Особенности службы на корабле

       Писателю-маринисту   
   А.С.Новикову-Прибою.
 С глубоким уважением!
 
       На моём корабле так же как возможно и на других кораблях ВМФ СССР у матросов существовал негласный закон, который нигде в Уставе не был прописан.
И выглядело это так.
      При открывании двери или люка чтобы зайти на какой-либо пост сразу кричишь слово  «СВОЙ» и слово это  не только не менялось, а и много лет служило матросам верой и правдой. Конечно, паролем этим пользовались только матросы и старшины. Офицеры этим не баловались.
Как учили меня в начале службы, точно так и я учил молодых матросов кричать слово:
- Свой!
      
Как только какой-либо офицер заходит в помещение, которое на боевом корабле и есть боевой пост и, чтобы он невзначай не застал матроса занимающегося своими бытовыми делами, слово «Свой» помогает матросу определить входящего.

        Старослужащие матросы всегда находили себе свободное время, чтобы заняться бытовухой: постираться, зашить что-либо или еще что-то сделать. А вот молодым матросам времени – 24 часа в сутках - не всегда хватало. Всё-таки молодым приходилось больше учиться, молодых побольше гоняли, чтобы они чем-нибудь полезным занялись: приборку сделать, отмыть или покрасить.
       У молодых матросов поэтому мало было времени на бытовые нужды, да и выспаться им хотелось. Они, бывало, даже ночью вынуждены были уходить из кубрика постирать робу, чтобы уже утром на подъёме флага её чистую надеть и достойно выглядеть.

        В отличие от других служб на корабле у нас-трюмных было шикарное место для бытовухи – корабельный душ с раздевалкой. А это уже было моим заведованием.
        В корабельном душе мы и стирались, и постригались, и приборку тоже делали, даже иногда спать уходили из душного кубрика где спали 60 матросов.
        Расположиться в душе было где. Там были два больших отсека. Мы робы свои клали в душе прямо на палубу, вымощенную плиткой, и щётками с мылом отстирывали их до белизны. Мокрые робы несли в котельное или машинное отделение. Там их раскладывали на горячих паровых магистралях, в метр диаметром, на которых она быстро, за пару часов высыхала. И утром её чистую было весьма приятно надеть. Так, конечно, делали только матросы из ДЖ (дивизион живучести) и матросы БЧ-5.

        Матросы-товарищи из других боевых служб тоже иногда просились к нам постираться. Но не все. Ведь экипаж крейсера 1500 человек личного состава.

        Остальные матросы из других БЧ выкручивались кто как мог. В основном они и мылись, и стриглись, и брились, и стирались на своих боевых постах своего отделения. Развешивали они свою форму у себя в кубриках или в бытовой сушилке. Поэтому в их кубриках был всегда влажный климат.

        Конечно, бытовая сушилка на корабле была. Это был маленький отсек два на три метра, завешенный верёвками, и с горячими батареями, чтобы робы просыхали. Там всегда висело очень много роб. И хотя иллюминаторы были открыты, но тепла не хватало, роба в сушилке сохла почти сутки.

         И ещё!
         Почему матросы при входе в отсек кричали слово «Свой!»? А потому что на корабле матросам и старшинам надо было умудриться сделать и другие личные дела: рисовать альбомы или поделки делать. И если входящий не кричал «Свой!», это означало, что скорее надо прекратить свои дела, спрятать, и своим весёлым видом показать, что он тут на своём боевом посту и служба идёт у него ОТЛИЧНО !

        Этот закон работал на всех корабельных палубах крейсера. Конечно, при входе в офицерскую каюту или каюту старпома «Свой!» не кричали, а наоборот, вежливо стучали в дверь и заходили лишь, когда слышали: «Да! Входите!»

        Служба моя шла довольно неплохо. Через пару лет я превратился в ГОДа и уже вместо слова «Свой!» говорил «Ой!» - то есть сокращал слово.

        Как-то раз, на третьем году службы, пошёл на свою вахту в 2-е машинное отделение сменить вахтенного матроса, и вроде маленько задумался, а может мало-мало оборзел, подходя к огромному люку машинного отделения – он под ногами был. Начал я медленной, расхлябанной походкой как у боцмана спускаться в этот люк по широкому трапу: топ… топ… топ… И забыл словечко крикнуть, что я иду…
       Что было…
      
       Когда я спустился, вся команда дежурной вахты машинёров (6-8 человек) стояла в напряжении и смотрела вверх – кто там спускается? А после так на меня укоризненно посмотрели, и молча разошлись по машине, что мне стало довольно неудобно перед моряками.
      После этого я никогда так не шутил.

         А ещё случай был.
      Стоял я как-то вахты одну за одной, людей не хватало на всём корабле, в кубрик приходил только поесть и сразу спать. Своих матросов не видел дня три. Утром вся команда выстроилась на юте крейсера для поднятия флага и гюйса на баке.
    Я, как старшина отделения, обхожу своих матросов с желанием к чему-то прицепиться. А они все пятеро стоят вышколенные, аккуратно подстриженные, робы на них чистые... Прогары (ботинки из свиной кожи) отблескивают черным кремом.
 
      Но надо же чему-то уделить внимание, поэтому проверил  подстрижены ли ногти? Не к чему было придраться. Отлично все пять человек выглядят. Приказываю:
- Противогазы к осмотру!
Они тут же вытянули свои противогазы из подсумок. Я проверил и противогазы. Даже вывернул их наизнанку – у всех пятерых. Проверил дыхательные  клапаны - чистые ли они. Всё и тут в порядке. Даю команду:
- Отбой!
Отделение затолкнуло противогазы  в сумки. Стоим дальше.
 
      И тут подымаю глаза на своего любимого матроса Герасима и вижу:
- ХА! Герасим только год отслужил, а уже отпустил у себя под носом небольшие усики.
Говорю ему:
- Герасим, это что такое у тебя под носом?
Он слегка смутился и говорит:
- Да нет. Это так. Ничего.
- Вобще то исторически на кораблях русского флота военные моряки всегда гордились походить внешним видом на своего командира. – Говорю ему и провожу пальцем по своей верхней губе.

      Тут пошли команды:
- Равняйсь!
- Смирно!
Горнист затрубил. На флагштоке гордо взвился Военно-морской флаг. Вахтенный офицер прокричал команды:
- Вольно!
- Приступить к проворачиванию всех механизмов и корабельных систем!
- Разойдись!
Все разбежались по своим местам выполнять команды.

     День прошёл как положено.  Вечером команда крейсера снова построилась на юте, приготовилась к спуску Военно-морского флага.
  Я молча обошёл своих матросов и с удивлением обнаружил, что Герасим стоял  на построении уже без усов.