История 3. Ольга

Ольга была на три года старше меня и училась на филфаке. Эти два факта почему-то казались мне в мои восемнадцать достаточным основанием, чтобы доверить ей свою жизнь. С ней было о чем поговорить, и нам было чему научить друг друга. Дружба между нами была скорее вынужденной (мы прожили пять лет в соседних комнатах), но не слишком обременительной.
До сих пор не понимаю, каким волшебным образом мы, две абсолютно оторванные от реальности безголовые курицы, не вляпались в какую-нибудь действительно серьёзную неприятность.
Нельзя сказать, что всё было идеально в наших отношениях. Меня жутко раздражала её невозмутимая медлительность, на все мои попытки поторопить её, она спокойно отвечала, что так я только ещё больше её задерживаю. Её манера заткнуться и зависнуть на пару минут посреди какого-нибудь интересного рассказа доводила меня первое время до белого каления. Потом, поняв, что бороться с этим бесполезно,  я приспособилась не реагировать так остро на нашу разницу в скорости мышления и действий. Тем более, что она вполне компенсировала свою заторможенность глубиной и содержательностью.
Её, тогда ещё будущую учительницу русского языка и литературы, почему-то всегда тянуло к каким-то злачным местам и маргинальным личностям. Казалось, она была напрочь лишена инстинкта самосохранения. И пока нам не пришлось пару раз выпутываться из довольно неприятных ситуаций, я наивно полагала, что она понимает, что делает.
Самым безобидным, но, по-моему, самым мерзким из её странных знакомых был фотограф. Вернее, как она мне его отрекомендовала «мастер художественной фотографии». «Мастер» оказался на деле худым, блёклым и, похоже, сильно пьющим мужчинкой, лет тридцати-тридцати трёх, с рыжеватой облезлой бородкой.
Его студия располагалась в каком-то полузаброшенном здании не то дворца пионеров, не то дома профсоюзов.
Он с гордостью продемонстрировал нам пару альбомов пошлейших, лишённых всякого намёка на вкус, талант или мастерство фотографий полуобнажённых и обнажённых девиц в банальных интерьерах и на фоне природы, на расстеленных прямо на траве простынях.
Потом, смерив меня взглядом, снисходительно поинтересовался не хочу ли я попозировать ему. Я подумала, вежливо ли будет сказать ему, что я думаю о его творчестве, и кажется не сдержала брезгливую гримасу, потому что снисходительность тут же сошла с него, как снег под весенним солнцем.
Я долго припоминала Ольге фотографа, когда она снова заикалась о том, чтобы ввести меня в круг своих друзей, которых я знала, в основном, по её рассказам.
Мы потеряли связь после моего переезда в другой город. У меня нет оснований полагать, что у неё всё сложилось безоблачно, судя по тому, что последний на моей памяти Ольгин ухажёр загремел в психушку.
Может я и попробовала бы когда-нибудь найти её, но думаю, что с тех пор пропасть между нами достигла таких размеров, что это уже не имеет никакого смысла.