Олеся

– Ну, с Богом! – бабушка замахала платком вдогонку новобрачным. Прошлогодняя весна всплыла в моем воспоминании, как будто это было вчера. Солнце подсветило путь заводской «Победе» к районному ЗАГСу, весенняя капель отбарабанила свадебный марш по жестяному подоконнику. Тетя Тоня из комнаты в торце длиннющего коридора, под бабушкино благословение: «Выходила сколько брали», удачно «выскочила» в третий раз замуж в директорский дом, а на свое место в дедовой коммуналке успела прописать племянницу. Перед своим исчезновением тетка представила собранию мою будущую подругу. Пока новобрачная показывала перетянутой золотыми часиками ручкой границы личного хозяйства, племянница, обворожительно улыбнувшись в приветствии, подняла бабушке свалившееся со стола полотенце, пододвинула заварочник к зависшей над стаканом руке деда и, потрепав мою челку, назвала меня милым ребенком. Мы остались стоять с открытыми ртами, когда обе феи в газовых шарфиках выпорхнули на улицу, оставив за собой шлейф весенних ароматов. Остолбенев от произошедшего, я силилась понять, что произошло с запахами. Все дома в мире пахнут по-своему. До сих пор наш пах овечьей шерстью, вареной картошкой и древесным грибком. Теперь к нему примешался незнакомый цветочный аромат. Среди прочих земных обитателей коммуналки появилась красавица-студентка с прической «тюльпан» на голове, в модных брюках-дудочках и туфлях-лодочках.
В редкие моменты самоанализа подсознание не раз намекало мне на некое личное несовершенство, но теперь… Я потащилась в комнату и, встав перед дедовым шкафом, перекинув через плечо бабушкин штапельный платок, попыталась повторить Олесин прощальный жест в надежде уловить аромат фиалок. Но нет. Радостей мало, если тощие ноги болтаются в материных сапогах, а неожиданно выросший нос заходит в класс ещё до моего появления.
Не единожды в жизни, поддерживая самооценку, я пыталась делать ставку на интеллект, но с этого момента окончательно смирилась с мыслью, что красота имеет преимущество перед остальными достоинствами в системе человеческих ценностей.
Вскоре, за пару советов по устройству личного гардероба, бабушка начала подкармливать гарну дивчину пирожками. Дед чинил старую теткину мебель, помогая красавице обустроиться. Правдолюб дядя Саша теперь умывался по утрам одеколоном «Шипр» и носил полные карманы ирисок для «такой крали». Из Олесиной комнаты по вечерам звучал патефон, а студенческие посиделки приятно разнообразили наш 
скромный быт. Впервые мы заметили, что кухонные окна выходят на юг, и теперь солнечный свет беспрестанно заигрывал с нами, торопясь отпраздновать приход лета еще в мае, когда Олесина герань на подоконнике расцвела махровыми шапками, а температура воздуха подпрыгнула до 30 градусов. Благодаря дружбе с Олесей я научилась крючком поднимать спущенные петли и первая пришла в класс в собственоручно сплетенных колготках. Именно она показала мне, как рисуются стрелки на ногах под капроновыми чулками, потому что ноги от этого кажутся стройнее. Мы сшили из одинакового полосатого бело-голубого ситца юбки-бочонки и с нетерпением ждали момента, чтобы вместе выйти "налюди". В руках у нас обязательно будут одинаковые сумочки, и я начала копить деньги на завтраках.
Однажды на кухонном столе Олеси появился букетик последних в этом году «анютиных глазок». Взрослые загадочно улыбались, но я возненавидела его с первой минуты, потому что он точно был от толстого хахаля. Последние недели подруга всё чаще задерживалась после института. Понятно, ведь скоро сдача курсового проекта.
Сегодня вечером, под предлогом попить водички, я сто раз сбегала на кухню, чтобы взглянуть, не откроется ли калитка, не мелькнёт ли ее шапочка с помпоном у темного подъезда. Вот тогда со своего наблюдательного пункта я и увидела, как они целовались.
Как она могла? Я считала ее своей подругой! Треск закрываемой форточки эхом раскатился по пустынному двору, обнаружив мое присутствие и произведя нужный эффект на врага. Враг вздрогнул и метнулся со двора, будто уличенный в краже чужой собственности. Через минуту скрипнула никогда не закрывающаяся входная дверь, и в кухне зажегся свет. – Маруся, ты что не спишь? – Олесин голос оказался на удивление спокойным. – Хорошо, что увиделись. Хочешь пойти со мной на «Анжелику»?
– Кто, я? С тобой в кино...? Это правда?
– Конечно! – она хмуро посмотрела в черноту оконного проема, но в зеркальном отражении кроме нас никого не было. – У меня как раз лишний билетик образовался!–
Фильм, за который каждая девочка нашего класса готова была отдать полжизни, шел уже неделю в кинотеатре "Космос" под штампом "до 16". Исключением являлось посещения кинотеатра ребенком в сопровождении взрослых лиц. Пойти с Олесей на Анжелику было высшим блаженством, на которое была способна моя чувственная натура.
Это было бесподобно! Вид Анжелики, шуршащей восточными шелками с криком: «О, Жоффрей, Жоффрей!» – воздевающей руки в кружевной пене к возлюбленному на эшафоте, рвал мое сердце на части. Я рыдала, уткнувшись в мокрый от слез и соплей ворот шерстяного свитера, который никак не хотел впитывать влагу. В конце фильма, под божественные гимны, граф бросил такой взгляд в зрительный зал, что мне захотелось провалиться сквозь землю. Вот это любовь! После сеанса, пока я пыталась объяснить природу насморка легким недомоганием, Олеся собрала прилипшие овечьи волосы с моего лица.
Осенними сумерками мы шли по улице вдоль посадок молодых сосен домой с мороженым в руках, мечтая о личном. С каждым вздохом мои легкие наполнялись холодным воздухом, голова – чистотой помыслов и любви ко всему человечеству. Пережитая драма захватила моё воображение. Примерить к себе подобную ситуацию я, в силу очевидных причин, не могла, материнские туфли и "шелка" были ещё не по размеру. Но желание рассмотреть в непосредственной близи живую романтическую историю уже прочно засело в моём сознании. Открывшаяся вдруг женская интуиция указывала на приметы надвигающихся перемен. Надо было просто научиться ждать.