Тёплые туфельки
— Бабуль, ну быстрее.
Старушка в коричневом пальто, с высокой шапкой на голове, маленькая, приземистая, живенькая, семенит по укатанной шинами дороге.
— Иду, внученька, иду.
Раздосадовано вздыхаю и терпеливо топчусь на месте. Урок через пятнадцать минут, а мы ещё даже не на полпути.
«И чего я вечно с бабушкой! — думаю, наблюдая, как она осторожно обходит скользкую кочку, — все уже сами до школы ходят, восьмой класс! Подумаешь железная дорога! Что я поезда не разгляжу? Ну и что, что поворот, все равно успею рельсы перескочить, там расстояние — ого-го! — улитка успеет переползти туда и обратно».
— Бабуль, урок уже скоро.
— Иду, иду, Алёнушка.
«Опять! Алёнушками маленьких девочек зовут, лет до пяти. Не солидно».
Мы медленно минуем ряд частных домов с заснеженными огородами, заворачиваем к дороге. Дома, как нахохлившиеся воробьи, сидят в сугробах, только трубы да окна торчат. Покосившиеся заборы, куча песка возле вечного долгостроя. На углу растёт старая слива. Ствол тонкий, наклонённый сильно к земле, но корни прочно держат заиндевевшее дерево. Ветви, словно хрустальные, покрыты тонкой плёнкой льда. Ночью прихватило город морозцем — все деревья, как из сказки «Морозко» — беленькие, приглядные, будто бы пушистые.
— Помнишь, как летом ты сок из-под коры пробовала? — вспоминает вдруг бабушка.
Голос у неё высокий, слегка подрагивающий, ласковый. Я вздыхаю.
— Опять ты это вспоминаешь, — ворчу, — мы каждый день здесь проходим, сколько можно об одном и том же…
Бабушка печально улыбается, и мне вдруг становится совестно за резкие слова. Чтобы как-то смягчить грубость, я обнимаю её: коротко, порывисто. Моих рук маловато, чтобы обхватить её плечи, но я искренне хочу дотянуться. В её глазах зажигается теплый огонёк, и я понимаю: не сердится.
Она никогда не сердится.
— Пойдём…
Мы переходим сначала обычную дорогу. Переход находится в неудачном месте: с обоих сторон резкий поворот, и движущихся автомобилей не видно. Они вылетают неожиданно, на большой скорости. Спустя несколько несчастных случаев в этом месте всё же сделают пешеходный переход, но мне по нему ходить уже не представится возможности: к этому моменту я уже буду жить в другом месте. После следует железная дорога, по которой мчатся поезда и электрички. Всего через четыре года на этих путях закончится жизнь моего одноклассника... Он тоже ходит в школу с бабушкой.
Мы благополучно минуем обе дороги. До школы остаётся всего ничего, и тут я вспоминаю:
— Бабуля! Сменка!
Школьная уборщица будет не рада, если я стану по всей школе виновато оставлять за собой мокрые, грязные, талые следы. Бабушка, однако, не беспокоится.
— Идём, Алёнушка, я взяла твою сменку.
В руках у бабушки поношенная сумка. Должно быть, сменка там.
Мы доходим до школы, и возле ограды я решительно говорю:
— Бабуль, ты дальше не ходи. Я войду в школу одна.
Но бабушка продолжает уверенно семенить к крыльцу.
Остаются считанные минуты до начала урока, опаздывать на русский язык — себе дороже! Людмила Фёдоровна три шкуры спустит, да ещё и у доски простоишь весь урок!
Плюхаюсь на низенькую, длинную скамью, стоящую у стены. Вокруг обычная школьная кутерьма. Все носятся, размахивают сумками, вокруг валяются чьи-то башмаки, мальчишки уже что-то не поделили с утра пораньше… Справа подружка бежит: увидела меня.
— Здрасьте, — говорит она, улыбаясь. — Алён, привет!
— Привет, — буркаю я в ответ. Бабушка всё стоит рядом, хотя я уже пришла в школу, и дальше только коридор и класс. Она что, и туда пойдёт со мной. — Бабуль, давай сменку уже…
И тут бабушка расстёгивает своё коричневое пальто, ослабевает тугой поясок, и до меня внезапно доходит, почему воротник так странно топорщился у неё на груди. Она достаёт мои туфельки у себя из подмышки.
Моё лицо заливается румянцем, на подружку я стараюсь не смотреть. Вон одноклассник уже пялится, только пальцем не показывает.
— Бабуль, — говорю сконфуженно, — все нормальные люди в портфеле сменку носят, а ты…
— Ничего, ничего, — приговаривает она, наклоняясь, — в портфеле туфли были бы холодные. На ножки нужно тёпленькие надевать.
Туфли помялись. Ещё бы, бабушка всю дорогу старательно их согревала. Надеваю туфли из подмышки, бросаю на бабушку сердитый взгляд.
— Пока.
И ухожу, не оглядываясь. Подружка тактично молчит.
Знаю, что бабушка тайком перекрестит меня, прошепчет что-то вслед... Хватит с меня мятых тёплых туфлей…
Сейчас мне тридцать пять. Моей бабушки нет уже три года.
И я собрала бы всю школу, чтобы все посмотрели, как она вытаскивает мои туфельки из-за пазухи.
Я отдала бы все сокровища мира за то, чтобы кто-то позаботился о моих туфельках.
Ведь на ножки нужно тёпленькие надевать.
Свидетельство о публикации №224062900053