Владимир Солоухин и советская эпоха

Галерея Русской Культуры

Владимир Солоухин и советская эпоха

Поминать Владимира Алексеевича Солоухина возможно лишь вместе с духом той советской эпохи на ее излете и духом ее идеологических движущих сил. Поэтому Наш с Вами разговор обо всем этом представляется объемным. Но начнем по порядку.

 Советский писатель Владимир Алексеевич Солоухин (1924-1997) прожил достойную жизнь. В этом году исполняется 27 лет, как его нет с нами. Его «Письма из Русского Музея», «Черные доски» и иные оставили в начале 70-х годов XX века неизгладимый след в русской культурологии. Значение его прозрений оценили лишь немногие русские люди, настолько массовое сознание народа было замутнено интернационалистской идеологией красной бесовщины. Да это и немудрено, по достоинству шедевры дораскольной Русской Культуры может оценить лишь человек, обладающий природным великоруским расовым мышлением.

Посмотрим на оценку Солоухиным иконописи в публицистике: -

 Черные доски
(Записки начинающего коллекционера)

«Во всякой иконе заключены два начала, поэтому и отношение к ней может быть двойственным. С одной стороны, она предмет религиозного обихода, необходимая участница религиозных ритуалов и вообще атрибут религии, с другой стороны, она предмет искусства, произведение живописи (икона, как «произведение живописи» примитивная материалистическая оценка интернационалиста В.М.) и как таковая она историческая, художественная, национальная ценность.

Перун был сброшен в Днепр князем Владимиром, окрестившим Русь. Предмет поклонения язычников с точки зрения первого христианина на Руси подлежал уничтожению. Но представим себе, если бы тот деревянно-золотой идол с Киевского языческого капища уцелел? Какая бы это была драгоценность! Какое бы это было этнографическое сокровище, какая бы это была жемчужина наших музейных фондов! Мы сейчас настолько отошли от язычества, от перунов, стрибогов, даждьбогов и ярил, что смешно было бы истреблять их из идейных и, так сказать, антирелигиозных соображений» и т. д.

Солоухин начал прозревать культурологию по великоруски, но масштаб его  простонародного мироощущения не позволил прозреть духовные глубины расовых Основ Великоруского Духа. В начале XX века мир дораскольной иконы заблистал под руками русских реставраторов. Культурологическое значение дораскольной русской иконы обрело значение мировых шедевров. Все дораскольные иконостасы домовых церквей, вместе с иными монастырскими дораскольными иконописными сокровищами после революции были разворованы и ушли на Запад либо в музейный плен Третьяковки, Русского музея, Эрмитажа. И здесь же Солоухин упоминает, что Павел Дмитриевич Корин в 60-е годы показывал ему свою, лучшую в России, а значит и во всем мире, частную коллекцию дораскольных и иных икон.

Солоухин видит иконостасы домовых старообрядческих церквей у Остроухова, Лихачева,  миллионера Рябушинского, Виктора Михайловича Васнецова и т. д., как собрания коллекционеров. Он не знает и не ощущает Духа Русской Истории. Он расово не ощущает главное, Стержень Великоруской Типологии. Как только расовая Основа Духа Великоруской расовой Культурологии и Русской Веры ее Русский Монастырь был уничтожен «иосифелянами», послераскольными нововерами, и на Руси было внедрено космополитическое Патриаршество, то наступило Смутное Время внутреннего и внешнего иудохазарского бунта, как первая Великоруская народная катастрофа, Революция и Гражданская Война. После Великого Раскола Русская Вера спасалась от жестоких преследований властных нововеров в тайных домовых церквях с иконостасами.

В Наше с Вами Смутное время горбачевской «перестройки» началась повальная торговля несунов всем подряд. Мне иногда приносили старые иконы и богослужебные книги и я их покупал. Но оставлять их у себя предметом коллекции не мог и отдавал в церкви. Солоухин расово не ощущал, что коллекционирование подобных артефактов для верующего великорусского расового духа явное кощунство и собирал коллекцию икон. 
 
Весьма показательно, что Солоухин завершил свою литературную деятельность пронзительной повестью «Последняя ступень (Исповедь вашего современника)» (1976, опубликована в 1995). Она была настолько неприемлема для всей когорты советских писателей, в том числе передавала гнилостный ренегатский красный дух той «русской партии» союза писателей, что обструкцию получила со всех сторон, и от «русских патриотов» и от либералов. Казалось бы, что ее русский радикализм должен был разорвать плен красной колониальной идеологии Русского Мiра и возбудить глубокую всестороннюю дискуссию в творческом общественном мнении той России, но этого не случилось.

Почему? 

Этот вопрос мельком отмечали все по разному, но аналитически внятно с великоруской расовой позиции на этот вопрос никто даже не попытался дать хоть какой то вразумительный ответ! По большому счету тень ренегатского служения красной человеконенавистнической  идеологии падала на всю «русскую партию». Но ведь сам Солоухин был ее неотъемлемая часть.

Сразу возникает коренной вопрос, почему в России могла сложится такая обстановка, когда даровитые русские и рускоязычные творческие личности легко сбивались в идеологические стаи «творческих союзов» и отвергая все расовые Традиции Бытия своего народа и Русского Мiра и начинали руководствовадся в жизни мифическими догмами «единственно верного учения», «марксизма-ленинизма»?

Это могло иметь место лишь в обстановке, когда идеологическая инорасовая тьма терроризма накрыла Государственность Русского Народа и созидательная Великоруская Эстетика Имперского Бытия была уничтожена вместе с ее немногочисленными носителями Духа расы. Мрак тоталитарного невежества накрыл Русский Мiръ. В этой обстановке все виды творчества накрыла дикарская  материалистическо-моралистическая этика инорасовой «марксистско-ленинской» идеологии. Тот же Солоухин не ощущал Дух Великоруской Эстетики и не видел исторической глубины всех Истоков  Великоруской Народной Катастрофы и это была его не вина, а беда.

Вместе с тем уж слишком наглядно он показывал человеконенавистнический характер всех деяний советской власти и ренегатская роль этическо-материалистического творчества деятелей «русской партии» выпукло выделялась на фоне его повести. Там явственно высветилась идеологическая подоплека кровавой мистики мстительного характера политической иудаистики в «русской революции» и ее колониально-рабовладельческая либеральная стратегия.

Признать идеологическое соработничество с этим советским русофобским монстром политической иудаистики в ее разных социальных модификациях не мог никто из официальных «русских патриотов» и «русской партии». Эти служки идеологии интернационализма псевдогосударственности СССР, где  русский народ жил под колониальным террористическим гнетом наемного рабовладельческого труда и прессом пропаганды «братства народов СССР», а в «республиках и «автономиях» процветали «национальные» подачки, финансовые преференции, колониально реквизируемые интернационалистской властью у русского народа, и их махровый политический национализм. Там в среде республиканцев десятилетиями перед ними проповедовалась многовековая вина «великоруского шовинизма» русского народа. Признание правды «Последней ступени» обозначало признание этой творческой интеллигенцией своего ренегатского предательства  русского народа. Ведь они, «творчески» воспевая антикультурологический интернационализм, всю жизнь кормились социальными подачками с кормушки разбойничье-паразитической красной руки советской власти. Публикацией повести «Последняя ступень», где раскрывалась наглядная грязная изнанка советского интернационалистического колониализма, Солоухин в глазах деятелей «русской партии» стал моральным изгоем, маргинальным разрушителем их пожизненных иллюзий предательской ренегатской красной мифологии.

Вот некоторые примеры той человеконенавистнической красной идеологии из повести «Последняя ступень»: -

«Власть в России была захвачена простейшей акцией ареста Временного правительства. А сделано это было с подачи самого Керенского. Он как глава Временного правительства вывел к 25 октября из Петрограда все войска. Проснувшись 26 октября (8 ноября, то есть), Россия была поставлена перед фактом: - власть в руках большевиков.

(это примитивный взгляд «царебожничества»; власть действительно «свалилась» в руки большевиков, но природа этой революционной ситуации намного сложней, этот революционный «винигрет» готовился века; именно эта примитивность взгляда Солоухина на революцию, она же переходит на колониальную советскую власть снижает в разы ее воздействие на русского читателя, хотя сама дьявольская Сущность советской власти и псевдогосударственности «ссср» передана Солоухиным верно, ярко и правдиво В.М.)

Притягательными оказались некоторые лозунги большевиков, лживые все до одного. И первый из них — конец войне. Штык в землю. Мир хижинам, война дворцам, земля народу. Война действительно надоела. А тут еще пустили слух, что в деревнях уже делят землю. Солдатики-мужички  бросились с фронта по домам, как бы не прозевать.

К моменту смерти Ленина советская власть сформировалась концептуально. Основные государственные органы подавления, руководства, власти находились в руках красного Интернационала. ЧК (в дальнейшем ОГПУ, НКВД, КГБ), армию и ЦК возглавляли и не только возглавляли, но и контролировали на всех  инстанциях интернационалисты. В этих трех основных государственных институтах в центре, то есть собственно в ЦК, ЧК и генеральном штабе, на уровне высшего руководства, средних руководителей, а равно и на местах, в губерниях, позднее в областях, равно и в военных округах, все руководящие нити находились в не русских руках.

От руководства до заведующего хозяйственной частью, от Мехлисов, Авербахов, Кольцовых, Стекловых до тех же Богорадов, все СМИ, все государственные институты: - профсоюзы, министерства, главки, тресты, органы торговли, медицина, педагогика и прочее, были в руках  представителей красного Коминтерна.

В красной колонии Русского Народа - «ссср», все это официально, идеологически, именовалось народовластием.


Гражданская Война в покоренной России с 1918 года вспыхнула очередной раз не только против Русского Народа, но и в первую очередь против расовых Традиций его Бытия, как и Культурологии в широком смысле. Вот «Декларация Малевича, идейного лидера революционного «Пролеткульта», по поводу старого и нового искусства: -

«Мы предсказали в своих выступлениях свержение всего академического хлама и плюнули на алтарь его святыни. Но чтобы осуществить факты наших революционных поступей, необходимо создание революционного коллектива по проведению новых реформ в стране. При такой организации является чистая кристаллизация идеи и полная очистка площадей от всякого мусора прошлого. Нужно поступить со старым — больше чем навсегда похоронить его на кладбище, необходимо счистить их сходство с лица своего».

Журнал «Искусство», № 1–2 (сдвоенный), 1919 год.

Я стал работать в «Литературной газете» членом редколлегии. Очень скоро я увидел, что идеологическая служба в нашей стране хорошо поощряется, но что за эти поощрительные блага нужно, в свою очередь, платить чистой валютой, то есть совестью.

Однажды меня остановил в коридоре другой член редколлегии и спросил:

— Ты что это обедаешь в общем буфете?

— Где же? Не в ресторан же ходить?

— Как где? Для членов редколлегии есть особый буфет, — и он показал мне на узкую дверь без всякой вывески. Много раз я ходил мимо этой двери, не подозревая, что за ней находится. За ней оказалась небольшая комната, два стола и милая женщина Антонина Митрофановна. Она накормила меня превосходным домашним обедом, да еще и налила перед обедом стопочку коньяку. Я поблагодарил и собрался уходить.

— Что это вы заказами не пользуетесь? Все берут, а вы нет. Скажите мне, что вам нужно, и я с базы все вам доставлю. Вырезка, язык, икра, осетрина, крабы, словом все, чего не бывает в магазинах.

На другой день меня ждала большая картонная коробка, на которой сверху карандашом было написано мое имя. На других коробках значились имена других членов редколлегии. Детишек летом надо было увозить куда-нибудь на вольный воздух. Я спросил у Косолапова (заместитель главного редактора), нельзя ли получить казенную дачу. Косолапов нажал кнопку, позвал хозяйственника, и у нас оказалась великолепная дача в Шереметьевке (аэродрома там тогда еще не было). Если мне нужно было куда-нибудь съездить или приехать откуда-нибудь в редакцию, я звонил в нашу диспетчерскую и получал в свое распоряжение машину. В Союзе писателей я тоже попал «в обойму», то есть в то число, в тот список привилегированных людей (пока еще не номенклатура, но все-таки), которых приглашают в ЦК на ответственные совещания с «активом», на банкеты, на встречи с правительством.

И получается. Встал на стезю верной службы — служи. Клюешь с руки — отрабатывай корм. Да и как откажешься написать хвалебное о первом секретаре ЦК, если сам член КПСС, и если это тебе уже предложено».

Публицистически все сошлись на том, что Солоухин просто некрасиво пытался свести какие то свои личные счеты с видным деятелем «русской партии», художником Ильей Глазуновым, коего он вывел в повести под видом фотохудожника Кирилла Буренина.

«Некоторая ревизия современной мне действительности в душе была. Но во-первых: - она шла не дальше Сталина и его времени (Ленин — кристалл, Ленин — чистота, Ленин — совесть, идея, знамя). Вокруг были плакаты, лозунги, колхозы, займы, сельсоветы, уполномоченные, милиция, семилетки, техникумы, портреты вождей, кинофильмы о том, как красные герои бьют подлецов белых и песни о том же, книги о том же, все и всюду о том же.

Россия была великим просвещенным государством, а вовсе не омутом темноты и невежества. Легко в конце концов сообразить, что невежественный, темный народ не мог бы породить ни великой архитектуры (Кижи, Суздаль, Киев, Ростов, Владимир, Москва, Петербург, десятки тысяч великолепных домов и храмов в бесчисленных городах и селах), ни замечательных песен, ни гениальной живописи (Рублев, Дионисий, Ушаков, Палех, Мстера, тысячи безымянных иконописцев), ни могучего языка, ни славных умов, ни грандиозных талантов в науке и во всех видах искусства.

(духовная великоруская иконография сохранялась в некоторых образцах иконописи дораскольной; начиная с Симона Ушакова, это была уже практически «коммерческая» нововерческая, интернационалистская живопись, а никак не великоруская иконография В.М.)

«Зачем нужно, чтобы один из нас стал выше всех и даже выше самого закона? Затем, что закон — дерево; в законе слышит человек что-то жестокое и небратское. С одним буквальным исполнением закона недалеко уйдешь; нарушить же или не исполнить его никто из нас не должен. Для этого-то и нужна высшая милость, умягчающая закон, которая может явиться людям только в одной полномощной власти. Государство без полномощного монарха — автомат. Много-много, если оно достигнет того, чего достигли Соединенные Штаты. А что такое Соединенный Штаты? Мертвечина. Человек у них выветрился до того, что выеденного яйца не стоит…», как метко выражался Пушкин!

Хор донских казаков и привнес в ектенью, могучую саму по себе, тот воинствующий элемент, который превратил проникновенную молитву в шквал, в ослепительный взрыв, в цунами.

Но послушайте… Эта сила… Как же она оказалась побежденной? Как она поддалась? Что случилось? Если бы я был частицей такой силы, я конечно, был бы готов за нее умереть. Что же произошло, что русские люди…

Пушкин мог откристаллизоваться только в высшем слое своего времени, среди Жуковских, но и Онегиных, среди Чаадаевых, но и Печориных, среди Чацких, но и Фамусовых, среди Достоевских, но и среди Карамазовых. У Лермонтова какая среда? Бабушка-крепостница, гусары-разгульники, на балах «приличьем стянутые маски», но откристаллизовался же в этой среде гений Лермонтова!

А вот Есенин: -

Мир таинственный, мир мой древний,
Ты, как ветер, затих и присел.
Вот сдавили за шею деревню
Каменные руки шоссе.
Так испуганно в снежную выбель
Заметалась звенящая жуть.
Здравствуй, ты, моя черная гибель,
Я навстречу к тебе выхожу!
Город, город! Ты в схватке жестокой
Окрестил нас как падаль и мразь.
Стынет поле в тоске волоокой,
Телеграфными столбами давясь.
Жилист мускул у дьявольской выи,
И легка ей чугунная гать.
Ну, да что же? Ведь нам не впервые
И расшатываться и пропадать.
Пусть для сердца тягуче колка
Эта песня звериных трав!..
…Так охотники травят волка,
Зажимая в тиски облав.
Зверь припал… и из пасмурных недр
Кто-то спустит сейчас курки…
Вдруг прыжок… и двуногого недруга
Раздирают ни части клыки.
О, привет тебе, зверь мой любимый!
Ты не даром даешься ножу.
Как и ты — я, отвсюду гонимый,
Средь железных врагов прохожу.
Как и ты — я всегда наготове,
И хоть слышу победный рожок,
Но отпробует вражеской крови
Мой последний смертельный прыжок.
И пускай я на рыхлую выбель
Упаду и зароюсь в снегу…
Все же песню отмщенья за гибель
Пропоют мне на том берегу.


«Нация — это единицы выдающихся личностей перед большим количеством нулей, благодаря которым нули и превращаются в многозначное число».

Народ един, и если кто-нибудь со стороны захочет ослабить какой-нибудь народ с тем, чтобы подчинить его себе и завоевать, то не было бы более верного способа, как подразделить народ на части, потом возбудить взаимную вражду этих частей друг к другу, а потом столкнуть эти части, чтобы они занялись взаимным истреблением друг друга. То есть если народ един и неприступен словно крепость, то надо найти отмычку, чтобы эту крепость взять изнутри. И вот главное — натравить людей друг на друга.

Все начинается с детей.

Пушкин: -

Улукоморья дуб зеленый
златая цепь на дубе тои днем
 и ночью кот ученый
все ходит по цепи кругом


пойдет направо песнь заводит
налево сказки говорит...

Блок: -

Мальчики и девочки
Свечечки и вербочки
Понесли домой.
Огонечки светятся,
Прохожие крестятся,
И пахнет весной.
Ветерок удаленький,
Дождик, дождик маленький,
Не задуй огня.
Воскресенье вербное,
Завтра встану первая
Для святого дня.

А вот советская классика Гайдара: - «Летят самолеты, строчат пулеметы». Или Маршак, классик советской детской литературы: -

Дети нашего двора.
Вы его хозяева.
На дворе идет игра
В конницу Чапаева.
Едет по двору отряд,
Тянет пулеметы.
Что за кони у ребят —
Собственной работы!
Что за шашки на боку!
Взмахом этой шашки
Лихо срубишь на скаку
Голову ромашке.

Или

Анна Ванна,
Наш отряд,
Хочет видеть Поросят.
Мы их не обидим,
Поглядим и выйдем…

В той царской России существовала программа всеобщего начального образования сроком исполнения до 1924 года.

(здесь у Солоухина не раскрыта Сущность великоруской расовой педагогики в ее неразрывной связи с педологией; природное предназначение человека в великоруской психосоциологии педологически определялось с раннего детства; для его выявления и становления были необходимы навыки грамотности и основ общественной великоруской психосоциологии, вот они то и давались в начальном образовании ЦПШ; со второй половины XIX века в программу церковно приходских школ ввели инорасовый русофобский курс Закона Божьего и моментально из этих школ и иудохристианских церквей пошел мощный отток учеников из ЦПШ и верующих из церквей; об этом церковная бюрократия помалкивает; откуда мог взяться тот же знаменитый Павка Корчагин, хулигански под улюлюканье толпы подсыпавший махры в пасхальное тесто попу?; это была естественная негативная реакция русских детей именно на школьный курс Закона Божьего: в этом плане дьявольщина всеобщего средного и ВУЗовского образования, как колониального разрушения самодеятельного расового сознания русского народа, очевидна и наглядна В.М.) 

Вот сцена с русским антисемитом Бубеновым. Разсказываю ему, что недавно пересмотрел фильм «Чапаев», где Анка пулеметчица косит цепи белых и плачу на этом месте. Да ведь это же она русских, русских строчит, офицеров, интеллигенцию берет на прицел, Гумилевых, Лермонтовых, Раевских, Одоевских, Чаадаевых, Куприных, Толстых, будущих Суворовых.

— Так ты что, за беляков, что ли? — тупо уставился на меня русский писатель-антисемит.

— Я за русский народ, за Россию.

— Как же ты за Россию, если за беляков? Подлец ты после этого…

…если и оставлено в России что-нибудь русское, ну, там Василий Блаженный, Суздаль, Киевская София, Новгородская София, Зимний дворец, Третьяковка, сам Кремль, то это все уже бабочки, приколотые булавкой на картон. Это все уже не живые организмы, а музейные экспонаты.

«Религио» — значит объединяю, соединяю. Один смысл — соединяется человек с Богом, другой смысл — люди соединяются между собой. Троицкий собор в лавре, как сердце в сердце, то в самом соборе есть уж воистину святая святых — мерцающая серебром, окруженная жарким пыланием лампад рака с мощами преподобного Сергия. Редкие народные капельки сливаются здесь в одном месте в этот тонкий, в один ряд, но непрерывный все-таки ручеек. Поклониться, приложиться, перекреститься и отойти».

Примеров из Солоухина можно приводить еще много, но и этих достаточно.

Страшна, невиданная в мировой истории Русская катастрофа XX века, пожалуй ни один народ не пережил ничего подобного. Либеральные человеконенавистники, оккупанты разрушили все, что духовно и материально многими веками наживали Наши с Вами русские предки. Все обычаи народа, великоруские расовые традиции, все пошло прахом. Коммунисты идеологически внушали «советскому народу» ценностную вторичнось работы на земле с животноводством, как великоруский расовый образ Бытия русского крестьянина. «Марксизм-ленинизм» механически приравнивал великоруское расовое крестьянское Бытие к обычному разхожему способу производства, как на фабрике. Мы с Вами еще веками будем восстанавливать все то, что эти человеконенавистники, дьяволопоклонники разрушили нашими руками в годы нововерческого и советско-демократического лихолетья. Построенный колхозный ГУЛАГ не принес счастья никому, так как был основан на крови, слезах невинных жертв русофобского антигосударственного произвола.

Даже красная мамлеевщина не смогла убить русский расовый дух. Член «пьяных четвергов» Мамлеева в Южинском переулке Андрей Смирнов (фон Раух) в своей чертовщине крамольных видений местами пророчествовал и вещее великоруское: -

«Щусев с его мавзолеем (ах, до того он был таким уж православным!); Иофан со сносом Храма Христа Спасителя и Дворцом Советов; Мухина с ее идолом на набережной Сены в Париже (сегодня на ВДНХ); нынешний Храм Лужка-спасителя — это все дыхание Сатаны»
«Я посещал район взорванного Храма Христа Спасителя как очередное место русской скорби. Пока существовали яма с останками Храма (Русского дораскольного Монастыря, настоятельница коего прокляла строительство Храма Христа Спасителя и пророчески определила срок его существования до взрыва В.М.) и даже построенный на ее месте хрущевский бассейн — была надежда. Но когда там воздвигли лужковский бетонный объект — надежда умерла»

«Вся захваченная и порабощенная большевиками Москва была превращена за годы советской власти в мерзкое вонючее трущобное обиталище, заселенное всякой сволочью, съехавшейся со всей бывшей Российской империи в оскверненный атеистами древний город. В современной Москве музеи с русским искусством напоминают эстетические морги»

«Щусев создал шедевр ар деко Мавзолей Ленина (престол Сатаны В.М.). Другой шедевр в стиле ар деко это эмблема СЕРП И МОЛОТ (мистически в советском гербе оживлена тысячелетняя масонская инструментальная символика, автор М. ВЕРХОЛАНЦЕВ, художник»; русский народ дал ей меткое определение: -

Сверху молот снизу серп
Это наш советский герб
Хочешь сей, а хочешь куй
Все одно получишь… рубль

позже эта дьявольская символика проявилась в гербе ГДР и т. д. В.М.)
 
Здесь я отдаю великорускую расовую дань творчеству Владимира Алексеевича Солоухина. Он смог дать могучий импульс осознания колониальной сути «ссср» до своих пределов мироощущения. Наша задача продолжить этот путь возвращения Великоруской Имперской нравственности в сегодняшней либеральной дьявольщине. Да будет так!