Зеркало Анхелики - 4

***

Две недели она ежедневно навещала его. Сначала они молчали, Рома все больше дремал и его полдник нетронутым встречал ее на тумбочке. Потом он окреп, ждал ее с улыбкой, и санитарка, забирая посуду, хвалила его за хороший аппетит. Катька рассказывала ему новости, все, что знала о классе, школе, своей семье и музыкалке.
- Что ты сейчас поешь?
- Не поверишь! – хитро засияла и заерзала Катерина. - «Рай» пою, в версии Гребенщикова и Елены Камбуровой. Слышал? Входит в сто лучших песен русского рока, а музыка лютневая в стиле шестнадцатого-семнадцатого веков! Обалдеть, да?
- Не знаю даже, так по названию не могу понять, споешь?
- А тут можно?
- Ты тихонько, не во всю мощь.
Петь Катерину никогда не надо было упрашивать. Она кивнула, распрямила спину, вдохнула-выдохнула, смешно погримасничала губами, собралась было запеть, но воровато глянула на соседей и вопросительно посмотрела на Рому.
- Ничего, - заверил он, - это же красиво, пусть послушают.
Катерина снова приосанилась, по-ученически объявила: «Рай», Анри Волохонский и Владимир Вавилов, версия Гребенщикова». Потом на мгновение замерла и, забыв про соседей, глядя Ромке прямо в глаза, словно поверяя ему необыкновенную тайну, негромко, душевно, как требует баллада, запела:
«Над небом голубым есть город золотой
С прозрачными воротами и яркою стеной,
А в городе том сад, все травы да цветы,
Гуляют там животные невиданной красы»
Низкие тягучие звуки поверяемого большого секрета вдруг сменились хрустально звонкими и чистыми трелями похвалы и восхищения и полились волшебным ручьем, увлекая Ромку в райский сад:
«Одно – как желтый огнегривый лев,
Другое – вол, исполненный очей,
С ними золотой орел небесный,
Чей так светел взор незабываемый…»
- Классно? – спросила чуть запыхавшаяся Катька, окончив песню.
- Невероятно красиво, - помедлив мгновение, подтвердил Ромка. По его лицу было видно, что он глубоко взволнован.
- Знаешь, как я уговаривала Елену Ивановну на эту песню? Она говорила, что несерьезно это, вокала как такого нету, а куда серьезней, если за душу берет, правда? В версии Камбуровой еще смиряется разучивать, а по мне, так Гребенщиков доходчивее.
- Я хочу в этот золотой город.
- Кто же не хочет? Все хотят, там же рай, забот нет.
- Там свет и доброта, зла нет, поэтому рай.
- Это тоже.
- А у тебя голос жительницы рая, - улыбнулся Ромка.
Катька густо покраснела.

Эту песню она пела ему потом еще много-много раз и в больнице, и во время прогулок в следующие два года, до самого окончания их детства. Катька предпочитала петь в заброшенном здании склада на краю городка, в который они как-то весной забрели и потом ходили еще целый год, там была дивная акустика, даже немного с эхом. Ромка говорил, что здесь ее голос звучит готически прекрасно, потусторонне и ему даже иногда не верится, что дивные звуки выходят из девочки, которая любит пельмени и выпивает по два стакана киселя. Катька возмущенно фыркала, мол, в чем тут противоречие? Он утверждал, что его сердце может лопнуть от тех чувств, которые вызывает ее голос, и что слова на него так действуют, что он хочет тут же умереть, чтобы скорее попасть в этот золотой город с прозрачными воротами и гулять в саду с животными невиданной красы.
- Мне золотой орел нравится, - заявил как-то Ромка.
- Да? Почему? А лев? А вол? – у Катьки редко возникал один вопрос, это был не ее тип мышления, у нее чисто по-женски образовывался миллион связанных ассоциаций, сопутствующих моментов и параллелей.
- Лев – победитель, он для тех, кто добился своего. Вол подходит тем, у кого земля под ногами прочная, поддержка рода есть, понимаешь? А золотой орел, чей так светел взор незабываемый, это для тех, кто надеется, кто верит в свою долю, лучшую долю. Я бы пел чуть-чуть по-другому: «С нами золотой орел небесный». С нами, то есть с теми, кто надеется и верит в свой путь, понимаешь?
- Понимаю, что ж не понять! Тогда я буду петь вот так: «Ромкин золотой орел небесный, чей так светел взор незабываемый» - Улыбка Ромки и чувство, которое мелькнуло в его глазах, поразили Катьку: он действительно горячо надеялся на что-то. В ней ничего подобного не было, она знала свое будущее: будет петь и была так уверена в этом, что не было нужды надеяться или мечтать, а больше ей ничего другого и не хотелось.
На складе он просил ее петь другие песни, а «Рай» предпочитал в степи. В хорошую маловетреную погоду они уходили далеко в степь, там он садился прямо на землю, поднимал лицо к небу, закрывал глаза и слушал про свой рай. Катерине было жаль, что безграничное пространство поглощает и уносит звуки, но Ромка возражал:
- Не уносит, а разносит. По всей степи и до небес! Ты всем сообщаешь, что есть рай, понимаешь? Ты как вестница. И я тебе верю.

***

Воспоминания Катерины прервала мама. Она неслышно вышла на открытую веранду, где в старом кресле-качалке сидела дочь, накрыла ее плечи шалью:
- Комары не загрызли тебя? Главное, как день, так ветер не унимается, а как вечер, так нет, чтобы прохлады нагнать и комарье разметать, так утихает – что это за климат?
Катерина улыбнулась: вечная пыль со степи и комары были неизменной досадой всех местных жителей.
- Отличный климат, мам, просто отличный! Воздух какой у нас – надышаться не могу! Сухой, горячий, ароматный! Я вот в Подмосковье в сосновом бору жила и в Беларуси у леса, люди все воздух хвалили, а я только сырость чувствовала. Сырость и прелые листья. Не то, нет, легким тяжелее дышать, как будто оседает в них сырость эта. Про города молчу!
- Воздух – да, - согласилась мама.
- И тишина какая, как будто и не городок вовсе.
- Спят уже все.
Было около одиннадцати, для городка это позднее время, тут все жили по нуждам живого хозяйства, а куры и коровы – по солнцу.
- А ты чего сидишь так долго?
- Вспоминаю Рому.
- Да-а-а-а, - непонятно протянула мама.
- Ах, мам, знаешь, что я хочу сказать? Хоронить родителя и хоронить ровесника – это такие разные чувства!
- Оно и понятно! Хоронить родителей естественно, а вот когда молодые уходят раньше срока, да оставив сиротами малых детей – это идет в протест.
- Именно, мам, именно это я и чувствую – протест. Я против того, что Ромка умер в тридцать лет! Я против! – голос Катерины сошел на шепот. Она закрыла глаза, несогласно закачала головой. – Я против. Он лучше меня, лучше многих, а ушел!
- Что же теперь? У бога на каждого из нас свои думки, когда кому приходить и когда уходить. Забрал – значит, отмыкал свое человек.
- Мне стыдно, мам, мне так стыдно! Я чувствую себя виноватой!
- Виноватой? В чем? Перед кем?
- Я сравниваю наши с ним жизни, и как будто бы я эти шестнадцать лет на пустое потратила.
- На пустое?! – задохнулась мама от возмущения. – Ты же пела! Ты же стала звездой! Какое у тебя расписание, какая железная дисциплина! Эти две недели отпуска выкроила за сколько лет? Ты что такое говоришь?
- Это да, мам, - приласкалась к ней Катерина, желая успокоить. – Но чем жила моя душа! Я собой жила, кто-то скажет, что беса тешила. – Она не стала уточнять, в чем был ее бес. - Вот Ромка предстал перед Богом и, я уверена, похвалили его там, что достойно боролся, что к лучшему шел, ведь всю жизнь он сопротивлялся своему горькому наследству. А я? – Катерина все же решилась признаться. - Я мужчину любила, и вообще, много плотски любила, мне стыдно было бы Господу или людям рассказать что-либо об этом, слишком личное и… приземленное, что ли? На уровне инстинктов. Пение? Голос Он мне подарил. Я благодарить должна. Какая моя заслуга? Разве что не ленилась никогда.
- Неожиданно, конечно, такое услышать от тебя, - чуть помедлив сказала мама. Чувствовалось, что она не ожидала от дочери подобных слов и вообще, это был их первый разговор на уровне взрослых людей, а не дочки и матери. – Ты свою жизнь лучше знаешь, да и умнее меня будешь. Ты подумай, разберись в своей душе, так не оставляй, это не шутки, в конце концов, ты права, вряд ли там нам захочется про собственные удовольствия рассказывать. Совесть, что ли, неспокойна?
- Сама не пойму пока. Терзает все внутри, покоя нет. Я благодарна за все, что у меня было, это сделало меня на голову выше, но все это такое, что не расскажешь и не похвалишься. Все очень личное, эгоистичное, на саму себя направленное. Мне кажется, нужно отдавать. В зачет идет только это. – Катерина утвердительно кивнула своим словам. Сморщила нос: - Смерть заставляет подводить итоги, взглянуть на себя по-другому. –  Она увидела удивление мамы, сменила тему: - Ромка был такой добрый, мам! Эта его доброта не дает покоя – за что ему тяжелая доля? Вот за что? Он лично вообще ни в чем виноват не был, ни в чем! Всех только пригревал и одаривал собой. Все детство чужие грехи переваривал! Мам, это был такой ужас!
- А почему ты нас не познакомила с любимым мужчиной? Мы с отцом все жениха ждали, - не поддалась на другое мама.
- С Андреем? Наверное, потому что не знала, жених ли он мне.
- Значит, Андрей. Обманул, что ли?
- Нет, мам. Он очень необыкновенный человек. Про него так просто и не расскажешь. Обогатил меня, раскрыл, развил.
- Долго вы встречались?
- Не сказать, что встречались в обычном смысле, но связь была. Все эти годы, мам.
- А почему расстались?
- Да мы и не расставались. В общепринятом смысле. До сих пор встречаемся. Наверное.
- Молодец! Хорошо устроился! – в маме проснулась теща.
- Нет, мам, это не его случай. Здесь другое. – Катерина споткнулась на полуслове, не зная, как определить Андрея незнакомому с ним человеку, тем более маме. – Он хочет, чтобы женщина принадлежала ему полностью.
- Эгоист! Сам, поди, ничего не стоит!
Катерина продолжительно фыркнула губами, как лошадь: Андрея так просто не презентуешь.
- Очень стоит. Это богатый человек, если говорить об этом. Лечит людей.
- Сколько лет ему?
- Хорошо за сорок.
- Женат был?
- В совсем молодом возрасте, недолго.
- Говорю же, эгоист! Был бы мужик хороший, разве не нашлось бы женщины, захомутавшей его? Ты что, наших баб не знаешь? Тем более, богатый!
- Он баб не любит. И не эгоист. Идеалист.
- Чего?!
- Идеалист. В любви идеалист. Иного не хочет.
- Заумные все какие-то! – ворчливо заметила мама.
- Наверное, - согласилась Катерина. - Быть проще лучше.
Они помолчали. Чувствовалось, что мама внутренне кипит и уже искренне настроена против Андрея. Катерина покосилась на нее, так и есть: мама вела ожесточенный внутренний монолог против личной жизни дочери, против ее мужчины. Надо было менять тему!
- Мам, а ты видела Ромку? Ну, все это время, что меня не было, встречала его?
- Нет, дочь, и не видела, и не слышала, да как-то и не интересовалась, - резко ответила она. - Мы с папой больше тобой жили, за твоими делами следили, интернет вот освоили. – Она вздохнула, смягчилась и еще раз подтвердила: - Никого из них не встречала.
Катерина встала с качалки, свернула шаль, взяла маму под руку, поднимая ее со стула:
- Пойдем, утро, как говорят, мудренее вечера.