День второго рождения

Ровно в пять вечера Ларцев вышел из подъезда и, опираясь на трость, захромал к стоявшей напротив машине. За рулем с недовольным видом сидела Эля.

- Привет, - сказала она.

- Привет, - ответил он.

- Как дела?

- Нормально.

- Как нога?

- Расхаживаюсь понемногу.

- Молодец.

Когда-то очень давно, произнося имя этой девушки, он при желании всегда мог добавить к нему слово «моя». Моя Эля... От того времени у Ларцева остались только приятные воспоминания. Впрочем, память обманывала его – неприятного в их отношениях всегда было больше.

- Я так понимаю, ты меня сегодня в качестве такси решил использовать, - она смотрела по сторонам, нервно скребя по рулю длиннющими, покрытыми кроваво-красным лаком ногтями.

- Ага.

- Ясно. И какой план?

- Забираем Макса и - в «Черри».

Эля скривилась.

- Макс мог бы на своих двоих добраться. Что-то совсем неохота подвеску в его е…нях бить. Мне ее и так давно пора менять.

- Соберешься менять – скажи, я оплачу.

- Ах, да! Ты же у нас теперь миллионер, я забыла. Дал бы хоть на бензин, что ли.

Ларцев достал смартфон.

- Ты - дурак? Я пошутила… Егор!

Прочитав сообщение от мобильного банка, Эля со вздохом констатировала:

– Точно - дурак. Свихнувшийся миллионер, - она посмотрела ему в глаза. – Мне не нужна эта десятка. Я сейчас верну ее тебе обратно.

- Поехали, а?

Макс жил в десяти минутах езды в одном из самых люмпенских микрорайонов города. Дороги здесь и вправду были просто жуткими, и Эля, вытянув шею и чертыхаясь, добросовестно пыталась объехать каждую из многочисленных колдобин, попадавшихся на пути.

- Это здесь зимой девушка в яму с кипятком провалилась? – спросила она.

- Да, вон за тем домом.

- Капец… Как тут, вообще, люди живут?

- Вон он сидит.

Макс с потерянным видом ждал их на лавочке неподалеку от дома, покуривая и сплевывая себе под ноги. На нем был новенький мультикам, редкие волосы тщательно прилизаны, слегка одутловатое лицо лоснилось.

- Наверняка уже успел остограммиться, - Эля, остановившись, мигнула ему фарами.

Макс уселся на заднее сиденье, громко хлопнув дверью. В салоне сразу стало тесно.

- Ты меняешь машины еще чаще, чем мужиков, - он пытался шутить в своем обычном стиле, но глаза у него были как у ребенка, который недавно плакал.

- Ты чего так вырядился? – спросила Эля.

- А что?

- В таком виде тебя не пустят.

- Куда?

- В «Черри».

- Ого, мы едем в «Черри»! А напомните-ка мне, коллеги, что у нас сегодня за праздник?

Повисла пауза.

- Егор решил отметить день своего второго рождения, - наконец, сказала Эля. - По-крайней мере, мне такая версия была озвучена.

- В смысле? – не понял Макс. Потом до него дошло, и он, сделавшись на минуту серьезным, задумчиво потер лоб. – Надо же, год прошел. А я в это время еще в госпитале валялся на реабилитации…

Немного помолчав, он развязно продолжил:

- Ну, что же, горячо поддерживаю эту инициативу. Виновнику торжества – всяческих благ. Поехали, чего ждем?

- Макс, может, в самом деле, сходишь, переоденешься? – сказал Ларцев.

- А мне, может быть, не во что! И потом, все порядочные вышибалы этого города – выходцы из нашей с тобой родной спортивной школы.
 
- А непорядочные?

- А непорядочных я сам повышибаю. Все-таки полутяжем был.
 
Ему понравилось словосочетание «повышибаю вышибал», и он, захихикав, несколько раз его повторил.

- Скороговорка получилась.

- Ты сколько уже успел выпить? – спросил Ларцев.

- Нисколько.

- Ага, только дунул немного, - фыркнула Эля.

- Да ну вас…

В кафе Макса предсказуемо не пустили. В маленьком предбаннике путь им преградили два накачанных охранника в черных обтягивающих водолазках.

- В военной форме нельзя, - угрюмо пробасил один из них.

- Ну, что я говорила? Вот стоило ехать, а? – зло пробормотала под нос Эля.

- У нас столик заказан, - сказал Ларцев.

- Вы - пожалуйста, проходите. А ему нельзя, - качок растопыренной пятерней уперся в грудь попытавшемуся двинуться дальше Максу.

- Руки убрал, - негромко сказал Макс и остановился. Было видно, как он прямо на глазах начинает заводиться.  – Ты меня не пускаешь?

- Не я - администрация данного заведения, - равнодушно сказал качок.

- Почему?

- Вы не соответствуете дресс-коду.

- Ты гонишь, что ли, придурок? – Макс сделал еще одну попытку протиснуться вперед, но эти двое стояли, как скала, и продолжать толкаться с ними здесь, в тесноте предбанника было совершенно бессмысленно.
 
Макс облизнул губы и огляделся по сторонам.

- Смелые под камерами, да? Пойдем, выйдем, - он схватил одного из них за локоть, но тот легко выдернул руку.

- Хорош, Макс. Пошли отсюда, - нахмурившись, сказал Ларцев.

Неожиданно сбоку открылась неприметная дверь, и из нее показалась толстоногая дама в строгом деловом костюме. На лацкан ее пиджака был приколот бейдж с надписью «Администратор». Дама неприязненно посмотрела на них поверх очков.

- О, администратор, - повернулся к ней Макс. – Здравствуйте! Объясните, почему у вас военнослужащий России не может находиться в форме?

- Потому что у нас такие правила, - сходу отрезала та. - В нашем кафе нельзя находиться в форме. Ни в военной, ни в какой другой. В полицейской  - только при исполнении. В спортивной одежде – тоже нельзя. Исключение для всех мы делаем один раз в год – на Хэллоуин. В этот день можете приходить в любом виде.

- На Хэллоуин?! Ах, ты ж… - Макс едва удержался, чтобы не разразиться трехэтажным матом. - Да я в этой форме воевал, защищая таких, как вы!

Администраторша поджала губы.

-  Я вас не просила меня защищать, на меня никто не нападал.

Макс уставился на нее.

- Вы за Украину, что ли?

- Вот только давайте без этого, ладно? – поморщилась администраторша. - Я ничего такого не говорила.

Макс, негодуя, перевел свои налившиеся кровью глаза на одного из охранников.

- А ты чего ухмыляешься, мутант стероидный? Езжай туда, повоюй. Здоровья же вагон.

- Мне туда не надо, - отвел взгляд охранник.

- В каком законе написано, что в кафе нельзя в военной форме? – не выдержав, звонко спросила Эля из-за спины Макса.

- Я вам еще раз говорю – в наших правилах. Это частная собственность. Давайте, я к вам домой приду и скажу: «Я сейчас пойду на кухню чай пить». Вы что мне на это ответите?

- Пойдем, Макс. Бесполезно. Не видишь что ли? - Ларцев крепко взял его за руку.

Они вышли на улицу.

- Вот жеж уроды, а! – Макс провел ладонями по голове, словно приглаживая волосы, потом громко отхаркнул и с глубочайшим презрением сплюнул далеко в сторону.

- Кто-то обещал всех тут размотать, если что, - с издевкой проговорила Эля.

Макс остановился, как вкопанный.

- Легко! Не хотел Егору праздник портить, но если ты просишь…

- Угомонись,  – сказал Ларцев. – Пошли в парк, на лавочке посидим, молодость вспомним.

- На лавочке… Капец. Хорошо, хоть не в «разливайке», - сказала Эля.

- Тоже, кстати, вариант, - невесело усмехнулся Макс.

Они купили в супермаркете коньяк с шоколадкой для себя, мороженное для Эли и, пройдя в парк через центральный вход, устроились на свободной лавочке напротив главного фонтана.
 
Фонтан плескал свои струи высоко в небо. Ветерок изредка доносил мелкие, прохладные брызги, которые было приятно ощущать на лице. Детишки с криками бегали вокруг фонтана.  Молодые мамаши с колясками прятались от жары в тени высоких, благоухающих лип. Два пожилых чоповца в черной униформе с надписью «Охрана» мирно беседовали чуть поодаль.

Ларцев опустил бутылку в бумажный пакет и откупорил ее, с удовольствием ощутив знакомый терпкий аромат. Они с Максом сделали по большому глотку и отломили по маленькой дольке от шоколадки. Им повезло – коньяк попался очень даже недурственный. Ларцев почувствовал приятное тепло под ложечкой, которое постепенно стало разливаться по всему телу, расслабляя мышцы и успокаивая нервы.

- Я одного понять не могу, - сказал Макс закуривая. - Их что, в тюрьму посадят, если они свои гребаные правила нарушат?

- Забей. Проехали уже, - проговорила Эля, с аппетитом уплетая мороженое.

Макс некоторое время с удивлением смотрел, как она быстро орудует маленькой пластмассовой ложечкой. Потом спросил:

- Тебя что, неделю не кормили?

- Я всегда так ем.

- И сколько можешь таких порций съесть?

- Ой, много…

- А куда все девается? Как у утки, что ли?

Эля сочувственно, как на слабоумного посмотрела на него:

- Генетика, Макс.

- Хотел бы я такую генетику… - он бесцеремонно уставился на ее длинные стройные ноги. - Как там твой ногтевой бизнес, все деньги заработала или еще нет?

- Неа. Вчера новую девочку опять взяла. Что-то они у меня долго не задерживаются.

- Так платишь, значит.

- А с чего, извините, платить? Клиентов – кот наплакал. Вроде, и цены держу, не поднимаю, и рекламу даю регулярно, а не идет народ, и все…

- И правильно, - сказал Макс, еще отхлебнув коньяку. - Нефиг прихорашиваться, когда родина в опасности.
 
Некоторое время они молча сидели, занятые каждый своим делом. Эля, покончив с мороженным, принялась за хрустящий вафельный рожок. Ларцев курил, разглядывая находившихся поблизости людей. Макс, не мигая, смотрел перед собой, то и дело, по чуть-чуть прикладываясь к бутылке. Алкоголь как-то странно действовал на него – он перестал изображать весельчака-балагура и замкнулся, ушел в себя, враз сделавшись угрюмым и неприветливым. Потом у Эли зазвонил телефон, она закинула ногу на ногу и принялась оживленно с кем-то болтать.

- Как ты? – негромко спросил Ларцев у Макса.

- А… - махнул рукой тот, продолжая смотреть в пустоту. - Хреново, Горыныч. Голова болит, спать - почти не сплю, коньяком вот только и спасаюсь. Тут еще кинули меня на полляма...

Он прикурил новую сигарету и выпустил дым через нос.

- Короче, звонит какой-то чувак, типа из Министерства обороны, и говорит, у тебя, мол, неснятое дисциплинарное взыскание, поэтому такая-то сумма из выплат будет удержана. И в «телегу» мне – бац, выписку из приказа. Я, такой, смотрю: печать, подпись – все, вроде, соответствует. Психанул, естественно. Кому охота такие деньги терять? В общем, взял и перекинул всё, что было на карте, на якобы безопасный счет, который он мне продиктовал. Ну, и, понятное дело, с концами…

- Что же не сказал? – нахмурился Ларцев. – Я бы Мишку подключил, порешали бы.

- Да я ходил, писал заяву. Толку-то… Менты только поулыбались. Сейчас, говорят, таких лошар, как ты, видимо-невидимо. Номер, с которого этот гад мне звонил, виртуальный – такие не пробиваются. Счет на какого-то забулдыгу оформлен. Деньги я сам лично переводил. Так что концов теперь точно не найти. Ладно… Пройденный этап уже, сам виноват.

Они помолчали.

- Может и мне начать второй день рождения праздновать? – задумчиво произнес Макс. - Я ведь тоже тогда каким-то чудом выжил. Никто не верил. Даже в госпитале. Решили – всё, кранты мне, а я – вот он, живее всех живых.

Он, наконец, оторвал свой взгляд и посмотрел на Ларцева красными, полными страдания глазами.

- Как будто кто-то вторую жизнь подарил… Только, знаешь, что-то я не очень рад этому подарку.

Ларцев молча сжал его колено своими пальцами и долго держал, не отпуская.

- Ну, а ты? – спросил Макс и кивнул в сторону Эли. - С ней не пробовал заново начать? Одна вроде сейчас…

Ларцев отрицательно покачал головой. Макс протянул ему бутылку.

- Будешь? А то допью.

Ларцев сделал еще один большой глоток и вернул бутылку Максу.

- Допивай.

Тот вылил остатки коньяка себе в рот, отломил большущий кусок шоколадки и принялся жевать его, словно картошку.

- Ну, вы тут общайтесь, - промычал он с набитым ртом, - а я пойду, осмотрюсь.

Дожидаясь, пока Эля закончит говорить, Ларцев рассеянно полистал список треков в смартфоне. На глаза попалась «Прыгну со скалы» группы «Король и Шут». Эту песню после ранения он не решался слушать. Однако сейчас, поколебавшись, все-таки включил ее. Из динамика послышался незабываемый гимн отвергнутой любви.

«С головы сорвал ветер мой колпак.
Я хотел любви, но вышло всё не так.
Знаю я, ничего в жизни не вернуть,
И теперь у меня один лишь только путь.

Разбежавшись, прыгну со скалы
Вот я был, и вот меня не стало…»

***

- Хочешь поиграть? - задрав голову, пробормотал Ларцев. - Ну, давай...

Вокруг него было поле, и он был один в этом поле, а над ним в ослепительно синем небе кружил, противно завывая, квадрокоптер с закрепленными в подвесах «подарками». Оператор, кажется, никуда не спешил, и дрон нарезал круги в вышине, постепенно снижаясь над выбранной целью. Ларцев поворачивался на месте вслед за дроном, держа автомат у груди, готовый мгновенно вскинуть его и начать стрелять.

Он сдвинул мешавшую ему панаму на затылок. Налетевший порыв ветра подхватил ее и сорвал с головы.

Ларцеву вдруг стало смешно.

- С головы сорвал ветер мой колпак, - безбожно перевирая мотив, напел он, потом откашлялся и уже более уверенно продолжил. – Я хотел любви, но вышло все не так…

На секунду зависнув против солнца, дрон, наконец, рванул в атаку. Ларцев упал на землю и тут же перевернулся на спину. Зафиксировав взглядом сброс гранаты, он покатился в сторону, отсчитывая про себя секунды. Бум! Осколки прошелестели над ним, не причинив вреда. Оператор, не ожидав такого маневра, поспешил сбросить вторую гранату и снова - с тем же результатом: Ларцев, повторил свой трюк, оставшись невредимым. Проворно поднявшись на колено, он выпустил длинную очередь по квадрокоптеру. Тот, не успев уйти на недосягаемую высоту, неожиданно брызнул снопом пластиковых осколков и закувыркался вниз.

Ларцев проводил его взглядом и опустил автомат.

Он слишком поздно понял свою ошибку. Над головой вдруг снова послышалось отвратительное, похожее на комариный писк завывание, и в следующее мгновенье страшная, непреодолимая сила выдернула из-под Ларцева землю…

***

- Куда Макс пошел? – над самым ухом спросила Эля.

Ларцев вздрогнул и словно вынырнул из глубины на поверхность.
 
- Прогуляться.

Она внимательно посмотрела на него.

- Ну, говори, чего сказать хотел.

- Ничего не хотел, - он удивленно пожал плечами.

- Да ладно. Думаешь, я не понимаю, для чего ты этот свой день второго рождения придумал?

Ларцев озадаченно нахмурился. Потом почувствовал, что краснеет и, чтобы скрыть неожиданно возникшее смущение, рассмеялся.

- Да ни для чего! Просто так.

- Деньги еще не все раздал?

- Неа. Есть пока.

- А потом что?

- Не знаю. Звали тут в одно место. Инструктором по стрельбе.

- Инструктором… - она покачала головой. - Другие как-то крутятся, вкладывают во что-то, свой бизнес открывают. А ты раздаешь.

- Быть таким, как все, с детства не умел... - улыбаясь, проговорил Ларцев.

- Это точно.

Она помолчала, рассматривая что-то вдалеке.

- Егор, я не хочу, чтобы отец моих детей был инструктором по стрельбе.

Он не ответил, насвистывая мотив песни и ладонью отбивая ритм себе по колену. Она прижала его ладонь своей рукой, настойчиво попыталась заглянуть в глаза.

- А ты, кроме как воевать, ничего не умеешь. И, главное, не хочешь.

- Не хочу, - он улыбался, упорно не желая отвечать на ее взгляд.

Эля надменно усмехнулась, убрала руку, откинулась на спинку лавочки.

- Больше десяти лет в армии... Кто ты там по званию? Старшина? На Донбассе был, в Сирии был, теперь вот на СВО здоровье потерял. И чего ты добился? Старшина…

На скулах Ларцева вспухли желваки, улыбку как ветром сдуло. Он молча полез за сигаретами.

- Прости, - запоздало спохватилась Эля. - Прости, я не хотела…

Посидев еще немного, они поднялись и пошли разыскивать запропавшего Макса.

Его они увидели почти сразу – возле арки центрального входа с полуторалитровой бутылкой пива в руке. Рядом с ним стояло двое полицейских в фуражках и в белых, с коротким рукавом рубашках, а сразу за аркой виднелся патрульный уазик.
 
- Та-ак… - протянула Эля.

- Давай быстрей, - заторопил ее Ларцев.

Подходя, он еще издали окликнул полицейских:

- Ребят, он с нами! Заблудился немного.

Те покосились на него, но никак не прореагировали.

- Мужчина, к вам сейчас будет применена физическая сила! – громко сказал Максу один из патрульных - долговязый сержант с большими, немного испуганными глазами. Второй - пониже ростом и покрепче - держал наготове наручники. Макс смотрел на них, тяжело дыша. Его заметно развезло, полтарашка «Охоты» крепкого в его руке была наполовину пуста. Поблизости уже начали собираться зеваки. Кто-то из них снимал происходящее на телефон.

- Мужчина, вы меня слышите? К служебному автомобилю проходим, - опять обратился к Максу полицейский.

- Сержант, не забирайте его, а? – сказал Ларцев. – Он контуженый, только недавно из госпиталя.

- И что? Это дает ему право нарушать закон? – проговорил тот.

- Что я нарушил? – хриплым голосом спросил Макс. Он переводил свой немного растерянный и в то же время упрямый взгляд с одного патрульного на другого.

- Общественный порядок. Я вам уже объяснил.

- Я что, орал, к людям приставал?

- Распивали в запрещенном месте. Вам кодекс показать?

- Я не распивал.

- Бутылка початая, даже пробки нет, - сказал второй полицейский.

- Ты видел, как я пил? Покажи мне видео тогда.

- Мы не обязаны ничего показывать, - сказал первый. - Пойдем по-хорошему, а то еще и за неповиновение статью схлопочешь.

- Ах, вот оно что! Статей решили навешать, - по-своему понял Макс. – План горит, да?

- Макс, не дури, поезжай с ними, - сказал Ларцев. - Составят протокол и отпустят. Мы следом за тобой поедем.
 
Тот пропустил слова Ларцева мимо ушей, видимо, уже решив, как будет действовать дальше.

- Ну, давайте, применяйте силу, чего стоите? – сказал Макс патрульным. - Вы будете применять или кто?

Те некоторое время топтались на месте, не решаясь начать задержание. Затем глаза у сержанта расширились еще больше, он взял Макса за локоть и попытался пригнуть его голову к земле. Второй схватил за другую руку, несильно ударив ногой ему по внутренней стороне стопы. Полторашка упала на асфальт, брызнув пеной.

Несколько секунд они боролись, потом Макс выдернул свою руку и оттолкнул сержанта.
 
- Макс, нет! – крикнул Ларцев, но было поздно. Прежде чем он успел что-либо предпринять, тот коротко, без замаха ударил полицейского раскрытой ладонью по лицу.

Сержанта мотнуло в сторону, но он устоял, переступая ногами, словно пьяный, налету ловя свалившуюся с головы фуражку. Второй полицейский тут же отскочил, машинально лапнув кобуру, потом схватился за висевшую на поясе рацию и начал что-то быстро и негромко в нее говорить.

- Дурак! – Ларцев провел ладонью по своему лицу. – Вот дурак!

Он бросился к Максу, а тот стал увертываться от него, перемещаясь то приставным шагом, то спиной вперед, то перебежкой, словно был на разминке перед тренировкой. Двигался Макс тяжело, на его лице застыла похожая на оскал мученическая улыбка, и Ларцеву было жалко и больно на него смотреть.

- Ты что наделал, Максим?

- Горыныч, не лезь! Я сам разберусь! – крикнул Макс.

Отбежав на достаточное расстояние, он принялся расхаживать взад-вперед, заводя себя, настраиваясь на драку.

Ларцев, задыхаясь, остановился и поискал глазами Элю. Она стояла в сторонке, смешавшись с толпой зевак. Было видно, что ей неприятно наблюдать за всем этим, но и вмешиваться она явно не собиралась.
 
Через минуту перед аркой взвизгнула тормозами серая с рубиново-красной полосой Лада Гранта. Из нее выскочили два дюжих росгвардейца и, подбежав, тут же набросились на Макса. Патрульные, не мешкая, присоединились к ним. Макс попытался пробить кому-то из них левый боковой, но промахнулся. Его повалили, долговязый сержант, сцепив руки в замок, сделал удушающий захват. Лицо Макса исказилось и побагровело, на лбу вздулась раздвоенная жила.

- Ломайте, пацаны! Ломайте… – прохрипел он. Из уголка его рта вытекла длинная, тягучая слюна.

- Посмотрите, что твориться! Что вы делаете? – послышались возмущенные голоса из толпы.

Макса придавили к асфальту, пытаясь завести его руки за спину. Это долго не получалось – он молча и упорно сопротивлялся. Тогда один из росгвардейцев поднялся, выхватил дубинку и стал наносить расслабляющие удары по торчавшим из кучи малы ногам Макса.

В толпе опять раздались негодующие крики.

- Ты что творишь?! – Ларцев, потеряв контроль над собой, рванулся вперед.

- Стоять! –  росгвардеец резко выбросил руку в его сторону. Ларцев наткнулся на нее и, не удержав равновесие, грохнулся на асфальт, ударившись затылком и ссадив локоть.

Толпа ахнула.

- Еще и инвалида уронили! Безобразие! Что хотят, то и делают! Как вам не стыдно?

Макс, наконец, сдался.

- Не давите… - шевельнул он посиневшими губами. - Позвоночник сломан…

Его тут же заковали в наручники и второпях, почти волоком потащили к машине.

Ларцев остался сидеть на асфальте, безвольно опустив руки.

- Молодой человек, с вами все в порядке? – послышалось из толпы.

Ему подали выпавшую трость.

- Вам помочь?

Ларцев отрицательно покачал головой.

- Ваш товарищ – военный? - сочувственно спросил кто-то.

- Бывший…

- В спецоперации, наверное, участвовал?

- Участвовал.

- Вот так… Воевал, родину защищал, а его палкой, как собаку. Как так можно? Совесть у них есть?

- Ну и что, что воевал? - возразил другой голос. - Давайте теперь все им будем прощать! На полицейского руку поднял…Это вообще-то преступление.
 
- Ага, а скоро еще и зеков начнут с СВО отпускать, - произнес третий.

- А это тут причем?

- При том. Закон должен быть одинаков для всех. Нарушил – отвечай.

Подошла Эля.

- Долго еще будешь сидеть?

Ларцев поднял голову. Она стояла над ним, скрестив руки на груди. На фоне заходящего солнца ему был виден только точеный силуэт Эли, но Ларцев и так прекрасно представлял ее недовольный вид.

- Надо ехать, - сказал он, вставая.

- Куда?

- В отдел.

- Ну, уж нет! Это без меня, пожалуйста. На сегодня я сыта по горло вашими приколами.

Он исподлобья посмотрел на нее.

- Ну и катись…

- Пф! – Эля круто развернулась на каблуках.

Отходя, негромко пробормотала:

- Придурки.

Он молча смотрел ей вслед, потом, не выдержав, окликнул:

- Эля!

Она обернулась, скорчила презрительную гримасу и зацокала дальше.

Кое-как дошкандыбав до отдела полиции, Ларцев поднялся по ступенькам на высокое крыльцо. Большая железная дверь оказалась заперта. Он нажал кнопку звонка.

- Слушаю вас, - послышалось из переговорного устройства.

Узнав цель его визита, дежурный спросил:

- Вы кем ему приходитесь?

- Друг, - ответил Ларцев.

- Мы информацию о задержанных сообщаем только близким родственникам, - сказал дежурный и сбросил вызов.

Ларцев почти ненавидел себя за то, что не уследил за Максом, и что вообще затеял этот непонятный и, как оказалось, никому не нужный праздник. Однако надо было что-то срочно предпринимать. Звонить неделями не просыхавшей тёть Нине, матери Макса, не имело ни малейшего смысла. Оставался «звонок другу» - Мишке Радочинскому.

Мишка был одноклассником Ларцева. Рыхлый, не по годам высокий увалень, он с детства очень любил покушать, за что еще в младших классах получил прозвище «Пельмень». Ребята подозревали, что это он каждый раз, отобедав в школьной столовой, потом втихаря портил воздух в классе. Мишка все отрицал, отчаянно при этом краснея. Связываться с ним не решались, учитывая его габариты, но и дружбы никто не водил. Ларцеву всегда почему-то было жалко этого большого, совершенно безобидного мальчишку, отшельником сидевшего на последней парте. Когда потом, уже во взрослой жизни он случайно встретил Мишку, то был весьма удивлен, увидев на нем полицейскую форму. Начав простым участковым уполномоченным, Мишка неожиданно быстро поднялся по карьерной лестнице и сейчас руководил одним из подразделений в региональном управлении МВД. Ларцев изредка обращался к нему за помощью, и тот всегда с готовностью откликался, очевидно, помня сочувствие, проявленное к нему в школьные годы.

Ларцев набрал его номер.

- Алло! Привет, Мишань.

- Привет, - ответил Мишка. – Я ем, так что, извини, буду чавкать. Но ты говори, я внимательно слушаю.

Ларцев коротко обрисовал ситуацию.

- Скверная история, - сказал Мишка. - Он что, тоже боксер?

- Да. Вместе тренировались.

- Тем более должен уметь держать себя в руках. Ваши кулаки – это самое настоящее оружие. Давно уже пора лицензии начать выдавать, как на огнестрел… Ладно, сейчас позвоню туда, выясню, потом тебе наберу.

В ожидании звонка Ларцев опустился на лавочку напротив стенда с надписью «Внимание, розыск!». Он только собрался закурить, когда дверь на крыльце открылась, и из нее вышла девушка лет двадцати. С минуту она растерянно стояла, затем спустилась вниз. Заметив Ларцева, подошла, попросила сигарету. Он протянул пачку, щелкнул зажигалкой. Девушка была немного пухленькой и довольно миловидной. Портили ее только глаза – блеклые и какие-то водянистые. Она поблагодарила и уселась на противоположный край лавочки. Докурив, поднялась, было, уходить, но потом неожиданно спросила:

- Извините, у вас не будет ста рублей?

Ларцев усмехнулся.

- Дайте попить, а то так есть хочется, что даже переночевать негде?

- Нет, переночевать есть где, - несмело улыбнулась девушка. Она явно была не прочь познакомиться.

Ларцев порылся в бумажнике. Самой мелкой купюрой оказалась тысячная. Он протянул ее девушке. Та одернула руку.

- Это слишком много. Я не возьму.

- Бери, у меня сегодня «днюха». Выпьешь пива за мое здоровье.

- Спасибо, - сказала девушка, быстро сунув купюру в сумочку. – Поздравляю!

- Ты там что делала, если не секрет? - зачем-то спросил Ларцев, кивнув в сторону крыльца.

Она присела рядом, долго не сводила с него своих странных белесых глаз. Потом вдруг разоткровенничалась:

- Взяли с весом. Для друзей брала, не для себя. Теперь вот хожу, отмечаюсь…

- В смысле, отмечаюсь? – не понял Ларцев. - Стучишь на барыг, что ли?

Девушка напряженно смотрела на него, пытаясь угадать его реакцию.

- Всем надо жить… Барыгам – торговать. Полиции – их ловить. А мне пообещали, что условка будет, если стану помогать.

- О, времена, о, нравы, - хмыкнул Ларцев.

Они посидели в молчании.

- А вы бы не хотели расслабиться? – снова неожиданно спросила девушка. – Я знаю магазин, где не дорого.

Ларцев покосился на нее.

- И что в том магазине?

Она замялась.

- Ну, меф же…

- Понятно. Нет, я этим не интересуюсь.

- Да и я не так, чтобы... – поспешно сказала девушка. - Иногда только, когда на нервах.

Перезвонил Мишка.

- В общем, все плохо. Административкой он точно не отделается. Пэпсы там такой рапорт накатали – закачаешься. Патрульного, которого он ударил, сейчас повезли на медосвидетельствование. Подозрение на сотрясение мозга. Триста восемнадцатая, часть вторая твоему товарищу корячится – применение насилия, опасного для жизни и здоровья, в отношении представителя власти. До десяти лет.

Ларцев в сердцах выругался, а Мишка продолжил:

- Мой совет - пусть родные срочно ищут хорошего адвоката. Ну, или сейчас еще появилась возможность написать заявление на участие в СВО. В этом случае уголовное дело приостанавливается, а затем прекращается.

- С его-то контуженой головой обратно на СВО? - сказал Ларцев. – Нет, это вряд ли. Слушай, у него из родственников – только мать, да и то пьющая.

- Я понял, – Мишка сыто икнул. - Сегодня уже поздно. Завтра попробую что-нибудь сделать. Позвони мне где-нибудь ближе к обеду. Но сразу говорю – ничего не обещаю. Дело серьезное.

- Спасибо, Мишань!

Голос Мишки обнадеживал, и у Ларцева немного отлегло от сердца. Домой не хотелось. Он посмотрел на девушку и улыбнулся:

- Я Егор.

- Вика, - улыбнулась она в ответ.

- Ты где живешь?

Она назвала улицу. Он прекрасно знал эти места.

- Пригласи на чай, что ли…

- Пойдем. Только у меня дома батя. Он нормальный, но ему нужно будет налить…

Дверь им открыл мужик среднего роста, лет пятидесяти пяти, в тельнике и замызганных джинсах. В джинсы был заправлен флотский ремень со звездой и якорем на бляхе. Несмотря на изрядно пропитое лицо, мужик был подтянутый и стройный, под тельником угадывались крепкие мускулы. В углу рта он небрежно держал неприкуренную сигарету.

- Пап, у нас гости, - кашлянув, сказала Вика.

Мужик молча рассматривал Ларцева, не двигаясь с места. Когда его взгляд задержался на пакете с магарычом, Ларцев изобразил на лице дружелюбие и звякнул содержимым пакета. Отец девушки, не торопясь, закурил и, выпустив в сторону тугую струйку дыма, нехотя посторонился.

Они вошли. Вика тут же юркнула в одну из комнат, плотно прикрыв за собой дверь, а Ларцев, не разуваясь, проследовал за хозяином квартиры на прокуренную кухню. Примерно половину кухни занимал старый просиженный диван. Перед диваном стоял обшарпанный стол, заваленный немытой посудой, а рядом со столом - одинокая колченогая табуретка. На подоконнике, надрываясь, орал включенный на полную громкость допотопный телевизор.

- Егор, - протянул руку Ларцев.

- Виктор, - мужик пожал ее, глядя куда-то в сторону, потом сгреб посуду на край стола и плюхнулся на диван.

– Что с ногой? – спросил он, приглушив звук телевизора.

- Осколочное, - Ларцев прислонил трость к подоконнику и принялся выставлять на стол бутылки и закуску.

- Воевал?

- Ага.

- Ну и как?

- Как видишь…

Виктор отыскал среди груды грязных тарелок два стакана, крякнув, открыл бутылку водки и налил в стаканы до половины. Они молча, не чокаясь, выпили. Водка оказалась теплой и отвратительной на вкус. Непривычный к такой порции Ларцев с трудом доцедил ее до дна и, скривившись, поспешил занюхать. Виктор выпил свою как воду, прикурил новую сигарету.

- А ты, значит, мореман? – спросил Ларцев.

- Неа. Стиль у меня такой - морской, - сказал Виктор, и было непонятно, шутит он или говорит серьезно.

Они помолчали. Беседа явно не клеилась, как, впрочем, и все остальное сегодняшним вечером.

- Много укропов накрошил? – спросил Виктор, разливая по второй.

- Не считал. А что?

- Как думаешь, простят они тебе?

Ларцев пристально посмотрел на него.

- А я им?

- Ну, а ты? Простишь?

- Не знаю. Победить сначала надо. Там видно будет.

- Вот то-то и оно, - сказал Виктор, подумав, очевидно, о чем-то, о своем.

- А ты что же, переживаешь за хохлов, что ли? – спросил Ларцев.

- С чего бы мне за них переживать?

- Ну, мало ли… Может, сам оттуда.

- Я-то? Не-ет. Я из СССР.

- А я, когда совок развалился, еще пешком под стол ходил, - усмехнулся Ларцев.

- Ишь, ты, совок… - неприязненно сказал Виктор. - Кому - совок, а кому - союз нерушимый республик свободных. И жили в нем дружно, ничего не делили и не воевали.

- Что же он – нерушимый, и развалился?

- Помогли.

- Кто?

- Известно кто – пиндосы. И дальнейших своих планов не скрывают. «Против России, за счет России и на обломках России…» Слышал?

- Слышал.

- Так-то…

- Ну, а кто виноват, что хохлам потом захотелось Бандере молиться и  под натовскую дудку плясать?

Виктор тяжело посмотрел на него начавшими хмелеть глазами.

- А ты, значит, решил их перевоспитать, уму-разуму научить?

- Ну, да. Дураков - учат.

- И как, получилось?

- Получится, не сомневайся.

- Когда? Когда рак на горе свистнет?

- Когда Киев возьмем и всех западных марионеток из него выкинем.

-  Ага. А все остальные Тарасы и Мыколы, кто против тебя воевал, сразу – раз, и руки в гору. Прости, мол, были не правы, больше не будем. Так, что ли?

Ларцев неопределенно пожал плечами. Виктор долго молчал, изучая закуску, потом сказал:

- Те, кто посеял эту рознь, хорошо постарались. Это теперь как торфяной пожар, снаружи зальешь - внутри будет тлеть, пока не выгорит сам собой. Поколение сменится, а то и два, прежде чем все начнет забываться.

Он поднял свой стакан.

- Ладно, давай.

- Давай.

На кухню вошла Вика, держа на руках заспанного грудничка в цветастой распашонке и памперсе. Ребенок вертел головкой по сторонам, забавно тараща ничего не понимающие спросонья глазенки. Сама она успела подкраситься, вся как-то сразу расцвела, и уже ничто не напоминало в ней солевую наркоманку.

- А у нас вот кто, - сказала она. – Это Лерочка.

Ларцев невольно улыбнулся, глядя на кроху, и та ответила ему очаровательной беззубой лыбой.

- Сколько ей? – спросил он.

- Скоро шесть. Хочешь понянчить?

- Не-ет, - засмеялся Ларцев, - Я таких боюсь. Уроню еще…

- Давай ее сюда, - сказал Виктор.

Его грубое, неприветливое лицо сразу размякло, подобрело. Увидев его, кроха потянула к нему свои ручки. Виктор взял со стола кусочек мяса, немного пожевал и поднес ко рту девочки. Та как птенец схватила его, но, распробовав, тут же выплюнула обратно.

- Э-э, - укоризненно произнес Виктор, утирая ей подбородок и грудь грязным полотенцем. – Нужно кушать мясо, Лера, тогда будешь такой же сильной, как дед.

Вика ласково тронула Ларцева за шею:

- Пойдем. Батя посидит с ней.

Ларцев с усилием поднялся. Кроха, поддерживаемая широкой ладонью Виктора, топталась гуттаперчевыми ножками у него на коленях, настырно пытаясь зажать в своем меленьком, цепком кулачке сизый дедов нос.

- Знаешь, ты, наверное, прав, - сказал Ларцев Виктору. – Не будет никакого замирения. Теперь или мы их вчистую, или они нас. Слишком далеко все зашло…

Тот долго, не мигая, смотрел на него, потом отвернулся, уставившись в телевизор.

В полутемной комнате Ларцев расстегнул рубашку и упал на широкую кровать, с удовольствием подставив лицо гудевшему рядом вентилятору. Потом он перевернулся на спину, а девушка склонилась над ним и стала нежно целовать его грудь.

- Ты не думай, я не проститутка какая… - прошептала она. – И со здоровьем у меня все в порядке.

Он закрыл глаза, прислушиваясь к своему телу. Тело привычно заволновалось, но потом усталость и выпитое взяли свое, и он почувствовал, что засыпает.

- Погоди, дай полежу немного… - пробормотал Ларцев.

***

…Оглушенный взрывом он вгорячах вскочил на ноги и тут же рухнул обратно на землю. Посередине левого бедра у него как будто появился дополнительный сустав. Нога, согнувшись в этом новом суставе почти под прямым углом, смотрела влево относительно остального тела. Штанина в этом месте сразу потемнела от крови, бурое пятно начало быстро расползаться по ткани. Еще не чувствуя боли, он рванул жгут из подсумка и, сидя, попытался приподнять поврежденную ногу. Невыносимая боль пронзила его. Он закричал и упал навзничь, словно кто-то ударил его кулаком в грудь. Теплая пульсирующая струйка забила из бедра, обильно омывая искалеченную ногу и унося жизнь из его молодого, сильного тела. Он опять закричал, теперь уже не от боли, а от нежелания умирать. Собравшись, сцепив зубы, он повернулся на правый бок. Ухватился за штанину и с тяжким стоном подтянул неестественно подвернутую ногу к туловищу. Дрожащими руками растянул жгут, сделал первый, самый тугой оборот выше места ранения. Перехватывая длинный конец жгута, неосторожно отпустил руку, и другой, короткий, конец предательски выстрелил из-под нее. Жгут соскочил, кровь толчками вновь полилась из раны. Хрипло и часто дыша, он уставился перед собой и несколько секунд смотрел, как все окружающее медленно вращается вокруг него. Его затошнило, голова налилась свинцовой тяжестью. Не желая сдаваться, он из последних сил надавил кулаком на ногу возле паха, прижав бедренную артерию, и некоторое время лежал в таком положении, сотрясаясь всем телом. Потом его мышцы начали расслабляться, и он безвольно перевернулся на спину, обратив к небу свое вымазанное в пыли, покрытое потеками крови и слез лицо…

***

Ларцев проснулся от собственного крика и рывком сел на постели. Не понимая, что с ним, и где он находится, он судорожно схватился за свою тонкую, как палка, почти не гнущуюся ногу.

- Ты что? – девушка испуганно смотрела на него из темноты, прикрыв простыней обнаженную грудь.

- Фу-у… - он сжал руками голову и долго сидел, раскачиваясь взад-вперед. Пот катил с него градом, сердце стучало частой дробью. Неожиданно рыдания, теснившиеся где-то глубоко внутри, пробились наружу. Вздрогнув несколько раз, Ларцев с трудом подавил их и совсем по-детски зашмыгал носом.

За стенкой заплакал ребенок, послышался надсадный кашель Виктора. Откашлявшись, тот что-то долго бормотал, потом принялся успокаивать не на шутку разошедшуюся малышку:

- Ч-ч-ч-ч…

Немного придя в себя, Ларцев встал и начал одеваться. Он не мог больше находиться в этом темном, душном помещении. Чужие стены давили, детский плач взрывал и без того раскалывавшуюся голову.

- Ты куда? – спросила Вика.

- Пойду…

- Оставайся. Ночь-полночь, утром пойдешь…

- Нет.

На улице было темно и тихо. Ларцев постоял у подъезда, прислушиваясь к звону в голове, всем телом впитывая живительную ночную прохладу. Потом глубоко вдохнул и, не торопясь, захромал к дому по знакомой с детства улице.

Он сто лет здесь не был, хоть и жил неподалеку, и теперь с любопытством смотрел по сторонам, узнавая давно забытые места. За последние годы город заметно преобразился, отстроившись современными, красивыми многоэтажками, а эта маленькая, немноголюдная улочка с ее желтыми двухэтажными домиками еще сталинской постройки осталась такой, как прежде. На соседней улице когда-то жил его лучший друг Женька Ситников. Пацанами они любили кататься здесь на велосипедах. Прошлой зимой Женька геройски погиб под Артёмовском. Мемориальную доску на их школе так до сих пор и не установили – администрация все никак не могла утрясти какие-то формальности с частью, в которой Женька служил. Его сын Влад – почти полная Женькина копия – на днях подал документы в Рязанское училище ВДВ.

От движения и свежего воздуха голова стала быстро проясняться, сердце успокоилось, и Ларцеву вдруг сделалось так хорошо на душе, как не было уже очень давно. Он радостно и бездумно шагал по пустынной улице, наслаждаясь тишиной и ароматом летней ночи, потом свернул на широкий, ярко освещенный проспект. Мимо пронеслась стайка подростков на электросамокатах, что-то крича и улюлюкая. Ларцев посторонился и, улыбаясь, долго провожал их взглядом.

У круглосуточной «разливайки» рядом с его домом тусовалась шумная компания. Трое подвыпивших парней громко выясняли отношения друг с другом. Заметив Ларцева, они притихли и стали внимательно наблюдать за ним. Когда он поравнялся с ними, парни переглянулись и, не сговариваясь, двинулись в его сторону.

Ларцев остановился, с интересом разглядывая их. Он знал всех местных ханыг, и ханыги знали его, всегда уважительно здороваясь при встрече. Он никогда не отказывал, если у него просили сигарету или немного мелочи на пиво. Эти же были ему незнакомы и сразу не понравились - классическая троица из темной подворотни, промышляющая мелким гоп-стопом. Ларцев со своей хромотой и тросточкой, вероятно, показался им легкой добычей. В тусклом свете неоновой вывески среди них выделялся один - рослый и мордатый, с болтающимися, похожими на сардельки руками. При виде его у Ларцева в голове почему-то сразу возникло слово «битюг». Двое остальных были серыми и безликими, словно тени.

Когда они приблизились, он, не торопясь, достал из кармана пачку сигарет.

- Сигаретку дай, - подошедший первым битюг бесцеремонно протянул руку к пачке, заодно, очевидно, прощупывая дистанцию для неожиданного удара в челюсть. Усмехнувшись, Ларцев отступил назад и почти прижался спиной к широкому тополю, росшему рядом с тротуаром. Раньше он никогда не упускал удобного случая провести разъяснительную работу с подобными персонажами, однако сейчас шансы на успех у него были невелики - можно сказать, их не было совсем. С другой стороны, это было бы вполне логичным завершением так неудачно сложившегося дня его второго рождения – праздника, который Ларцев зачем-то сам себе придумал.

Достав сигарету, он убрал пачку в карман, прикурил.

- Не курю, - сказал Ларцев и выпустил дым прямо в лицо битюгу.

Тот выпучив глаза, замер от такого немыслимого оскорбления.

- Ты офуел? – между Ларцевым и битюгом юрко вклинился один из безликих. В глаза бросилась нездоровая бледность его перекошенного от злобы лица. Зная, что в такой момент в ход очень часто идет нож, Ларцев, не раздумывая, перехватил трость и коротко, но резко врезал ею безликому чуть выше локтя. Гопник взвыл, схватившись за руку, и тут же опустился на колени. Битюга за это время отомкнуло, он зарычал и бросился на Ларцева. Подпрыгивая на здоровой ноге, Ларцев успел увернуться от размашистого колхозного свинга, но в следующее мгновенье битюг подмял его под себя, прижал к земле и принялся гвоздить увесистыми кулаками по голове.

- Вырубай его! – возбужденно прогнусавил третий гопник. Он вертелся спереди от лежавшего ничком Ларцева, норовя попасть ему ногой по лицу, и все никак не попадал. Ларцев, придавленный тушей битюга, был лишен возможности сопротивляться и молча сносил сыпавшиеся на него градом тумаки. Его сознание почему-то никак не хотело меркнуть, но и боли он тоже не чувствовал. Было странно и, скорее, неприятно слышать глухие звуки ударов, приходившихся ему по затылку и шее. Избиение продолжалось не долго – битюг быстро выдохся и тяжело поднялся на ноги. Задыхаясь, он два раза ударил лежавшего без движения Ларцева ногой в живот, потом наклонился и уперся руками в колени, переводя дух.

- Ты там как, Костян? – немного отдышавшись, спросил он у сидевшего на земле и морщившегося от боли приятеля.

- Руку сломал, сука…

Битюг присел рядом с Ларцевым, сопя, по-хозяйски обшарил его карманы, вытащил телефон и бумажник, не погнушался и полупустой пачкой сигарет. Порывшись в бумажнике, достал из него купюры и банковскую карту, повертел в руках коричневатую книжицу.

- Ветеран, б…дь, - он зашвырнул пустой бумажник и удостоверение в кусты. Потом оглянулся по сторонам и, что есть силы, сверху вниз ударил ногой, обутой в запыленный шлепанец, Ларцева по голове. Голова у Ларцева дернулась, ударившись при этом еще и о бордюр, загудела, как набатный колокол. «Наверно, так даже лучше…» - успела пронестись странная до нелепости мысль.

Вмиг остервенев, битюг принялся наносить удар за ударом.

- Завязывай, Леха! Ты чё? Убьешь еще! – всполошился гнусавый гопник.

Но Ларцев этого уже не услышал. 

***

…Он лежал, раскинув руки, под ослепительно синим небом, ощущая тепло и запах нагретой земли, а ветер ласково обдувал его лицо. Погубивший его дрон висел совсем рядом, поблескивая глазком видеокамеры. Вторая граната торчала из подвеса, терпеливо дожидаясь своей очереди. Он испытывал огромное презрение к тому, кто сейчас наблюдал за ним на экране монитора, смакуя его, Ларцева, предсмертные муки, и ему вдруг нестерпимо захотелось хоть как-то выразить это переполнявшее его чувство.

Он повернул голову и увидел свой автомат, лежавший рядом. Проведя рукой по его успевшему раскалиться на солнце боку, Ларцев смахнул несколько комочков земли.

- Разбежавшись, прыгну со скалы… - прохрипел он, с великим усилием переваливаясь на бок. - Вот я был… И вот меня не стало…

Оскалив красные от крови зубы, он подтянул автомат к себе, потом пристально посмотрел в объектив и, вставив дуло автомата в рот, нажал на спуск.