Четыре пекинеса
Хорошая она. Ни к одному учителю после окончания школы не приходит столько бывших учеников, сколько к ней. Каждый раз на вечерах встречи с выпускниками ее кабинет был буквально завален цветами, конфетами, подарками. Один бывший троечник, ставший недавно депутатом, даже подарил ей маленькую машину. Такую же уютную и симпатичную, как она сама. К Ирине Станиславовне всегда можно было просто так запросто взять и прийти в гости, посидеть, поговорить, поделиться радостями или печалями. Она и выслушает, и посоветует, а если надо, то и пожурит по-матерински. Она все знает, всех понимает, всем помогает. И была такой всегда. Она никогда не ошибалась. Или почти никогда. Сейчас ей уже за пятьдесят, она живет со старенькой мамой, красит волосы в пепельно-русый, чтобы скрыть седину, и каждый вечер ходит гулять со своими четырьмя пекинесами. А могла бы гулять и с внуками. Если бы только у нее были дети…
Жизнь Ирины – это пример того, что родные не всегда бывают правы. К сожалению, некоторым и жизни не хватает, чтобы это понять.
Отношения между отцом и матерью всегда были какими-то слишком сдержанными. Холодными их назвать нельзя было, но и особо теплыми – тоже. Может быть, когда-то между ними и была настоящая любовь и даже пламенная страсть, ведь у них все-таки появилась дочь. Хотя, Ирине всегда было сложно ответить даже самой себе, родилась ли она от любви, или от того, что «так было надо». Ей всегда казалось, что мама и папа – совсем случайные друг для друга люди. Нет, они никогда не ругались, но и особого трепета в их отношениях девочка не замечала. Хотя, с виду все было, как у всех: утром – совместные завтраки, по выходным – поездки в зоопарк или цирк, летом – отдых на морском побережье. Но чего-то все равно не хватало. Может, шумных домашних праздников с хохотом, плясками и кучей соседских ребятишек, пришедших в гости? Может, тихих семейных вечеров, когда сидишь на диване, закутавшись в плед, между мамой и папой, а они перебирают фотографии из своей молодости и рассказывают удивительные, полные приключений истории? Может, совместных поездок на весь отпуск в деревню к бабушке и дедушке, как бывало у всех одноклассников? Не хватало, определенно чего-то не хватало в их очень правильной, сдержанной и размеренной семейной жизни.
Любила ли мама папу? Любил ли он ее? Маленькой девочке Ире когда-то казалось, что да. Просто ее родители были очень скромными людьми, воспитанными в строгих правилах, никогда не демонстрировавшими своих чувств не только на людях, но даже и дома, при ней. Папа всегда был строг и сдержан, мама – та вообще была противницей сюсюканья и телячьих нежностей. Родители никогда не целовали друг друга, ни утром, уходя на работу, ни вечером, встречаясь после долгого дня, проведенного врозь. У них в доме не было заведено проявлять чувства. Скорее, даже наоборот: у них в доме было заведено чувствами не пользоваться. Ира едва ли может вспомнить, сколько раз за все ее детство папа сказал, что любит ее, а мама – обняла и поцеловала. Но девочка не знала других примеров, поэтому считала, что так живут все. Иногда ей все же не хватало обычного человеческого тепла, ей хотелось чувствовать себя ребенком, которого есть, кому защитить и приласкать, хотелось зарыться лицом в мамины колени или спрятаться в папиных объятьях. Она даже несколько раз делала попытки сблизиться, но этого порыва родители не только не оценили, но и посчитали опасным. Нет, они не отругали ее за чрезмерную любвеобильность, но настоятельно посоветовали Ире быть сдержаннее и научиться контролировать свои эмоции. И она, как послушная девочка, старалась их больше не огорчать.
Со временем Ирина научилась подавлять свои чувства, да так, что к тому времени, когда бывшие одноклассницы и однокурсницы гуляли по микрорайону с колясочками и нянчили румяных карапузов, Ира уже закончила аспирантуру, состоялась как молодой педагог, получила докторскую степень и сутками напролет корпела над очередным научным исследованием в области филологии. Мама и папа к тому времени уже давно жили по разным комнатам, и их большая трехкомнатная квартира напоминала читальный зал центральной библиотеки, в котором никогда не бывает посторонних шумов, а разговоры ведутся исключительно полушепотом и только при большой необходимости. Телевизор в доме, конечно же, был. Но им практически не пользовались: интеллигентному человеку вполне достаточно иметь хорошую библиотеку, чтобы чувствовать себя гармоничной и всесторонне развитой личностью, как говорил папа.
Однажды, когда Ире было уже за тридцать, она совершила почти преступный поступок: без спросу и без предупреждения привела к ужину субтильного аспиранта и сказала, что собирается за него замуж. Отец, отодвинув тарелку с дымящейся овсянкой, молча ушел в свою комнату и больше не выходил. Мать, едва не уронив сахарницу, которую держала в руке, сказала: «Вот такого я от тебя не ожидала!». И тоже ушла к себе. Незадачливый жених тоже поспешил ретироваться. А Ира вдруг испытала такую сильную ненависть к родителям, к себе, к такой ничтожной жизни, которой они все живут в этом доме, что в ярости стала бить посуду и все, что попадало под руки. На шум из своей комнаты вышла мать, молча поставила на стол пузырек валерианы и начала собирать с пола осколки.
- Мама, ну почему вы такие черствые, а? – глотая слезы и капли, разведенные в остывшем чае, спросила Ирина.
- Что значит, черствые? – изумленно спросила мать. – Ты хочешь испортить себе жизнь, связавшись с человеком, не имеющим ни своего жилья, ни приличного заработка, ни постоянной работы, который, к тому же гораздо младше тебя! Ты хочешь, чтобы мы с отцом позволили тебе скатиться в эту пропасть позора и отчаяния? Нет, дорогая, этого не будет. Ты не выйдешь замуж за этого никчемного человека!
- Мама, он младше всего ничего. И он не никчемный. Вы его совсем не знаете. Вы даже не посчитали нужным спросить, люблю ли я его?
- «Люблю»? – что ты понимаешь в любви, деточка? – женщина опустилась на край дивана и с недоумением посмотрела на свою дочь. – В семье главное не любовь, а надежность. Перспектива. Стабильность. Уверенность в завтрашнем дне. Тоже мне, выдумала – «любовь»! Да если бы я искала любви, меня бы в этом доме давно уже не было! И этот старый олух уж точно не был бы твоим отцом!
- Мама, что ты такое говоришь? – Ирина не могла подобрать нужных слов, чтобы яснее выразить мысли, которые нахлынули одновременно и, казалось, вот-вот ее оглушат. – Мама, какая ты жестокая, как ты могла?..
- Как я могла – что? Ну, продолжай, не стесняйся, дочь! Как я могла наплевать на свою жизнь и отдать свои лучшие годы человеку, которого интересовала только его чертова наука и больше ничего?! Как я могла пожертвовать своей молодостью, своими интересами и перспективами, и не сделать аборт, чтобы ты могла появиться на свет?! Как я могла целых тридцать лет прожить с этим бесчувственным чурбаном, благодаря которому из молодой и красивой женщины превратилась во фригидную старуху?! Как я могла – что?! Говори же! Говори!!! – мать сорвалась на крик и уже не могла остановиться.
Из своей комнаты на шум вышел отец, и, стоя незамеченным в проеме, слышал все, что говорила его жена. О, это была жестокая правда, отрицать или скрывать которую дальше не имело смысла. Они, дожившие до седин мужчина и женщина, никогда не были друг для друга близкими людьми. Казалось, это была случайность – что они встретились, женились, родили ребенка. Они жили, как механические куклы, делали то, что должны были делать, из года в год, повторяя положенные условиями принятой игры действия: совместные завтраки, на выходные – в зоопарк или цирк, летом – в отпуск на побережье. Они так и не научились быть частью друг друга. Не научились понимать, жалеть, ценить. Не научились быть нужными друг другу. В них так и не появилось надобности в искреннем общении, какое бывает только между по-настоящему любящими людьми. Они так и не оценили и не поняли того, что такое семья и для чего она дана. Они считали это ошибкой, которую невозможно исправить. И просто жили. Просто интеллигентно терпели друг друга…
- Мама, если ты знала, что это сделает тебя несчастной, зачем ты меня родила? – только и смогла сказать Ирина.
Назавтра было обычное утро. Как ни в чем не бывало, мать накрыла завтрак. Отец пил чай и читал вчерашнюю газету. Никто ничего не говорил, каждый молчал о своем. Ирина смотрела на своих постаревших родителей, будто только сейчас ощутила их возраст и безвозвратно ушедшее время.
«Если бы меня не было, сумели бы они прожить другую жизнь?» – думала она.
У мамы было такое же отрешенное и спокойное лицо, как и всегда. Отец так же невозмутимо ел свою традиционную кашу. Но самое страшное – никто из них не испытывал ни малейшего угрызения совести за вчерашний приступ откровения. Никто не думал ни у кого просить прощения, да и кому это было нужно?
Ирина твердо решила, что никогда не позволит себе совершить такого ужасного поступка по отношению к своим детям. Нет, не так. Она никогда не допустит такого ужасного поступка по отношению к себе. Лучше жить одной, чем вот так – как эти несчастные родные люди. Ирина все еще не могла забыть того, что мать, всю жизнь игравшая роль примерной жены, уважающей своего мужа, не постеснялась несколько раз громогласно назвать его старым олухом… а он – промолчал, не возмутился и не обиделся. Ему было все равно…
Отец умер через три года. Мать замкнулась и перестала выходить из дома. Ирина завела себе сразу четырех щенков, чтобы дом был наполнен живыми голосами, иначе в нем можно было просто сойти с ума от тишины. И от ощущения собственной ненужности в этой большой и просторной квартире, в которой всегда было тихо, как в читальном зале центральной библиотеки...
Она много времени проводит на работе, ее уважают коллеги и ценят ученики. И самое главное – ее искренне и по-настоящему любят ее четыре пекинеса.
(2009)
Фото: создано при помлщи ИИ
Свидетельство о публикации №224070101053