2-7-24

 
                Великое научное открытие


   
    Жили-были Митя и Витя, и вот отправились прямо в горы.
 
    – Какие замечательные горы! – говорит Митя. – Они какие-то даже мягкие, и по ним даже мягко идти.
   И  деревья тут замечательные, я таких в своей жизни ещё не встречал, – согласился Витя. Они какие-то жёлтые, я бы даже сказал – солнечные, а вот веток и листвы на них не наблюдается.
   Митя  тоже  заинтересовался  местными деревьями и заглянул в маленькую дырочку в одном из них.
   – О! – воскликнул Митя. – Внутри они как духовые музыкальные инструменты – пустые!
    Митя с удовольствием подул в ту дырочку. Зазвучал звук.
    – А дай я, теперь дай я! – сказал Витя и тоже туда дунул. И тоже звук зазвучал.
    Так они дули-дули и смеялись, потому что звуки выдувались довольно смешные.
    – Ой! – но тут сказал Митя.
    – Что? – сначала не понял Витя.
    – Гора-то наша, друг ты мой Витя, покачнулась...
   – Ого! Точно покачнулась! И опять! И та соседняя гора тоже закачалась. И мы тоже, слегка покачиваясь, куда-то передвигаемся вместе с этими странными горами! Горы куда-то отправились! Но ведь горы не ходят!
   То другие,  а  наши  горы  ходят! – даже обрадовался Митя. – До нас ещё никто никогда не ездил верхом на горе!
    – Ну что ж,  тогда поехали! – тоже обрадовался Витя. – Потом на природоведении расскажем и получим по пятёрке в четверти!
     – В году!
  – В году! Но-о-о, рысцой и галопом, гора ты наша! – закричал Витя, и они для большей радости опять задудели в местное дерево...
   … Их потом наши вертолётчики эвакуировали.  Потому что,  как оказалось, это была не гора, и то были совсем не горы, а наоборот – совершенно живой и двугорбый верблюд, и всё у того верблюда в норме, только он почему-то чуть не до неба вырос.
     – А почему он так вырос? – потом спросили на природоведении Митя и Витя.
     И учительница, которая очень много знала, ответила:
    – Наверное, что-нибудь не то съел. Например: однажды над местом его обитания пролетал сельхозсамолёт, нечаянно перепутал капусту с верблюжьими  колючками и стал опылять.  Вот так и бывает: одни опыляют, а другие потом вырастают такими крупными, что верблюжьи горбы становятся как настоящие большие горы! Только мягкими, потому как верблюд – он же не каменный...
   Так сказала учительница на природоведении, и тогда только все всё поняли: надо бы заканчивать с этими химикатами, пока и с людьми не стали происходить фокусы, как с этим верблюдом!!!    

      

                Всемирный плюшевый медвежонок

   Однажды  выяснилось:  много  у нас плюшевых мишек, даже очень много! Но всё равно не всем детям хватает!  И дети ссорятся, отнимая мишку у ближнего ребёнка, кричат, обзываются, плюются. Бывают драки. А некоторым избалованным детям, у которых же уже есть свой прекрасный мишка! – так нет, хочется другого, ещё прекраснее. И опять обзываются, плюются и так далее. Тьфю, как нехорошо и даже противно!
  И вот тогда,  в  одно тёплое летнее утро, когда восходящее солнце осветило вершины деревьев и многоэтажных домов, то и произошло то, чего до сей поры не было и, может быть, больше не будет...
   Из серенькой тучи выпал удивительный снег. Похожий на медвежонка. Он плавно приземлился посреди полей за городом – и оказался величиной больше любого многоэтажного дома. А на ощупь он, как плюшевый. И сияет на солнышке. Чем выше солнце восходит – тем ярче сияет и искрится тот великий всемирный медвежонок.
   Тут все дети к нему побежали. У кого болели ноги или что другое (кроме глаз), тоже скорей побежали и вдруг поняли, что отныне они здоровы.
   Из других краёв и областей всей Руси великой (Московской, Киевской и Белой, то есть Белоруссии) прибежали весёлые дети, включая взрослых.
   – Ну вот! – сказали они тогда, лазая по медведю, влезая в него внутрь (там ещё интересней, чем снаружи!), подпрыгивая и катаясь, как с горки. – Ну вот! Теперь у нас у всех есть плюшевый медвежонок. Прекрасней его не придумаешь ни цвета, ни формы. Да здравствует дружба в доброй радости!
     А тут какой-то ребёнок закричал тоненьким голоском:
     – Я вижу Ангела!
  Все задрали головы и увидели,  как им из самого неба – машет солнечными крыльями святой Ангел. И те, у кого были проблемы со зрением – сразу прозрели...

 

                Ромашковое молоко

    На вечерней зорьке она приоткрыла ворота - и с сияющими глазами сказала:
    - А вот и я! Кому молока - подходите, не стесняйтесь!
    Она слизнула ромашку, прилипшую к её губе, и воскликнула:
    - Ой! Я их сегодня столько съела! Так что нынче у нас молоко ромашковое. А завтра, если не будет дождя, пойду пастись на поле, где одуванчики жёлтенькие...
    Подошли хозева с детьми, у каждого большая кружка. Корова им наливает, а оно пенится и пахнет ромашками.
    Тут подошёл Костик, младший хозяйский сын, но родители сказали корове:
    - Не давай ему. Он сегодня наказан.
    - Что ж такое? - расстроилась корова.
    - Он в нашу курочку камешек бросил. Та обиделась и ушла из дому. Сказала, что насовсем.
    Костик  покраснел от стыда - пошёл на заваленку. А там шмыгнул под забором и побежал искать курочку.
    Искал в поле, искал в лесу - наконец увидел её, грустно гуляющую меж деревьев, и побежал ловить. А та от него быстро побежала, и, сколько он ни гонялся, не догнал. Тут небо стемнело, и лес потемнел. Сверху лишь звёзды светили неярко, однако достаточно для того, чтобы разглядеть диких лесных хищников. Сел Костик на пенёк да заплакал.
    Тогда курочка к нему подошла – говорит:
    - Ладно, Костик, не горюй. Идём домой. Только больше меня не обижай.
    - Не обижу! - тихо, но сердечно произнёс Костик.
    И пошли в тёмном лесу искать выход.
    Вдруг повстречалась им лиса, и хотела курочку съесть. Но Костик схватил палку и сказал ей:
    - Сейчас как  дам - мало не покажется!
    - Давайте миром уладим, - предложила курочка и снесла лисе яичко.
    - Ладно, - согласилось лиса. Взяла яйцо и ушла с миром.
    Потом встретился путникам волк. Костик взял палку побольше, сказал:
    - Сейчас как дам - мало не покажется!
    - Братцы, - говорит курочка. - Давайте миром порешим.
    Снесла она волку два яичка. Тот обрадовался, взял и ушёл.
     А вот и медведь повстречался маленьким путникам в тёмном лесу.
    Взял Костик самую большую палку, какую только мог поднять.
    - Сейчас как дам..!
    А медведь большущий. Он на мальчика только дунул, и тот упал с палкой.
    Но курочка всё уладила миром. Она снесла медведю сразу три яичка.
    - О! - удивился медведь, взял яйца и унёс в чащу.
    А там и утро ясное настало. Вышли мальчик с курицей из лесу - побежали через поле домой. Курочка впереди бежит, от радости поёт:
    - Кококо!..
    Вышли им навстречу папа с мамой, и Костиковы братья с сёстрами. И корова вышла. Они всю ночь не спали, волновались. Стали они Костика и курочку обнимать да целовать.
    - Ну? - спросила корова у хозяина. - У меня молоко с вечера осталось.
    Хозяин дал Костику большую кружку, а корова налила в неё парного ромашкового молока. Курочке тоже налили, она попила с дороги.
    Затем корова, с лёгким сердцем помахивая хвостом, пошла пастись на одуванчиковое поле...
               

            
                Как Олежка рака варил

    Жил-был Олежка. Однажды он принёс домой живого рака, сунул его в кастрюлю с водой и стал варить на плите.
    Рак усами и клешнями шевелит, и вариться ему совсем не хочется. Но Олежка набрался терпения - сидит, смотрит, когда тот начнёт краснеть. Потому что нет в мире ничего вкусней.
     Тут с работы пришла мама, Олежка ей говорит:
     - Что-то долго он у меня не краснеет. Может, он какой-нибудь бракованый?
    Мама увидела серого рака в кастрюле и чуть в обморок не упала.
    - Ты что, его в холодную воду, что ли, положил?
    - Ну, положил, - не понял Олежка.
    - Ах ты несчастный! - воскликнула мама и вытащила ложкой рака из горячей, но ещё не кипящей воды. - За какие прегрешения тебе повстречался мой неразумный сын?!
    Олежка удивился:
    - Почему неразумный? Меня сегодня на математике учительница назвала умным мальчиком. И зачем ты вынула моего рака?
    - Да разве их так варят?
    - Посолить я собирался позже.
    Мама стала объяснять мальчику, что сначала надо вскипятить воду, а когда она хорошо забулькает, то и положить туда рака. Тогда тот и сам не заметит, как сварится.
    - Представляешь, как бы ты себя чувствовал на его месте? Тебе его не жалко?
    Олежка вообразил себя раком, которого нагревают вместе с водой, и тут сам покраснел как варёный рак. Большие слёзы потекли из его синих глаз. Невыносимо жалко было бедную тварь.
    - Мамочка, - сказал Олежка, слизывая слёзы языком. - Я не нарочно его мучил, я просто раньше никогда не варил. И давай я его лучше отнесу  обратно в пруд.
    И он отнёс его и отпустил.
    - Бултых! - булькнул тот на прощанье и скрылся среди водорослей...
    ... "Какой же я был неразумный ребёнок!" - думает Олег каждый раз, слегка краснея, когда и много лет спустя варит раков. По всем правилам. И нет в мире  вкусней еды, чем эти свежесваренные раки...
               
 
       
                Облачко на Рождество

   Когда в пещере родился Спаситель, то мудрецы с востока Ему подарили свои сокровища. И все животные, которые жили в той пещере, все свои нехитрые подарочки Ему подарили.
    А тогда с неба спустилось маленькое облачко и говорит:
    – Младенец лежит на жёсткой соломе. Пусть Он ляжет на меня, на мягкое облачко. Матушка, приподыми Его, и я подстелюсь, и положи Дитя на мою мягкую облачность...
    Но Матушка тогда сказала:
    – Спасибо тебе, конечно, большое, дорогое облачко! Но как же Мой Сынок сможет выдержать все мучения и подвиги, которые Ему предстоит совершить, если не будет закаляться и терпеть, как самые простые и бедные люди?
    И облачко присело в углу пещеры, и вместе с животными и людьми – насмотреться не могло на Божественного Ребёнка в деревянном корыте вместо мягкой колыбельки...

               

                Лучше золотого!


   Храм возвели, осталось только купол покрыть чем-нибудь прекрасным.  Но деньги кончились все до самой маленькой копейки.
   Стали все молиться, чтобы Господь помог.  И пошёл снежок. Снежок посыпал-посыпал и на храм, и на дома, и улицу.
   Но потом снег перестал, а засветило солнышко. И весь снежок вокруг храма растаял, а только на куполе не растаял. И потом даже летом и в следующие годы – не растаял. Там круглый год солнце в каждой снежинке светится, переливается и сияет. Ещё лучше, чем золотой получился. А тогда и Рождество настало...
   

               

                Почему Луна запела

    Однажды ночью вдруг Луна запела! Голосом ясным, светлым и нежным, будто лунное сияние.
    – Слышите? – сказал народ, просыпаясь в изумлении. – Что она поёт?
    – Кажется, что-то православное...
    – А какое у нас теперь число?
    И выяснил народ, что именно в эту ночь, что как раз в эту ночь...
    – С Рождеством Христовым! – вспомнили вдруг люди. – Спасибо тебе, Луна, что напомнила нам, таким забывчивым!

 


                Что с неба упало

    Однажды была зима, и снег падал с неба. И слетели на поле (медленно, плавно кружась, как большие снежинки) – снежные дома небольшие, а также большой храм  православный и весь из чистого снега.
    А поле было за городом. Узнали о том все бездомные люди, собаки, кошки и один  попугайчик, который кричал плохие слова, а тут правительство объявило, что такое говорить – это плохо. И тогда хозяева прогнали попугая из дому, хотя сами его и научили...
    И вот пришли все эти бездомные, скитающиеся в зимний холод по городу, – в то поле. Попугая добрая женщина-бомжиха принесла за пазухой. А когда он по привычке начинал дурно выражаться, она его с любовью щёлкала по клюву пальцем, и он сразу переходил на добрую детскую песенку, которой эта бездомная тётя его научила.
  И все очень обрадовались, когда увидели, какая теперь в поле красота. Все расселились по домикам, а в них и столы со стульями, и кровати – все из чистейшего снега прекрасного на вид и совсем нехолодного. Там и печки есть снежные. Топить стали снегом со двора, и сразу стало тепло во всех домах. И пироги из снега слепили да испекли. Получились сладкие, горячие и очень вкусные. Их с чаем пили из самовара. Самовары тоже снежные оказались на каждом столе...
   Поселяне друг друга в гости приглашают и даже никак поверить не могут такой своей нежданной радости.
    А потом все люди в храм белый-белый пошли. И вошли. А в нём всё такое белое, как снег. Или как небесная чистота. Все лики и сам Алтарь – из снега вылеплены  образом чудесным, нерукотворным.
    Позвали священника из городского храма, и он так этот храм полюбил, что в нём остался служить до окончания своей земной жизни.
    А когда настало тепло, то ничто из того, что однажды зимой выпало с неба на поле, не растаяло. А только от этой белизны, которая от солнца искрится, стало ещё удивительней и прекрасней. И от такой красоты и доброты – попугай ругаться совсем перестал, а та добрая женщина его научила новым детским хорошим песенкам...


               

                Хлеб за пазухой

    Какой прекрасный хлеб умеет печь Танина мамочка!
    Вот испекла она буханку и горячую – в полотенце завернула.
    – Спрячь, доча, за пазуху. Может, не остынет.
    И понесла Таня горячий хлеб через зимнее поле да по утоптанной тропиночке – своему папе на обед. А папа работал в мастерской за полем.
    А из снега мышка выглянула и говорит голосочком:
    – Тань, дай хлебушка, от которого так хорошо на всё поле пахнет!
  – Не могу, мышенька! – отвечает Таня. – Я его моему папе несу. Он наработается, есть захочет, а тут и хлеб. А пойдём вместе, ты у папы моего и попроси.
    – А далеко идти-то?
    – За полем, по тропиночке. Да я тебя лучше в карман возьму.
    Взяла она мышку в карман и дальше пошла.
    А тут грач, весь чёрный, блестящий прилетел и просит:
    – Слышь, Тань? А дай мне хлебца, от которого запах прекрасный даже до неба слыхать.
  – Не могу, грач ты мой дорогой! – отвечает Таня. – Я  его  моему папе несу. Он наработается, есть захочет, а тут и хлеб. А пойдём вместе, ты у папы моего и попроси хлебушка.
    – А далеко идти?
    – За полем.
    – Ну, это рядышком! – сказал грач и полетел над Таней.
   А ещё полевая собака повстречалась Тане. Ту собаку из дому выгнали, вот она и стала полевой.
    – Тань, а Тань!.. – заговорила собака, но Таня сказала:
   – Не могу, собаченька! Я его моему папе несу. Он наработается, есть захочет, а тут и хлеб. А пойдём вместе, ты у папы моего и попроси хлебушка.
    – А далеко идти?
    – Да за полем, всё по тропиночке.
    – Ну я с тобой.
    И пошли. А ворон вверху летит. А мышка в кармане сидит, да из кармана смотрит.
    И пришли, наконец, к папе к мастерскую.
    Тут и грач каркнул, и собака гавкнула, и мышка пискнула:
    – Танин папа, дай нам хлебушка скорей!
    – А где хлеб-то? – спрашивает папа.
    – А вот он, – и достала девочка из-за пазухи полотенце, а в нём хлеба буханка.
    – Ух ты! – обрадовался отец. – Горячий! Как же он не остыл по дороге? И ты, Танюшка, не озябла ли?
   – Не озябла! – засмеялась она. – Я его, папочка, за пазухой несла. Он меня согревал, а я его...
   – Время обедать, – сказал папа. – Вот, доченька, тебе ломоть, а это мне. А это собаке, это грачу, это мышке...
   Вот едят все хлеб мягкий, вкуснейший, а от него пар идёт – такой пахнущий, что даже в соседней стране жители сказали:
    – Ой! Как хорошо парным хлебушком пахнет!..


 

                Вот так дядя!

     Спал дяденька в мохнатой тёплой шубе и ничего не подозревал. К нему-то в шубу и нырнула скорей Катенька, и укуталась в тепло. И выспалась хорошенько. А потом сладко потянулась – да рукой тому дяде в самый нос...
    – Рррр, – сказал дяденька в шубе.
    – Ой! – закричала девочка – и хотела бежать.
    Но дядька её за ногу схватил и спрашивает добрым басом:
    – Ты кто будешь?
    – А я ещё не знаю, кем я буду, когда вырасту, – честно ответила Катенька.
    Дядя зажёг свечечку, и оказалось, что он...
    – Медведь! – сказала девочка и упала в обморок прямо обратно на тёплую медвежью шубу.
    – Ну, медведь, ну и что? – подивился тот. – Ежели медведь, то сразу в обморок, что ли?
     – А ты меня не съешь? – шепотком поинтересовалась девочка.
     – Что ж, ежели медведь, то и детей есть обязан, что ли? – возмутился медведь.
     – Нет-нет, и даже наоборот, – сказала Катенька. – Если большой да сильный такой, – то должен детей защищать. Особенно, которых обижают...
    И поведала девочка медведю про свою жизнь. Про то, как она сирота, и жила в детдоме за лесом. И про то, как её другие дети – все, кому ни лень, – её обижали без стыда и совести. Даже те, которые её слабей.
    – Потому что я драться не умею, – всхлипывая, молвила девочка. – И не хочу. Тем более, что я девочка.
    – Урррр!.. – раздалось рычание в берлоге.
    – Это не я, это моё брюхо вознегодовало, – пояснил медведь. – И сдаётся мне, что отныне буду я и некоторых детей есть. Не таких, как ты, разумеется. А таких, которые тебя обижали, урррр!..
    – Ой, не надо, дяденька! – стала просить девочка. – Они же исправятся!
    – А это мы поглядим... – сказал медведь и полез из берлоги на свет. И Катенька за ним. – Видано ли дело: дети – детей обижают! Такую хорошую Катеньку обижают! А вот мы погляди-и-им!..
    Шли они, шли по белу-лесу снежному-холодному. И пришли к селу, а там на краю – детский дом.
    И вошёл большущий медведь прямо в дверь, и Катенька за ним.
    Все другие дети в это время наряжали ёлочку. А как медведь ввалился, они от страха за неё и спрятались.
    – Никак ёлку наряжаете? Стало быть, к Рождеству? – сказал медведь, трогая на ёлочке игрушки огромной лапой. – Ёлочку-то наряжаете, а сами в такой добрый Праздник – человека замерзать в зимнем лесу толкнули своим бессовестным поведением и дикой злобой! Хорошо, что ей моя берлога попалась, а в ней не злой, а добрый медведь в теплой шубе...
     – Пожалейте их, дяденька! – умоляет Катя, медведя за шубу дёргает.
     – Мы же думали, – сказали те дети, – что она опять на попутной машине к своему отчиму, в соседнее село уехала. А что она в лесу, это мы не знали...
    Стало медведю их жалко. Тоже ведь без родительской ласки растут... Вздохнул он могучей грудью и сказал:
    – Ладно, на сей раз – не съем вас. Но имейте ввиду: ежели кто вот её, Катеньку, стало быть, обидит, тот пусть знает, что я – её родной дядя. Все поняли?
    – Все, – сказали все те дети.
    – А у вас... чем это вкусно пахнет? – совсем смягчился медведь.
    – Присаживайтесь, пожалуйста, – сказали дети. –  А ты, Катенька, нас всех прости, пожалуйста. Мы твой завтрак для тебя сберегли...
    Усадили медведя за стол, принесли ему вкусной еды. И Катеньке тоже. Медведь как начал есть, так у него за ушами запищало.
     Дети засмеялись, стали медвежью шубу гладить. Бывало раньше, что одну шкуру без медведя гладили, а вот так, чтобы вместе с живым настоящим медведем – не было такой у них радости.
    – Ещё успеете нагладиться, ежели себя хорошо будете вести, – сказал медведь.
    – Будем! – сказали весёлые и – хорошие дети.
    А когда медведь наелся, то их всех на себя покататься усадил. Они все на него залезли, и он их стал возить вокруг нарядной ёлочки.
    А когда накатались, то он стал в лес собираться.
    – К первой звезде этой ночью обязательно приходите, – пригласили дети. –  Мы вкусную кутью приготовили. Будем встречать Рождество Христово!
    – Обязательно приду, – пообещал медведь. – Поскольку меня племянница разбудила посреди зимы, то мне теперь без еды до весны не дожить...
    А Катенька на прощанье ему прошептала на ушко:
    – А я чего спросить хочу: а ты правда – мой родной дядя?
    И он прошептал ей на ушко:
    – Так не бывает. Но я не прочь иметь такую племянницу, как ты. А то, что я не родной, – то будет наша большая тайна. Ага?
    И Катенька его крепко-крепко обняла. И он потопал по снегу. До первой звездочки небесной...
          

 
                Повар и борщ

Один повар поставил на плиту варить борщ.
Через время подходит (закипело ли в кастрюле?) - а ещё не кипит.
– Ой! - обрадовался повар. - Я же забыл положить перцу.
Он положил перец и ушёл. А потом пришёл посмотреть (кипит ли в кастрюле?). А не кипит!
– Ой! - обрадовался повар. - Я же забыл ….
Он посолил и ушёл. Потом приходит («Уже, конечно, кипит во всю — мой любимый кубанский борщ!» - подумал повар) — а не кипит! И не булькает! Мало того — кастрюля даже не нагрелась!
Тогда повар и вспомнил главное, а вспомнив, – зажёг газ на камфорке...


 
               
                Жил мальчик маленького роста...

… И его другие дети дразнили, что он такой маленький, маленький-премаленький.
А он не обижался! А он стоял посреди поля в алых маках и, глядя в синее великое небо, тянул к нему руки. Ему очень хотелось до него дотянуться и прижаться к нему. И напиться синевы большими глотками!
Так он тянулся-тянулся к небу – и вдруг ему кто-то кричит снизу тоненькими, но знакомыми голосами:
– Эй, дядя! Достань воробышка!
Мальчик посмотрел вниз – а это те дети, которые его дразнили маленьким. Оказывается, он, когда тянулся изо всех сил к небу, то и вырос. И стоял он теперь лицом посреди синевы.
Тогда он поймал воробышка на лету и подал тем детям со словами:
– Только вы его не обижайте, он ведь прекрасное творение.
Дети погладили воробья и отпустили. Тот взлетел маленькому мальчику, который теперь до неба, на плечо и сел, и стал замечательные песенки петь:
– Чик-чирик! Чик-чирик!..
А маленький мальчик до неба – обнял синее великое небо и напился из него синевы большими глотками. А потом набрал ещё синевы в ладошки и подал тем детям.
И они тоже напились большими глотками, и сказали:
– Как хорошо, что ты у нас есть, наш дорогой маленький-маленький мальчик до неба!..

               
 
                Вот как бывает!

… Вот лопнула в яичке скорлупка – и выглянул из него... лягушонок.
– Так не бывает, – сказала курочка, которое яичко высиживала.
Тогда из яичка выглянул мышонок.
– Так тоже не бывает, – сказала курочка.
Наконец выглянул из скорлупы – цыплёнок.
– Вот так бывает! – обрадовалась курочка. – Выйди из скорлупы!
Цыплёнок очень обрадовался – и вышел...

               

                Умный мальчик

Пришёл мальчик в лес, а там настоящий волк облизывается, глядя на мальчика.
– И ты меня не боишься? – поинтересовался волк.
– Волков бояться – в лес не ходить, – сказал мальчик русскую народную поговорку.
«Это же надо, какой он умный! – восхитился волк. – Да пусть я лучше голодным останусь!»
И скрылся в чаще. А мальчик обрадовался: «Вот как хорошо народные поговорки знать!»


               
                Пощёчины

Сеня был старшим братом, а Саня младшим. И Сеня обижал братишку. Однажды он несправедливо ударил Саню по щеке.
А это увидел комарик.
Вот вечером все легли спать, а комарик прилетел к Сене на правую щёку и пищит.
Тот себе по щеке - шлёп. А комарик успел взлететь и опять пищит. И сел ему на левую щёку.
Тот себя шлёп по щеке - а комарик отлетел и сел ему опять на правую.
Бил себя Сеня то по правой, то по левой щеке. Он и под одеяло прятался с головой, да комарик и под одеяло успел влететь - и опять сел на щеку.
Сеня одеколоном натёр лицо, но настырный комарик не испугался, всё пристаёт.
Наконец Сеня вспомнил, как ударил брата, и сказал:
- Не за это ли я сам себя бью? Утром надо попросить прощения.
Только тогда комарик отстал.
Утром Сеня попросил у брата прощения, а у самого Сени щёки были красные-красные от пощёчин.

            
               

                Сказка про насморк

    У птицы вместо носа клюв, и она им клюёт, пьёт и поёт.
    У слона – хобот, и он им пьёт, берёт, поёт и чешет большой лоб.
    А у танка вместо носа – пушка, которой он стрелял настоящими снарядами. Птицы, слоны и люди прятались от него, кто куда.
    Но однажды выдалась холодная ночь, и они все простыли. У птицы от насморка заложило клюв, у слона хобот, а у танка пушку. И они явились к доктору.
               Тот вылечил птицу, затем вылечил слона. А танку сказал:
    – Ну как же я вас могу лечить, когда вот у вас пройдёт насморк, и опять будете стрелять в птиц, слонов и - это уму непостижимо – даже в людей! Я лечить злых – не могу!
     – А добрых танков не бывает, – обиделся тот.
     – Так станьте первым! – придумал доктор.
     Танк задумался. Он думал день, а потом ещё ночь напролёт. Потом приехал к доктору и пробундосил простуженной пушкой:
    – Согласен. Стану добрым.
    Врач очень обрадовался, поставил ему горчичники, закапал в пушку носовые капли и сделал ингаляцию.
    И танк выздоровел. Ему очень хотелось стрельнуть в кого-нибудь, но он же был солдат, а солдатское слово твёрдое. И настал в мире добрый мир, с запахом трав и цветов под великим синим небом. Танк научился нюхать те травы и цветы, и даже улыбаться от наивной радости.
    – Я всё понял! – однажды сказал он. – Никого нельзя зря обижать. Но если какой враг нападёт на моих дорогих птиц, слонов, доктора и цветы – вот тогда другое дело. Тогда я их всех защищать буду и в обиду не дам!..


               
               
                Чем пахнет в Раю

   Наверное, у Рая есть свой удивительный запах.
   Некоторые скажут: в Раю, если он, конечно, существует, – пахнет жареным мясом! Или чем-нибудь таким же вкусным.
    А кто-то скажет: в Раю – запах ландышей. Или – распустившихся роз. Или – цветущей черёмухи, которую так любила... нет! любит – моя мама...
    Я молил, чтобы Господь показал мне маму в Раю. И она мне приснилась. У неё теперь белые крылья, и она хлопочет у огромного – ни конца ни края не видно – дерева черёмухи, которая скоро должна расцвести. И мама за её веточками ухаживает. И святую землю под ней охорашивает.
    – Мама! – сказал я. – Разве ты мало трудилась в садах на Земле? На Урале, Кубани, в Тюрингии, – украшая нашу планету...
    – Не могу я без труда, сынок, – улыбается крылатая мама. – Скоро наша черёмуха расцветёт.
    Тут вылетела из ветвей крылатая бабушка моя. Она тоже за этой черёмухой ухаживает.
    И моя крылатая прабабушка тоже подлетела ко мне. И она меня тоже узнала, и все мы – как одна прекрасная Улыбка.
    Они ведь у меня – родные мои – из садоводческой деревни в Крыму, по названию Адаргин Немецкий (ныне – село Мускатное), откуда в 41-м году чекисты их сослали в места очень отдалённые. Так что без сада они жить не умеют. Они и мне позволили немного им помочь. Для человека грешного, который ещё не спасся, это необыкновенная честь...
    И тут колокол зазвонил небесный, на синее небо похожий. И ангелы запели торжественно и нежно. Вот тогда – и черёмуха распустила свои цветочки во множестве величайшем, и ни конца ни края их количеству не видно.
    Обняли меня мои родные, родные и любимые, – да на своих крыльях подняли, и полетели мы в той черёмухе среди веточек цветущих. А крылья-то у них – на черёмуховый цвет похожи!
    – Так что совсем не жареным мясом пахнет в нашем саду, – сказали мама, бабушка и прабабушка. – А – ты сам свидетель – черёмухой цветущей, и от этого запаха – всем, кто его слышит, и Самому Господу – великая радость. Во-от-т...
               
  Благодарность
    У дяди Гены случилось горе, и тогда к нему приполз жучок. Он стал умывать себе лапками мордашку и своё рыцарское облачение.
    И дядя Гена его поцеловал, и вдруг улыбнулся слегка.
    А потом он открыл окно, и к нему на ладонь села птаха. Он её покормил крошками и поцеловал. И ещё улыбнулся.
    Тогда он вышел из дому и поцеловал собаку в морду. И кота. Улыбаясь.
    Стали к нему то лошадь подходить, то верблюд, то слон с медведем. И он их всех обнял и поцеловал в морды.
    И все-все ему ответили взаимностью. А он тогда поднял своё умытое многими добрыми языками лицо к небу и сказал просто и тихо, с хорошими слезами:
    – Благодарю, Господи, за все эти радости!..

               
               

                Фарфоровая статуэтка

    Шёл мальчик, шёл по тротуару городскому, вдруг – стауэтка стоит перед ним на тротуаре, фарфоровая и в виде свиньи.
    – Как будто для меня кто-то поставил, – удивился мальчик.
    А тут статуэтка хрюкнула и сказала:
    – Так и есть, для тебя. Ты думаешь, я просто свинья из фарфора? А нет, я – божок Хрю. Я – любое твоё желание исполнить могу. Надо только мне помолиться и произнести желание. Возьми меня к себе.
     Мальчик взял эту свинью, принёс домой и спросил её:
     – А как тебе молиться?
     – Проще простого. Хрюкни погромче – да поклонись мне пониже.
    Ну, мальчик и поклонился пониже, да и хрюкнул очень старательно, громко. И добавил:   
     – Хочу себе новый планшет.
    И в ту же секунду перед ним появился новенький – прямо из магазина – блестящий планшет, о котором он давно мечтал.
    – Ух ты! – обрадовался мальчик. – А теперь мне – велосипед с моторчиком последней системы!
    – А что надо ещё сказать, и что сделать? – напомнила фарфоровая свинья. – Только теперь хрюкни дважды. А в следующий раз – трижды...
    – Хрю! Хрю! – воскликнул мальчик, кланяясь фарфоровой свинье ещё ниже.
    И пожалуйста – вот перед ним новенький велосипед с моторчиком прямо с фабрики.
    – Ну ты даё-ёшь! – ещё больше восхитился мальчик и опять поклонился, до самого пола: – А теперь молю тебя – дай мне скорей настоящий «Мерседес», который для взрослых. Хрю! Хрю! Хрю!..
    Только он прохрюкал трижды – и вдруг (он никак не ожидал, но иначе ведь не могло быть!) превратился в свинью. В настоящую, розовую, с пятачком и глупенькую.
    С той поры тот бывший мальчик всё хрюкает да хрюкает, хрюкает да хрюкает. Хочет что-то по-человечески сказать, – а не получается...
   
      

                Звёздная радость

   Странный вчера в наших краях был день! В синем солнечном небе – вдруг звёзды явились во всей своей красе! Большие и такие близкие, и такие сияющие и драгоценные, что весь народ на земле начал подпрыгивать, чтобы до звёзд достать руками!
   Ни один ни одну не схватил – но все люди остались крайне довольны.
   – Потому что подпрыгивать ввысь – тоже радость немалая, звёздная! – сказали люди, тихонечко посмеиваясь от неожиданного счастья...

               

               
                Вверх головой!

   Жил-был такой мир, где человечество ходило вверх ногами, на руках. А ногами работали, ели и т.д.
  Плохо жилось  людям,  трудно.  Так трудно, что тогда один из них задумался.  А задумавшись, перевернулся вверх головой и воскликнул:
    – Братцы! А ведь на ногах ходить гораздо лучше! А руками – работать, есть и т.д.!
  Все очень удивились, а затем обрадовались и стали переворачиваться вверх головой и ходить ногами.
    Так с той поры и радуются! А того изобретателя – наградили Нобелевской премией мира. Только он совсем не гордится, потому что человек хороший...


   
                Птичка на ветке

    Я шёл, а она сидела ко мне спинкой, серенькая, совсем неприметная на ветке дерева – птичка-невеличка.
    А я тогда ей свистнул тихонько, и она повернулась ко мне вся, и будто что загорелось на ней. Как маленький костёрчик у неё на грудке. Не жаркий, он не печёт, но если человеку холодно, и он на эту птичку посмотрит, а она к нему повернётся, то он согреется.
    И я на неё смотрел и согревался. И она на меня смотрела и радовалась, что от неё человеку – теплее жить.

   
               
                Колокольчики

    Одна старушка выращивала в своей тепличке цветы-колокольчики и торговала на улице. На те деньги она жила.
    Но однажды было холодно-холодно, и люди спешили по домам, и никто не хотел купить у старушки цветы-колокольчики. И бабушка стала дрожать от холода.
    А цветочки в её руках тоже задрожали – да и зазвонили на холодном ветре. Как настоящие серебряные колокольчики. Старушка даже удивилась.
    И прохожие стали останавливаться и покупать такие удивительные цветы. И всё быстро раскупили.
    Старушка притопала к себе домой, нагрела чаю и хорошо попила его с липовым мёдом. И не простудилась...

 

                Планетка тёти Аллы

    Однажды в будущем – летели наши космонавты по космосу, вдруг смотрят – что за такая странная планетка? Все планеты в космосе вертятся, а эта – замерла.
    Она небольшая. Космонавты вышли из корабля, взялись дружненько за неё руками и стали вертеть вокруг её оси. Сначала изо всех старались, аж взмокли, а затем она всё легче и легче завертелась, закружилась.
    Тогда на ней стали цветочки, неизвестные ботанике, расцветать. Вся цветочками покрылась, а в космосе так хорошо запахло, как на даче у тёти Аллы. Скафандры же у космонавтов такие, что все хорошие запахи чувствуются. А плохие – нет.
    Космонавты сорвали себе по одному цветочку на память и для изучения. Вернулись в свой корабль и полетели дальше своей дорогой.
    А ту планетку назвали именем хорошо знакомой им дачницы тёти Аллы...



                Счастливый!!!

    Один человек так хорошо покаялся и причастился, что когда он выходил из храма, то тяжёлый камень, который он годами носил, упал с души – да прямо ему на ногу!
     – Ой, бедненький! – стали его жалеть старушки.
     А он улыбается и говорит:
     – Теперь я хромой, но счастливый!!!

      

                Вот и хорошо!..
               
    Жила-была одна серая ворона, и жила-была она в стае белых ворон.
   – Давайте её стукнем! Клюнем и побьём! – сказали некоторые белые вороны. – Как эти серые вороны клюют и бьют наших!
    Но среди них оказалась одна мудрая, и она сказала:
    – Они делают плохо?
    – Ещё бы! – воскликнули те белые.
    – Зачем же мы будем брать дурной пример?
    – Да-да, в самом деле, – задумались те.
   И стали они подходить к одинокой серой вороне,  и гладить её крылом,  и поправлять её пёрышки клювом. А одна белая – нашла кусочек хлеба и подарила той серой вороне.

    

                Шла курица...

     Шла по улице курица и кудахтала, базарная душа:
     – Вот, кому яичко тёплое, свежее!  Кому сырое,  а  кому всмятку, а кому в крутую!
   Люди к ней с радость подходили. А она тут же – одному  сырое,  а  другому всмятку, а третьему в крутую. А денег не берёт.
    Тут прохожий говорит:
    – А снесла бы ты мне, пернатая, яичко не простое, а золотое.
   – Закончились все золотые, милок, – отвечает она. – Завтра утречком пораньше принесу. А сейчас могу серебряное.
     – Ну, давай хоть серебряное.
    Снеслась она тут же серебряным яичком, на солнышке сверкающее. А он взял, спасибо ей сказал, а она дальше пошла по улице, кудахчет:
    Вот, кому яичко тёплое, свежее!  Кому сырое, а кому всмятку, а кому в крутую!
    Люди к ней с радостью спешат...


               
                Слова на ветер...

    Что такое? Слова по ветру летят, кружатся да на землю ложатся.
   – Эх, набросали слов на ветер! Ну ничего, мне не впервой! – бодро сказала уборщица и, взяв метлу, опять принялась подметать...

               
 
                Ананасовый сок

   Однажды мальчик шёл с мамой по улице, а тут продавали дорогой ананасовый сок в бутылочках.
   Мама высыпала из кошелька все денежки и купила на них бутылочку. А был жаркий летний день, и мама дала сыну бутылочку. А он как начал её пить с огромным наслаждением, а она вся солнечно искрилась. И уже почти всю выпил, только немножечко осталось, но тут мама, которая  очень хотела пить, попросила:
    – Оставь мне немного...
    И мальчик дал ей допить, и был очень доволен.
    А скоро вдруг мама умерла... И тот мальчик, а потом уже взрослый мужчина, когда ему кто-нибудь предлагает бутылочку ананасового сока, подносит её к губам, чтобы выпить и насладиться, – а не может и капли глотнуть. Будто его кто за горло схватил. Вдруг вспоминается ему, как он тогда пил с наслаждением, а маме оставил на донышке, да и то по её просьбе, а сам бы не догадался.
    И не может он пить ананасовый сок. Хочет – а не может...


               

                Ворон на войне

    Шла война (бух!бах!), а ворон сидел на дрожащем от войны еловом суку, вздыхал и думал, до чего же мы дожили...
    А тут как вдруг – ба-ба-ах!
    – Смотрите, белый ворон на еловом суку! – удивились животные.
    – Не белый я, а обычный ворон. Но вот снаряд разорвался неподалёку, и мне так страшно стало, что я и поседел. Хотя зоологи и говорят, что птицы не седеют...
               
               
               

                Добрый и злой 

    Строил добрый человек – храм православный, Богу во славу и людям во спасение.
    Уже почти достроил, но тогда пришёл злой человек, и он был сильней доброго. Он разрушил храм, а доброго побил, когда тот ему мешал ломать. И ушёл.
    Набрался добрый сил и опять стал храм строить.
    А пришёл злой и разрушил, а его побил.
    А добрый снова сил набрался и начал строить.
    А злой пришёл и всё до кирпичика развалил, а доброго побил.
    А добрый набрался сил и опять... И опять, и снова, и заново, и бесконечно – пока этот мир стоит. Сил тебе, добрый человек!
               
               

                Серебряный тракторчик в сердце

    Его Сергей Сергеич каждое утро запускает себе внутрь. Серебряный тракторчик серебряным ключиком заведёт, свою грудь отворит – и езжай, тракторчик, паши человеческое сердце. А у тракторчика есть плуг маленький, тоже из чистого серебра. Ведь серебро организму безопасно, оно вредных микробов обезвреживает, если они в этом организме  завелись. И ездит серебряный тракторчик с серебряным плугом по сердцу, его пашет, и слышится:
    – Дзинь-дзинь! – такой звук у его серебряного мотора.
    А у Сергея Сергеича даже слёзы из глаз капают, потому что это больно, когда сердце пашут, будто землю для пшеницы. Но иначе никак нельзя Сергею Сергеичу! Если сердце своё ежедневно не вспахивать, то оно сперва корочкой зарастёт, а потом и вовсе окаменеть может... Тогда какой-нибудь страдающий человек, или хотя бы животное или растение – попросит у Сергея Сергеича: «Помоги!», то Сергей Сергеич его не услышит и мимо пройдёт...
    А как вспашет тракторчик всё его большое сердце, то вынет его Сергей Сергеич из груди – да в шкаф положит. До завтра.
    И куда бы этот  человек теперь ни пошёл, и куда бы он ни отправился, – а чужую беду услышит и как может, поможет, как будто не чужая та беда, а собственная своя.
    Вон жук переползает тротуар и не думает своей глупенькой головой, что люди же на него вот-вот наступят! Но тут его человек со вспаханным сердцем увидит, поспешит – и спасёт. И перенесёт через тротуар, и в траву-мураву аккуратненько положит...

               

                Жук в сундуке с сокровищами

    Ковырялся-копошился жук в земле – и нашёл сундук, а в сундуке золото да каменья самоцветные...
    Пролез жук в замочную скважину и внутрь забрался, и там стал копошиться и думать: «Ни одной вкусной коряжечки! И ничего, совсем ни-че-го здесь полезного нету!..»
               

               
               
                Колыбельная у пруда

   Вот ветры задули (не ветры, а ураганы настоящие!), и дожди нахлынули холодные, а то и со снегом. А пруд – льдистой кожицей покрылся. Это он озяб, вот и накрылся, чтобы теплее было ему и всем, кто в нём живёт.
    – Осень кончается, – сказали взрослые деревья, умудрённые опытом. – Теперь зима будет и холод большой-пребольшой.
    – И мы замёрзнем? – испугалась юная берёзка, которую прошлой весной только посадили на открытом воздухе, и она ещё была неумудрённой опытом. – И я замёрзну? И больше никогда не буду жить?..
     Деревья постарше стали её успокаивать:
     – Не бойся, малышка, мы всю зиму проспим, а весной опять проснёмся. И очень обрадуемся! И нам обрадуются птицы, белки и люди!
    – А если не проснёмся? – тревожилась берёзка. – А если я не проснусь? И больше никогда не буду жить...
    – Глупенькая! Что же ты нам, умудрённым, не веришь? Тогда у птиц спроси.
    – Птицы! – сказала берёзка. – Я проснусь весной?
    – Конечно, – крякнули утки в пруду.
    – Не будь неверующей, это стыдно и очень больно тебе самой, – сказал мудрый дрозд, прилетев на берёзкину веточку. – Тебя Господь так создал, что ты зиму проспишь, а потом, когда потеплеет, проснёшься.
          – Всё, ребята, спать пора! – скомандовал самый старший здесь – дуб. Ему не то сто, а не то пятьсот лет. Старинный, но ещё очень могучий.
          – Как Господь велит? Не бойся, но веруй! – сказал дрозд берёзке. – А я тебе и другим деревьям – колыбельную спою. И зимой иногда буду петь, когда не очень буду зябнуть. Птицы-то не засыпают, а на холоде живут всю зиму. Ну да ничего – нам Боже наш то ягодки на калине посылает, то старое яблоко на яблоне. И добрых людей нам посылает, и они нас подкармливают. А ещё, я думаю, можно в Храм полететь: хорошие певчие там всегда потребны, вот и буду петь.
          И запел дрозд песенку тихую, не такую, как весной поёт, – но тёплую. От неё ему самому да и всем чутким и добрым – не так холодно зимовать будет...
               
               

               
                Рикша

    Наш дядя Женя поехал в Индию! Потому что он всегда о том мечтал. Особенно – прокатиться на рикше. Он сидит, а человек впрягается и его везёт. Приятно ехать на осле, верблюде, лошади, – однако куда приятней – на живом человеке!
    И прокатился. И ещё, и другой раз. И весь день катался на бедном индусе. Так он все свои небольшие деньги, которые сберёг на Индию, потратил с большим удовольствием, а потом вернулся домой.
    И стал дядя Женя ворочаться по ночам. Каждую ночь – то совсем не спит, а то кричит во сне. Еле до следующего отпуска дожил!
    Прибыл он в тот же индийский город и стал приглядываться к рикшам. И узнав, говорит бедному индусу, чтобы тот сел сам в свою коляску, а дядя Женя его повезёт. Тот не хотел, но дядя Женя дал ему рупиев, и усадил того в коляску.
    И впрягся дядя Женя, и побежал по дороге, а на него местные жители пальцем указывают со смехом.
    Сколько сил хватило, бегал наш человек с индусом в коляске по индийскому городу. Весь тот город покатывался со смеху.
    Наконец он выдохся, индус, улыбаясь, встал и увёз коляску. А дядя Женя вернулся на корабль, который повёз его домой.
    С той самой поры – дядя Женя спит, как малое, со спокойной головой и чистой совестью...

 

                Куда спешат грузовики...

   Жили-были-не тужили
папа, грузовик большой, сильный,
мама, грузовик среднего роста,
их сынок, грузовичок ещё не большой и очень бойкий
и дочурка, совсем-совсем маленький, почти игрушечный, но настоящий грузовичок.
   Ехала эта дружная семья сначала по дороге асфальтовой, затем по каменной, потом по грунтовой.
    – РРРРРРР! – гудит впереди папа-грузовик.
    – УРРРРРР! – потише гудит, едет за папой мама-грузовик да всё оглядывается на детей: поспевают ли?
    – УРРРРРРРРАААА! – поспешает за ними сынок-грузовичок.
   – ОЁЁЙ! – так гудит, изо всех силёнок катится за всеми его сестрёнка, подпрыгивает на маленьких колёсиках.
    А тут – речка неглубокая впереди. И папа спросил растерянно:
    – Что будем делать?
    – Переезжать, конечно, – посоветовала мама. – Только вот глубоковато, одному тебе по росту...
    Тогда папа-грузовик скомандовал:
    – Ты, сынок наш дорогой, сестрёнку посади в свой кузовок. А ты, жена моя родная, посади в твой кузов сыночка. Ну а сама, стало быть, заезжай ко мне в кузов.
   Так всё и сделали. И все поместились в папином большом кузове.
   Поднатужился папа-грузовик, порычал мотором – да и переехал ту речку. И всю свою семью перевёз.
   А затем мама выехала из папы, сынок из мамы, дочурка из старшего брата. И поехали они дальше своей дорогой.
   – РРРРРРР! – гудит впереди папа-грузовик.
   – УРРРРРР! – потише гудит, едет за папой мама-грузовик да всё оглядывается на детей: поспевают ли?
    – УРРРРРРРРАААА! – поспешает за ними сынок-грузовичок.
    – ОЁЁЙ! – так гудит, изо всех силёнок катится последней его сестрёнка, подпрыгивает на колёсиках.
    А та дорога привела их к новостройке, где люди строили монастырь для хороших людей – с храмами златоглавыми, чтобы на всю округу эту красоту было видно.
    – А-а, приехали, дорогие наши добровольцы! – обрадовался грузовикам игумен. – Вы нам очень-очень нужны!
    – Хватит здесь работы и тебе, папа-грузовик большой, могучий,
и тебе, мама-грузовик среднего роста,
и тебе, их сынок, грузовичок ещё не большой и очень бойкий,
и дочурка, совсем-совсем маленький, почти игрушечный, грузовичок.
    А другие строители тоже обрадовались и сказали:
    – Теперь мы всё хорошо достроим!..

               

                Опасная болезнь

   Однажды в будущем – встретились два приятеля на улице и повели беседу. А поскольку изъясняться без сквернословия они не могли, то народ вокруг отшатнулся в испуге.
   Вызвали «скорую помощь», и забрали приятелей в инфекционную больницу, в отделение для самых тяжёлых больных.
   – Эт ничего, – улыбаясь, сказала нянечка приятелям, привязанным к каталкам, чтобы не сбежали. – Доктора у нас хорошие, они вылечат, и будете вы здоровенькие и хорошие.
    – А лечить больно будут? – робко поинтересовались матершинники.
    – А как все сто двадцать болючих уколов во-о-от с такой иглой – сделают, так сразу и выпустят. Болезнь-то уж очень опасная для жизни больного и особо заразительна для окружающих граждан...
   И остались больные приятели до самого излечения. А то место на улице, где они вели свою беседу, тщательно продезинфицировали...
   
               

                Планета-мама

   Однажды в будущем наши космонавты так долго летели по космосу, что у них закончилась вся еда в тюбиках. И они стали голодать. Ещё немного – и померли бы с голоду, но вдруг им повстречалась на пути – планета-мама. У неё недавно (лет тысячу, или, может, мильон лет назад, что по космическим меркам совсем немного) родилась дочурка-планетка, и мама её кормила грудным молоком.
    Рассказали ей космонавты о своей проблеме.
    – Ах вы, маленькие странники! – пожалела их планета-мама, которая была в сравнении с ними огромнейшая. – Давайте ваши кружки. Только не подглядывать!
    Она отвернулась, и было слышно, как она цедит своё материнское молоко в их кружки. Потом повернулась, улыбаясь от счастья, и подала космонавтам.
    И они выпили это тёплое розоватое молоко. И не померли с голоду. А обняли планету-маму и её дочурку-планетку – и полетели дальше, домой.
    Они ещё целый месяц летели, но не чувствовали никакого голода, и сил у них было достаточно. Это такое молоко. Материнское...

               

                Добрый и злой
 
    Строил добрый человек – храм православный, Богу во славу и людям во спасение.
    Уже почти достроил, но тогда пришёл злой человек, и он был сильней доброго. Он разрушил храм, а доброго побил, когда тот ему мешал ломать. И ушёл.
    Набрался добрый сил и опять стал храм строить.
    А пришёл злой и разрушил, а его побил.
    А добрый снова сил набрался и начал строить.
    А злой пришёл и всё до кирпичика развалил, а доброго побил.
    А добрый набрался сил и опять... И опять, и снова, и занова, и бесконечно – пока этот мир стоит. Сил тебе, добрый человек!
               
               

                Серебряный тракторчик в сердце

    Его Сергей Сергеич каждое утро запукает себе внутрь. Серебряный тракторчик серебряным ключиком заведёт, свою грудь отворит – и езжай, тракторчик, паши человеческое сердце. А у тракторчика есть плуг маленький, тоже из чистого серебра. Ведь серебро организму безопасно, оно вредных микробов обезвреживает, если они в этом организме  завелись. И ездит серебряный тракторчик с серебряным плугом по сердцу, его пашет, и слышится:
    – Дзинь-дзинь! – такой звук у его серебряного мотора.
    А у Сергея Сергеича даже слёзы из глаз капают, потому что это больно, когда сердце пашут, будто землю для пшеницы. Но иначе никак нельзя Сергею Сергеичу! Если сердце своё ежедневно не вспахивать, то оно сперва корочкой зарастёт, а потом и вовсе окаменеть может... Тогда какой-нибудь страдающий человек, или хотя бы животное или растение – попросит у Сергея Сергеича: «Помоги!», то Сергей Сергеич его не услышит и мимо пройдёт...
    А как вспашет тракторчик всё его большое сердце, то вынет его Сергей Сергеич из груди – да в шкаф положит. До завтра.
    И куда бы этот  человек теперь ни пошёл, и куда бы он ни отправился, – а чужую беду услышит и как может, поможет, как будто не чужая та беда, а собственная своя.
    Вон жук переползает тротуар и не думает своей глупенькой головой, что люди же на него вот-вот наступят! Но тут его человек со вспаханным сердцем увидит, поспешит – и спасёт. И перенесёт через тротуар, и в траву-мураву аккуратненько положит...

               


                Жук в сундуке с сокровищами

    Ковырялся-копошился жук в земле – и нашёл сундук, а в сундуке золото да каменья самоцветные...
    Пролез жук в замочную скважину и внутрь забрался, и там стал копошиться и думать: «Ни одной вкусной коряжечки! И ничего, совсем ни-че-го здесь полезного нету!..»
               
               

                Мимо церкви

    Утром он шёл из дому на работу и всегда мимо храма. А вечером он возвращался той же дорогой, опять мимо храма. И так много-много лет.
    А потом у него случилось несчастье, горе и страшная беда. И он пошёл на работу той же дорогой. А тут смотрит...
    – Что такое? Откуда здесь церковь? Никогда её тут не была, а теперь вдруг появилась, как из земли выросла?
    А ему прохожие говорят:
    – Так ведь всегда на этом месте стояла...

               

                Судебный приговор

    Стояли два приятеля и беседу вели:
    – Ляляляляляляля! (и так ещё сто тысяч раз).
    Приехал полицейский патруль и забрал их.
    Стояли две подружки и:
    – Ляляляляляляля! (со скоростью пулемёта, и всё просто так, ни о чём).
    Приехала полицейский патруль и забрала их.
    А вот ещё парень с девушкой говорили-разговаривали:
    – Ляляляляляляля! (и со скорость пулемёта ещё сто тысяч раз точно так же).
    Опять приехала полицейский патруль и забрал.
    А потом был суд, их признали виновными и приговорили к приклеиванию языков к нижней челюсти.
    Это было однажды в будущем. Всем уголовникам по статье «Болтология» приклеивали язык к нижней челюсти, чтобы ни одного пустого слова не смогли произнести.
    Кому на месяц, а кому на полгода. А некоторым особо опасным рецидивистам по этой статье – на всю жизнь.
    Вот помолчит человек, помолчит, сначала ему трудно и тяжело (как же не болтать-то?), а потом однажды он и заметит: «Ой! А ведь как, оказывается, это приятно и прекрасное состояние – молчание. И птиц слышно, и ветерок, и много чего доброго, чего я раньше не слышал. А главное – что Богу я теперь могу помолиться...»

               

                Кто в храм пришёл? 

    Замечательная семья сегодня пришла в наш храм! И у каждого по свечке.
    У папы – свеча самая большая, у неё и огонёк большой.
    У мамы – свеча поменьше, и огонёк меньше.
    У сына-третьеклассника – небольшая свечка с огоньком маленьким, но ярким.
    А доченька-дошкольница – свеченьку держит, а на ней огонёчек хорошенький.
    А у доченьки из кармашка нагрудного – мышка выглядывает, и она свечечку по своему росту своими лапочками держит, и огонёчек малюсенький сияет.
    А ещё – у мышки на голове жучок позолоченный сидит, он усами шевелит и тоже что-то держит, что-то крохотное с огоньком. Огонёк совсем-совсем крохотуличный, но и его видно всем добрым – на радость.
    Вот Богу славу запели.
    Папа запел басом,
мама – сопрано,
мальчик-сын – альтом,
доченька-дошкольница – дискантом.
    А мышка запищала тоненько-претоненько – это она так пела.
    А тогда и жучок запел тонюсенько-претонюсенько, так что его и не слыхать совсем, а просто об этом можно догадаться.
    Вот какая хорошая семья пришла сегодня в храм. Все, кто их видит и слышит (и догадывается), все улыбаются, и улыбки их вместе с огоньками от свечек и лампад – делают весь православный храм ещё прекраснее, светлее...


               
                Колыбельная у пруда

   Вот ветры задули (не ветры, а ураганы настоящие!), и дожди нахлынули холодные, а то и со снегом. А пруд – льдистой кожицей покрылся. Это он озяб, вот и накрылся, чтобы теплее было ему и всем, кто в нём живёт.
    – Осень кончается, – сказали взрослые деревья, умудрённые опытом. – Теперь зима будет и холод большой-пребольшой.
    – И мы замёрзнем? – испугалась юная берёзка, которую прошлой весной только посадили на открытом воздухе, и она ещё была неумудрённой опытом. – И я замёрзну? И больше никогда не буду жить?..
     Деревья постарше стали её успокаивать:
     – Не бойся, малышка, мы всю зиму проспим, а весной опять проснёмся. И очень обрадуемся! И нам обрадуются птицы, белки и люди!
    – А если не проснёмся? – тревожилась берёзка. – А если я не проснусь? И больше никогда не буду жить...
    – Глупенькая! Что же ты нам, умудрённым, не веришь? Тогда у птиц спроси.
    – Птицы! – сказала берёзка. – Я проснусь весной?
    – Конечно, – крякнули утки в пруду.
    – Не будь неверующией, это стыдно и очень больно тебе самой, – сказал мудрый дрозд, прилетев на берёзкину веточку. – Тебя Господь так создал, что ты зиму проспишь, а потом, когда потеплеет, проснёшься.
          – Всё, ребята, спать пора! – скомандовал самый старший здесь – дуб. Ему не то сто, а не то пятьсот лет. Старинный, но ещё очень могучий.
          – Как Господь велит? Не бойся, но веруй! – сказал дрозд берёзке. – А я тебе и другим деревьям – колыбельную спою. И зимой иногда буду петь, когда не очень буду зябнуть. Птицы-то не засыпают, а на холоде живут всю зиму. Ну да ничего – нам Боже наш то ягодки на калине посылает, то старое яблоко на яблоне. И добрых людей нам посылает, и они нас подкармливают. А ещё, я думаю, можно в Храм полететь: хорошие певчие там всегда потребны, вот и буду петь.
          И запел дрозд песенку тихую, не такую, как весной поёт, – но тёплую. От неё ему самому да и всем чутким и добрым – не так холодно зимовать будет...

 
               
                Вот какое сокровище...

    Одна царевна в прошлые времена – уж очень любила поплакать-порыдать по всякому поводу, даже по самому пустяковому, и даже вовсе без повода. Просто так лила она слёзы, не думая о последствиях, которые однажды и настали...
    Случилось у царевны – гОре. Настоящее, огромное, от которого человек и онеметь может, и окаменеть может.
    Хотела царевна душу свою облегчить, чтобы со слезами хоть сколько-то гОря вышло. А слёз нет.
    Позвали министра здравоохранения: что такое? У царевны слёзы в глазах исчезли!
    Осмотрел министр царевнины очи, даже на самое их дно заглянул – и говорит:
    – Ни одной. Все растрачены попусту, а когда очень надо – ни одной, даже самой маленькой слезиночки не осталось...
    И подумала тогда бедная царевна:
    «Вот, оказывается, какое это огромное сокровище – слёзы. Если только они у меня ещё когда-нибудь появятся – буду их тратить только на сердечную молитву к Богу, а также беречь на чёрный день...»
    Только так она решила – и появились вдруг в её глазах по одной прекрасной слезинке. И она ими немножко поплакала. И ей сразу полегчало!



                Кактус расцвёл!

Другие падали с тучи – и она тоже. И вся земля уже стала от снежинок белая, пушистая и очень хорошая.
Другие снежинки сказали:
– Смотрите, вот кто из нас – самая красавица снежная-белоснежная.
И все посмотрели в её сторону, и она догадалась, что это она самая красавица из всех снежинок.
Тогда и люди, и все животные её заметили и восхитились:
– Ах-х! Создал же Господь такую красоту невиданную-неслыханную, всем на радость – на удивление!
А она кружилась и не хотела ложиться на землю, а хотела, чтобы ею любовались и называли её красотой невиданной-неслыханной. И у неё даже голова закружилась от этих восклицаний где-то у неё под ногами – и от долгого кружения в воздухе.
А тут за окном стоял кактус. Он был очень бедный, потому что даже кактусы иногда надо поливать водой, а хозяева забывали. И он тихо просил, и было слышно в открытую форточку:
– Кто-нибудь! Дайте мне немножечко воды!
А самая белая-белоснежная – услыхала и скорей отлетела от окна. Потому что если она подарит бедному кактусу хотя бы капельку воды, то не станет тогда самой удивительной и прекрасной снежинки!
Полетала она между домами и деревьями – и опять поспешила к той форточке, а кактус всё просил и умолял, чтобы ему хоть одну капельку, один маленький глоточек воды.
«Уж нет! – подумала снежинка, приближаясь к форточке всё ближе и ближе. – Мне же нельзя, я же растаю, исчезну!» – так думала она, потихоньку влетая в тёплую комнату.
«Уж нет, я не хочу! Пусть кто-нибудь другой пожертвует собой ради этого бедного-бедного кактуса!“ – так думала снежинка, направляясь к кактусу...
– Капельку воды! – промолвил кактус.
И она решительно и легонько коснулась его макушки. А в комнате же натоплено – вот она и растаяла в капельку чистой воды. И кактус, много натерпевшись в своей жизни, выпил её всю.
А скоро в комнату вошли люди и сказали:
– Ой! Наш кактус расцвёл! И цветочек на его голове – как снежинка, белая-белая, нежная-белоснежная! А мы его давно не поливали...
Так сказали люди – и, наконец-то, хорошо полили его водой из крана.


      
                Рождество Христово в Космосе

Звёздочки синие,
Звездочки красные,
Самые ясные, разнообразные!
Однажды в будущем, как раз в Рождество – летел космолёт на огромном расстоянии от Земли. На таком огромном, что его посчитать уже и не каждый компьютер может.
Вот сидят наши космонавты (всего двое) – из самовара чай пьют, липовым мёдом закусывают да в иллюминатор поглядывают.
Вдруг – что такое? Даже испугались наши отважные космонавты. А это кто-то белый-белый в космическом пространстве – диафильм показывает, огромной величины!
А в этом детском диафильме – Пречистая Матушка пеленает Младенца, светло улыбаясь. И тут Иосиф улыбается. И улыбаются животные, которые в той пещере.
Смотрят космонавты во все глаза, а первый космонавт и говорит:
– Я же помню этот диафильм! Его мне в детстве – дедушка показывал и читал. А потом он подарил его мне вместе с фильмоскопом, а сам умер. А я сначала каждый вечер смотрел диафильмы, но потом появились другие интересные занятия – и я положил аппарат в дальний угол. А потом и вовсе его забыл, когда наша семья переезжала в другой город.
– А тот в белом, который показывает, не простой... – тогда сказал второй космонавт. – Похоже, что Ангел.
Тут показывающий в космосе историю Рождества – повернул вдруг счастливое лицо и...
– Дедушка! – сказал первый космонавт. – Это он, мой родной дедушка!
… Потом пришли пастухи увидеть маленького Спасителя. И три мудреца с Востока, со своими дарами. Как живые, а росту великого, и та небольшая пещера – в полкосмоса величиной...
Когда фильм закончился, то старик, похожий на Ангела, стал невидим вместе с фильмоскопом.
– Жаль, не было слышно, что твой дед читал вслух, – сказал второй космонавт.
– У нас есть Евангелие, – сказал первый. – Сегодня же начнём читать. И теперь каждый вечер будем читать. И дедушку вспоминать...
– Согласен, командир!