Неожиданный визит

Время уже давно перевалило за полночь, а мой сон все не приходил. Заблудился где-то в толчее. Может быть, и в царстве Морфея тоже есть пробки в час пик? Кто ж об этом знает. Ситуация не новая, можно было бы не волноваться. Бессонница меня не напрягала, я всегда находила себе занятие в бессонную ночь. Можно было просто встать, пройти в кабинет и поработать на радость себе и обществу. Но сегодня что-то было не так. Тревожно было. Я занялась самодиагностикой: обычно неясная тревожность появляется при проблемах с сердечно-сосудистой деятельностью. Проверила точки, тестовое дыхание. Нет, все в порядке. Да и тревожность была несколько другого качества. Она не была тяжелым давящим комком, скорее наоборот: была всеобъемлющей, больше напоминала панику. Я думаю, так чувствует себя заяц перед стартом. Чувство юмора – великая вещь, при умелом пользовании может спасти от очень серьезных неприятностей. Я представила огромного зайца на низком старте в чепчике, спортивных широких трусах, зеленых с красными Микки Маусами. Не помогло. Даже какая-то внутренняя дрожь. Понятно. Значит, что-то происходит за пределами физического мира и это что-то, имеет отношение ко мне. Это значит, что мне нужно встать, одеться и пойти в рабочий кабинет.
Накинула халат, захватила ключи и отправилась в дальний конец усадьбы в приемное помещение. Здесь я работала и вела прием пациентов. Я открывала дверь в кабинет, а мне хотелось убежать. Такого никогда не было. Мне было страшно, но я шла.
Как жертва пищит, а все равно идет в пасть удаву. Очень тихо я отворила дверь и на носочках вошла в кабинет. Ее я увидела сразу. Она сидела в огромном кресле для клиентов. Длинное черное платье, огромный капюшон, надвинутый на глаза… И коса. Волосы зашевелились на моей голове. Онемев от ужаса, я смотрела на нее. А она на меня. Я не видела ее глаз, но чувствовала, что она смотрит на меня.
– Ты, ты, ты за мной? Или за кем-то из моих? Заикаясь, спросила у нее.
– Успокойся. Ни за тобой, ни за твоими, – голос мягкий, чарующий.
– Тогда за кем? Дыхание стало спокойнее, дрожь била меня мелкой шрапнелью.
– Ни за кем. Пообщаться хочу.
– А почему я?
– Знаю, что ты многое повидала за свою практику. Будешь мне приятной собеседницей. Не испугаешься. Ну конечно, когда успокоишься.
Ее голос успокаивал, завораживал, и я начала приходить в себя. Потихоньку, боком я просунулась мимо неожиданной гостьи и села напротив. В кабинете несколько минут стояла тишина. Но она мне не показалась тягостной. В моих мыслях и душе был такой хаос, фейерверк, паника, что эта пауза была просто необходима. Как бы то ни было, мои мысли и чувства очень скоро, как перепуганные воробьи, снова заняли свои места.
– Как я могу обращаться к Вам? Тебе?  –  почти уже спокойно спросила я у нее.
– Моrs. Ты же знаешь. И красиво и не страшно. И конечно на ты.
Да я знала. Mors, в переводе с латинского – смерть. А звучит как красивое имя. Впрочем, такие имена имеют место быть.
– Мы же теперь будем подругами, не так ли?
«Вот еще бы попробовала я сказать, что не так!»  – подумала я, а вслух сказала: – Конечно.
– Прости, я могу видеть твое лицо? Если это неудобно я не настаиваю.
– Конечно. Морс медленно сняла капюшон.
Я внутренне сжалась, приготовилась к худшему. От увиденного, можно было онеметь от неожиданности. Но моя нервная система от переизбытка эмоций включила режим самосохранения. Поэтому явление передо мной красивой, нет прекрасной девушки, вместо мерзкой старухи меня просто искренне удивило.
– Как же так?  Конечно, – как–то с речью у меня сейчас не ладилось, – это, как это, как так? Ты же как старенькая должна быть. Подсластила я пилюлю ласкательным суффиксом.
– Нет, мы с сестрой всегда молодые. И одинаковые. Только работа у нас разная.
– Ой, расскажи мне, пожалуйста.
Все, меня захватил интерес и понес по гребню волны, оставив страх на берегу. Я встала и зажгла две свечи, прикрыла окно и придвинула свое кресло ближе к новоиспеченной подруге.
– Прости, в мире физическом я бы предложила тебе чаю или еще чего. Но мы же с тобой за его пределами.  Я просто не знаю, что предложить, чтоб ты могла почувствовать себя комфортно. Я уже не боялась Морс. С удовольствием смотрела на ее красивое лицо. Утонченное, белая тонкая кожа, прямой нос и огромные черные глаза.
–  Спасибо тебе большое. Ты же знаешь, питание у нас немного другое. Я поговорю с тобой, точнее ты со мной. Ведь я про тебя и так все знаю. Я отдохну у тебя и большего счастья мне не нужно. Ты же знаешь, как люди боятся и клянут меня. Я как изгой, хотя моей вины, как раз, ни в чем нет. Когда жизни финал наступает естественный, то и скорби особой нет. Все воспринимается как должное. Несвоевременная смерть, это чаще всего результат необдуманных поступков. А клянут, почем свет, меня. А я всего лишь проводник. Я очень устаю, особенно сейчас, когда мир сошел с ума. Был у меня такой же как ты собеседник, но, к сожалению, его звезда упала с небосвода. И мне пришлось его сопровождать.
          Мне показалось, что Морс вздохнула.  Она сидела расслабившись, тонкие красивые руки лежали на подлокотнике. Платье холодным черным блеском отражало свет горящей свечи
– Расскажи, пожалуйста: рождение, смерть. Это всегда волнует человечество. Почему – старуха, вот эта коса. Прости, можно ее куда-нибудь с глаз убрать? Платье, капюшон?
– Моя сестра олицетворяет высшие сферы, тонкие миры: небо, облака, тонкая сверкающая субстанция. Поэтому матушка нарядила ее в белые воздушные одежды. Я работаю здесь на земле, в мире физическом. Поэтому и черное платье. Но есть и вторая причина почему черное: чтоб кровь и слезы на моем платье меньше были видны. Я же прихожу тогда, когда жизнь в физическом теле уходит. И облик страшной старухи он вынужденный. Именно так выглядит беда, скорбь. Поэтому я и в представлениях людей такая. Они меня видят сквозь призму горя, утраты.
– А коса?
– А коса, это уже в угоду людским байкам. Матушка сказала с собой носить, как опознавательный знак. Вот если бы ты косу не увидела, испугалась бы так? Морс улыбнулась.
– Нет, конечно. Я улыбнулась в ответ.
– А кто решает: когда и за кем ты идти должна?
– Как только звезда начинает гаснуть, мне пора идти. Прихожу, жду. Как только, из темени умирающего, появляется вспышка и исчезает в пространстве ¬– все. Это как пуповина, раз, и отсоединилась. Тело, как пустая емкость, остается земле. А я принимаю на руки то, что из божественного света, который моя сестрица при рождении дает, взрастил человек на протяжении своей жизни. Отправляю по назначению. Так что я скорее бабка повитуха.
– Ты сидишь… А как же война, аварии?
– Ну, это знаешь, как ведро воды на костер вылить. Дым, пар, искры во все стороны. Так же и здесь. Спонтанно, непредсказуемо и чаще всего – глупо. Человек сам определил свою судьбу. Все то, что мимо графика, попадает в промежуточную фазу. Фаза дозревания. Так сказать, к сестре на полянку.
– Это как?
– Когда я первый раз к тебе пришла? Помнишь? Что ты видела?
Еще бы я не помнила. После тяжелой травмы я находилась в состоянии клинической смерти. Я плыла по реке с ужасным течением, которое меня сносило к правому берегу.
На том берегу была очень пасмурная погода, сумрак. А на поляне толпились люди, точнее призраки, без голов. Много, очень много людей без голов. На другом берегу напротив, была солнечная погода, весь луг был в цветах. Играла музыка, люди пели и плясали. Меня сносило к сумеречному берегу, а я из последних сил тянулась, пыталась выбраться из течения, чтобы доплыть до солнечного берега. Я боролась как могла, но силы были на исходе. Наконец, собрав последние силы, я рванулась из потока. Глубоко вдохнула и открыла глаза.
– Теперь будет жить! – первое, что я услышала от обступивших меня врачей.
Я не отреагировала тогда на это должным образом, потому что была еще там. Первая мысль, что мне пришла в голову была: «Так вот почему люди перед смертью вытягиваются!»
Воспоминания пронеслись в моей голове.
– Да, я все помню. По идее я должна была умереть, но выскочила.
– Да, – сказала Морс. – Ты очень хотела жить, у тебя хватило силы заново зажечь свою звезду. Бывает еще и так. Придешь, жизненный срок закончился. Или по болезни. А его близкие так любят, у них с умирающим такая тесная связь, что они делятся с ним своим огнем. Своей жизненной силой делятся, помогают ему заново зажечь звезду. Только это работает в том случае, если любовь высшей пробы, бескорыстная. Да, возвращаемся к безголовым на поляне. Это и есть полянка моей сестры – фаза дозревания.
– Да, тяжело тебе, вздохнула я. – Сестре твоей веселее.
– Ты ошибаешься. У нее такой же тяжелый труд, как и у меня. А может еще тяжелее.
Я пришла, немного подождала, забрала и ушла. А она вкладывает в младенца сверкающий, божественный свет, что душой зовется. Надеется, что человек взрастит из него прекрасного представителя для продолжения жизни в следующем мире. А этот младенец вырастает уродом. И всю жизнь она плачет, глядя, как он убивает в себе и калечит божественный дар, что при рождении она ему дала. Иной раз и принимать нечего. Так, какое-то насекомое. Даже родственники не горюют. В этом случае все на удобрение.
Я сидела и слушала Морс, ее убаюкивающий голос, и думала о том, как мало мы знаем о мире, в котором живем. Да и не обязаны мы все знать. Просто нужно любить жизнь, своих близких, беречь душу свою от гнили и копоти. Ну и наверное, если нам голова дана как венец всему – просто иногда ею думать.
 – Ты не спишь? Спросила Морс.
– Нет, я думаю. Удивительная ночь сегодня. Прямо невероятная.
 – Да, уже светает. Мне нужно идти. Я приходить к тебе буду, сюда в кабинет. Здесь спокойно. Я говорила с тобой и отдыхала. Ты только не пугайся, когда я приду. Наоборот, если человек достойный, я могу его беду с собой унести. Матушка-Земля все как удобрение примет.
Морс встала, накинула капюшон, поправила платье, взяла косу.
– Спасибо за покой. Подошла к окну и растворилась в предрассветной дымке.