Конкурс на смерть. Глава из повести о Моисее

                Глава эта переделана для конкурса Даилды Летодиани.

Начало повести  http://proza.ru/2023/07/17/1139               

  В Ленинграде, на острове Голодай, что отделён рекой Смоленкой от Васильевского острова (района города), в моё распоряжение, для подготовки разведчиков диверсантов, отвели здание, где до войны находилась городская баня.
Был разослан по ленинградскому фронту приказ – "Всех солдат и младших офицеров еврейской национальности; крепких, имеющих хорошее здоровье, с образованием не меньше 7 классов, откомандировать в распоряжение ..."

Стали прибывать бойцы. На солдат страшно было смотреть. Грязные, голодные. Их сразу кормили. Я наблюдал за тем, как едят люди, делая пометки в своей тетрадке. Ели очень по-разному. Одни ели жадно, не думая о том, что после голодухи, этого делать нельзя. Другие, разумно съев пару ложек супа, останавливались, ожидая реакцию организма. Когда воины поели, я рассказал о цели этого сбора:
- Вы, наверняка, слышали, что фашисты делают с евреями, попавшими в плен? Поэтому командование поручило мне создать разведывательную группу из людей еврейской национальности, поскольку страх попасть в плен, будет заставлять вас совершать невозможное. И лучше вы погибнете, но не сдадитесь врагу. Не скрою, идея эта одобрена товарищем Жуковым. Он возлагает на нас большие надежды. Брать из гражданских лиц я не стал, поскольку вы уже понюхали порох и видели смерть. Теперь главное. В группу войдут только по желанию. Не будет никакого принуждения. Остальные вернутся в окопы. Те, кого допустят врачи, и кого отберу я, будут проходить усиленную подготовку. А теперь каждый из вас раздевается догола и входит в эту комнату, к доктору.

Врач первый взгляд бросал вошедшему солдату ниже пояса и если парень был необрезанный, то его возвращали обратно, остальные подвергались тщательному медицинскому освидетельствованию. После врачебного осмотра осталось 18 человек. С каждым, кого посчитал врач годным, я разговаривал отдельно, задавая короткие вопросы. Не обошлось, конечно, и без курьёзов.

Передо мной высокий парень в очках с круглыми стёклами. Фамилия Иванов, зовут Соломон. В записке от врача стоит: здоров, зрение 100%. Спрашиваю:
- Зачем очки носишь?
- А зачем каждому знать, что у меня зрение хорошее? Война, – ответил парень после паузы, лениво выговаривая слова.
- А почему Иванов-то?
- А зачем, чтобы все знали, что мой папа и моя мама Шмуйловы. Война.
- Ох, и медленно же ты думаешь.
- А зачем, чтобы все знали, что я могу быстро соображать? Война. Испытайте.
- 368 умножить на 534?
- 196512 - практически без задержки, громко ответил Иванов.
Как последнюю проверку на реакцию, я уронил из рук карандаш, Иванов подхватил его у самого пола.
- А до армии кем был?
- Ветеринар - собачки, кошечки.
- А чего вдруг животные?
- Они вопросов не задают.

Я не смог сдержать смех.
- Ну, ты и нахал, но мне это нравится. Иди в ту комнату.

От стоящих в углу солдат раздался голос:
- Точно он сказал, можете не пересчитывать.
- Фамилия?
- Рядовой Ранович! Член Осоавиахим*. 38 прыжков с парашютом. Учился управлять самолётом У-2. Но война помешала закончить обучение, - на одном дыхании выпалил боец.
Я посмотрел в записку врачей. Против фамилии Ранович стояло – больших отклонений в здоровье нет, но дистрофия и начинающаяся цинга.
Пожалуй, я возьму обоих. Приказал и этому пройти в соседнюю комнату.

Следующим был паренёк по фамилии Криммер, как я себе отметил - парень обладает взглядом бесёнка. Врачи поставили свой вердикт – здоров, но зубы плохие. Подойдя почти в плотную ко мне, солдат, споткнувшись, хватается за меня, чтобы не упасть. Но, тут же, извинившись, встаёт твёрдо на ноги.
- Откуда сам-то?
- Из Ростова, конечно.
- Кем до войны был?
- Сидел.
- А до «Сидел»?
- Воровал немножко по карманам.
- Значит реакция хорошая. Брошу карандаш из рук, вниз, поймаешь на лету? – И я полез в нагрудный карман гимнастёрки, из которого, точно знал, у меня торчит карандаш.
- Вы не карандаш свой ищете, товарищ Майор? Так вот же он, у меня случайно оказался. Все засмеялись.
- Иди в комнату рядом.

За ним подошёл широкоплечий парень с чуть раскосыми, как у китайца, глазами. Читаю его документы – русский, Егоров Пафнутий Сидорович. Здоров, зрение хорошее, но не различает цвета – дальтоник. Короткие бицепсы.
- Откуда ты, весь такой русский, но обрезанный?
- Из деревни, из-под Иркутска. У нас в деревне все русские, но чтут Тору. Так уж от предков наших повелось.
- Ты боксом занимался?
- Да, я чемпион нашего края по боксу и среди района победитель по нашей борьбе.
- Какая такая «ваша борьба»?
- Ну, у нас борьба по нашим правилам. Можно и ногами и руками. Только бить нельзя по лицу и победит тот, кто своего противника поставит на оба колена. У нас же там живут и корейцы, и монголы, и китайцы. От каждого народа нахватались приёмов, да и сам я некоторые изобрёл. Так и боремся.
- А показать сможешь что-нибудь на мне?
- Оголодал я конечно, но что-то покажу. Вы на меня вроде как с ножом идите. Вот так. Вижу, что вы правша, поскольку левая нога чуть впереди. Вы же ждёте, что я вас сейчас начну руками хватать, чтобы нож выбить. Сосредоточили взгляд на руках моих. Тогда я делаю так...

И парень, чуть присев, подбил резким выпадом, мою ногу под щиколотку, своей ногой так, что я невольно сделал шаг вперёд с поворотом, оказавшись к нему спиной, встав почти на шпагат. Из этого неудобного положения я не смог быстро подняться, а Егоров уже стоял позади меня, держа за плечи. Он мог теперь сделать со мной всё, что пожелал бы.

- А сможешь обучить своей борьбе солдат в короткий срок?
- Можно.
- Проходи в ту комнату. С дальтонизмом-то ты не годишься. Пока останешься как учитель, а там посмотрим.

Один парень, в отличие от Егорова, был по документам еврей, но не был обрезан. Как я уже написал, таких военных мы отправляли обратно. Но Гринберг Александр, попросил его выслушать. Он утверждал, что обладает уникальным даром, замечать всё, на что обычный человек не обращает внимания. Кроме того, он хорошо рисует. А почему не обрезан? Так родители коммунисты, да и пожалели, но если нужно, он сделает это теперь. Я задал парню вопросы, в полной уверенности, что он не ответит:
- Сколько всего дверей в нашем здании с правой стороны от входной двери?
- Дверей нет. Окон 5 на первом этаже справа, и 8 на втором этаже. В двух открыты форточки. Одна полностью, вторая чуть приоткрыта.
- Так. А что необычного ты увидел у доктора. Опиши его внешность.
- Шрам над правой бровью, родинка на шее, слева, халат застёгнут на левую сторону, как у женщин. Да что я рассказываю? Дайте мне лист бумаги, карандаш, и я его нарисую по памяти.

Действительно, на рисунке он изобразил точный портрет нашего доктора. Я был в сомнении. Но терять такого нужного в нашем деле парня я тоже не мог. Да и у него такой выразительный еврейский нос, говорящий о его национальности не хуже обрезания.

- Твоя фамилия Садыков? – спросил я у коренастого сержанта. Сергей, но ты же не еврей?
- Но я же обрезанный, а кто там знает, татарин или еврей?
- Ну, допустим. А делать-то что умеешь?
- Стреляю хорошо и машину вожу хорошо. Вон, Борька Гринович подтвердит, - и Садыков показал на крепкого парня, тоже признанного физически годным.
- Ну, хорошо. Пока оставайся, а там посмотрим.

Итак, это ещё ничего не значит, что вы прошли отбор. Дальше будет очень трудно. Не все из вас выдержат. Мне нужны бойцы умные, сильные, хитрые, умеющие плавать, прыгать с парашютом, ездить верхом на лошади, драться, знать радиопередатчик. Кто не умеет, должен за короткое время научиться всему.  К сожалению не всё сможем для вас организовать в блокадном Ленинграде. Первые три дня будете только спать и есть, потом начнутся занятия по 16 часов в день.

Бойцам после бани выдали новое обмундирование и определили в казарму, под которую приспособили часть здания.

В эти три дня я постоянно общался с ребятами. После этих бесед, трое из восемнадцати бойцов, покинули подразделение. Они оказались не очень умными евреями.

Не буду рассказывать, как трудно давалась парням учёба и тренировки, но к вечеру они просто падали без сил на кровати и засыпали. Их полностью обслуживали. Проснувшись утром, ребята находили свою одежду и сапоги вычищенными, подворотнички подшитыми. Про одежду и обувь хочу сказать особо. Было несколько комплектов: военный, несколько гражданских, морская форма, маскировочные финские халаты с тайным карманом на спине за шиворотом для ножа. Учили стрелять из всех видов оружия, метать ножи, драться, прыгать с парашютом, изучали немецкий язык, азбуку Морзе и умение работать на передатчике и ещё многое другое. Среди нас были выходцы из разных республик, знающие языки тех мест. Понятно, что немецкий за такой короткий срок выучить невозможно, поэтому учили поговорки, которыми можно высказать, в принципе, всё. Тем, кто знал идиш, немецкий давался легко. Мои подопечные так уставали, что пришлось давать им один час на дневной сон. Но спать они должны были на улице, прямо на земле.

В первую неделю отсеялось ещё три человека. В основном это те, кто панически боялся высоты или воды, кто физически не выдержал нагрузок. А у одного младшего лейтенанта, просто сдали нервы, и он закатил истерику.

Через месяц мы закончили обучение, и осталось вместе со мной 13 человек и Жмот.
Жмот, это приблудившаяся к нашей группе, лохматая рыжая, размером с лайку, дворняжка. Собака оказалась на редкость умной. Да раз уж она смогла выжить в блокадном Ленинграде, где не осталось ни собак, ни кошек. Пёс всех ребят группы считал своими хозяевами, но предпочтение всё же отдавал Соломону Иванову.

Дальше были походы за линию фронта. Мы были удачливы, поскольку всегда использовали необычные уловки. Приводили "языков". Были и утраты. Борис Гринович погиб в одной из первых вылазок к немцам. Нашу группу использовали и на других фронтах. Всего уж и не упомню. Но вот об одной выброске в леса Белоруссии, в район действия партизанских отрядов, я расскажу.

*ОСОАВИАХИМ  -  Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству — советская общественно-политическая оборонная организация, существовавшая в 1927—1948 годы, предшественник ДОСААФа.

Продолжение здесь: http://proza.ru/2023/09/16/1117