другого, иначе как объяснить ее приход, если из миллиардов всех живущих на земном шаре я бы хотела видеть только эту молодую женщину. Не дочь и не сына, а Елену. 
                ;  Вот решила проведать, как обещала. Что-то случилось?   Семейная пара дома?
                ; Уехали в Феодосию, к Любиным родственникам. У них все изменилось. Мне жаль Любу, Миша стал обижать ее, ; не удержалась, пожаловалась  я.
     Она  не поверила:
                ; Не может быть! Разве Миша способен кого-то обидеть?
                ; Семейная традиция, мы с мужем тоже плохо жили. Что-то у них произошло,  Люба уехала в Феодосию к матери. Я настояла, чтобы Миша  поехал за ней.
                ;  Ксения говорила, вроде бы она из Питера. Или я путаю?
                ;  Я тоже запуталась в ее родословной, перескакивает с одного на другое, очень эмоциональная речь, уловила только, что ее прародитель ;  Дмитрий Менделеев".
   
            Дневник - это исповедальная проза. Прямая  речь – исключение. Может, я ошибаюсь, сама никогда не писала. Возможно пани Софья (чем не псевдоним писательницы романа)  замахнулась на художественное произведение. Богатый опыт искушает, даже моя бабуся, утверждавшая, что после русских классиков нельзя писать прозу, оставила воспоминания учительницы. В школьном  музее обрадовались, так благородно с ее стороны.

            Пани Софья  была рада,  несмотря на то, что я пришла без предупреждения.  Так мне показалось.  Но учительницам нетрудно изобразить любую эмоцию, на детях натренировались.
      
     «Это Миша назвал Любу урожденной  Менделеевой. Глаза Елены расширились, как у сестры, когда я удивляла ее умными словами. Как будто бывают глупые слова".

        Павел делит слова на лишние и нелишние. Только в природе нет ничего лишнего, все нужно. Кому? Жизни, ; ответил он, ; в самом широком понимании. Жаль, что человечество живет в технологическом избытке и не может  остановиться.
         Мой муж – более высокая ступень развития, чем хомо консуменс,  вместе со своей сумасшедшей соседкой он ; хомо экологус. Интересно, кто их прародитель? Явно не Дарвин, ему в голову не приходило беречь природу. Или приходило?
 
                " ; Может, вся эта родословная -  глупость, не знаю. По отцу она Заступко. Подозреваю, что родство с великим химиком придумал  некто Григорий Григорьевич. Шутник, ничего святого,  профессор, между прочим, приезжал сюда…
                ;  Да, да, как же, знакома, - слегка покраснела Елена. – Интересный. ; Голос неуверенный.
         Врать не умеет, еще неопытная учительница начальных классов. Это в старших классах  подростки зациклены на себе, не отличают правды ото лжи.  Малыши чуткие, сразу поймут, если их обманывают.
       Не наследил ли Гришка ; греховник и здесь? Я не удержалась.
                ;  Вас Миша познакомил?
                ; Давно, я тогда   училась в университете.
                ; Приставал поганец, ; посочувствовала я.  ; Уже старый, а туда же.  Хотя как посмотреть,  пятьдесят лет  для мужчины не возраст.
                ;  Мы ездили на море, на дикий пляж за городом.  Паша был занят, не поехал с нами. Миша уплыл надолго, Григорий, ; она густо покраснела. – У нас ничего не было, но он полез, куда не положено.
                ; И умно  говорил при этом.
                ; Пришлось профессора ударить, по лицу.  Второй раз на море я уже не захотела, хотя уговаривали.
                Представляю, как все было, Лена в купальнике, все на виду, и рука Григория трогает ее  грудь,  лезет в промежность».
 
              Все так и было. Привычки не меняются. Он обнял меня, стал гладить грудь, мять сосок. Я пыталась объяснить ему, что замужем, что обязательно кто-то увидит и передаст моему мужу. На пляже были люди, стояли палатки.
                ; Людям не до нас, они не за этим сюда приехали.  Если ты сама ему не сболтнешь, он не узнает.  Но ты ведь умница. Я хочу тебя.
              Его палец оказался во влагалище, и он сказал:
                ; Мокренькая, ты ведь меня тоже хочешь.
              Я ударила его по лицу.  На пощечину никто не обратил внимания, море шумело и заглушало все звуки.
             Но профессор отодвинулся.               

                «Я злорадствовала, как же, профессор получил по лицу. Даже я не решилась бы на это. Но для меня он ровесник, для Лены ; старый похотливый козел.
              Она спросила:
                ; Профессор учился в одном классе с вашим братом. Так?
            Я стала подробно рассказывать, что и с моим  первым мужем  тоже. Потом  брат учился в Москве, талантливый художник.  Григорий смутил его, зачем-то уговорил ехать в Сибирь, ; скоро столица переберется туда, край зацветет, будешь знаменит, не то, что в прогнившей Москве.  Да, ладно, что прошлое вспоминать.  Николая уже нет, брат в деревне, действительно, знаменит, но скорее как целитель, лечит не травами, а рисунками.
           Елене стало интересно, ее бабушка часто повторяла, что ребенок выражает чувства через рисунок, надо всегда об этом помнить.    

           Зачем я ей жаловалась на Григория? Нельзя взрослого заставить делать то, чего он не хочет. Художником можно быть и в Сибири. Но брат захотел другой славы. Гордыня передалась по  наследству  Мише. Но Лена не согласилась, он не такой, с ним легко, с ним можно говорить о литературе. С  мужем, к сожалению, у них нет общих тем, хотя, если есть время, про птиц и дельфинов слушать интересно».

                Мрачно-полосатая   обложка не гармонирует с ее образом, если вглядеться, то в рисунке  больше синих полос.  Из  ткани такой расцветки я бы сшила строгий костюм с прямой юбкой и разрезом. Ей бы не подошло ни синее, ни зеленое, ни бело-черное, ни юбка с разрезом. Даже не возраст, о нем забываешь, когда с ней общаешься,  натура страстная, не скрыть, заметно даже в том, как она двигалась, как говорила.  Ей бы  темно-красное облегающее платье. Никогда не задумывалась, но знакомые дамы с  богатой событиями личной жизнью серое и синее не носят.
                Уверенная в себе, сильная личность,  проявляется во всем и даже в четком  почерке учительницы. Твердая рука, яркая личность, я не могла не привязаться к ней. И она об этом догадывалась. Я мечтала, как бы изменилась моя жизнь, если бы  мы стали жить вместе. Усталая, возвращаюсь с работы, и меня встречает умная и все понимающая свекровь,  муж на заднем плане. Может, инфантилизм, может, я похожа на школьницу из неблагополучной семьи, мечтающую, чтобы любимая учительница удочерила ее. Бабочки летят на яркий свет, но в моей практике еще ни одна учительница не взяла несчастного ребенка. При нашей нагрузке лучше не рожать.
      
              « Лена так внимательно слушала, что  я не выдержала, снова стала жаловаться на  Григория, вечная тема любви – ненависти, почувствовала, что перебор, зачем говорить о том, что изменить нельзя, и предложила ей выбрать рисунок на память. В моей заветной папке хранились рисунки брата.
              Она неохотно согласилась, устала.   Я стала показывать  рисунки, и она оживилась.
              Мне хотелось еще поговорить, любимое занятие стариков: рассказывать истории из своей жизни. Но  пора ее отпустить.   Она выбрала рисунок Якова, единственный, затерявшийся, я давно о нем забыла.    
        Елена пожаловалась на нагрузки в школе, но обещала меня не забывать».

       Она несколько раз приглашала меня, но с Мишей и его женой я ни разу не встретилась,  прислушивалась, ждала, может, он придет,  очень хотелось его видеть.  В голове не укладывалось, что он женатый.
            
      «Бежишь через туннель, длинный, сырой, даже не бежишь, а убегаешь. Наконец, появляется свет. А на выходе, все тот же Григорий. Кажется, Миша не сказал ей, что  Григорий его  отец, она бы иначе на меня смотрела. Такие чистые девочки не допускают измен в семье».

         Я замерла, сердце на мгновение остановилось и часто – часто забилось, толчками в сонной артерии,  до звона в ушах, вот он грех, вот почему горы. Миша за чужие грехи страдает, хотя какие они чужие. Я путалась.   Кто вырастил, тот и отец. Меня вырастила мать.

             «Ума хватило не предлагать ему генетическую экспертизу. Он бы сам догадался, образование позволяет, значит, не хотел. Вдруг ошибся. Заблуждается? Мы оба заблуждаемся? Пусть, если  бывает ложь во спасение, почему не быть спасением заблуждению.  Сына воспитывали трое мужчин, не самых плохих».

          Кому «ему не предлагать»? Григорию? Мише? Оба сомневаются? Кому выгоднее и что? Столько вопросов.  Ясно одно: мать согрешила, сын решил очистить ее от греха. Но для матери греха в этом нет, сын родился от сильного мужчины.
            Насчет греха Ксюха бы объяснила, но это чужая тайна. Не суди, Елена, украсть дневник ; тоже грех. Впервые взяла чужое и вот сидишь и страдаешь от чужих тайн. Своих мало было.
            Миши нет, с Ксюхой не поделишься, нельзя, это чужая тайна. Что дальше?
            Машка и намекнула на секс с Григорием, о, боже, зачем я вспомнила об этом!  Машка врет.  Заманивала Павла сексуальным опытом. Мастер – класс по соблазнению женатых мужчин.
             Думай, Елена, нужна ли тебе такая семейная жизнь, если не защищает от опытных женщин.  Ксюха предупреждала: если страсть уходит, ищешь ее на стороне.
         
          На пляже профессор не только лез, куда не следует, но и говорил, что мыслить, тоже делать.  Я задумалась,  профессор воспользовался, придвинулся ко мне, заявил, что знает, чего я хочу, и стал гладить мою грудь. Тьфу, развратник, вспоминать не хочется.
            Может, и я вышла замуж за развратника?

              «В созерцании стены я провела зиму.  Это длилось так долго, что стена стала смотреть на меня, я даже стеснялась раздеваться. Весной  стала подолгу  гулять. Красивых мест здесь много. И каждый раз, когда  любовалась природой, вспоминала своих умерших мужей.
          Я уходила в прошлое, скатывалась в давно несуществующее. Беда стариков – живем в мире, которого уже нет, а, возможно, и не было.  Но и молодые,  и такие взрослые, как мой сын и невестка, тоже живут в придуманной реальности.   
          Замужняя Елена  трогательна в своей наивности, но такие идеалистки  измены не прощают, после нее, как после ядерного взрыва,  жизни нет. Кто ей подскажет, что идеальных миров не существует».

           Чужие тайны отрезвляют.  Для опытной женщины я, конечно, не загадка. Но моя бабуля, знавшая только одного мужчину ; моего деда, рано умершего, тоже  предостерегала  от утопий: нет ничего идеального, чем раньше поймешь, тем быстрее повзрослеешь. Соломки тебе никто не подстелит, учись сама.
            Моя мудрая бабушка, между прочим, учительница с полувековым стажем, призналась мне, что отношения между мужчинами и женщинами считает игрой, не более, ; придумываем  правила и сами нарушаем или меняем. Только если не касается детей, с ними все серьезно.  Но пока их нет, делай, что хочешь.
             Это было потрясение, как если бы она призналась, что верит в плоскую землю на трех китах.
                ; Скажи еще о святости и неприкосновенности семьи. Будущая учительница должна трезво смотреть на мир, чтобы не упираться из последних сил в отжившее. Стена гнилая, ткни, и рассыпется.
                ; Интересно кем придумана семья.
                ; Как всегда, теми, кто нами правит, и не будем больше об этом. ;  Тех, кто правит, она не любила.
   
              Я ведь просто пришла к ней пожаловаться на Пашу после первой нашей ссоры,  не помню, из-за чего. Но помню, что на игру не обиделась, даже развеселилась, но потом все забылось, стало серьезно и скучно.  Бабусина  мудрость затерялась в суетности.
              Павел  не понял про отжившее и  завелся на тему семьи и частной собственности. И вдруг рассмеялся, действительно, скучно и кисло.
              Мы находили время развлекаться, мало, но было,  и много смеялись, но потом куда-то все ушло, перестали играть, нас накрыли суровые будни и кошмарные сны.

             Раньше Павел часто вспоминал,  в детстве любил копаться в земле, любил траву, но больше увлекали жуки с червяками. Он соглашался, что человек стремится в небо, но всегда возвращается на землю, и не из-за притяжения, потому что здесь его дом.
              Глаза Павла, живые, и он весь такой живой с кошками, собаками, дельфинами, которых надо спасать.

           Когда он ухаживал за мной, мы оба любили китайский чай, настоящий, и никаких добавок. Ничего сладкого, пьем и наслаждаемся. Он сам заваривал. Рассказывал, что у восточных людей не принято наливать в чашку чай доверху. Если доверху, ; гости засиделись, пора уходить.
             И еще он принес две фарфоровых чашки с рисунком. Три красных круга, я решила,  вишенки. Нет, сказал он  – знак мира.

            Он не любил ничего ненатурального. И я выбросила все синтетические одежды. Это было давно, и с тех пор многое изменилось.
             Чашку с вишенками он унес на кафедру, чтобы в перерыве пить чай, который заваривала лаборантка. Как будто других чашек не было дома. Стал покупать  зеленый чай с жасмином. Я давно уже ношу на работу синтетические костюмы, чтобы не гладить. 

            Умирали его любимые бабуся с дедом, и я, как могла, старалась облегчить его страдания.  Мы любили друг друга, дрожь пробирает, когда я вспоминаю его шепот: «Скажи, что хочешь. И я все исполню».
           Мне все нравилось. Я хотела, чтобы он был со мной и все. Его прикосновения возбуждали меня всегда. А я часто отталкивала его: некогда, все некогда. Какой секс, если меня ждала школа, ждали тетради, планы уроков.  Я думала, он меня понимал.