Темная материя - 16
Рыбаки разлеглись вокруг костра. Михаил лежал на спине, подложив под голову спальный мешок, и грыз сухую травинку. Патон растянулся пластом, глядя в небо. Гарик сидел на корточках у костра. Было еще двое мужчин, которых Платон раньше не знал и мысленно обозначал просто: новенькие. Разговор тек неспешный, все ждали ужина. С ужином сегодня припозднились и, чтобы унять голод, новенькие поджаривали кусочки хлеба над огнем, насадив их на веточки, и, обжигаясь, вкусно грызли. Время от времени все нетерпеливо посматривали на котелок.
- Еще минут десять, - обещал Гарик и среди мужчин пробегала волна нетерпения. – И пять на то, чтобы настоялся. – Всплеск невысказанного возмущения на лицах ожидающих означал, что им сойдет и без таких тонкостей.
Гарик отвечал за уху и время от времени подходил снять пену и закинуть очередной ингредиент. На большой разделочной доске лежали подготовленные овощи и специи. Гарик рвал и разминал пальцами укроп, петрушку, кинзу, пояснял, это специально, чтобы зелень отдала свое богатство. Пахло невообразимо вкусно. Рука то одного, то другого новенького тянула с доски листочек кинзы или перышко лука, украшала поджаренную корочку и с удовольствием отправляла в рот незатейливый бутерброд.
Поездка Платону к его собственному удивлению понравилась. Сначала потому, что он мог сколько угодно мечтать о Юлечке, потом потому, что проникся духом мужской компании. Дядю Гарика и дядю Мишу он всегда считал мировыми мужиками, двое новых знакомых оказались смешливыми говорунами и создавали атмосферу легкого пикника. Платон впервые в своей жизни оказался в мужском окружении. Он вдруг словно вырос и возмужал, в полной мере ощутив свою принадлежность миру не-женщин. С детства привычное восприятие себя оказалось не то чтобы ложным, скорее, однобоким, созданным мамиными беспокойствами о нем. Милыми, трогательными, бесконечно дорогими, но мамиными, женскими. Мужчины без женщин другие. Ему интересно было все, что делали и говорили мужчины, особенно, как они это делали и как говорили. В общении этих давно знающих друг друга друзей не было зла, агрессии, они искали мира друг в друге, это Платон остро чувствовал и волновался, потому что и в себе распознал потребность мира с мужчинами. Взрослые не донимали его, не поучали, общались на равных. А в посудомойки его назначили, не забыв упомянуть про возрастную субординацию и с улыбкой похлопать по плечу. Платон не возражал, субординация, так субординация. Как новичка его определили спать в палатке, а не в мешке, что тоже было неплохо, комары не донимали. Посуду он ходил мыть к ручью, добросовестно драил ее песком, любовался результатом, гордился собой и нашел, что жизнь без женщин обогащает и наполняет силой. Никакой он теперь не мамин сладкий заяц.
Робинзоны чувствовали себя вольно, дни проводили без суеты и много говорили. Шумел только Алтай, которого тоже включили в мужскую сборную и который с удовольствием купался и сходил с ума от вольготной новой жизни. Разговоры мужчин занимали Платона больше всего. Его увлекали их темы, оценки, выводы. Многое казалось странным, неожиданным, но всегда оставляло глубокое впечатление и взывало к переосмыслению.
Сегодня, на третий день пребывания, пока варилась уха и все лежали вокруг костра, разговор зашел о мужской силе. Платон любовался небом, мечтал о Юлечке и начало разговора пропустил. Слушать стал, когда сознание выхватило фразу дяди Гарика.
- Дочка с подружками все вздыхают, что нет настоящих мужчин, - рассказывал отец двух взрослых дочерей, двадцати одного и девятнадцати лет. – И так согласно кивают друг другу. – Все мужчины понимающе улыбнулись, хорошо представляя себе категоричность девиц. – А я спрашиваю, мол, настоящий мужчина, это какой? Они наперебой давай сыпать, мол, сильный, богатый, юморной, заботливый, добрый, верный… Спрашиваю, значит, у вас у всех настоящие парни? Вроде все они качки, юморные, цветы носят, подарки дарят? Молчат, ресницами хлопают, - дядя Гарик добродушно рассмеялся. – Я же слышу их разговоры с подружками, что-то их в их парнях настораживает, инстинктивно настораживает, оставляет недоверие к ним, а что, объяснить не могут. Эх, говорю, девчата, садитесь, расскажу вам, кто такие настоящие мужчины, а то вы поверхностно людей видите.
Платон повернулся на бок, лицом к компании, чтобы не пропустить ни слова.
- Настоящий мужчина, говорю, - это нравственный мужчина. Также и настоящая женщина – всегда нравственная женщина. Ох, уж они глаза округлили! Стали галдеть про образованность, современность, самовыражение! Не понимаю, почему сейчас у многих нравственность ассоциируется с отсталостью или с далеким прошлым, чуть ли не временем Христа? – дядя Гарик развел руками, остальные мужчины кивнули. – И в чем люди видят противоречие между самовыражением и нравственностью? Загадка! Но ближе к делу! Говорю девчонкам, что если в человеке угадывается особый внутренний закон, который заставляет его не только отличать хорошее от плохого, но и ставит его на сторону этого хорошего, то все, перед вами нравственный человек! Только такой человек является стоящим, сильным, цельным, надежным. Как это будет проявляться в жизни? Он никогда не оставит женщину самой в темноте добираться до дома; женившись, не будет лезть под чужие юбки; не махнет на детей, предпочитая веселых друзей; будет сражаться за родину; устроится на вторую или третью работу, чтобы обеспечить семью. Перечислять можно долго, но не нужно. Главное, почувствовать такого человека. Его слово всегда да-да, нет-нет, ему не приходит в голову клясться. Если у него что-то рушится, от него не услышишь, что кто-то виноват. Он знает, что за свое ответственен сам. – Дядя Гарик и дядя Миша кивнули друг другу. - Нравственный понимает свое место в этом мире, свои цели, свой путь, он уверен в себе, поэтому не затевает драк на гуляньях, не хамит старшим, любит родителей, детей, животных. Он не добирает уверенности за счет других людей, не пользуется ими. Он чувствует свое место в системе ценностей этого мира и следует внутреннему зову. Такому человеку не нужно коллекционировать победы, чтобы похвастаться, какой он самец или самка. Все мы самцы да самки, но только безнравственные не чувствуют в себе силу, поэтому заполняют пустоту большим числом любовников, победами, а пустота остается, победы не насыщают. – Дядя Гарик замолчал, потом спросил: - Я прав?
- Прав, - подтвердил дядя Миша, про которого, как и про дядю Гарика было известно, что он верный муж и семьянин. Остальные двое молчали, задумавшись; оба были в разводе, один даже дважды. – Если человек не склонен обвинять других, если у него первый спрос с себя, если всегда занимает сторону добра и справедливости, то можно не сомневаться, что с самосознанием и нравственностью у него все в порядке.
- А вот тут возникает вопрос! – воскликнул один из новеньких. – Правда ведь у каждого своя! Получается, каждый борец за свою правду, поэтому нравственен. Ловелас может быть так же честен в своей погоне за победами, как другой верный муж искренен в своей верности. Почему же ловелас безнравственен?
- Вооот! – многозначительно протянул дядя Гарик, грозя кому-то поднятым вверх указательным пальцем. – Вот вопрос вопросов слепцов! Казалось бы, чего естественнее следовать своей правде, правда? И почему кому-то она отвратительна? Потому что, это своя правда! А своей правдой можно оправдать все! Такая логика чудовищна, потому что получается, что всякий негодяй прав, ведь у него есть собственное обоснование и оправдание своих мерзостей. Но истинно, верно, подлинно, справедливо и нравственно только то, что универсально! Не своя правда, а просто правда. Вот эту универсальную правду и чувствуют нравственные люди. Нас ей учат с детства, начиная со стиха про что такое хорошо и что такое плохо. И если человек усваивает эту премудрость, то ему не станется ни лгать, ни предавать, ни юлить, ни ловчить, ни клеветать, ни завидовать, ни обольщать, ни бросать, ни убегать и все прочее. Просто потому, что он будет нуждаться оставаться по эту, универсальную сторону добра.
- Отлично сказано, Гарик! – одобрил Михаил.
- Вот я и сказал девчатам, мол, думайте теперь, велика ли ценность самого популярного красавчика на курсе, если его надо вечно отбивать у других? У него ведь тоже своя правда, что раз вешаются на его шею, почему бы не примерить все эти бусы? А будь он нравственным, берег бы свою чистоту, да и с чувствами девчонок не играл! Просто из уважения к своему телу, душе, к телу и душам девчат. Притихли мои девчата!
- Да может тот, кто, типа, бережет свое тело и душу просто не уверен в себе? – возмутился другой из новеньких.
- Может, конечно. Но сейчас мы говорим о внутренней потребности быть нравственным, а не о закомплексованном плейбое-в-душе. Уметь почувствовать в другом человеке эту потребность целое дело, но в общем и целом люди с этим справляются.
Платон тоже стал думать об этой пресловутой нравственности и никак не мог понять, сам он такой или нет. Решил, что такой, раз любит Юлю и готов хранить ей верность до конца своих дней. Для него все девушки просто перестали существовать. Даже в сетях он теперь пролистывал красоток, чего прежде с ним не случалось. У него есть девушка, остальных он оставлял для других парней. Даже очень красивых он замечал не более как с эстетической стороны, личного интереса они не вызывали. Юля! Она затмила солнце и заслонила небосклон. Для нее он заработает много денег и построит дом. Ее сладость покрывает все его ожидания от жизни. Как жаль, что из-за разницы в возрасте она должна стеречься их любви, этот вынужденный спектакль холодности очень ранит, но придется терпеть год. Год пролетит быстро. Он будет много учиться, а по выходным приезжать к ней, может, даже иногда они смогут видеться и на неделе. Платон зажмурился, представив себе блаженство таких встреч. Это будет так же чудесно, как в те несколько дней, что они провели у нее в квартире. Рай.
- Рай – это правда, - с удивлением услышал Платон слово из своих мыслей, но сказанное дядей Мишей. Юноша досадливо чертыхнулся, поняв, что из-за задумчивости снова пропустил то, о чем шел разговор между мужчинами. А ему всегда так нравилось слушать дядьку! – Если ты честен сам с собой, если называешь вещи только их именами, то узнаешь, что такое рай на земле. Если ты будешь говорить, что твоя жена злая стерва, - дядя Миша ткнул пальцем в одного из новеньких, - то ты не честен с собой и не понимаешь этот мир. Но если ты скажешь, что моя жена разочарована во мне, потому что я из-за своей безнравственности изменял ей, и поэтому она срывает свою боль и обиду на мне – а на ком еще? – вот тогда ты честен с собой и видишь законы бытия! Ты будешь видеть мир в полной мере, таким, каким он задуман. Будешь понимать, почему люди поступают так или иначе. Быть честным с собой – это брать ответственность на себя, понимаете? Наш мир – это рай для возможностей. Понимаете, я считаю, а я поживший и всякого повидавший человек, что люди рождаются не для того, чтобы быть счастливыми. Нет! – дядя Миша решительно махнул пальцем из стороны в сторону, отметая такую глупость, как уверенность в обязательном счастье. – Люди рождаются, чтобы стать совершеннее. В этом смысл жизни, за этим мы приходим. Да! Это я утверждаю! Мы приходим в этот мир, чтобы сделать чище и совершеннее ту душу, которую мы себе наработали в прошлой жизни. Да, я чувствую карму и верю в перерождение. И только честность с собой позволит нам видеть себя адекватно и мир адекватно. И не предъявлять ни к кому претензий! А счастье придет как неизбежный результат вашей честности и нравственности, про которую ты, Гарик, так хорошо сказал. Вот, собственно, мое мнение.
Платон с жадностью ловил каждое слово дяди и готов был расплакаться оттого, что не слышал начала разговора. Услышанное глубоко западало в него.
Слова дяди Миши произвели впечатление не только на Платона. В сумерках, под треск дров и стрекот сверчков они приобретали какую-то шаманскую, пророческую силу. Мужчины молчали. Ощущение правды, вот так просто и невзначай сформулированной истины все больше заполняло душу Платона.
- Рай всегда есть в нашей душе, - снова заговорил дядя Миша. – Только он чувствуется тогда, когда ты полностью сознаешь, кто ты такой. Каков ты. И не отрицаешь себя. Не отрицать себя, не прятать свою личность, соответствовать ей и открыто заявлять о ней – вот рай, вот когда мы чувствуем триумф своей личности. Это неразрывно с правдой.
- А если человек маньяк? – встрял Платон. – Его рай – убивать.
- Маньяки ведь невменяемые, какой с них спрос? Их только изолировать. Но и они извращенно подтверждают мои слова, ведь счастливы они в моменты соответствия своей кривизне. И потом, Платош, не забывай, что по моему мнению, основная обязанность человека – денно и нощно совершенствовать себя, искоренять свои недостатки, а не служить им. Если им служить, на земле воплотится ад. Осознать пороки, назвать своими именами и избавиться от них! Тогда довольство собой и будет твоим раем на земле.
Платон вздохнул. Дядя Миша улыбнулся:
- Да, мой мальчик, это невероятно трудно. Большинство даже не берутся за это.
- А как же дом, машина, деньги? Это же тоже счастье?
- Это материальное, важное, но не обязательное. Оно радует, но не наполняет душу. Многие бывают счастливы богатством, но до поры, до времени. Деньги дают доступ ко многим удовольствиям, я уж не говорю о пороках, но пустоту внутри человека они заполнить не в силах. А если у человека пустота в душе, то покупаемые за деньги радости, превратят эту пустоту в черную бездну. Умей отличать, умей понимать цену.
Платон кивнул и уставился на пламя. Он был полон почти священным ощущением, что в жизни есть вещи, которым не так-то легко подобрать названия, и только что это сделали дядя Миша и дядя Гарик, преподнеся им всем редкий подарок.
Свидетельство о публикации №224062800950