В традициях... Церковь Троицы в Хорошове
В общественной организации "Независимая служба мира возникла мысль издать к осени 1994, ко дню города книгу рассказов о нашей столице. Меня привлекли как составителя в феврале, а уже в сентябре книга была готова - мемуары, редкие фотографии, стихи - и названа была “Москве - с любовью. Воспоминания москвичей”. Во время праздника ее раздавали на улицах всем желающим.
Мне нелегко было сделать эту книгу, в авральном режиме, привлекая тексты признанных писателей, заслуженных людей из разных сфер тогдашней жизни и даже известного "космического" журналиста.
У меня самой еще не было материала, годного для такого издания, только одно стихотворение. И тогда я решила привлечь в качестве автора статьи на реставрационную московскую тему знатока ранне-московского зодчества Бориса Львовича Альтшуллера.
Вообще он отнесся к идее издания благожелательно, но в качестве автора фигурировать в книге отказался. И предложил мне свой материал, историческую справку к проекту реставрации памятника ХVI века "Церковь Троицы в Хорошове". Позволил использовать ее для создания очерка о таком трагически памятном в биографии Москвы месте, как Ходынское поле. Я воспользовалась советом и сотворила нечто эклектичное, соединяющее научные сведения, свои собственные впечатления от памятника, где занималась технологической частью работы, а также художественный текст другого автора. Я помещаю эту вещь в сеть только ради неопубликованной Альтшуллером справки по церкви Живоначальной Троицы в Хорошове", еще для того, чтобы немного рассказать и о продолжающемся существовании памятника после смерти
этого замечательного реставратора.
Хорошевское шоссе - дорога к церкви Троицы
Когда едешь из центра по Хорошевскому шоссе, по правую руку находится зловеще знаменитая Ходынка, поле, на котором в мае 1896 года произошла трагедия, омрачившая начало царствования Николая II и явившаяся как бы первым грозным событием целой череды несчастий. В ознаменование коронации по царскому указу здесь было решено устроить грандиозное народное гулянье. По слухам, разнесшимся по Москве и Подмосковью с неимоверной быстротой, там готовилось нечто сказочное: навезли горы сластей и гостинцев, выстроили саран для раздачи пива и меда, возвели будки. Говорили, что на Ходынке будут бить фонтаны всяких вин, «какие только царь пьет", народу будут показывать фокусы цирковые чародеи, будет музыка и песни, привезут говорящих попугаев, слонов, обезьян, диковинных птиц из Индии и Китая, выигравшим в лотерею дадут лошадей и коров. Главное, все даром.
Сотни тысяч человек еще за день до назначенного торжества отправились на Ходынку занять места получше. Шли целыми семьями, с грудными младенцами, с седыми стариками, захватив с собой провизии, вина, сладостей. Шумным станом расположились москвичи на изрытом оврагами и ямами Ходынском поле. Вспыхнули костры, зазвенели балалайки. Начались песни и танцы. Завтрашний день обещал быть веселым и праздничным. За ночь людей прибавилось: присоединились жители ближних и дальних деревень.
То, что случилось утром, можно представить по описанию Федора Сологуба, чья повесть «В толпе» написана под впечатлением ходынской трагедии, хоть место действия перенесено писателем в другой город. «Было тесно и душно, хотелось выбраться из толпы, на простор, вздохнуть всей грудью. Но не могли выбраться. Запутались в толпе, темной и безликой. Уже нельзя было выбирать дорогу, повернуть по воле туда или сюда. Приходилось влечься вместе с толпой - и тяжки, и медленны были движения толпы. Завидели близко, немного в стороне темные стены. Ничего не сказав друг другу, стали протискиваться к этим стенам. И скоро стояли около одного из народных театров. Темный верх стены подымался, закрывал половину неба, и от этого терялось жуткое впечатление стихийно-безбрежной толпы. Тусклые облики людей колыхались так близко. И жарко было от дыханий близкого множества.
...Грубо и тяжко задвигалась толпа. Тяжелые толчки мучительно отдавались в теле. Грубые сапоги наступали на легко обутые детские ноги. Головы детей с усилием поднимались вверх, и уста их жадно ловили перемежающиеся струи небесной прохлады, меж тем, как груди их задыхались в глухой и непонятной давке.
Пить. Хоть глоточек бы воды. Вода святая, милая, прохладная, свежая. Но негде было взять воды. Такая мучительная в тесноте и духоте икота. Чувствовалось окрест, по всей этой, так страшно и так нелепо сжатой толпе, одно желание мучительное: освободиться от этих страшных тисков. Но не было выхода - и бешенство закипало в безумной толпе. Люди зверели и со звериной злобой смотрели на детей. Слышались хриплые страшные речи: что уже есть задавленные до смерти.
- Упокойничек-то стоит, так его и сжало - слышался где-то жалобный шепот, сам весь синий, страшный такой, а голова-то мотается. Мольбы слышались отовсюду, вопли, стоны - напрасные мольбы. И кого можно было умолить здесь, в этой толпе».
На рассвете толпа неудержимым потоком устремилась к будкам, не дождавшись объявленного часа раздачи подарков (10 часов). Испуганные артельщики начали швырять в толпу узелки с гостинцами. Раздаются дикие крики. Ломаются подмостки, люди, давя друг друга, падают в ямы. Одни проталкиваются за гостинцами, другие рвутся прочь, некоторые спасаются, идя по плечам и головам людей, по верху толпы.
«Прижатые к стенам люди валились скошенным сеном, - рассказывает очевидец. - Уже лежали мертвые, опрокинутые у самой стенки. За ними, упираясь в стенку руками, стояли и ждали своей участи следующие жертвы».
К полудню все было кончено. На Ходынском поле остались только сотни обезображенных трупов. Тут же валялись узелки с гостинцами. В каждом узелке кружка с царским гербом, два-три пряника, пара пирожков и кусочек колбасы. День и ночь пожарные и полицейские свозили трупы во дворы больниц, полицейских участков, пожарных частей. Врачи и фельдшеры отыскивали живых в этих грудах мертвых тел. Судебное следствие определило число пострадавших на Ходынке в две тысячи шестьсот девяносто человек. Из них умерло тысяча триста восемьдесят девять.
В одном семействе я видела знаменитую кружку зеленоватого цвета, небольшая, тяжелая. Владелец сказал, что приобрел по случаю, и что с момента принесения ее в дом много уже произошло нехорошего. Мистика? Может быть. Знак прошлой беды, вещь, не способная служить по назначению. Впрочем, в Москве говорили, что во многом была виновата, кроме безобразной организации празднества, водка, выпитая людьми в ожидании раздачи подарков. Якобы концентрация винных паров над толпой была такой, что люди одурманились.
В советское время на Ходынском поле сначала был аэродром, а сейчас там военный городок. Аккуратные одинаковые строения.
Названия улиц, примыкающих к Хорошевскому шоссе: улица Зорге, Народного ополчения, генерала Карбышева, Генерала Глаголева - связаны с событиями Великой Отечественной войны. Сформировался этот край города как полноценный московский район сравнительно недавно - в последние три-четыре десятилетия. Старожилы помнят, что застройка раньше здесь была деревянная одноэтажная. А теперь архитектурный облик улиц создают несколько капитальных домов «сталинского ампира» и новые высокие жилые здания, блистающие кафельной бело-голубой облицовкой, выстроившиеся по обеим сторонам шоссе.
Приметен и новый высокий краснокирпичный дом на правой стороне от дороги, выполненный в современных формах по проекту архитектора Меерсона: он похож на поставленную стоймя открывающуюся книгу и эффектно сочетает темнокрасные, черные и белые детали.
Светло-зеленые двухэтажные дома, после войны выстроенные здесь по проекту Чечулина пленными немцами, вносят своеобразный мотив в облик улицы и дороги, издревле ведущей из Москвы в другой старинный русский город - Звенигород и в знаменитый Савво-Сторожевский монастырь.
А дорога идет к месту, от которого и получило название шоссе и весь район - Хорошево-Мневники.
Карамышевская набережная. Оживленный район современной Москвы, на месте которого на протяжении нескольких веков существовало подмосковное село Хорошево. Уже само название села (в старых документах именуемого несколько иначе - Хорошово) говорит о том, что оно выделялось среди соседних поселений своей привлекательностью, обязанной прежде всего красоте окружающей природы. Трудно себе представить, что некогда здесь шумели леса, а до города был еще целый конный перегон.
Все вокруг изменилось и только Москва-река, да возвышающаяся над ее крутым берегом церковь Живоначальной Троицы - немые свидетели многих событий, связанных с этим примечательным уголком нашей столицы.
Наиболее ранние документальные сведения о селе Хорошево относятся к середине XVI века, когда оно принадлежало Ивану Грозному и вместе с располагавшимся на другом берегу реки селом Крылатским служило местом ближнего загородного отдыха. Перейдя по духовному завещанию к царевичу Федору, ставшему затем царем, село было в 1594 году подарено царскому конюшему и ближнему боярину Борису Годунову. После успешного отражения набега крымских татар на Москву «государь царь и великий князь Федор Иванович бояр и воевод жаловал своим большим царским жалованием: больших бояр и воевод... Бориса и Степана и Ивана Годуновых вотчинами большими...»
В XVI-XVII веках село Хорошево числилось в Сетунском стане Московского уезда, на Звенигородской дороге, проходившей по высокому левому берегу Москвы-реки.
С именем Бориса Годунова связано сооружение в Хорошове каменной церкви и дворцовых построек. Запись в «Пискаревском летописце» гласит:
«Да при благоверном царе и великом князе Федоре Ивановиче всея Руси, а по челобитью боярина Бориса Федоровича Годунова, зделан храм каменной в селе его, в Хорошове...»
Хотя точная дата постройки церкви не указана, косвенно она определяется периодом между 1594 и 1598 годами. Вблизи церкви появился и небольшой, скорее всего деревянный дворец, о котором упоминает в своих записках посетивший Москву в начале XVII века голландский купец Исаак Масса:
«...Было у него (Бориса Годунова) много домов повсюду, в числе коих один весьма красивый, на расстоянии мили от Москвы, называвшийся Хорошово, что значит красивый. И он был построен на горе у реки Москвы, здесь он часто весе лился, нередко приглашая к себе иноземных докторов и других подобных людей, превосходно угощал их и дружески обходился с ними, нисколько не умаляя своего достоинства...»
Таким образом, Хорошово превратилось в одну из любимых царских резиденций. Село Хорошово было местом противостояния враждующих сторон во время польско-литовского нашествия. В 1618 году московские разведчики доносили о том, что «литовские люди бредут через Москву-реку на Хорошевскую сторону человек с 20 и, перешед Москву- реку, за ними гонялись до Ходынки, а за Хорошевым версты с 2 горят на стенах огни...» Литовцы появлялись даже возле храма, где «учали стрелять». По счастью, в этой междуусобице церковь и дворец не пострадали. В 1619 году при возвращении митрополита Филарета из польско-литовского плена он был торжественно встречен боярами и высшим духовенством «на последнем стану, в селе Хорошове». Переночевав в хорошевских палатах, митрополит на следующий день «пошел в Москву», где «за Тверскими ворота» его ожидал царь Михаил Федорович. В начале XVII века, после Смутного времени Хорошово вместе с селами Щукиным, Острогиным (Строгино) и Крылатским перешло в вотчины великой инокини Марфы Ивановны, матери нового царя Михаила Федоровича Романова.
В деревянном дворце, существовавшем со времен царя Михаила, цари часто останавливались во время охотничьих выездов, по пути в Савва-Сторожевский монастырь, нередко выезжали сюда на летнее временное житье. Известный историк И.Е. Забелин пишет о том, что царь Алексей Михайлович присутствовал на службе в церкви, «а малые вечерни слушал государь в Хорошове, в хоромех». В придел Николая Чудотворца, где царь обычно молился, он пожаловал напрестольное евангелие «в бархате червчатом веницейском с евангелисты и с застежки серебряными...»
В конце XVII века село Хорошово вместе с деревнями Строгино и Мякинино перешло ненадолго во владение Нарышкиных, однако после их опалы оно вновь поступило в дворцовое ведомство, значась за Конюшенной канцелярией.
В 1729 году здесь был выстроен новый деревянный дворец, который после перестройки был через 40 лет разобран по причинам, о которых говорится в доношении 1770 года: «В селе Хорошове стоит на каменном фундаменте дворец... и притом дворце изба да кухня и между ими сени. И оные дворец, изба и протчее от долгого стояния так обветшали, что уже и войтити в них весьма опасно. К томуже и подле оного дворца от Москвы реки берег отвалился, а если еще хоть мало начнет отваливаться, то и дворец совсем может упасть».
Возникший в селе Хорошевский конный завод просуществовал с первой половины XVIII до сере- дины ХІХ века. Село Хорошово в это время состояло из двух слобод Крестьянской и Конюховской. Крестьянская слобода располагалась по правую сторону от большой дороги из Москвы. Конюховская слобода шла улицей параллельно Крестьянской слободе по левую сторону тракта, ближе к берегу Москвы-реки.
В 40-х годах ХІХ века прекративший свое существование конный завод был кардинально перестроен в целях использования его территории и зданий для размещения одного из полков гусарской дивизии (архитектор Е.Д. Тюрин). Старые здания перестраивались и постепенно исчезали, так что теперь никаких следов этих построек не осталось.
Большое некогда село стало окраиной Москвы и в 1960-х годах последние его деревянные домики и огороды уступили место кварталам многоэтажных домов, автостоянке, складам и т.п., среди которых счастливо уцелел выдающийся памятник древнерусского зодчества церковь Живоначальной Троицы.
Первоначально это был сравнительно небольшой одноглавый храм с двумя симметрично примкнувшими к нему приделами - северным во имя Чудотворца Николая и южным во имя Федора Стратилата. Перекрытый так называемым «крещатым» сводом бесстолпный храм и небольшие приделы венчают ярусы декоративных кокошников. В убранстве фасадов церкви широко использован белый камень, из него выполнены тонкопрофилированные карнизы, цоколь, а также особенно характерные для памятника рамочные филенки на стенах и у пилястр, завершающихся объединяющими их арками, которые заставляют вспомнить аналогичный декор московского Михаило-Архангельского собора в Кремле.
Такое сходство знаменательно. Стремление Бориса Годунова в максимальной степени упрочить свое относительно случайное восшествие на московский престол побудило его и в области архитектуры обратиться к блистательным постройкам эпохи становления Московского государства. Этому способствовало появление среди исполнителей грандиозных замыслов правителя талантливого зодчего, имя которого остается неизвестным.
Уникальным элементом убранства фасадов Троицкой церкви были вмурованные в кладку тимпанов кокошников многоцветные фаянсовые блюда. К сожалению, почти все они погибли, и судить о былом великолепии мы можем лишь по одному целому блюду и половинке второго из двадцати семи блюд, но они позволили установить место и время их изготовления. Сделанные во второй половине XVI века в малоазийском селении Изник, эти блюда были, по-видимому, преподнесены Борису Годунову каким-то иноземным посольством и по желанию царя переданы для украшения его усадебной церкви. Блюд оказалось гораздо меньше, чем кокошников у храма, и находчивому зодчему пришлось в двух верхних ярусах сделать вместо фаянсовых блюд раскрашенные металлические плакетки-имитации, а в части, обращенной в сторону реки, вообще отказаться от такого декора. Нужно отметить, что по своим художественным достоинствам изникская керамика всегда ценилась очень высоко (ее лучшие образцы имеются в крупнейших музеях мира); щедрый дар царя свидетельствует о значении, которое он придавал небольшой церкви в одной из своих подмосковных резиденций.
Во второй половине XVII века Троицкая церковь перестала соответствовать нуждам, разросшейся царской усадьбы Алексея Михайловича и была частично перестроена. В главном храме расширили окна (причем, белокаменные профилированные наличники старых окон использовали для новых), по какой-то причине подняли полы, что повлекло за собой и коренную переделку порталов. Появились перекрытые сводами паперти, а над входом в западную паперть была устроена звонница. Южная паперть, к которой пристроили крыльцо, использовалась вместе с приделом Федора Стратилата для службы в зимнее время: она имеет только маленькие окна, в то время как в стене северной паперти помимо входа был сделан еще один, довольно большой арочный проем.
В 1666-1670 годах в храме и Никольском приделе производилось обновление икон царскими иконописцами. Храм в это время, по-видимому, не был расписан - в документах упоминаний о живописи нет, никаких следов ее не обнаружено и при исследовании.
В XVIII веке, после передачи села Хорошово вместе с церковью в Конюшенное ведомство состояние храма стало постепенно ухудшаться. В доношении того времени подробно описано плачевное состояние храма: «...а на той божьей церкви снаружи известь коею выбелена от давнего стояния да от мокроты облупилась а на главах де да на полукружиях, кон покрыты жестью, во многих местах жесть изоржавела и гвозди, коими была прибита, изломались и по краям де в спайке отстала, и в бывшие великие ветры многие листы той жести снесло... и в тех де местах, где жесть снесло, сделались расседины. А при оной де божьей церкви особливой колокольни не имеется, а колокола де с начала построения оной церкви привешены на сделанных на стене оной церкви каменных столбах. То сие де от тягости и весьма давнего стояния под теми столбами в стене, а паче в своде сделались расседины и проходит течь по стене. А хотя сверху и покрыти тесом и те расседины были известью и с песком и глиною неоднократно заливаны и замазываны, то сне ничто не помогает и та течь и ныне внутрь церкви проходит и от того де внутри как стена так и свод противу расседины от проходящей мокроты зазеленели... час де от часу расседина станет и более от тягости прибавлятся и с чего де опасно дабы от чего боже сохрани той церкви не учинилось и вовсе разрушения...»
Бедственное состояние храма не осталось без внимания: «архитектурии учеником» Андреяном Афанасовым был сделан чертеж, на котором указаны места, требующие ремонта. Вскоре после него, разобрав прежнюю звонницу, выстроили отдельно стоящую колокольню.
Пришедший в ветхость иконостас был заменен новым «с резьбою и столярною работою и принадлежностью и с золочением червонным золотом». В 1760 году работы по устройству нового иконостаса, проводившиеся артелью «грузинской нации дворянина» Семена Туляева, были закончены и по оценке архитектора Миллера «оказались прочною и хорошею работою». Однако новый иконостас по своей структуре значительно отличался от канонических иконостасов XVI-XVII веков, поэтому установить в нем еще сохранившиеся древние иконы храма было невозможно. И эти иконы были куда-то перемещены.
К 40-м годам ХІХ века вид Троицкой церкви значительно изменился - кокошники храма и приделов скрылись под купольными металлическими кровлями. При этой переделке погибло и большинство декоративных блюд. Для увеличения освещенности Троицкого храма в стенах под карнизом были пробиты большие арочные окна, что привело к утрате почти всех голосников (кувшинов, закладываемых в стены для улучшения акустики).
В 1845 году было решено расширить Троицкий храм, объединив церковь и колокольню встройкой между ними обширной трапезной! При ее постройке оказалась ненужной и была разобрана западная паперть XVII века, потом до первоначального уровня понизили все полы. При этой перестройке был заменен и просуществовавший менее ста лет прежний иконостас. Был установлен новый пятиярусный с колонками и резьбой «по золотому полю». Сейчас он утрачен.
В 1850-х годах храм был расписан. После рнволюции и закрытия церкви все росписи были забелены и погибли при пожаре в 1970-х годах. Представление о них можно составить по единственной сохранившейся композиции.
Позднейшие сведения о Троицкой церкви довольно скупы, известно лишь, что в 1904 году в храме было устроено калориферное отопление (до этого печами зимой отапливалась только трапезная), в храме были настланы полы из аршинной лещади, а в трапезной метлахская плитка.
В кратких протоколах осмотра храма в 1917 и 1923 годах есть упоминание о том, что в это время еще были целы майоликовые блюда на западном фасаде.
В начале 1930-х годов, в период разгула воинствующего атеизма, богослужения в Троицкой церкви были прекращены, ее иконостас, храмовые иконы и предметы религиозного культа варварски уничтожены или исчезли. В здании разместился колхозный клуб с киноустановкой, для чего к трапезной была сделана уродливая пристройка из шлакоблоков.
В 1960-х годах храм использовался фабрикой офсетной печати под производственные цеха и склады. В это время внутри церкви были устроены новые перекрытия, разделившие объем здания на несколько этажей, а также установлены на бетонных фундаментах станки. В последний год пребывания фабрики в церкви произошел пожар, в результате которого полностью выгорела штукатурка внутри храма и погибла живопись ХІХ века. Из-за неисправности кровель промокли своды трапезной, обвалилась штукатурка с орнаментальной росписью.
Несмотря на проведенную в 1963-64 годах реставрацию фасадов, внутри здание продолжало оставаться в крайне запущенном, частично даже аварийном состоянии. Сменивший фабрику новый арендатор - объединение «Центркварцсамоцветы» предпринял некоторые действия по приведению в порядок интерьеров церкви, но работы так и остались незаконченными.
Намечалось разместить в храме музей декоративного камня, а территорию вокруг него превратить в геологический парк. Одно время вблизи церкви были свалены куски цветного камня: гранита, нефрита и даже малахита. Какие-то большие рыжие глыбы лежат во дворе до сих пор и между ними растут подснежники.
Объединение «Центркварцсамоцветы» торговало с разными странами. Особенно успешной была сделка по продаже жадеита, священного камня Востока, закупленного одной из нефтяных богатейших держав.
В мае 1989 года церковь Живоначальной Троицы была наконец возвращена общине верующих и Вновь используется по своему истинному назначению. Началось возрождение к полноценной жизни этого, одного из старейших и прекраснейших московских храмов.
Троицкая церковь состоит под государственной охраной как памятник архитектуры республиканского значения.
При реставрации 1963-64 годов вновь вознеслись над храмом яруса кокошников, нарядные белокаменные наличники обрамили окна, появились утраченные некогда профилированные карнизы и цоколь, прежнюю форму обрели кровли. После долгого перерыва главы вновь увенчались крестами.
Высшим промышленным училищем (бывшим Строгановским) по мотивам дошедших до нас подлинных малоазийских блюд изготовлены многоцветные майоликовые копии и металлические раскрашенные плакетки.
Архитектор-реставратор Б.Л. Альтшуллер, предоставивший сведенья о церкви Троицы для данного очерка, занимался восстановлением памятника в 60-х годах и не оставляет его своим вниманием до сих пор.
Храм по достоинствам своей архитектуры и месторасположению признан наиболее подходящим для размещения здесь подворья Отдела внешних сношений Московской Патриархии. После передачи храму того участка земли, где некогда находились царские дворцы с постройками, предполагается разместить церковно-приходскую школу и другие службы в имеющихся на этой территории старых зданиях. В дальнейшем предполагается воссоздание по сохранившимся чертежам дворца XVIII века. Хорошо бы еще и пристань восстановить.
1994
О. Постникова
Опубликовано: “Москве - с любовью. Воспоминания москвичей”,изд. “Независимая служба мира”, М, 1994, с. 119-124
Примечания. По словам Сергея Сергеевича Подъяпольского, крупнейшего теоретика реставрации в нашей стране, Борис Львович "с огромным интересом относился к памятникам рубежа XV и XVI веков, связанным с именем Бориса Годунова и отличающимся изысканной гармоничностью. Ему довелось реставрировать лишь одно подобное сооружение, но едва ли не самое совершенное - церковь Троицы в бывшей вотчине Годунова - подмосковном селе Хорошево, ныне вошедшем в черту Москвы. Под поздней куполообразной крышей сохранились остатки пяти ярусов пирамидально размещенных кокошников - исключи¬тельное по богатству и стройности венчание храма. Завершения двух симметрично поставленных приделов более просты. Формы всех этих эффектных элементов архитектурной композиции легко удалось восстановить по остаткам. Значительно сложнее было реставрировать порталы, подвергшиеся безжалостной растеске, и окружающие церковь более поздние галереи.
С еще одной трудностью справиться реставратору так и не удалось. В центры кокошников были вмурованы расписные фаянсовые блюда, от которых сохранились лишь отпечатки. Одно из блюд хранится в Музее истории г. Москвы - оно было изъято из кладки известным историком русского искусства М.А.Ильиным. Б.Л. Альтшуллеру удалось найти остатки еще одного блюда. Они различаются: одно полихромное, другое - с синим рисунком по белому фону, но оба датируются XVI веком и имеют одинаковое происхождение. Подобных фаянсовых изделий из мастерской турецкого города Изника много в коллекциях различных музеев мира. Борис Львович мечтал выполнить копии блюд по имеющимся в музеях образцам и установить их в кокошники, чтобы возвратить памятнику утраченную декоративную выразительность. Однако ему так и не удалось осуществить свой замысел. Остается надеяться, что это сделают его последователи и ученики".
И это действительно произошло!
Церковь Троицы в Хорошеве, была возвращена верующим. Началась реставрация интерьеров. Я помню, что пришла смотреть новый иконостас и обомлела: иконы в нем были прекрасно выполненные копии шедевров древне-русской иконописи. К их выбору Борис Львович был также причастен, чтобы соблюдалось временное соответствие храма и живописи.
Реставрация завершилась трудами архитектора Ирины Васильевны Калугиной уже после смерти автора проекта. И.В. вспоминает: "Когда Борис Львович пригласил меня в свою бригаду, меня отговаривали. Сказали, что Альтшуллер - большой специалист, «но ты не вздумай с ним работать, он очень сложный и придирчивый человек». Однако я все-таки решилась и стала работать с ним в церкви Троицы в Хорошёве. Памятник великолепный, необыкновенно интересный, и мне хотелось сделать все, что поручал Борис Львович.
Хорошёво, возможно, наиболее благополучный из объектов, Борис Львович довел его реставрацию до конца. Конечно, после его смерти мы пытались сделать все, чтобы не испортить то, что Борис Львович отреставрировал. Не все удавалось отстоять, например, пользователем предлагалось устроить мраморные или гранитные полы... Этот храм теперь живет. Там рядом построили новые жилые корпуса; конечно, они не сочетаются с нашим храмом, но все-таки он более или менее благополучный, ухоженный.
И даже блюда по образцу древних изникийских были установлены в тимпанах кокошников. Активно участвовала в этом процессе и жена Б.Л. Альтшуллера
Евгения Алексеевна. Вот фрагмент ее воспоминаний: "Борис Львович уделял много времени работам по церкви Троицы в Хорошеве. Именно он установил, что те блюда, фрагменты которых в 1960 г. были найдены им и Ильиным в тимпанах кокошников этой церкви, сделаны в Турции. Во время обследования Борис изъял часть подлинного сохранившегося блюда и оно было у нас в доме.
Изникийские блюда есть во всех крупных музеях мира. Когда мы попали в Париж, там, в Лувре, Борис увидел большую книгу о керамике Изника и купил ее, привез в Москву. Уже после его смерти я отдавала сохранившийся фрагмент блюда и эту замечательную книгу в Ярославскую керамическую мастерскую, где были изготовлены и теперь украшают храм в Хорошеве копии блюд, подаренных Борису Годунову столько лет назад. А подлинное блюдо я теперь передала в музей «Коломенское».
Эта работа Б.Л. Альтшуллера была отмечена наградами и Церковью, и государством. В 1998 году Борису Львовичу была присуждена медаль Московской Патриархии «Храм Святой Троицы в Хорошеве (1598-1998)».
Диплом Правительства Москвы по итогам Юбилейного конкурса на лучшую реставрацию, реконструкцию памятников архитектуры и других объектов историко-градостроительной среды г. Москвы «10 лет. Реставрация -2002» был вручен вдове архитектора уже после его смерти: «Научная реставрация с воссозданием керамических блюд в кокошниках на фасадах» церкви Троицы в Хорошеве к.XVI в. За высокое качество проектирования».
Свидетельство о публикации №224070101132