Рыцарь... - 43

***

Перед Пасхой позвонила мама и сказала, что случилось большое горе: в аварии погибла Иннина кузина Вера с мужем. Инна срочно вылетела на похороны. Вера была на год моложе Инны, и в памяти всплывало совместное детство у бабушки. Как на речку ходили, огород поливали, банки под закрутки мыли, парное молоко в коровнике пили, телят и гусей пасли, за игрушки и велосипед дрались, спорили, чья очередь помойное ведро выносить и многое, многое другое. Инна впервые чувствовала, что потеряла и едет хоронить родную кровь. Тем более, они были очень похожи, как будто родные сестры. В свое время Инна завидовала Вере, что та раньше нее вышла замуж и уже родила двоих детей, мальчика и девочку, погодок. Семёна и Лиду. Им сейчас примерно два с половиной и полтора года. Боже! – испугалась вдруг Инна, - они же сироты теперь! С кем останутся? Наверное, с тетей, мамой Веры.
Похороны проходили тяжело. Родни приехало много и все искренне горевали, хороня молодых. Инна тоже плакала, ей было больно, жалко, страшно, несправедливо. Пугала непредсказуемость и хрупкость жизни. Живешь-живешь, планы строишь, а потом – раз! – и нет тебя. Была Инна, и нет Инны. Страшно. Что останется после нее? Квартира в Куркино? Весело, ничего не скажешь. После Веры дети остались, ее кровь, ее продолжение, значит, она сама. Это самое главное.
Лида с Сёмой оказались щекастыми забавными несмышленышами, от их чистых глаз и широких улыбок становилось стократ тяжелее. Каково им будет без родителей? У Петра, мужа Веры, родственников не осталось.
Инна уехала через день после похорон. На девять дней с утра сходила в церковь и заказала службу, весь день не знала покоя, внутри томило и давило. Казалось, будто душа Веры возле нее находится, сказать что-то хочет.
Вечером позвонила мама и плача сообщила, что маму Веры разбил инсульт.
- Ой, доня, пришла беда – отворяй ворота! – плакала мама. – Прямо после кладбища и упала! Люди пришли за столы садиться. Она все хлопотала, суетилась. Ей говорят: «Сядь, Катя, поплачь спокойно!» А она!.. Тут и упала.
Инна тоже всхлипывала. Может, поэтому так тревожно ей сегодня было? Одно горе за другим.
- И что, мам? Что врачи говорят?
- А шо тут скажешь? Лежит парализованная. Будут смотреть.
- А дети с кем?
- Зина забрала пока.
Через пару недель мама позвонила со слезами:
- Детей некуда девать!
- А тетя Зина?
- Да старая она уже, тяжело ей. Родни, главное, много, но все или сами с детьми, или уже больные да старые. Мы уже все варианты перебрали. По одному бы еще взяли, а сразу двоих тяжело. И дом же большой, хороший, смотреть надо.
- Что же делать? – растерялась Инна. – Не разлучать же их. Они одни друг у друга остались.
– Возьми их себе, Иннуся! Родная же кровь.
Так у Инны появилось двое детей.

***

Кира и Родион приехали помогать делать перестановку мебели.
- Плакала твоя белая гостиная! – бодро сказала Кира.
- Да и пожалуйста! – счастливо улыбнулась Инна.
- Вот тебе и предсказание! Надеюсь, никто не умрет для третьего ребенка.
- Тьфу-тьфу! – согласилась Инна.
- Заметь, - улыбнулась Кира, - мы уже не спорим, а безоговорочно верим словам гадалки.
- Да, - снова согласилась Инна.
- Насколько я помню, дальше должно все быть совсем хорошо.
- Тьфу-тьфу, - снова согласилась Инна, - хотя и непонятно пока как.
- Да уж, интрига! А детки чудные у тебя! Мамой называют?
- Сразу стали называть. Им говорили, что отвезут к маме, вот они с поезда и кинулись ко мне. Мы с Верой похожи были, поэтому тоже, наверное. Да и подзабыли они ее за два месяца.

В одночасье став мамой двум малышам, Инна моментально избавилась от меланхоличности и освоилась в новой, столь желанной роли. Ее неспешный ритм жизни разогнался до максимальной скорости, и она только и успевала поворачиваться. С детьми, оказывается, не посидишь! Идиллическое представление, что она будет заниматься своими делами и ласково поглядывать на тихо играющих детей, было быстро разрушено. Дети тихо вообще не играли, непременно что-нибудь друг у друга отбирали, кричали, плакали, бежали к Инне, чтобы она их пожалела. Еще они все разбрасывали, в буквальном смысле все: альбомы, карандаши, книжки, игрушки, подушки с дивана, белье и обувь из шкафов. Можно было не сомневаться, что там, где они находятся, будет кавардак. Им недостаточно было самих себя, они постоянно требовали внимания Инны, окликали ее каждую минуту, дергали за руку, тянули за подол. Им обязательно надо было услышать: «Да, мой хороший, как красиво! Да, моя умница, ты молодец!» Поначалу Инна обезумела от того, что должна каждое мгновение принадлежать им, сбивалась в своих делах, откладывала на неопределенное потом, многое запустила, ничего не успевала. К счастью, довольно скоро взяла себя в руки и научилась фильтровать и дозировать свое участие в их занятиях. Как говорила Инна Кире, она перешла из участников и исполнителей в надзор и могла «дакать» и «некать», особо не вникая в происходящее и ориентируя детей не на себя, а друг на друга. Жизнь сразу наладилась и пошла легче, от растерянности и страха, что она не знает, как с ними себя вести и что делать, постепенно не осталось и следа. Инна своих детей почувствовала: кто хитрит, кто не голоден, серьезно живот болит или нет, спать пора или гулять вывести. Уставала с ними так, как ни от чего до этого за всю жизнь не уставала. При этом была счастлива так, как ни от чего до этого. Никто и ничто не сравнится с детьми!
Они - смысл жизни и неисчерпаемый источник любви. Инна млела от счастья, когда  Лида и Сёма обнимали ее за шею с двух сторон, не столько целуя, сколько вымазывая слюнями, и кричали:
- Моя мама!
- Нет, моя мама!
- Я ваша мама, - говорила счастливая Инна.
Из нее мощным потоком била давно накопленная энергия материнской любви. Инна стала невероятно шустрой и успевала переделать миллион дел.
Дети поначалу робели в новой обстановке, осторожно трогали пальчиками мебель, ходили из комнаты в комнату и спрашивали:
- Мы тут уже жили?
- Еще нет. Я уезжала покупать нам новую квартиру. Вот купила, нравится?
- Да! – оглушали они ее. – А где мы будем спать?
- Пока со мной, а потом вам кроватки купим. Я заранее не успела.
Первые дни они втроем провели в магазинах и купили все необходимое из вещей и игрушек, заказали мебель. На кассе Инна смеялась до колик. Пока стояли в очереди, дети, не отрываясь, смотрели на кассира, которая деловито и серьезно, ни на кого не глядя, считала деньги и убирала их в ящичек аппарата.
- Смотли, как деньги любит, - «по секрету», но на всю очередь сказал Сёма Лиде.
Инна записала их в детский сад и бассейн. Вставала пораньше, чтобы все успевали посидеть на горшках и покомандовать, что надеть. В саду, переодев их, она бежала под окно игровой комнаты и долго махала им и посылала воздушные поцелуи, грозила пальцем или показывала язык, если кто-то из них собирался плакать.
С ними было некогда скучать. Инна думала, что будет их всему учить, но оказалось, что постоянно училась сама: отвечать на вопросы, уговаривать, аргументировать, судить. Особенно удивлял Сёма: у Инны было ощущение, что он ее воспитывает. Если они шли по улице и Сёма лез в лужу, Инна говорила:
- Сёма, ну что же ты в лужу наступаешь?
- А ты следи!
Из садика он принес новое выражение «делай выводы» и разговаривать с ним стало непросто.
- Сём, собери игрушки!
- Не хочу.
- И что же теперь? Пусть валяются? Пусть будет кавардак?
- Делай выводы!
Инна была способна только на один вывод – хватать щекастого умника и целовать, целовать, целовать. Но игрушки собирать все же заставляла.
- А я сама иглуски убилаю, - напоминала о себе Лида.
- Вот молодец, иди, я тебя поцелую!
- Я сама себя поцелую, - настаивала на самостоятельности Лида.

Инна купила мясорубку, мультиварку и разъемные формы для торта. С удовольствием пекла любимые детьми блины и котлеты и обожала слышать от Лиды:
- Спасибо, было оцень на здоловье!
Инна доедала сметану и творог, а также яблоки, покусанные строго по центру, ни больше, ни меньше. Если никто не видел, по-детски слизывала сгущенку с тарелки. Она не могла насладиться видом маленькой одежды и наряжала своих детей лучше всех.
Инна была счастлива. Даже замечания воспитателей делали ее счастливой. Как же здорово было слышать строгое:
- Пришейте метки на одежду ваших детей! Мы тут все путаем.
Ваших детей! Нет слов слаще этих! А какие приятные хлопоты – метки на одежду пришить. Такие простые и важные. Она теперь мама!
- Мы не разрешаем маленьким детям перчатки, они не могут их надевать. Только варежки. И на резинке, пожалуйста!
Инна недоумевала: действительно, чего это она перчатки купила? И про варежки на резинке вспомнила, все ведь так ходили. Здорово!
Еще она любила, когда приходила их очередь рассказывать сказки на ночь, потому что это всегда была потрясающая абракадабра.
- Зыли-были дед и бабка, - начинала Лида, - зыли они как лодные блатья…
Инне было достаточно этого начала, она начинала тихонько смеяться и изо всех сил старалась не выдать себя и не зацеловать рассказчицу до смерти.
Сёма являлся для Лиды непререкаемым авторитетом, ему она верила безоговорочно. Если утверждения Сёмы и Инны расходились, то правым считался Сёма. Как-то они втроем гуляли в соседнем парке. Там был декоративный украинский двор: хата, журавль на крыше, колодец, тын, подсолнухи.
- А ты знаес, сто это за птицка? – спросила Лида.
- Это журавль. Если журавли вьют гнездо на крыше дома, значит, в доме будет счастье.
- А вот и нет, - заявилаЛида, - это дятел.
- Журавль, - поправила Инн.
- Сёма сказал, сто это дятел, знацит, дятел!
Инне оставалось только пожимать плечами. Она уже знала, что луна не падает на землю, потому что крепко привязана невидимыми нитями к звездам. А собаки бегают с высунутым языком, потому что им так нравится. Всего-то! Серебряную ложку в чай кладут, чтобы сдохли микробы, потому что пить чай с дохлыми микробами можно, а с живыми – нет. Железно! Из-за дохлых микробов вспомнила Андрея, как он там? Пусть будет счастлив со своей царевной!