Зеркало Анхелики - 35

Следующие несколько дней Катерина тревожилась, что надумает Анхель? Во вторник после обеда под окнами застрекотал и заглох мотоцикл, она кинулась к окну: Анхель! Он снял шлем и сел на скамейку, пока Катерина недоумевала, подкатило такси с сестрами Розенберг, все поднялись и позвонили в дверь.
- Катенька, не переживай! Анхель, конечно, порывался вернуть зеркало, но мы сказали, что ты полюбила его, что оно вошло в твое сердце. Он очень тебе благодарен за записи!
Красавец Анхель жал Катерине руку и смотрел в душу светлыми глазами. Катерине было неудобно из-за зеркала, но правнук Анхелики, кажется, смирился.
- Он привез фотографии! Мы попросили его.
Анхель разложил на столе несколько черно-белых снимков. Прекрасную Анхелику все уже видели и склонились над мужчинами.
- Бернхард? – показала Катерина на элегантного мужчину плотного телосложения, видимо, физически очень сильного. Анхель кивнул.
- Оправдывает свое имя! – воскликнула Роза Моисеевна. – Бернхард означает сильный как медведь.
- Не красавец, но мне нравится. Мужественный мужчина, прямо мужчина-мужчина! – согласилась Лея Моисеевна.
- Ага, мужчинский мужчина, как сказали бы некоторые! – поддакнула Ольга Ивановна.
- Это, видимо, Бруно? - Анхель снова кивнул. – Совсем еще юноша, но хорош! Не в отца, нет, изящен.
- О, Леонард! Смотрите, какой! На них обоих похож! Точно, лоб и нос мамин, остальное папино! Видно, что характерный дяденька!
Анхель застрекотал на немецком.
- Говорит, дед, в смысле Лео, заведовал городской больницей и преподавал в университете. В браке прожил почти шестьдесят лет, имел сына, отца Анхеля, и дочь. Дочь проживает в доме в Швейцарии, а сын остался в Вене. Отец Анхеля всегда говорил, что дедушка Леонард с бабушкой Ниной были счастливы как лесные голуби.
- Хорошо сказал!
- Нина кем была? – спросила Катерина.
- Она медсестра, но работать стала к сорока годам, когда дети выросли. Пошла медсестрой в хирургию, десять лет на полную ставку и еще десять на полдня, потому что появились внуки, и она их растила.
- А Бернхард когда ушел?
- В 1946.
- Молодец, дождался покоя. Рядом с Анхеликой положили? – не нужно уточнила Роза Моисеевна.
- Да.
- Как Вам эта история? – спросила Катерина через Лею Моисеевну.
- Честно сказать, я до сих пор немножко в шоке. Это трудно уложить в голове, - признался Анхель.
- Да, - кивнула Катерина, - когда перестаешь слышать слова Бернхарда как-то пропадает оправдание их отношениям. Прошло несколько дней, эмоции улеглись и мне уже хочется ужаснуться. Только зеркало Анхелики возвращает мне трепетное отношение к ним.
- И у меня так же, - поддакнула Ольга Ивановна. – Все-таки хорошо, что такие истории нонсенс.
- Все мы частички нашего общества, не удивительно, что мы защищаем его ценности, - подтвердила Лея Моисеевна.
- Значит, Вы тоже… немного ужасаетесь? – заглянула ей в глаза Катерина.
- Немного, да.
- Со временем становится более понятно, в каком стрессе они жили. Они же тоже чувствовали свое противопоставление всему миру.
Дамы кивнули.
- Я сделаю снимок Анхелики и Бернхарда? – спросила Катерина.
Анхель не возражал и Катерина несколько раз сфотографировала на телефон прекрасную блондинку в вечернем платье и ее любимого мужчину. Она растроганно посматривала на Анхеля, он был носителем любви ушедших людей и это придавало ему особую привлекательность. В молодом человеке чувствовалась врожденная интеллигентность и что-то еще, отличавшее его от других.
- Порода! – резюмировала Лея Моисеевна, когда Анхель ушел. – Кровь не купишь, гены через поколения чувствуются.
- По-моему, они его оттуда любят и берегут, хороший же он? Есть в нем что-то, благословенность какая-то, как будто высшие силы берегут.
- Да, есть. Отличный парень. Думаю, на него эта история тоже повлияет, когда такое знаешь, дури убавляется, бережешь себя.
Все согласились.
- Ну и Катя с зеркалом осталась!
- Мой талисман теперь.
- Пусть и у тебя дури убавится! – спрямолинейничала Ольга Ивановна.
- Мне кажется, родители моего Андрея похожи на Анхелику с Бернхардом, и мы с ним можем быть такими же.
- Круг – любимая фигура судьбы, - улыбнулась Лея Моисеевна.

***

Ольга Ивановна пригласила сестер Розенберг погостить к себе в Петербург. Обе бывшие ленинградки даже прослезились от счастья. Пока готовились визы, они целыми днями ходили друг к другу, чтобы наилучшим образом составить программу пребывания и ничего не забыть посмотреть и посетить. Сколько горячей любви к родине было в их воспоминаниях и планах! Катерине тоже захотелось домой, ведь и шкаф установили, и окна привезли, и коробками с приобретенными ею вещами для обустройства был заставлен весь холл и гостиная. Все это там, а она почему-то здесь. И как ей хотелось увидеть в окно любимое питерское небо и дорогие сердцу, чисто питерские, дома напротив! Домой, ей хотелось домой. Тем более Ольга Ивановна оставляла ее на месяц и Катерине делалось страшно от предстоящего одиночества уже сейчас, а что с ней будет в течение этого месяца? Волком взвоет? Одна на чужбине.

Дни шли, Катерина кручинилась, тужила, тосковала, но не по Ольге Ивановне, по Андрею. Оставшись одна, она оказалась наедине со своими чувствами и мыслями, никакая деятельность, ничья суета рядом не отвлекали ее от себя, не увлекали в занятость и хлопоты, которые всегда составляют ощущение полноты жизни. Катерина поняла, что ей нужен только Андрей, и, наверное, давно бы она уже была с ним, если бы не Ольга Ивановна. Все любимые родные и близкие, живущие рядом, дарят чувство семьи, защищенности, отчего Катерина и капризничала, мусолила в себе всякие теории о реализации. Какая самореализация, когда ей волком выть хочется? И семью, и родную душу рядом. Каждого молодого человека надо гнать одного в большой мир, тогда он найдет себе пару и обретет семью, а с мамкой да теткой под боком кто нужен? С ними и так хорошо, можно носом повертеть да порассуждать о несовершенстве мира, женщин и мужчин.
Она каждый день звонила Андрею и от его мягкого «алло?» ей хотелось обидеться и спросить, почему он со своим нежным голосом там, а не здесь, рядом с ней. У нее тут душа разрывается, а он там массажи кому-то делает и еще так ласково аллокает! Но она крепилась и в сотый раз расписывала ему прелести венской жизни, упирая на его любовь к порядку и законопослушности, которым в Австрии он находил удовлетворение. Она хвалилась, что испекла ягодный пирог на песочном тесте, какие готовят австрийцы, и что он получился необыкновенно нежным и легким. Она называла его просто kuchen и успокаивалась только когда Андрей догадывался выразить желание попробовать. Она ждала, что он скажет: «Все, Катюш, не могу больше без тебя, хочу под твой теплый бок, к твоим пирогам!» - но он не говорил. Тогда она с требовательностью супруги возмущалась, что не слышит в его голосе жажды по ней.
- Ты ко мне совсем не хочешь!
- Я не хочу? А что я делаю, по-твоему? Горшок купил! Синий. По-моему, хочу.
Ее хочу и его хочу подразумевало прямо противоположное, но Катерина расцветала:
- Музыкальный?
- Ты же сказала, не надо. С крокодилом, нарисован сбоку.
- Правильно, не надо, - про крокодила было смешно и трогательно. – Я тут подумала, ты начинай, наверное, покупать детские книги про мосты, строительство, архитектуру. Есть такие, про Пизанскую башню, например, как она падает, про храмы, ну ты понимаешь.
- Катя!
- Да, надо же династию продолжить, мама твоя что сказала? Внук продолжит.
Андрей некоторое время взволнованно молчал, потом заявил:
- Я вчера проветривал у тебя.
Радость разливалась в груди Катерины: ждет, заботиться, живет ее интересами.
Получив от него доказательства любви и терпеливого ожидания она успокаивалась; как хорошо знать, что кто-то завязан на тебе, сразу одиночество перестает мучить. Как же его перетянуть в Вену? Ее беспокоило предчувствие, что Андрей ждет их соединения из последних сил, если она не приедет по окончании контракта, он оборвет связь с ней.
На третьей неделе одинокого проживания и тяжких раздумий об упрямстве Андрея ей снова приснился сон, который она видела дома, про бога и ангела-хранителя, про то, что ее ждут три души. Снова она какое-то время пребывала в сильнейшем смятении от необычности сна, но потом фатально-мистическое настроение отступало, натура брала свое и ее тянуло штурмовать судьбу. Надо срочно беременеть! Никуда Андрей не денется, примчится к ней, когда она его поставит перед фактом! Может, соврать? Сказать, что уже беременна? Пусть шевелиться. Так врать было противно и страшно, но мысль засела и Катерина не раз возвращалась к ней. В ее голове возникал весьма складный план и если она не обращала внимания на чувство омерзения, которое появлялось при обдумывании этого плана, то все казалось очень удачным и вполне безобидным. Но если она прислушивалась к себе, то ужасалась: зачем ей ложь и обман? В святом деле! И в зеркале Анхелики она себе не нравилась в такие моменты, лицо казалась хитрым, злым, глаза и рот становились узкими, змеиными. Гадость какая-то, а не лицо! Эх, лучше бы ей не предлагали нового сезона! Как не петь и не зарабатывать, когда предоставляется такая блестящая возможность?!