Эпилог

ЭПИЛОГ
Ну, что ж, остается сказать очень немногое. Суд, действительно, не состоялся – буквально через пару дней газеты сообщили о скоропостижной кончине его сиятельства графа Себастьяна Эмилио Сатарина-Дойл от внезапно развившегося сердечного приступа, последовавшего, как неотвратимый исход напряженной научной деятельности и неутихающей скорби, как по ушедшему отцу, так и по без вести пропавшему учителю профессору Крамолю, чье исчезновение, увы, так и осталось неразрешенной загадкой. « К сожалению, теперь оборваны все нити к воспроизведению блестящего открытия профессора - воскрешающего чудесного эликсира, о котором несколько лет назад упоминалось в прессе».
О воскрешении Шерлока Холмса информация в прессу тоже просочилась, но тщательным образом отредактированная. Мелким шрифтом в "Таймс" упоминалось о том, что считавшийся погибшим частный детектив-консультант Шерлок Холмс на самом деле был признан умершим ошибочно, но признал слухи о своей смерти полезными ему и не стал их опровергать, так как они позволили ему «избежать приставания докучливых клиентов». Он был замечен "нашим корреспондентом", которым "из доверительных источников" была получена информация о том, что в имевшей место в швейцарских горах катастрофе знаменитый сыщик не погиб, но был покалечен и вынужденно отошел от дел - в значительном отдалении от Лондона. Его местопребывание в прошлом знаменитый детектив, а ныне утомлённый и нездоровый обыватель предпочел сохранить в тайне, и мы, «уважая волю этого весьма заслуженного джентльмена, тоже не будем его разглашать ».
- Как видно, против вездесущих журналистов бессилен даже Шахматный Министр, - со смехом воскликнул Холмс, показывая мне заметку, отчеркнутую ногтем.- Так что я теперь «несчастный калека", безвредный и безопасный, да еще и пребывающий неизвестно, где. Ну что ж, не идеально, но приемлемо.
Однако, выражение моего лица, по-видимому, лишило его на время чувство юмора, и он нахмурился:
-Никакого трагизма, Уотсон. Ничем мне это не грозит - Майкрофт предупредил бы.
-Я задумался не о том, Холмс, - покачал головой я. – Полагаю, не смотря на «упадок сил и болезнь физическую и душевную» вы всё ещё способны себя защитить. Я просто подумал, как все могло бы сложиться, если бы счастливый случай не вмешался в вашу и мою судьбу. Если бы я не оказался в Хизэленде, если бы не нашёл вас в том овраге, где вы попали в капкан, если бы не вернулся потом в «логово»…
- А вы не могли не вернуться, - серьёзно сказал Холмс. – Такова ваша натура. Всё цеплялось одно за другое и развивалось по логике вещей после первоначального толчка, который нанёс – да – случай. Но заметьте, что снова этот случай носит имя Майкрофт Холмс, - опять не удержал ухмылки мой друг. - Я все время забываю об этом и не напоминаю вам, но, тем не менее, мой брат, не смотря на все его государственно-ориентированные мысли и игры, похоже, таки-любит меня... И, кстати, уважает вас, мой дорогой Уотсон, коль скоро сделал ставку на ваши лучшие качества, невзирая на слабости.
- Снова вы об этом, - буркнул я, покраснев. – Будете мне теперь до старости поминать…
- Да упаси Боже! – довольно искренне воскликнул мой друг. – Уж кому-кому вас попрекать… - и сделал жест, как будто втыкает иглу шприца в свой локтевой сгиб. Я тоже криво улыбнулся.
А через несколько дней, как и предполагалось, Шерлок Холмс покинул Лондон и перебрался в Сассекс. Рона отправилась с ним. Полагаю, ей хотелось просто поближе познакомиться и сойтись с отцом - как и все дети, воспитывающиеся без родителей, она высоко ценила родственные связи и надеялась, видимо, дополучить недополученное при близком общении. Холмс же, чувствуя, с одной стороны, вину перед ней за долгое забвение, а, с другой, находя в ней черты любимой и погибшей женщины, видимо, стремился к сближению не меньше. К тому же, Рона оказалась похожа на своего отца не только внешне, они легко понимали друг друга, у них нашлись общие интересы, даже образ мышления у них оказался похожим.
Мы до их отъезда так и не подняли больше тему наших с Роной взаимоотношений, чему я, помнится, в то время был чрезвычайно рад. Тоска и разочарование пришли позже, когда я понял, что на самом деле не могу обходиться без этих двух людей - моего друга и моей любимой. На расстоянии то, что казалось мимолётным увлечением, обрело выпуклость и глубину, и я уже не мог отказываться от понимания того, что, не смотря на разницу в возрасте, я полюбил Айрони Мак-Марель всем сердцем.
Переписка не заменяла общения, и я почти год изводил себя прежде, чем решился предпринять хоть какие-то действия. Но это уже совсем другая история.
Что касается Оруэлла, то его причастность к делу Сатарина признали незначительной, и, поскольку само это дело не получило официального хода, постольку обошлось и для Оруэлла. Его слепота делала невозможным дальнейшее использование химического наследия Крамоля и Сатарины, и через какое-то время на него махнули рукой и оставили в покое. Он остался смотрителем кладбища, а вскоре женился на какой-то девушке, сумевшей взять на себя заботы о нем.
Карл Ленц под патронажем Орбелли получил образование и сделался, как и его отец, врачом, но оставался озлобленным и с подорванным здоровьем, и, насколько я знаю, прожил недолго и не счастливо.
Вернер тоже врач, а выполнение мелких поручений Шахматного Министра не только не вредит его карьере, но даже поспособствовало некоторым полезным знакомствам. Он закончил курс в Эдинбурге и приобрел скромную практику, которую собственно, я ему и запродал несколько лет спустя, когда дела Холиса вынудили меня ограничить свою медицинскую деятельность госпиталем Мэрвиля, где я был восстановлен в должности штатного консультанта по протекции всё того же Шахматного Министра.
Мы продолжали поддерживать отношения с Мэртоном ещё очень долго, и после Холмса, пожалуй, именно его я могу назвать своим самым близким другом.
Да, графина Шероле по-прежнему собирает у себя блеск лондонского общества и является неиссякаемым источником информации для Кларка Теодора Вернера, бывающего там и ненавязчиво ухаживающего за её дочерью – однокашницей Роны Крис Шероле.
Да! Вот ещё что. Клуни вместе со своим Клуни-Ярдом канул в лету, в один из дней просто бесследно исчезнув – об этом Вернеру писал Идэм Мак-Марель -  и владеет конским заводом теперь какой-то цыганский барон с очень большой головой, нелюдимый и мрачный.
The end