Рыцарь... - 31

***

Андрей многое понимал. За годы врачевания он видел столько смертей, воскрешений, горя, радости, горящей и погасшей надежды в глазах, выслушал такое количество исповедей, что удивить его было бы трудно. Он понимал Инну, знал причину ее метаний и чувствовал глубину ее страдания. Он и сам уже давно хотел детей, это желание давило камнем. Но от Полины. От Инны - нет.
Андрей считал, что их с Инной брак был не то что бы ошибкой, – все-таки каждый из них двоих нашел в нем в свое время спасение, - а не имел будущего в нормальном смысле. Они не любили и не ценили друг друга, развод для него был вопросом времени. Их взаимопомощь уже изжила себя, и они стали в тягость друг другу как бывают в тягость чужие люди. Он испытывал душевный дискомфорт, и нежелание идти домой, его нынешняя жизнь была ему не в радость. Взять и разрубить их союз одним махом Андрей не хотел: куда бы Инна делась? Он чувствовал за нее ответственность и думал над возможными вариантами. Поэтому обрадовался, когда она решила купить квартиру, и помог ей деньгами. Управится с ремонтом, тогда можно будет расстаться. Андрей считал, что расставаться надо красиво и без зла на сердце. За прошедшие годы он сроднился с Инной, чувствовал себя ее опекуном по принципу «мы в ответе за тех, кого приручили». Он искренне сочувствовал ей и хотел помочь. Женщины тяжелее переносят бездетность, им труднее смириться, и в отчаянии они могут такого натворить, что мало не покажется. В горе трудно быть объективным и справедливым.
Андрей снисходительно относился к раздражительности Инны, и на ее резкость или шипение обычно реагировал коротко и философски.
- Есть невозможно! – бывало, кидала Инна вилку и отодвигала тарелку с таким видом, будто ее оскорбили.
Андрей видел, что она расстроена и еле сдерживает желание изрубить все вокруг в мелкую щепку.
- Ничего, ничего, все будет хорошо! – говорил он тем тоном, которым внушал надежду своим пациентам.
Инну это почему-то не успокаивало, а окончательно выводило из себя.
- Что будет хорошо? – вскидывалась она. – Пересоленное рагу станет нормальным? Чушь какую-то говоришь, нервы только поднимаешь!
- Причем тут рагу? Ты же не из-за него сидишь букой и мечтаешь меня пристрелить.
- А из-за чего, по-твоему?
- Ты в принципе расстроена и злишься.
- С чего это я расстроена и злюсь? У меня все шикарно.
- Видимо, ты недовольна тем, что имеешь, и хочешь того, чего у тебя нет. Только злиться смысла нет. Ты уж или делай, что хочешь, или смирись. А я тут ни причем.
Инна смотрела на него почти с ненавистью, но не могла сказать, что уже давно делает, что хочет, да толку все равно нет.
- Без тебя разберусь! – кидала она.
Андрею тоже хотелось сказать, что он желает быть счастливым и устал от своей жизни, но не говорил, зачем? Дозреть до расставания им осталось лишь чуть.
Но иногда Инна переходила все границы и Андрей вскипал.
Как-то вечером он сидел у телевизора с тарелкой сыра и винограда в руках, когда пришла Инна. Андрей теперь редко вставал встречать ее. По грохоту и бурчанию, с которым она раздевалась, он понял, что Инна снова не в духе. Войдя в комнату, она воскликнула:
- Фу, развонялся своим сыром! Вечно жрёшь всякую дрянь!
Раздражение Андрей мог простить, но грубость Инны его возмущала. Женщина не должна быть грубой, употреблять грубые слова, использовать злую интонацию. По крайней мере, Андрей к такому не привык. Конечно, ему приходилось слышать женскую брань на работе и вообще, но дома он ее не признавал. Дом – это святое и чистое место, где царит любовь.
- Наверное, ты хотела сказать: «Добрый вечер!» - ответил он, не отводя взгляда от экрана.
- Хотела бы – сказала, - окрысилась Инна.
- Вот и скажи! - отчеканил Андрей тихим, но ставшим вдруг металлическим голосом.
Инна уже несколько раз слышала у него такую интонацию и сразу начинала бояться. Когда сдержанный и вежливый человек вдруг сжимает рот и сдвигает брови, а глаза из улыбчивых превращаются в холодные и колкие, то становится не по себе. В такие моменты Инна понимала, что Андрея лучше не провоцировать. Особенно ее пугали его ноздри, они начинали трепетать.
- Да привет, привет! – примирительно проговорила она. – Нельзя тебе уже слово сказать!
- Можно, говори, я слушаю.
- Да я уже сказала, - стушевалась Инна.
- Я тебя очень хорошо услышал, но в следующий раз попросил бы выбирать вежливые слова и интонации.
- Хорошо, хорошо, - торопилась переменить тему Инна. – Ты уже ужинал?
- Да.
- А чайку не хочешь? Посидеть за компанию?
- Спасибо, нет.
Инна трусливо скрылась, а Андрей откинулся на спинку дивана и невидяще уставился в телевизор. Он устал от Инны как от жены, от женщины. Она не была плохой, нет, в этом Андрей ее не обвинял. Просто она другая. Ей нужен другой мужчина и другая жизнь, как и ему.
В начале их совместной жизни Андрей удивлялся тому, что Инна непостоянна в манере поведения, то ведет себя как светская барышня, то как торговка. Он спрашивал себя, может, она очень артистична и ей хочется проживать разные роли, образы? Даже находил это интересным. Но со временем понял, в чем ее проблема. Инна отрицала свою природу и хотела быть другой, но природа брала верх. Поэтому она вела себя по-разному. Наблюдая за Инной, он заметил, что органичнее и счастливее она чувствует себя, когда не представляется изысканной барышней. Почему Инна не принимала в себе то, что впитала с молоком матери? Зачем надевала личину,  которая ее напрягает? Андрей этого не понимал, но Инне ничего не говорил, знал, что встретит бурный отпор и отрицание. Он стал сочувствовать ей, в нем включился доктор. Подумав, Андрей решил, что Инна сама со временем вернется к себе настоящей и успокоится. Мутная вода всегда отстаивается, если ее не трогать.
Как и с Полиной, и со всеми другими людьми, Андрей никого ни к чему не принуждал, не критиковал и не осуждал. Он всем давал время найти себя истинного. Человек сам должен подойти к своему выздоровлению, поведешь его насильно - воспротивится.
Он видел, что раздражает Инну и задумывался, что ей нужно и какой мужчина мог бы ей подойти. Инна иногда рассказывала про своих родителей, в основном воспоминания сводились к тому, как папа «строил» маму. И как мама слушалась, но все же пилила его. По одобрительной интонации Инны Андрей понимал, что она считает так и должно быть. Еще она восхищалась тем, что отец был со всеми «вась-вась», в любое время мог все достать и по возможностям своего времени все имел. В городке про него говорили, что он ложку мимо рта не пронесет. В Иннином понимании это высшая похвала. У них было крепкое хозяйство, у одних из первых появился шиферный забор вокруг дома. У мамы, единственной в городке, была медвежья шуба, которую купили по блату на деньги, вырученные за забитую свинью. Все говорили, что Мишка Райке шубу отхватил.
Папа - главный, папа - командир. Мама при нем. Инне тоже нужен главный и командир, это совершенно очевидно. Она должна знать свое место. Интересы у Инны были исключительно семейные, вокруг домашних хлопот. Она - воплощение идеальной женщины по теории «четырех К»: Kinder, Kirche, Kuche, Kleider*. Ориентирована на семью и быт, ей нужно, чтобы все в доме было и все были сыты и обуты-одеты ее стараниями. Только ее стараниями, чтобы была очевидна ее ценность. Другой ценности она в себе не видит. И мужчина ей нужен соответствующий – хозяин, сильный и простой, без высоких стремлений к прекрасному. Такой, который по столу кулаком стукнет и прикрикнет: «Цыц, мне, женщина! Знай свое место, служи мне!» Знать свое место и служить она будет тому мужчине, который удовлетворит все ее запросы и будет восхищаться ею. Запросов у нее немало, Инна хочет иметь все, что может дать наше время. А в наше время можно все. Поэтому ее идеальный мужчина - восхищенный ее домовитостью добытчик мамонта. Да, как-то так.
Андрей понимал, что совершенно не подпадал под ее идеал, а его умения в ее глазах должны были представляться слабостью и отсутствием мужественности. Впрочем, простота и грубоватость Инны ему тоже были не по вкусу. Каждый сверчок знай свой шесток. В одну упряжку впрячь не можно быка и трепетную лань. Да-да, как-то так.
Им пора было расставаться, чтобы их лодки не пошли ко дну. Андрею хотелось освобождения. Чтобы и он, и Инна пошли своим путем. Давно пора. Он не хотел оставлять Инну ни с чем и отпускать в никуда, поэтому ждал, когда закончится обустройство ее квартиры.

*(нем.)Дети, церковь, кухня, платье.