День открытых сердец

- Здравствуй, прости, что задержалась, застряла в пробке,  – сказала она, приближаясь. – Давно ждешь?
- Здравствуй, – ответил он, улыбнувшись радостно и одновременно смущенно, будто они не были знакомы полжизни, и будто не было всех этих долгих лет разлуки. – Ничего, мне было волнительно и приятно тебя ждать. Пойдем, пройдемся?
- С удовольствием. Знаешь, я уже давно не гуляла просто так, без дела. Все в спешке, в суете, в беготне. Даже не заметила, как снова пришла осень.
Они шли по аллее, усыпанной опавшей листвой. Теплый осенний день пестрил красно-желтыми красками, сквозь ветви деревьев разливалось лучами солнце, и им было хорошо и спокойно. Так, как не было уже давно.
- Можно я возьму тебя за руку? – спросил он.
- Я не знаю, можно или нельзя,  – ответила она, глядя под ноги. – Если помнить о том, что ты женат, а я замужем, то, наверное, я должна ответить, что нельзя,  – она посмотрела на него, и в глазах ее мелькнула легкая грусть. – Но если бы ты спросил, хочу ли я, чтобы ты взял меня за руку, я бы ответила, что хочу.  – Она улыбнулась, и ему стало легче.
Он взял ее за руку, осторожно, словно боясь причинить боль. Ощущение тепла и блаженства разлилось и заполнило его до краев.  От близости той, которая казалась когда-то потерянной навсегда, от того, что ощущение ее руки было живым, а не иллюзорным, от того, что сама эта встреча, так долго казавшаяся невозможной, все-таки состоялась, у него начала слегка  кружиться голова. Это было то самое ощущение, когда сердце готово выпрыгнуть из груди, когда сладкая истома, поднимающаяся откуда-то снизу, подступает к горлу и кажется, что от переполняющей нежности можно задохнуться. Это было то самое ощущение, которое он уже почти забыл и которое испытывал только с ней.
Он долго не решался предложить ей это – устроить день воспоминаний. Или – день открытых сердец. Это как день открытых дверей, но только не для всех. Он не знал, нужно ли ей это так же, как ему. И не знал, для чего ему самому это надо, но чувствовал, что если не увидит ее, не услышит ее голоса, не посмотрит в ее глаза еще один раз, пусть даже в последний, то не сможет больше ни жить, ни работать.  Он боялся, что она не ответит, и не придет. Он уже давно не звонил ей, потому что знал: она не возьмет трубку. Когда-то он сам попросил ее об этом: не отвечать на его звонки, и она пообещала, что не станет. Она умница, она держит слово. 
Когда-то они были близки настолько, что не могли протянуть друг без друга и нескольких часов. Звонили, писали мейлы и смс, неслись на встречи, несмотря на вечную нехватку времени и дальние расстояния, разделявших их волею обстоятельств. Когда-то они думали, что все может сложиться, и однажды они встретятся, чтобы больше никогда не расстаться. Но у Судьбы на этих двоих, видимо, были совсем другие планы. Однажды они разошлись, и жизнь у каждого пошла своей колеей. И вот, спустя многие годы, он вдруг понял, что ему просто необходимо ее увидеть. Чтобы сказать недосказанное, чтобы услышать не расслышанное, чтобы попросить прощения за все, что осталось не прощенным. И он написал ей об этом. Он не надеялся дождаться ответа. И еще меньше ожидал, что она согласится прийти. Но она ответила. И она пришла…
И вот они идут вместе, рука в руке, как много лет назад, и кажется, это – самое настоящее из всего, что было и есть, а все, что кроме – не более, чем глупый, запутанный, невнятный и необъяснимый сон.
- А помнишь, как ты взял меня за руку в первый раз? – спросила она.
- Конечно, помню,  – он улыбнулся, как смущенный мальчишка, и легонько сжал ее ладонь. – Мы должны были перейти улицу, и мне показалось, что ты боишься машин. Я взял тебя за руку, и потащил за собой, а ты вырвалась и сказала, что уже не маленькая, и не нуждаешься в поводыре.
- Так и было: я действительно боялась машин, да и сейчас боюсь.  А в тот момент я просто испугалась того, что моя рука вдруг оказалась в твоей. Мне казалось, что, пока мы будем переходить дорогу, я привыкну к тебе, и не захочу отпускать…
- Я сам не хотел тебя отпускать. Ни тогда, ни потом…
- Да, я знаю. Знаю…
Он замедлил шаг и посмотрел на нее, будто хотел  сказать что-то очень важное. Но слов и мыслей было так много, что он не знал, с чего начать. Он поднес  ее ладонь к своим губам и поцеловал. Они пошли дальше, разбрасывая ногами опавшие листья. Молча, держась за руки, они мерили шагами тишину осеннего парка и единственное, чего им хотелось, – чтобы этот день никогда не кончался. 
Молчание никогда не было для них тягостным. Им было легко друг с другом не только говорить, но и молчать. Это их не обременяло, наоборот, им казалось, что в их молчании таится больше откровений, чем в любых словах.
Их встречи никогда не были  похожими на встречи других влюбленных. Они не дурачились, не пытались произвести друг на друга впечатление, не старались казаться лучше и интереснее, чем были на самом деле. Они могли часами молча смотреть друг на друга и улыбаться. И целоваться до умопомрачения, и любить друг друга до исступления, и потом  снова долго смотреть  друг на друга и просто молчать. Это были счастливые моменты, когда весь мир вокруг переставал существовать, когда исчезали все звуки, и не было слышно ничего, кроме биения их сердец и прерывистого дыхания. Это было время, когда они принадлежали только друг другу, и всё остальное становилось не важным, не имеющим никакого значения.
- Смотри, какие красивые облака, - сказала она, подняв голову.
- И вправду, красивые, – ответил он. – Скажи, а почему ты сама мне никогда не звонишь и не пишешь?
- А зачем? О чем мы будем говорить? – ответила она вопросом на вопрос.
- Ты считаешь, нам больше не о чем говорить? Думаешь, мы уже всё друг другу сказали?
- Давай пойдем к озеру, смотри, как там чудесно, – вместо ответа предложила она.
Они   спустились по лестнице, прошли вдоль ограждения и сели на лавочку почти у самой воды. День стоял совершенно удивительный. Вокруг не было ни одной живой души. Будто кто-то таинственный взмахнул волшебной палочкой, и все люди просто исчезли. В целом парке, на всех аллеях, на берегу, у озера, да и на прилегающих к нему пляжах и лужайках не было никого. В это верилось с  большим трудом, но, похоже, сегодня им действительно никто не будет мешать, им не придется ни от кого прятаться  и  придумывать нелепые отговорки. И спешить тоже не придется. И можно будет, наконец, выяснить все, что когда-то не успевалось или не хотелось выяснять.
- А зачем ты флиртовал со всеми моими подругами и постоянно рассказывал мне о своей бывшей девушке? – спросила она, глядя на озерную гладь. – Зачем  делал то, что было мне не приятно?
Ее голос звучал спокойно и ровно. Приглушенный, бархатистый, – таким он услышал его впервые по телефону, когда случайно ошибся номером. Он влюбился в ее голос задолго до их настоящего знакомства, и еще тогда решил, что непременно разыщет ее, и будь, что будет. Между ними случалось всякое. Они спорили, бывало, даже ссорились,  но она никогда не повышала голоса. Эта ее манера общаться с ним творила чудеса. Когда она говорила с ним, он успокаивался, исчезали раздражение и гнев, и ему уже не хотелось с ней спорить, хотелось только слушать ее голос. И даже когда они были далеко друг от друга, и тоска становилась невыносимой, он звонил и просил: «Скажи мне что-нибудь, пожалуйста». Она была волшебной, не такой, как все, а он причинил ей столько боли.
- Я был последним дураком, идиотом,  – ответил он,  –  я всегда хотел заставить тебя злиться, хотел, чтобы ты ревновала.
- Зачем? Ты же знал, что я все равно не буду…
- Знал. Но мне казалось, что если между нами есть влечение, привязанность и страсть, то должна быть и ревность. Я, например, ревновал, хотя ты этого и не замечала.
Она посмотрела на него и грустно улыбнулась:
- Ошибаешься… Я замечала. Этого нельзя было не заметить. Это было даже немного смешно. Помнишь, как иногда ты звонил среди ночи и начинал  требовать отчета, с кем и как я провела день? Или знакомил меня со своими друзьями, а потом требовал признаться, кто из них очаровал меня больше? Или, что было совсем не смешно и даже неприятно, пытался свести меня со своим старым коллегой, говоря, что мы с ним подошли бы друг другу идеально…
Она повернулась к нему спиной. От неприятных воспоминаний по телу побежали мурашки и она поежилась. Он притянул ее к себе и приобнял, подумав, что она замерзла.
- Прости меня, пожалуйста… Это действительно было глупо. Просто я так боялся неожиданно тебя потерять, что казалось, мне будет легче, если ты влюбишься в кого-то прямо на моих глазах…
- Ты сумасшедший.
- Да, наверное… Ты сводила меня с ума. И мне всегда хотелось быть уверенным, что я тоже свожу тебя с ума…
- Так и было, разве ты не чувствовал этого?
- Чувствовал. Но этого мне было мало. Мне хотелось не только чувствовать, но и знать. И если бы ты устроила мне хотя бы одну сцену ревности, то я бы это знал…
- О господи… –  она повернулась и посмотрела ему в глаза, – значит,  та девушка, с которой ты пришел ко мне на день рождения, тоже была для ревности?!
- Ты все еще помнишь это? Прости... – он сжал руками свою голову и сделал глубокий вдох. Потом выдохнул, будто собираясь поднять неподъемный груз, – я думал, что увидев, как мы с ней целуемся, ты устроишь   скандал, начнешь кричать, может быть, даже набросишься на меня с кулаками, а ты просто ушла из дома, сказав, что мы можем делать все, что захотим, но только не при тебе. И тогда я решил, что тебе все равно. Что я тебе совершенно безразличен…
- Ты мне сделал тогда очень больно…
- Прости меня, прости, прости, пожалуйста! Хочешь, ударь меня сейчас за все глупости, что я сделал…
- Нет, что ты…  я не могу и не хочу этого делать,  – она погладила его по щеке,  и в ответ он поцеловал кончики ее пальцев.
- Расскажи мне про своего мужа, какой он? Намного лучше меня, да?
- Перестань…
- Послушай, а ты помнишь, как мы ездили за город, и попали под дождь? И как любили друг друга на огромном  мокром валуне?
- Помню, разве это забудешь...  Это был великолепный секс.
- Ну вот, в этом и разница… ты всегда говорила, что у нас секс. А я не занимался с тобой сексом, я любил тебя. Я был твоим больше, чем ты думала, и больше, чем тебе могло казаться.
- Ты никогда не говорил, что любишь меня…
- Ты тоже никогда не говорила… Ты всегда оставалась закрытой, даже когда была совсем раздетой. И я никогда не чувствовал, что ты полностью мне доверяешь. И никогда не мог понять наверняка: моя ты или не моя…
- И потому ты решил подстраховаться и возобновил отношения со своей бывшей?
- Не говори «подстраховаться»… Мне стыдно сейчас. Только потеряв тебя, я понял, каким  был малодушным и трусливым. Я не помню, из-за какого моего поступка мы с тобой начали отдаляться друг от друга. Кажется, тогда ты попросила тайм-аута, чтобы разобраться в себе. А я не хотел, чтобы ты оставляла меня даже на время. Я был эгоистом. Мне было тяжело, я страдал, – он достал сигареты, закурил.  – Я хотел, чтобы ты обязательно узнала, что мы с моей бывшей девушкой пытаемся наладить отношения, и чтобы тебе было так же больно, как мне. Я хотел, чтобы ты пришла ко мне и сказала, что не можешь без меня жить. Но ты не пришла. Ты приняла мой поступок, не пытаясь ничего изменить…
Он затянулся, выдохнул и снова затянулся. Сигаретный дым растворился в воздухе, оставив горьковатое амбре. Она сделала глубокий вдох и улыбнулась нахлынувшим воспоминаниям. Он не знал, что она полюбила запах его сигарет с их первой встречи. И его пальцы, пахшие дымом, и его губы – горькие от осевших на них смол, и его поцелуи – неудержимые и сводившие ее с ума. Он всегда спрашивал у нее разрешения, прежде чем закурить, и всегда извинялся, если ветер относил дым в ее сторону. А у нее до него никогда не было курящих мужчин. И после него тоже. И вкус его горьких поцелуев был таким особенным и таким непохожим на другие, что запомнился навсегда.
Он докурил, убрал сигареты и спросил:
 - Ты никогда не думала, что мне может быть плохо без тебя? Ты вообще когда-нибудь думала о том, что я чувствую и как живу без тебя?
- А ты? Ты  – думал о том, каково было мне без тебя?  Или каково мне было с тобой, когда ты испытывал меня на верность и проверял на прочность наши отношения, заставляя ревновать? Ты думал, я была железная и не  испытывала боли?
Она встала и пошла к воде, на ходу поправляя развязавшийся шарф.  Затем она расстегнула заколку, распустив волосы. Он смотрел на нее и понимал, что прошлого уже никогда не вернуть, и они уже никогда не будут близки, как когда-то. Но если будет хотя бы так, как сейчас, он и за это  будет благодарен судьбе и этой женщине, стоящей сейчас у самой кромки воды.
- А когда ты написал мне мейл, в котором говорил, что нам надо забыть  обо всем, что было и остаться друзьями, ты думал о моих чувствах? – она вернулась и снова села рядом с ним.  – А когда женился, ты думал о том, что я  чувствовала? А когда меньше чем через месяц после своей свадьбы ты приехал ко мне  и с порога набросился на меня с поцелуями,  – ты думал о моих чувствах?
Она задавала вопросы, ответы на которые уже давно не могли бы ничего изменить. В них уже не было ни претензий, ни обиды, ни желания показать, сколько боли ей пришлось пережить. Это были просто мысли вслух. Она говорила, потому что они так решили: посвятить этот день воспоминаниям.
- Ты играл со мной в кошки-мышки. Ты отталкивал меня, а потом притягивал. Ты требовал, чтобы между нами были сугубо дружеские отношения, а потом сам нарушал границы и делал со мной то, чего не делают с друзьями. Ты был то взбалмошным, то слишком серьезным, твои слова и поступки часто были лишены логики, и я никогда не понимала наверняка, когда ты лгал, а когда говорил правду. Ты боялся поверить в то, что из нашей игры может выйти что-то серьезное.
- Это не я играл с тобой,  дорогая моя. Я всегда относился к тебе и к тому, что было, очень серьезно. Ты сама выстраивала стены между нами, сама боялась что-то изменить. Вспомни, что ты ответила, когда я спросил у тебя, что с нами будет дальше?
- Я помню. Я спросила: «Что ты хочешь услышать?». Мне казалось, это так очевидно: если бы ты хотел, чтобы мы были вместе, ты бы так и сказал. Но ты ответил, что хочешь услышать, что между нами все кончено. Хотел – и услышал.
- Да, я тоже помню свои слова... Но я хотел совсем  не этого. Я хотел, чтобы ты  сказала, что я тебе нужен и важен, и что ты хочешь провести со мной всю оставшуюся жизнь.
- Мне казалось, первыми  это должны говорить мужчины…
- Глупо все вышло…
- Глупее не бывает.
- Я полный кретин. Так мне и надо…
- Знаешь, наверное, все получилось так, как должно было. И каждый из нас получил то, что заслужил. Если долго обманывать судьбу, однажды и она тебя обманет. Нам просто не хватило немного душевных сил, чтобы попытаться понять друг друга. Ты не кретин. Не говори так. И я – не дура. Мы просто боялись ошибиться друг в друге. Боялись ответственности, боялись последствий, боялись будущего…  Нас обоих пугали  мысли о том, что с нами будет дальше…
- Мы просто не сошлись во времени,  – он снова закурил и отвернулся, чтобы дым не попал ей в глаза. В возникшей паузе тишина стала звучать еще более пронзительно. Казалось, еще немного, и лопнут барабанные перепонки. Он докурил и прикурил еще одну. С шумом, словно выдыхая из себя боль, он выпустил струю дыма и сказал:
- Да, я сейчас это понял: мы просто не совпали во времени. Когда я говорил, что не хочу отношений без обязательств, ты была не готова кардинально менять свою жизнь. А когда ты сказала, что мы могли бы попробовать, я уже сделал предложение другой… Не мог же я ее бросить за две недели до свадьбы?..
- Конечно, не мог, ты же не мог предать того, кто тебе поверил, – она прижалась щекой к его плечу и почувствовала, как заныло сердце. 
- Но тебя-то я предал. И не могу себе этого простить.
- Не надо… Я не держу на тебя зла. Я помню только хорошее.
- А я помню, как не хотел оставить тебя в покое. Как писал тебе, чтобы ты вычеркнула меня из своей жизни, чтобы удалила мои номера, чтобы забыла мой электронный адрес. А потом, спустя некоторое время, начинал сходить с ума от собственного идиотизма, начинал сам тебе звонить и убеждать, что, мол, не надо обрывать контакты, что можно и даже нужно продолжать просто дружить и общаться,  – он усмехнулся, стукнул себя по лбу и с досады сжал зубы до скрипа. 
- Ты же понимаешь, что мы не смогли бы «просто дружить». Мы и не могли никогда – «просто». Помнишь, как у Довлатова: "И все-таки с дружбой было покончено. Нельзя говорить "привет, моя дорогая" женщине, которой шептал чёрт знает что. Не звучит".
Так и у нас – "не звучало" всё, о чем мы говорим по-дружески. У нас с тобой "звучало" только "чёрт знает что". И когда мы с тобой, когда ты уже был женат, говорили о работе или о чем бы то ни было другом, от тех разговоров веяло невыносимой фальшью. Это всё было ненастоящее. Это были какие-то нелепые и ничтожные попытки цепляться друг за друга в надежде хоть когда-нибудь  еще раз услышать хотя бы что-нибудь из того, что "звучит"… И если ты мог с этим справиться, то мне это казалось невыносимым. Поэтому однажды я дала себе слово, что отдам тебя своему прошлому. Это было нелегко, но прошло несколько лет, и я заставила себя забыть.
- А я – нет. Я не смог. Потому что не хотел забывать тебя. Я понимал, что причиняю тебе боль, но все равно продолжал звонить. Мне было больно, но когда я слышал твой голос, когда чувствовал, что ты изо всех сил стараешься сдержаться, чтобы не заплакать в трубку, мне становилось легче: я понимал, что тебе тоже больно.  И мне это нравилось. Я скотина, эгоистичный урод, прости меня, пожалуйста…  Простишь?
- Простила…
- А помнишь, ты подарила мне диск с песнями Митяева? – вдруг спросил он.
- Угу, – ответила она,  – и ты сказал, что не можешь слушать такую чушь, и что передарил этот диск своему коллеге, – она засмеялась,  впервые за этот день. От ее искреннего, теплого, такого родного  смеха у него потеплело на душе.
- Знаешь, когда мы с тобой расстались насовсем, и мой коллега включал в кабинете этот диск, я вспоминал о тебе, и мне казалось, что в эти моменты ты стоишь совсем рядом, где-то за моей спиной, только невидимая и неслышная. И однажды я понял, что не хочу забывать это ощущение. И я пошел и купил себе такой же диск. То есть, мне, конечно,  хотелось забрать обратно тот, что когда-то принадлежал тебе и хранил тепло твоих рук, но никто ведь этого не знал, и никто не понял бы, почему я  хочу вернуть себе то, что сам же и отдал. Знаешь, сейчас, когда я очень сильно хочу тебя почувствовать, я включаю Митяева, и ты становишься ближе…
Он наклонился к ней и вдохнул запах ее волос. – Как мне этого не хватало, я безумно скучал по твоему запаху, по твоим рукам, по твоим губам. Я тосковал по тебе, по нашему прошлому; я закрывал глаза, прикасаясь к своей жене, потому что мне хотелось думать, что прикасаюсь к тебе. Я мечтал, что однажды усну и проснусь рядом с тобой, и никогда больше не дам тебе исчезнуть из моей жизни. Прости меня, дурака, за все…
Она уткнулась лицом в его воротник, чтобы он не увидел ее слёз, но всё было и без того понятно. Он взял ее лицо в свои ладони и сказал:
- Я даже не стану спрашивать, можно ли мне тебя поцеловать. Я знаю, что нельзя. Но сейчас я хочу этого больше всего в жизни. А ты? Скажи мне: ты – хочешь?
Она не успела ничего ответить: в кармане ее пальто зазвонил телефон. И тут же, буквально в ту же секунду раздался еще один звонок – у него в кармане…
Телефоны звенели, не переставая. Звук нарастал, становился все более настойчивым, даже навязчивым. Эти две мелодии – разные – у него и у нее, звучащие одновременно, смешались и заполнили все пространство вокруг. Эта нелепая какофония  возвращала их к реальности, беспощадно вырывая из плена воспоминаний и сладостной тоски, безжалостно срывая флёр волнительной нежности, которая их почти заворожила. Он медленно убрал руки от ее лица. Она отстранилась и отвела взгляд. Они одновременно потянулись к своим телефонам, чтобы отключить сигналы…

…Теплое осеннее утро пестрило  красно-желтыми красками, сквозь ветви деревьев  мерцающим золотом разливалось солнце. Он и она отключили будильники на своих телефонах, откинули одеяла и потерли глаза, помогая себе проснуться. У каждого из них была своя семья, своя  жизнь, свои дела, интересы, и  свои маршруты, которые уже сто лет не пересекались.
Она села на кровати и задумчиво посмотрела в окно. «Какой странный и теплый сон… Интересно, как сейчас живет тот, кто когда-то был самым близким?», - подумала она, поднимаясь. По пути в ванную, она машинально нажала на кнопку «сидишника». Старенький митяевский диск всегда был на своем месте.
В это же время, за тридевять земель от нее, он, стряхивая с себя остатки сна, думал: «Надо же, сто лет не видел ее не только наяву, но и во сне… Милая… Чужая… Интересно, как она там?». 
Щелкнул дископриемик, и пространство наполнили звуки: «Когда с тобой на дальнем расстоянии нам снятся одинаковые сны…». Одна песня для двух людей, что были так далеко друг от друга и одновременно так близко.
И никто из них, конечно, никогда не узнает, что этой ночью они видели один сон на двоих.

(2006)

Фото: создано при помощи ИИ