Темная материя - 20

***

Ирина перерабатывала свою научную работу в новом ракурсе идей, которые подкинул ей Саша, и при всяком случае с возбуждением вдохновленного ученого рассказывала Михаилу, как качественно поменяется ее анализ проблемы, какое взрывное впечатление произведет на коллег. Благодарные супруги решили пригласить бывшего зятя на большой субботний ужин, на который ожидались друзья и приятели привычного круга. Заскромничавшего было Сашу обезоружили тем, что он всех хорошо знает, кроме одного – подразумевался Кирилл - но найдет последнего весьма приятным, а также тем, что ему уже выделили комнату в гостевом крыле. Впрочем, долго уговаривать Сашу не пришлось, он искренне симпатизировал бывшей свояченице и свояку и всегда с удовольствием проводил время в их обществе. Да и манила возможность повидаться и пообщаться с добрыми московскими знакомыми.
Ввиду прекрасного теплого вечера стол вынесли на газон патио. Вокруг него установили шесть факелов и это совершенно преобразило двор и общее настроение. Перед приездом гостей Платон по просьбе Ирины задал Алтаю такую пробежку, что уставший поспевать за велосипедом пес лежал в сторонке на траве, подремывал, и только иногда, на какой-либо резкий звук, приподнимал веки.
Всего гостей было десять. Саша окунулся в общение с большим удовольствием, лучше всех он знал Богатыревых и кое-кого по институту. В Кирилле узнал того гостя, который приходил к Малышке и спас его самого от падения. Они пожали руки друг другу и обменялись быстрым, понимающим взглядом. Каждый из них признавал, что знает, какое значение их минутная встреча имела для Саши.
Юлечка приехала с большим опозданием, когда ужин был окончен и стол уставили легкими закусками для фуршета. Большинство гостей разошлось по лужайке пообщаться кому с кем хотелось. Малышка последние дни провела в Москве, обозначив свой отъезд желанием посетить врачей: никаких жалоб, всего лишь плановый осмотр. Ни у каких врачей она не была, целыми днями таскалась по городу, убивая время и растерянность. Все меньше верилось в возможность вернуть Кирилла, и она определялась, нужны ей силы для решающего разговора с ним или для признания своего поражения перед родными. Первое пока ей были не под силу, второе не по нраву.
Когда Ирина написала сестре про ужин, Малышка хотела отказаться от участия, у нее не было желания представляться лучистой звездочкой перед привычными знакомыми. Смысл? Потом поинтересовалась, кто приглашен. Узнав об обоих бывших возлюбленных призадумалась и решила не доставлять им такую радость, как свое отсутствие. Они испытают большое облегчение, не увидев ее? Еще и подружиться надумают! А зачем ей, чтобы все видели их милое общение? В ней вспыхнул злобный огонек. Бывшие должны воспринимать друг друга соперниками, а не ворковать против нее. Не хватало еще, чтобы их приятельство со стороны смотрелось как приязнь друг к другу против нее. Малышка решила оставить последнее слово за собой и либо прибрать к рукам одного из них, либо слепить прекрасным бесстрастием.
Она явилась в многослойном шифоном платье цвета тающего льда, пошитом в греческом стиле. В свете факелов ткань платья просвечивалась и длинные ножки с тонкой фигуркой смотрелись девически невинно. Ее высокая тонкая шейка и хрупкие плечики выглядели особенно изящно и беззащитно. Она не сразу водружала на место падавшие бретели платья, и такое невольное обнажение вкупе с небрежным жестом водружения бретелей обратно усиливало ее трогательность. Она так старалась не привлекать к себе внимания, что добилась своего – стала центром притяжения взглядов всех присутствующих. Кроме Кирилла и Саши. Эти двое лишь невзначай поздоровались с ней и потом всегда оказывались спиной к той стороне, где стояла она.
Когда заиграла неспешная песня, Гарик пригасил супругу Аллочку. В кои-то веки она оказалась свободной и участвовала в общем сборе, ему хотелось для нее красивого вечера. Глядя на них остальные подхватились и обняли своих половинок. Так начались незапланированные танцы. Взгляд Малышки стал отсутствующим. Она ждала. Кирилл подошел к Ирине. Ира была в изящном платье разбеленного желтого цвета, который необыкновенно шел к бархату ее карих глаз и волос. Она была по-настоящему красива. Затем Ирину отбил Саша. И снова Кирилл. Юлечка оставалась одна, пока ее не спас Михаил. Потом Михаил перехватил жену в надежде, что Кирилл или Саша проявят тактичность и пригласят Малышку, но ни один, ни другой не подумали это сделать. Зато Кирилл снова отбил Ирину и неохотно уступил ее Саше. Такого унижения Малышка еще не испытывала. Ее пылающей душе казалось, что все видят ее позор. Она готова была возненавидеть и Кирилла, и Сашу, но возненавидела другого человека. В момент, когда ее ноздри и зубы грозили треснуть от напряжения, к ней подошел Платон. Почувствовав его молодые, крепкие руки на своей талии, встретившись с его любящим взглядом, она исполнилась раздражением, близким к бешенству: почему ее приглашает какой-то сосунок? Как она вообще оказалась в ситуации, требующей спасения? Почему ни один из ст;ящих мужчин не интересуется ею? Все же видят ее поражение! Все видят, что Платон и Миша пригласили ее из жалости. Это омерзительно! Ненавидеть Мишу она не могла, поэтому озлилась на Платона. Ее зубы скрежетали, но на них смотрели, и ее губы были растянуты в улыбке. Она прижалась к Платону, изображая легкое, прекрасное настроение. Она чувствовала, как Платон трепещет, прикасаясь к ней. Его волнение просачивалось сквозь ткань платья и проникало ей под кожу. Эта дрожь, это напряжение чувств вызывали в ней брезгливость и унижение: ей ли утешаться щенком? Он же видел только самую лучшую, желанную девушку на свете, держал ее почти в объятиях и был счастлив, что не надо таиться и их видят вместе.
- А Платон-то жених! – шепнул Михаил супруге. Ирина оглянулась на танцующую пару и с улыбкой кивнула. Юноша смотрелся заметно повзрослевшим, за последние недели он внутренне вырос, и эта появившаяся зрелость была хорошо заметна.
- Малышке, кажется, надоело ему покровительствовать. Чувствую в ней недовольство.
- Сегодня, видимо, да. Такой вечер для нее, - согласился Михаил, подразумевая невнимание Кирилла и Саши, и пошутил: - Обычно они чуть ли не целуются. - Это замечание относилось к Платону. Ира кивнула. В это время Платон шептал Малышке в так музыки: «Люблю тебя»
Чуть позже Малышка увидела Иру и Кирилла, по жестам и мимике поняла, что сестра просит его пригласить ее, Юлечку, хотя бы раз. На что Кирилл спокойно и категорично махнул головой: «Нет» Кровь ударила Малышке в голову, и сквозь гул в ушах она услышала подошедшего Платона: «Я так люблю тебя!» Как безумная она схватила его за руку и поволокла в дом. Дом был пуст, она затащила Платона в дальнюю ванную комнату на первом этаже и впилась ему в губы острым, едким поцелуем. Уткнувшись в стол с раковиной, села на него, раздвинула ноги и притянула Платона к себе. Оба забились в бешеном, злобном соитии. Обессиленные, отпрянули друг от друга. Отдышались, он смотрел на нее с преданностью, она закрыла глаза, чтобы не видеть его, не изойти яростью.
- Уходи первым, - велела Малышка и еще какое-то время приходила в себя, бесхребетным комком распластавшись в креслице у туалетного столика. Она чувствовала тотальное, опустошающее поражение. Она не смогла бы сказать, кто с ней воевал и была ли война, ею владело лишь чувство, что она явилась в сияющих доспехах, а никто не пришел. Все - гады.

Юлечка вернулась, ее долгого отсутствия никто не заметил. Она села на свое место за столом. Вечер развивался по уже известному, устоявшемуся за многие годы сценарию. Уставшие за неделю мужчины хотели воздать себе по заслугам, их чуткие жены не замедлили преподнести им заработанную награду, и хвалебные тосты возглашались один за другим. И хотя слова каждого тостующего были известны всем заранее, встречали их с энтузиазмом, как в первый раз. Получив заслуженные лавры мужчины удовольствовались и в свою очередь перешли к признаниям в любви своим женщинам. Раньше Малышка очень любила эту раздачу корон, мысленно представляла, как ее будущий возлюбленный затмит всех собой и своими словами к ней. Сегодня она испытывала только раздражение к всеобщему самодовольству и благодушию. Они все были едины и счастливы, а она, хоть и улыбалась, и чокалась наравне со всеми, сидела как на чужом пиру, никто на нее не смотрел, не нуждался в ней.
- Вы понимаете, что все мы здесь счастливцы? – взял тост Гарик, уже бывший заметно навеселе. - Мы здоровы, обеспечены, добились всего своим трудом, своими мозгами! Нам только жить, да радоваться! Никто из нас не имеет права жаловаться на несчастливость, вы понимаете это? Любой средне статистический россиянин скажет, что мы здесь обладаем всем, о чем только можно мечтать! Мы – обладатели всех небесных даров! И у нас нет права быть несчастными! – Гарик обвел взглядом и бокалом все лица, на Малышке остановился и кивнул, мол, ее его слова касаются в первую очередь. - И я хочу выпить за то, чтобы мы и были счастливыми! Никто нам не поверит, что у нас есть причины для страданий! Никто! Вот и выпьем, чтобы они были правы!
Все с удовольствием загудели и выпили за свою исключительность. Платон ни на миг не усомнился в правильности слов дяди Гарика и больше всех чувствовал свою избранность и обязанность быть счастливым. Он многозначительно поглядывал на Юлечку, призывая ее разделить его убеждение. Она его не замечала, он не обижался – поделится с ней потом.
Затем бокал поднял Михаил:
- Хочу добавить пару слов к сказанному Гариком! Предлагаю выпить за мир в наших душах, чтобы мы жили в гармонии с самими собой! Чтобы мы были собой, ничего не боялись и нам не стыдно было бы за наши поступки! Чтобы мы умели отвечать за свои дела!
Снова все радостно загалдели. Теперь у всех к ощущению избранности прибавилось чувство удовлетворения собой, каждый казался себе чистым и честным. Платон так прямо воспарил, его чувства к Юлечке представились ему в свете божественного сияния, особенно в виду того, что он еще не до конца остыл после безумства в ванной комнате. Он готов был быть верным и честным с ней до конца своих дней! Он жаждал сделать ее счастливой, жить для нее, ею дышать. Юлечка же, нежно улыбаясь, тупо смотрела в тарелку. Платон махнул ей бокалом и лихо выпил то немногое, что ему наливали, за их честное, чистое чувство.
Многое еще говорилось из благородных истин, и Платон всякое слово воспринимал как благословение, потому что сказанное соответствовало его душевному состоянию и надеждам. Он испытывал такую благодарность тем самым небесам, которые одарили всех здесь присутствующих своими дарами, что ему хотелось крикнуть когда-то вычитанное ветхозаветное: «Осанна!» И в конце концов, захмелев, он крикнул: «Осанна!» Все засмеялись, подхватили и долго ликовали: осанна! Никто не заметил, что Юлечки за столом не было.