Тяготение. Диалог 7

– Сегодня можно этому удивиться. Болезненная тяжесть переходит в более положительную силу – силу тяготения, образовавшуюся вопреки ожиданию освобождения, если уместна в данном случае ирония, то, усмехнувшись этому состоянию, подойдёт следующая величина – "взрослеем и вырождаемся". Если смотреть через опыт, то такую силу ощущаешь после опадания пика кипения бесполезного би'тия в поиске решений. Становится понятным, что решение не может быть возможным, и не потому, что оно не может появиться, или его не придумать, просто это решение не предопределено к появлению. Сама ситуация изначально развивалась как фарс, и вот просчёты фарса – квипрокво –
неразбериха.

– Мне нравится утончённый лёгкий, напоминающий набросок, беззаботный фарс. От него роса и солнце. Невесёлое приглушается, лучше сосредотачиваешься на делах, поглощаешься работой, погружаешься в неустанную отдачу созиданию. Дневальничаешь в порывах и поисках остановки развития, иронизирую.

– Прикрыть сущее и несущее? Выпустить вездеснующее? Хорошо, что  медведей не разводишь. Неудача – это всего лишь скидка в размере десяти процентов. Контроль поглощает фантазию. В начале разгнездился страх отвержения, а потом сработал протест. И под напутственным словом – "чего боишься, я ж не твой начальник " – пришпоренно угодничала,  почувствовала себя приправой для супа и...
швырнула подальше опустевшую склянку, но тут же побежала за ней, подняла и....наполнила свежей травой.  Но в экзаменовке – хорошего хотела для события, а получился саботаж.

– Осудила себя и со всей настырой в бой. Переплюнула весь разврат и с оголённой спиной в офис. Слышал, прошлись по вам на общем собрании, напомнив о недопустимости шорт и открытых зон декольте на работе.

– Страх и желание победить страх идут рядом. Страх увидеть тебя и сделать это вытеснили всё из моего сознания, это держит все мои помыслы и мысли. Мне кажется, что сердце моё бьётся только по той причине – увидеть и говорить, и принять или полное разрушение и забвение, и это также страшно. Мой мозг откажется в очередной раз принять этот факт, и весь организм на холостых будет тарахтеть на парковке, гружённый этой дикой мыслью. Или на самом деле поговорить , только не знаю о чём, о чём и как-то, темы приходят и уходят, крутятся как сцепленные шестерни, не предвещая никакой отрады. Мне хотелось бы иметь совсем другие мысли о тебе и о себе. Мне хотелось бы разговора, который мог убедить меня, что наше знакомство в этой жизни и напоминание о нём через сорок лет оставлено доброй правдой, имеет человеческое лицо порядочности и общей боли того и этого кусочка жизни и времени. Я не боюсь признаться, что одно время неистово ждала нашей встречи, и эта трусливая встреча произошла, как недоразумение. Ты только и мог, что шикнуть на меня, ты струсил. Ты хотел спрятать голову в песок, но распустил павлиний хвост. Ты не ожидал, что я  вытворю  такое безобразие – заявлюсь тебе на глаза, без  на то твоего согласия. Но так поступают сумасшедшие, одержимые. Интересно, что ты думал о таком безумном моём поступке. Зачем я ещё помню тебя, если ты отрёкся, глядя мне в глаза. Глядя мне в глаза, ты сказал, что мы о чём-то там договорились. А разве у нас был предмет договора?  А, если пошутить, то мы действительно договорились до провала истории некоторых чокнутых людишек. Свихнулись, обменявшись вестями о себе людимых, именно людимых до нынешней нелюдимости...

– Мы оба больны нелюдимостью. Нас притягивала нелюдимость друг ко другу. Разве ты не разобралась в этом. Нелюдимости бренные нравы правили нашей перепиской, правят и нашим нынешним молчанием. Нелюдимость состоит из страха, чёрствости, боли, нерешительности.  Ты была непрошеной гостьей, прости.

– Нелюдимость мизантропа  и филантропа? Ложь наше родство. Слабоумие. И фарс по этой же самой причине. Я хочу остановиться и перестать разбираться в том, что мне не по силам понять. К сожалению. Сожалею, что не могу ни остановить себя , ни разобраться с этой ношей. Я зависима от тебя, вернее от своих мыслей о тебе. Кто ты вообще такой, что это так внедрилось в мою голову. Выплакать не получается,  скупой слезе нужно оды писать. После долгожданной и скупой меркнет нелюдимость и остаётся  то,  что не сроднило, вот от этого можно и поплакать. Несгибаемая воля. Я приходила не гостить, а обрести шанс и общую возможность раскаяния.

– Я раб твоей воли, насмешничаю, над собой конечно и чуть-чуть над тобой, не сокрушайся. Ты у себя главная. Раскаяние не сотрёт ошибок.

– Чёрствость оставляет холод и голод, это меня ранит. Глянцевая неприступность это такая протоптанная дорожка позёрства, где понимание представляет собой спесь и рисовку. У рассуждения и вдохновения разная медитация. И у души исполненная сверх хореография. Такой тайный сговор
света и цвета, таинство чёрного и белого, таинство пепла. Бунтарь там теряет силу, мощь исходит от немощи и думается о том, что можно вспомнить мудрость. Почувствовать ость мук рождения души.

– Медитация это и есть то, что находится в нас само по себе, обращаемся к этому, пытаясь и пытая понимание...для забывчивости, ха-ха-ха.

– Да, тот пёс, которого ты спасал в прошлый раз, это была не я. Я не могу просить ни о чём, тем более о помощи, тем более надеяться у обочины.

– Пиши, брусчатка всё стерпит))), краеугольный камень не сыскать, но интерес и довольство  от идущих увидишь в их спокойном шаге. Я частый гость твоей  страницы. Диво жаждет прокламаций!

– Да, был такой скакун по кличке Прокламация, призы брал). Сорок прутьев или десять цепей, или сойти со старта удовольствия погружения в великолепие  ошибок. А что, достижение ошибок? Великолепие!


 



06/07/24