Прокуроры тоже плачут

Из романа "Совесть человечества"

      Небольшая, но  широко разрекламированная статья  Максима Великанова, в  которой сообщалась о несчастной девочке, выброшенной из автомобиля Дмитрия Зарецкого, не осталась без  внимания  Павла  Алексеевича Кочкарева -  генерал- лейтенанта юстиции,  заместителя генерального прокурора страны. Да иначе  и  быть не могло -  ведь  Дмитрий  Зарецкий  был мужем  Верочки, его единственной, горячо любимой  дочери,  ради  благополучия   которой  он   и  жизни  своей  не пожалел бы.   
         Мрачные подозрения закрались в мысли   грозного  стража   законности.  Он вспомнил,  как  несколько дней назад  Дмитрий позвонил  ему  в  рабочий кабинет  и,  захлебываясь от  негодования,  просил  защиты  от произвола милиции:  «Вместо того,  чтобы ловить настоящих преступников, они  беспокоят грязными подозрениями порядочных людей». Загруженный работой, генерал  не стал  вникать  в суть дела, а  сразу же  набрал   прокурора  округа  и  попросил  его  разобраться  в  деле  зятя  и  при необходимости  оказать ему помощь.
       Конечно,  Дмитрию помогли: одного звонка из прокуратуры было достаточно, чтобы с  Дмитрия сняли  обвинения.  Но в  стране есть еще  и четвертая власть –  пресса,  и  от нее    так просто не отмахнешься. А  такие журналисты, как  Максим Великанов, обещаниями не разбрасывается, и если  он в своей статье  заявил, что разберется в этом деле, «невзирая на чины и звания», а намек этот Кочкарев  принял и на свой счет,  значит,  разберется. Несмотря на то,  что  Великанов фактически бросал ему вызов, Павел Алексеевич не испытывал  к  журналисту  той ненависти, которую испытывал к зятю. Как  бы там   ни было,  Великанов  выполняет свою работу.   А  вот  зятек  уже  давно испытывал  терпение  большого прокурорского начальника.
       Отложив  в  сторону газету, Павел  Алексеевич  набрал  по недавно появившейся в Москве сотовой связи   Дмитрия  и  потребовал объяснений.
      Дмитрий  ждал этого  звонка  и сразу же стал ловко изворачиваться.
       -  Я  ни  при чем, папа…   Ну зачем мне  уличная девка,  когда у меня жена красавица? Они устроили   обыск…  Даже не посчитались, что я ваш зять…  Хорошо, что  Вера  в «заграницах»  и  не видела  этого ужаса.  Они перевернули всю квартиру  вверх  дном, подбросили, гады, какую-то вшивую тюбетейку…
    -     Я в курсе, можешь не пересказывать. А что  машина?
    -     Машину угнали…
    -     Угнали,  говоришь?
    -     Да,  угнали…
    -     А  потом  сами же к подъезду и  подогнали, так что ли?
    -     Вы  мне не верите? Разве я посмел бы вас обмануть!
    -     Что  же за враги  у тебя такие? Мне не понятны их мотивы
    -     Я  уверен, что  эта  акция  спланирована врагами депутата  Горелина: запачкав грязью меня,  они рассчитывали скомпрометировать его, вот  и  наняли  для этой   цели стервятника Великанова,  большого мастера всякого рода газетных инсинуаций. Вам не кажется странным, что известный публицист занялся таким пустяковым делом.
     -     А взрывное устройство кто ему подложил?
     -     Я не удивлюсь, если выяснится, что его  подложил в свою машину сам Великанов.  А потом - мало ли он людям крови попортил.
    -    Другие версии есть? - спросил почти издевательским тоном прокурор
    -   Есть.  С  того дня, как я  объявил,  что собираюсь баллотироваться в Мосгордуму по нашему избирательному округу,  в моей жизни вообще стали происходить странные вещи.
-  Имей в виду, Дмитрий!  Если с головы Великанова упадет хоть один волос – у тебе будут большие неприятности.   
   И прокурор бросил трубку.

       Выяснив, что  у  Дмитрия  есть хоть какое-то  оправдание, Кочкарев немного успокоился  и решил, что сюрпризов на эту тему  больше не будет. Но через несколько дней,  после выхода в  свет статьи   Максима  Великанова,  к  Кочкареву  на прием  записался  сотрудник  9  отдела  ГИБДД  ГУВД   Москвы  капитан  Новиков.  Он заходил   боком  в кабинет важного прокурорского начальника, и  по  его бледному  лицу  было видно, как он  волнуется. Бдительный  гаишник  рассказал о том,  что  в  тот злосчастный  вечер, примерно за полчаса до  происшествия под мостом,  он остановил «Мерседес», производивший разворот в не положенном месте. Водителем  оказался  сам  Дмитрий Зарецкий, да еще и в  не трезвом состоянии.
    -  Вы не ошибаетесь? - спросил прокурор,  раздувая ноздри и барабаня пальцами по столу.
    - Как же ошибаюсь, товарищ генерал,  – он мне удостоверения помощника депутата показал.
           Расспросив  гаишника  о делах по службе, он  отпустил  его,  пообещав свое покровительство. Как только  дверь за ним закрылась,  генерал  ударил по столу  и  крепко выматерился:    «Еще  папой  называет, сука брехливая!»
   Он позвонил  Дмитрию из своей  персональной машины,  по дороге домой.  Дмитрий, ни о чем не подозревая,  стал  расспрашивать тестя о здоровье. А затем посетовал на  Веру, что не звонит ему .
    -  Так тебе и  надо! -  взорвался  прокурор.
    -  Что случилось, папа?
    -  А   не  хрена малолеток совращать! Извращенец проклятый!
    -  Я  же  клялся! Это  клевета…
    -  А   кто  перед гаишником  размахивал  удостоверением помощника депутата,  да  еще с пьяной рожей.  Идиот! Кретин!
    -   Я тебе   все  объясню, папа…
    -   Пошел ты…
    -   Я не виноват, папа…
   -    Если с головы девочки упадет хоть один волос…
    -      Разве я посмею…
         И чтоб к журналисту этому близко не подходил! И Хромому своему передай, а то я вас всех закрою. Ни на что не посмотрю!
    -     Я все объясню…
Но   прокурор бросил трубку.

     000

            Павел Алексеевич слишком хорошо знал своего зятя и поэтому не поверил  ни единому его слову. Он знал  о  его  связях  с  бандитской мафией,   знал о  том,    что   в  стенах  развлекательно-оздоровительного  центра  «Мальвина», принадлежавшего  Дмитрию, успешно функционирует подпольный  публичный  дом  для  обслуживания высокопоставленных  персон. Знал, что  Дмитрий является менеджером воровской малины.   Знал  еще  и  то, что, чертов бабник,  не  пропустит ни одной юбки  и  способен на любую пакость.  Знал,  но  ради  спокойствия    Верочки  закрывал  глаза на все его гнусные  проделки. И   даже  вынужден  был в некоторых случаях прикрывать подлеца.  Прокурорский  иерарх  не мог позволить негодяю бросить тень   на  семью. А  ведь стоит ему оставить Дмитрия без своего покровительства, и  бывшие конкуренты, которых Дмитрий  гнул и  наклонял с помощью бандитской мафии и продажных чиновников, разорвут его на части.
      Кочкарев   не уважал Дмитрия  как человека, презирал как мужчину -  слащавого, вкрадчивого, неискреннего. Все в нем  раздражало его -  голос, манеры, походка. Единственное, что  подкупало в  Дмитрии,  это то, что он относился к падчерице, Светланке,  как к родной дочери.  Даже хотел  удочерить, но Павел Алексеевич воспротивился  и  настоял, чтобы Светланка  переехала к  нему.
      «Эх, если б  Александр был жив!» – сокрушался прокурор, вспоминая первого мужа  Верочки, своего приемного сына,  которого  любил,  как  родного. Вот с  кем  Вера  была  счастлива, - вздыхал прокурор. А как Павел Алексеевич    радовался,  когда у них родилась  дочь,   Светочка.  Все   у   ребят   складывалось  замечательно.  Александр служил   в  МУРе, числился   на хорошем счету и  наверняка дослужился бы до генерала, если  бы не трагическое стечение обстоятельств. На одном из зданий по задержанию особо опасных  преступников  Александр пренебрег осторожностью и был  ранен  в голову.  Через три  дня, не приходя в сознание,   скончался в  больнице.
       Три  года   Вера  оставалась безутешной   вдовой. Какие только мужчины не подбирались к ней. И  с   намерениями завести семью, и   с  намеками на  романтические свидания,  но  она  отвергала  все  предложения, отказывалась от    ухаживаний, избегала знаков внимания. Казалось, она никогда не выйдет замуж. С головой ушла в   бизнес, открыла турагентство, салон красоты, поставила бутик на Тверской, кроме работы ничего не желал знать. Превратилась в  этакую железную бизнес-вумен. И  надо же -   выбрала  негодяя! Прокурору было вдвойне обидно, что  место  Александра в  жизни дочери  занял   человек,  который связан  преступными  узами с  теми,  из-за  кого  Александр  погиб.   
    За несколько дней  до свадьбы дочери прокурор   уже знал всю подноготную  Дмитрия.   Брак  мог  расстроиться, но Вера и слушать ничего не хотела, а  отец  не мог пойти  против воли  любимой дочери.  На его  компромат  о   темных  делишках  Дмитрия, она  ответила, что «после распада Союза,   вся  страна - одна  мафия. А  все  потому, что государство не  защищает своих граждан,  и  они вынуждены искать защиты  у бандитов.

       Долго прокурор терпел  выходки  Дмитрия, но всякому терпению приходит конец. Тем более  что  в  последнее  месяцы  семейная  жизнь  дочери  с   Дмитрием  совершенно разладилась  и  дело шло к разрыву. Если б  не  ясновидящая  Пелагея, бабка из сибирской глухомани,  уверявшая   Веру, что  никуда  она  от  Дмитрия  не денется,  а  он  от  нее, то,  вероятнее всего, супружеская пара давно бы распалась. Да и   что это за семья такая, возмущался Павел  Алексеевич,  где  каждый  предоставлен сам себе.  Вера могла  по  несколько  дней   не появляться  дома, ночуя  то   у   себя  на  квартире, то у  родителей.  Дмитрий  тоже  не отставал - мог  исчезнуть  на недельку-другую  неизвестно куда.
      В последнее время Дмитрию то  и  дело приходилось слышать от  общих друзей  и  знакомых,   что  Вера  всюду  таскает  за  собой   смазливого  бойфренда, бывшего стриптизера,   и  это   становится неприличным.  А  Вере доносили,  что  муж  появляется  в   публичных местах    с    девушками легкого  поведения, а недавно  спутался с  известной топ-моделью и актрисой  Ириной Гагариной. Девочки легкого поведения  не так возмутили бы  Веру, как красавица  Ирина Гагарина. Вера была в бешенстве.
      За последний месяц  супруги   ночевали  дома под одной крышей раза три-четыре, и  каждая такая встреча заканчивалась грандиозным скандалом.
     -  Как ты  можешь появляться с любовником там, где меня знают!? – возмущался Дмитрий. – Мне стыдно перед друзьями.
     - А  ты!!! - перекрикивала его  Вера Павловна.  -  Как ты  можешь  шляться  с проститутками!  -   И,   в  лучшем случае,  принималась бить  посуду. В  худшем -  бросалась на  мужа,  выставив перед  собой   растопыренные   пальцы   с  длиннющими  ухоженными ногтями, и  как он  ни  уворачивался,   ей  всегда удавалось расцарапать ему  грудь, шею. Лицо его она берегла, даже в состоянии аффекта.  Но если,  уклоняясь, от ее  хватких пальцев, он  случайно причинял  ей хотя бы малейшую боль,  начиналась истерика,  и,  чтобы не сойти с ума от  ее истошного  крика, он  сбегал из дома.      
    Нельзя сказать, что отец  до сих пор  спокойно взирал  на страдания дочери.  При всяком удобном случае он старался ей открыть глаза на безнравственную  преступную жизнь ее мужа,  убеждал в необходимости расторжения брака, затрагивая струнки ее болезненного самолюбия.
    « Жить с  человеком, который тебе изменяет на каждом шагу, с кем попало, значит, не уважать себя», -  твердил он  упорно, но  безрезультатно.  А тут,  перед отлетом  в  Египет,   перед самой регистрацией  в аэропорту, она  вдруг сама  сказала отцу, что больше не желает жить с  таким негодяем, как Дмитрий, и по возращении  из тура, намерена с  ним развестись.
   - Молодец, одобряю, дочка,  - вздохнул облегченно отец. - По нему давно плачут нары.
   Но, в  отличие от  отца,  она  все-таки  не считала мужа  преступником –   только бабником,  и  если  бы  Дмитрий   хранил супружескую верность,  других   претензий  у  нее  к нему не  было  бы,   да  и быть не могло.
             «О каких подлецах говорит папаша -   Дмитрий даже не убил никого».
                Жена   прокурора, Валентина Сергеевна,   федеральный судья Центрального  округа Москвы,  редко  баловала  мужа  вкусными  блюдами. Сегодня  она  постаралась и приготовила  ему точь-в-точь по рецепту поваренной  книги   долму  в  виноградных листьях, блюдо, которое  они  ели  в   кавказском  ресторане. Но  Павел  Алексеевич,  прямиком  направился  в свой домашний кабинет.
- Ты совсем не будешь ужинать? –  переспросила она тихо, почувствовав, что муж не в духе.
     -   Попозже, Валечка,  надо  поработать с  документами.
     После неприятного разговора   с   зятем,  ему  захотелось услышать голос  дочери,  и   он   позвонил   ей в гостиницу.
    - Как дела, дочка?
    - Все хорошо, папа, собираюсь  на  пляж,  -  вместе с родным  голосом  дочери,  из  трубки хлынули веселые голоса, шелест волн,  и  его словно обдало запахом моря.   А  он  так давно не отдыхал…
   - Я слышу шум моря, в чем дело?
  -   Это телевизор...
    -  Что  нового?
    -  Тут  за мной  ухлестывает   бизнесмен  из  Гамбурга.  Почтенный  дядечка, аристократ. Ты меня слышишь?
   -  Да, говори,  дочка,  слышу   хорошо…
   -  В общем, он  предлагает мне руку  и  сердце.
   -  А Интерпол  его  не разыскивает?   Таких баронов…
   -  Да  нет, что ты…
   -  Давай  данные - проверим…
   -  Да нет же, говорю тебе  -   я  сама  уже все  проверила:  настоящий барон.
   -  Тогда  пусть   немного подождет – сначала  надо развестись с  негодяем.
   -  Что он опять натворил?
   -  Ничего не натворил  -  просто он  мизинца  твоего не стоит, дочка. Смотри,  не перегрейся…
   -  С детских лет  у  нее  от жары шла кровь  носом,  и он переживал
   -  Я  тебя  целую.
   -  Я   тебя тоже  целую.

          Фотография  дочери, на  которой  ей  было  восемнадцать,  в  рамке  под   стеклом,    неизменно   стояла у него на рабочем столе  дома  и  в  его прокурорском  кабинете. Она  очаровывала  его,  согревала   душу,    помогала    жить  с ощущением света в  конце туннеле в этой  сложной  переменчивой жизни. И  вместе с  тем,  как  далекая,   недосягаемая  звезда,   навевала  светлую  грусть.  Вера   была   очень  похожа  на свою мать, а  на этой  фотографии  сходство было  поразительным. В   лице    Веры   так легко  и  осязаемо угадывались черты  Майи, ее матери, первой жены прокурора,  что  каждый   раз,  замечая это поразительное  сходство, он   замирал  от волнения  как перед неким таинством. Не только лицом,  но  и  всем   своим  обликом и манерами  Вера напоминала ему  первую жену,  У нее  были такие  же, как у матери  синие глаза, стройная фигура,   уверенная,  стремительная  походка   и   манера  говорить с людьми   с   гордо  вскинутой  головой. Так же,  как  и  Майя,  сталкиваясь с  малейшей несправедливостью, Вера  презрительно сверкала красивыми, слегка холодноватыми глазами в лицо опасности. Так же,  как и  у   Майи, глаза  Верочки   наполнялись светом любви, когда она  была счастлива. И   голос  у  Веры  такой  же звонкий   и   чарующий.                *
      Павел Алексеевич  вглядывался в фотографию дочери и сквозь нее все яснее проступили черты Майи. Кадры далекой молодости наплывали,  как пробудившиеся сны.  Когда и он был молод, полон  сил и надежд.  Память   крутила  кино воспоминаний.
       В  годы   хрущевской   оттепели,  казалось,  сами   люди  потеплели,  стали добрее, доверчивее. В воздухе  царила атмосфера доброжелательности.  Слово «товарищ» не вызывало  злой  иронии. Газеты постоянно сообщали о трудовых свершениях народа под руководством партии. А  полет Юрия Гагарина  наполнил сердца советских  граждан  гордостью за свою великую страну.  И если бы  кто-нибудь  сказал,  что СССР  ждет такая  близкая  по историческим  меркам  катастрофа,  его приняли бы за сумасшедшего.  Нет,  даже сумасшедшему такое  не могло прийти в голову -  что народы  братских республик, добровольно связавшие свою судьбу  с  Россией,  вместе  победившие  фашизм  превратятся  в неуживчивых  соседей!
     Это было романтическое время, когда  люди не боялись  знакомиться на улицах, на площадях, в скверах, в метро. Когда мы были самой читающей страной в мире, самой спортивной, самой  космической.  Остались позади годы сталинских  репрессий, послевоенной разрухи. Страх превратиться в лагерную пыль постепенно  улетучивался из сознания людей. Стало легче дышать, веселее жить. Творческие силы народа высвобождались из полувекового идеологического гнета.  Физики становились лириками, поэты собирали стадионы. У страны появился  шанс пойти  по  демократическому  пути развития.  Но, увы, чиновники не позволили…
      Это было время, когда Павел был молод, полон сил и надежд.               
      Павел  увидел  впервые  Майю на сцене студенческого театра,  она играла шекспировскую Офелию.  Порасспросив ребят, он  узнал, что  самодеятельная актриса  - уроженка Новочеркасска,  учится на филфаке, готовит к изданию сборник лирических  стихов.  Его  предупредили  -  чтобы  губы особо не раскатывал:  с ухажерами  девушка не церемонится,  отбривает   сходу.  Сам генерал  в молодости  был  красавцем,  да  и  сейчас производил на женщин  неизгладимое  впечатление. Высокий, стройный, подтянутый.  Глаза большие, выразительные, особо привлекательным  его  делали  волевой подбородок и  густая, теперь уже посеребренная благородной сединой  курчавая  шевелюра.
     Три  ночи  не спал молодой Павел - студент юрфака, -  сочиняя стихи для Майечки, исписал общую тетрадь. Признания  в любви  в стихах  получалось длинными,  скучными, местами  прозаичным,   и он  все  повычеркивал,  решил оставить  только одно четверостишие, на его взгляд интересное.   С этой тетрадкой он и  подошел  к  ней  впервые и  попросил  посмотреть  стихи.
      То ли  Майя  оценила его поэтический потуги, то ли сам Павел приглянулся ей, но на предложение сходить вместе в кино, она согласилась. Затем  она  сама водила  его по театрам и  музеям.  А   через  неделю  он  привел  ее   к своим родителям. Отец  Павла Алексеевича,  райкомовский  работник,  посоветовал сыну не спешить, приглядеться к невесте.   А   мать,  заврано,   узнав,  что   Павел  собрался  жениться  на  малознакомой студентке,   девушке  из   глубинки,  которая  мечтает стать  поэтессой,  открыто  запротестовала.  Она вообще с подозрением относилась   к  людям искусства. Только  Павел   не мог  понять,   как  Майя,    такая  красивая,  талантливая,  умная  может кому-то  не нравиться.   «Да,  она  не москвичка, - рассуждал  он, -  но  она  сама  приехала в  Москву и  поступила в лучший  университет страны. И  что   ей   московская  прописка – за ней ребята толпами ходят.  А   она   всем  предпочла его одного!»  Не дождавшись родительского благословения, они тайком  расписались, и  родителям ничего не оставалось, как смириться с этим  фактом.
    Поскольку мать  Павла  ни  за что не ужилась бы   под одной  крышей  с невесткой,  которую сразу  невзлюбила, молодожены  прожили несколько лет  в студенческой  общаге МГУ,  а   когда родилась Верочка,  отец  Павла  выхлопотал  им  квартиру.  С  рождением  Веры  и  свекровь  наконец  потеплела к невестке.  Помогла ей  устроиться на работу в  крупное издательство, делала подарки, стала называть дочкой. Будущее  казалось безоблачным.
       Первые годы совместной жизни они всюду появлялись вместе.  Майя  водила Павла  за собой на литературные вечера, выставки, театральные премьеры, концерты.      Майя  была  необычайно общительным,  жизнерадостным человеком.  Она  рвалась  к свету,  к  людям,  к  природе,  любила  принимать  в  своем   доме  гостей  из творческой  среды. Между тем среди них   бывали   представители   богемы и андеграунда , что для  Павла будущего работника прокуратуры было  совсем  нежелательным.  Вскоре Павла  назначили следователем  районной городской прокуратуры, времени свободного у  него  почти не оставалось.  Майя все чаще  появлялась  на людях одна. Иногда возвращалась домой под  утро. Нередко под вечер срывалась с друзьями в   кафе  на   мороженое с охлажденным шампанским.    А  Павел  стал  предпочитать шумным компаниям телевизор, центральные газеты, книги  по криминалистике и  юриспруденции. Избегал случайных знакомств в отличие от жены. На этой почве стали  возникать первые скандалы.
      Майя была очень самолюбивой, и  критику в свой адрес  принимала в штыки.  К тому же увлеклась алкоголем.
     Майя    ушла   от него  к  Сорокину,  когда  Верочке  исполнилось семь,  перед   школой. Словно  бесы    вселились в  нее. Никакие уговоры не помогли.  Друзья, родные, близкие   просили  Майю   одуматься.  Даже гордая,  властная  мать Павла, видя  страдания  сына, звонила  ей  и  просила  не разрушать семью.   Но все  бесполезно.  Как  будто околдовал  ее  этот  режиссер  Сорокин. И  знала  она его всего-то  несколько месяцев, пока они вместе писали сценарий  к его будущему фильму.  Он   внушил  ей,  что,  помимо литературных способностей,  у  нее  дар актрисы,  дал  ей   роль второго  плана в  своем фильме, потом неожиданно  сделал   предложение. Получив  согласие,  Сорокин  развелся  со своей   женой,  а  Майя - с Павлом.  Забрав   Верочку,  Майя   переехала  к  Сорокину. Родители  требовали от   Павла, чтобы  он  попробовал  отсудить дочь. Но   Павел   не решился на этот шаг.
    Квартира, в  которой  было светло от  любимых глаз,  звучали родные голоса,  наполнилась ужасом. Жизнь для него потеряла смысл.   Чтобы   не сойти с ума  и  не застрелиться,  он   написал   рапорт  с  просьбой  отправить его куда-нибудь  подальше  от столицы.  Семь лет он  проработал природоохранным   прокурором  в   Забайкалье, потом следователем в одном развивающемся промышленном  городов   Восточной Сибири.  Каждый  год, в  отпуск,  приезжал  проведать  родителей,  друзей,  повидаться  с  дочерью. Ему больно было слышать от  Верочки, что у нее теперь  два папы.
   Наверное, он и не вернулся бы в Москву,  если  бы  в один из таких приездов  мать  не познакомила  его  с  дочерью своей  подруги, Валентиной, судьей  районного  суда  столицы. Это  было  под   Новый год. Подходящее  время  для важных судьбоносных начинаний.  У  Валентины  так же, как и у него,  не сложилась с первой попытки семейная жизнь,  Она жила с сыном, Сашенькой. Железная леди советского правосудия, неподкупная и несгибаемая, тем не менее, она остро нуждалась  в мужском плече, к тому же   влюбилась в Павла с первого взгляда.
    Через месяц они  расписались. Отец  помог ему  перевестись  в  Москву.  С   Сашкой –  сыном  Валентины  Сергеевны –  проблем у Павла не было. Мальчик быстро к нему  привык и  стал называть его папой,   Павел  Алексеевич  относился к нему   как   к  родному.  А  вскоре  Саша  и   Вера  подружились,  и  это  было  как нельзя кстати. Тогда-то  мать  Павла  подала  ему  идею,  намекнув: «Вот растет жених для  Веры».  Впоследствии  так и случится, Вера  и  Александр  полюбили друг друга и  поженились. Но счастье их длилось недолго.  Александр трагически погиб.
       Прокурор никогда не  бывал у Сорокиных, ни разу не встречался за эти долгие годы с Майей. За  Верой первое время ездил  отец Павла, а потом она стала приходить сама.  О Майе Павел  слышал, что  артистка  из  нее  не получилась, правда, написала она несколько сценариев  в соавторстве с Сорокиным,  которые были  им же экранизированы, но серьезного успеха эти фильмы не имели. Еще слышал, что  Майя  много  пила, морально деградировала. Закатывалась и карьера режиссера Сорокина.
     Наступили андроповские времена.  Кочкарев  тогда  уже  работал  районным прокурором в Москве. Время было строгое,  ответственное, задерживался допоздна. Как  и  в годы хрущевской оттепели, мелькнула надежда на возрождение страны:  «А может оно и не за  горами - светлое  будущее? - думал прокурор.
     В один из  зимних вечеров,  когда,  закончив  дела в прокуратуре, Павел Алексеевич  собирался  домой,  к  нему  в   кабинет  вошел   Сорокин, Осунувшийся, заросший,  по  выражению его лица  было  видно, произошло  что-то трагическое. Сорокин  рассказал,  что  Майя  заболела страшной, быстротекущей болезнью, что дни  ее  сочтены  и  что  она  хочет  перед  смертью  проститься  с  ним.   Павел Алексеевич  словно окаменел,  сделался  холодным  и  неприступным, как статуя на Лубянской площади.   «Мне это ни к чему», –  ответил он  жестким отказом.  Режиссер долго упрашивал его,  взывая   к   человечности. Но прокурор  остался  неумолимым. Поняв, что  настаивать  больше  не имеет смысла,  Сорокин  сказал прокурору,
  « А ведь права была Майя, когда ушла от вас»
   
    На следующий  день   Вера  (ей было уже шестнадцать  - взрослая девушка) позвонила отцу на работу. Плача в трубку, упросила  его  сходить   к  матери.  Вера  не  только внешне была похожа  на мать,   но   и  характер  у  нее  был материнский. Он  понял, что если  не пойдет  к   Майе  в  больницу, то  дочь  ему  этого  постыдного  поступка никогда не простит.  И он пошел.
     Майе оставались считанные дни. Как бы  человек не готовил себя к встрече с обреченным больным, увиденное всегда поражает  воображение. Только глаза Майи лихорадочно блестели, напоминая о ее  былой  красоте. Она держалась из последних сил  на  обезболивающих  препаратах.  Она  не просила прощения, не плакала. Она  потребовала, чтобы  он забрал  Веру  к  себе.  А  потом вдруг сказала,  что любила только его  в  этой жизни  и  что все  произошедшее с  ними  -  злая шутка судьбы.   Игра поэтического воображения, тщеславие… Этих слов  было   достаточно  Павлу,  чтобы  все  забыть,  все  простить.
    Встав на колени у  ее  кровати,  он  целовал  ей  руки.  Уверял, что  она  обязательно  поправится, что спасет ее, устроит  в кремлевскую клинику…
    -   Мы  все равно встретимся, - говорила она в бреду,  - когда-нибудь, где-нибудь…  Эта жизнь не может быть  такой безнадежной…
    Через несколько дней  она  умерла.
 
     Стук в дверь вернул прокурора к действительности.
   - Ну что, Пашенька, может, поужинаем?- раздался   за спиной  голос Валентины Сергеевны  Она подошла к нему сзади, обняла за плечи, прижалась  щекой  к  его щеке.
  - Да- да,  конечно, -  ответил он растерянно.
     А у меня хорошая новость
 - Звонила Светлана из Сиэтла. Стажировка проходит успешно…