О коллективизации и Льве Толстом

Сергеич, завтра суббота. Куда пойдем? Купаться хочу в море. Мои хозяева давно уже купаются.
-Пойдем в Дикую бухту. Бери палатку и воду.
-В какую дикую?
-Там, где Арка. За бухтой Лашкевича.
-Согласен. Во сколько приезжать?
-К 9 часам. Заглянем в лес между Племянником и сопкой Сестрой. Может быть, еще остались там пионы, башмачки венерины и лилии желтые.
-Какие пионы, Сергеич! У нас на сопке уже давно отцвели.
-Посмотрим. На пляже соберем лепестки морского шиповника.
-Это дело. До завтра.
Всю ночь дул сильный ветер. Все время казалось, что это ливень. Выглядывал несколько раз в окно, но это шумели деревья. Встал в три часа. До утра читал журнал «Наш современник». Он от корки первой и до последней оказался интересным. Утро встретило мраком. Тучи. Но ветер прекратился. Явно похолодало. Интересно, как это Саша будет сегодня купаться? Надо все-таки было ехать на дачу.
-Прогноз смотрел?-сразу же спросил при  встрече Саша.
-Сегодня дождя не будет. Но с ночи может начаться тайфун с сильным ливнем.
-Пролетели мы, Сергеич. На дачу надо было ехать.
-Ладно. Соберем лепестки шиповника. Перекусим в Дикой бухте. Дальше видно будет. Ветер сильный. Может разгонит тучи.
-Что-то, Сергеич, ты явно похудел. Даже постарел.
-Да, куда уж стареть. Вставать стал каждую ночь в два-три часа. Не спится. Приходится читать. Сегодня читал в журнале о Леониде Леонове.
-Кто такой? Космонавт?
-Писатель. Большой писатель. Написал несколько романов: «Барсуки», «Вор», «Дорога на Океан», «Русский лес», «Пирамида». Последний роман писал несколько десятков лет. Опубликован в 1994 году. Я читал из его романов только «Вор». Да и то так давно, что все напрочь забыл. Много лет ищу его роман «Пирамида», но найти не могу. Удивительно, что он в 1927 году он совершил поездку в Европу. Встречался с Горьким в Италии. Значит, тогда еще выпускали за границу. А вот Маяковского в конце 20-х годов за границу не выпустили. И это несмотря на то, что он написал поэму о Ленине. И вообще был самым советским поэтом. В какой-то степени и это было причиной его самоубийства.
-Слышал, что он застрелился из-за несчастной любви.
-И из-за любви. У Леонова произошла встреча со Сталиным. Он был у Горького в гостях. В это время приехал Сталин. Горький сказал Сталину: «Имейте в виду, Иосиф Виссарионович, Леонов имеет право говорить от лица русской литературы». Эти слова спасли Леонову жизнь. В 1940 году его пьеса «Метель» решением Политбюро ЦК ВКП/б/ была объявлена «злостной клеветой на советскую действительность» и запрещена к постановке в театре. Он ожидал самого худшего. Явно могли репрессировать как «врага народа». Но Сталин слова Горького о Леонове запомнил. Не репрессировали. Почему я хочу прочитать его роман «Пирамида»? Он в романе отразил социализм, как отрицательный опыт, как урок Западу не повторять наших ошибок. Он написал в романе, что человеческая цивилизация идет в тупик, к катастрофе. Крушение цивилизации-это не внезапный процесс. Вначале происходит катастрофа нравственная, затем- экологическая и историческая и затем катастрофа генетическая. Совсем как в Учении Живой Этики. Леонов встречался с Вангой. Она сказала ему о его личной жизни, о которой никто не знал. Предсказала, когда выйдет его роман «Пирамида» и что редактором будет женщина. Все так и произошло. Леонов встречался с Владыкой Питиримом/Нечаевым/. Участвовал на спиритических сеансах. Только читая этот роман можно узнать, читал ли он книги Учения Живой Этики. Писатель фантаст Ефремов читал книги Учения. Это прослеживается во всех его фантастических романах.
Как обычно вышли за мостом реки Сучан. У сворота с трассы выход на лесную дорогу, ведущую к Племяннику, перекопан.
-Наконец-то догадались перекопать здесь. Сделали свалку мусора в этом месте. Идешь к красивому месту, а дорога начинается со свалки. Это никуда не годится.
-Штрафовать надо безбожно водителей за это.-возмутился Саша. -Не по 5-10 тысяч, а по 50-100.
-Да разве, Саша, поймаешь этих мерзавцев.
-Видеокамеры на столбах надо повесить.
-Как-то шел от Находкинского водопада к дачам в сторону старого кладбища, весь лес у дороги завален мусором. Это явно дачники валят. Смотри, сколько колес свалили. Из этой резины в Японии дороги делают. Почему бы нам не сделать завод по переработке мусора? Была бы польза и экологии и материальная.
-Да везде, Сергеич, за границей есть такие заводы. У нас земли много, куда валить мусор. И деньги не умеем считать. В Китае, показали по телевизору, завод по переработке мусора; так на нем работают всего несколько человек. Все механизировано. Что-то я не вижу ни одного цветка. Один папоротник.
-Выше поднимемся. К вершине хребта Племянника. Там  растут редкие цветы.
-Какие?
-Серпуха маньчжурская, ясколка-белые цветы,  и еще синенькие небольшие цветы. Не больше десяти сантиметров, но растут кучей. Забыл название.
Дорога закончилась у самого подъема к вершине сопки. По тропе поднялись на вершину хребта.
-Здесь ходят зимой в пещеру.
-Сходим?
-Нет. Сейчас там грязно, темно и делать нечего. Поднимемся к вершине. Вот, Саша, головка цветка Серпухи. Давно эти цветы отцвели. Красивые. Еще они растут на левом мысе бухты Тунгус. Там их много. И ясколка отцветает. А вон эти синие, еще цветут. Красивые цветы?
-Да.
-Сделаем снимок на фоне  сопки Сестра.
На вершину сопки идти смысла не было. Спустились к лесу. Сразу же увидел, что пионы отцвели, а венерины башмачки-тем более. Нашли несколько красодневов/желтых лилий/, но и они уже увядают.
-Опоздали мы, Саша, недели на две, если не больше. Сюда надо было прийти в середине мая. Видишь, уже повсюду цветет купальница, и даже лихнис сверкающий. Это уже почти середина лета.  Ну, еще купена тут не отцвела и герань лесная. Но это не интересные цветы для фотографов. Идем на дорогу.
-Дорогу расширяют, Сергеич. Наверное, базу отдыха там строят.
-Так, на перевале уже в прошлом году поставили несколько домиков. Где, там, в бухте делать базу? Пляж, а за ним сразу болото. Если только засыпать его. Но это уйму денег надо вложить. Не окупится эта база.
За перевалом у дороги сооружено несколько зданий. Явно кафе или ресторан.
-Будут ли в это кафе отдыхающие заходить? Сюда все приезжают на автомашинах со своими харчами.
На пляже несколько машин и палаток. Народ уже жарит шашлыки. Шиповник, который растет на пляже, явно отцветает. Да и по тропам видно, что лепестки отдыхающие собирали.
-Не будем, Саша, здесь останавливаться. В Дикой бухте, я помню, есть шиповник. Если не отцвел, то наберем . Смотри, точно начали базу отдыха делать.
В конце бухты, у склона высокого берега, появилось несколько домов.
-На том месте, где сейчас дома, рос шиповник. Кусты были до двух метров высоты. Я там  и собирал лепестки всегда.
-В Дикую сходишь бухту. Туда цивилизация не доберется никогда. Бухта небольшая. Дорога и за десять лет не окупится.
Не задерживаясь на пляже, поднялись  по дороге к вершине хребта. Здесь между Аркой и мысом бухты Лашкевича небольшая бухта. Вход в нее закрыт. Когда-то на этом мысе стояла воинская часть. Что сейчас на этой территории и кому принадлежат здания, не знаю. Вход на территорию запрещен. По лесу, по едва заметной, заросшей тропе, спустились к «своему» Дикому пляжу. Конечно, никого в бухте нет. Сюда приходят только туристы зимой, чтобы попасть от нее к Арке. Если, конечно, есть припай льда. С дровами здесь проблем никогда нет. Волны набрасывают.
-Смотри, сколько шиповника! Наберем. Давай, пока нет дождя, соберем лепестки. Потом поставим палатку. А купаться, Саша, ты вряд ли захочешь. Вода холодная.
-Ты, что Сергеич! Я же не больной. В такую погоду купаться.
Собрав лепестки со всех растущих кустов, поставили палатку. Разожги костер. Вскипятили воду для чая.
Во время чаепития, как обычно, Саша спросил: Почитаешь?
Есть кое-что. Прочитал я на неделе две книги Бернарда Шоу «Автобиографические заметки. Статьи. Письма» и Лосева о философе Владимире Соловьеве. Есть тема для разговора. Бернард Шоу /1856-1950/ почти всю жизнь прожил в Англии. Зачитаю выборочно его заметки о России.
«Когда Ленин пришел к власти, мистер Уильям Рэндолф Херст сделал мне очень заманчивое предложение: поехать в Россию и описать то, что увижу. Тогда, однако, я отказался, так как прекрасно понимал, что капитализм в России уже разрушен, а коммунистический рай еще не наступил. В СССР я попал только в 1931 году…Когда собираешься в Россию, друзья уговаривают не ехать. Это опрометчиво, говорят они, вы умрете с голода. Вас съедят вши. Вас  заберут в ЧК и расстреляют или, как выражаются сами русские «ликвидируют». Всех женщин в нашей группе «национализируют». Вы увидите не то, что захотите, а то, что вам подсунут, у них это называется «потемкинские деревни»…
«Поскольку в нашем распоряжении было еще много времени, мы прошлись по соседней деревне. Русская деревня так ужасна, что можно понять коммунистов, которые сжигают ее, как только уговаривают жителей вступить в колхоз и жить по-человечески. Англичане, привыкшие к красоте и уюту сельской жизни, сделали бы это гораздо раньше. Представьте себе собачью конуру из грубого, темного, некрашенного дерева. В такой конуре и ютиться русский крестьянин. Внутри громоздкий открытый стенной шкаф, откуда исходит спертый запах, и печь, на которой спят, когда холодно. Много мебели в избе не держат, чтобы оставалось место для домашнего скота, с помощью которого крестьянин обрабатывает свой клочок земли. Если вы хорошо одеты, торо хозяин будет вам низко кланяться-многократно и истово. Если же вы  снизойдете до разговора с ним, он схватит вашу руку, запустит ее за окладистую бороду и начнет осыпать поцелуями, говоря при этом всякие ласковые слова. Очень может быть, такой крестьянин покажется вам более симпатичным, чем чисто выбритый колхозный механизатор, но совершенно очевидно, что Советская власть действует в интересах цивилизации, когда сжигает избу и «ликвидирует» его самого…»
Не знаю, Саша, где этот англичанин Шоу нашел такую деревню в России в 1931 году. Наша деревня, в которой жили мои родители, бабушки и дедушки была образцовой деревней. И это в самой глубинке России- в Вятской губернии. В ней жили староверы. Дома у каждой семьи были большие, просторные. Внутри- чистота. Коровы, лошади, свиньи, козы, гуси, курицы содержались в хлевах. В начале 30-х годов почти вся деревня была раскулачена. Дома и все имущество отобрали. Жителей забрали. Мой отец и матушка с двумя детьми успели ночью убежать на станцию, тем и спаслись. Деды пропали. Жили в землянке. Там дети и погибли. Я жил уже в полуземлянке. Пол был земляной. За загородкой  действительно была корова. Освещалась эта комната лучиной. Это я помню. Только в 1953 году был построен дом, который и сейчас стоит по улице Вокзальной на станции Кизнер. Читаю дальше.
«В городе переизбыток людей и недостаток трамваев» вагон, рассчитанный на 24 человека, втискивается как минимум пятьдесят. Дворцы вымерших миллионеров переполнены/ в  каждой комнате живет столько человек, сколько встает кроватей/, а вот храмы, как и в Лондоне, безлюдны; москвичи больше не верят в попов и не ходят молиться, а церкви сносят-вместо них строятся учреждения и жилые дома…Больше всего запомнилась встреча со Сталиным. Часовой в Кремле, спросивший, кто мы такие, был единственным солдатом, которого я видел в России. Сталин сыграл свою роль безупречно, принял нам как старых друзей и дал нам выговориться. На  было четверо: лорд Астор с супругой, Филл Керр, лорд Лотман и я. Сопровождал нас Литвинов и еще несколько русских…Беседа началась с яростных нападок леди Астор, сообщившей Сталину, что большевики не умеют воспитывать детей. Сталин сначала несколько опешил, но затем с казал с презрительны жестом:-У вас, в Англии, детей бьют. Но леди Астор не унималась, она посоветовала Сталину не валять дурака/смысл ее слов был именно таким/ и послать в Лондон на стажировку к Маргарет Макмиллан какую-нибудь толковую женщину. Пусть учиться, как надо обращаться с пятилетними детьми, одевать их, воспитывать. Сталин тут же записал адрес детской школы в Дептфорде. Мы решили, что он сделал это из вежливости, однако не успели мы вернуться на родину, как в Лондон приехала толковая женщина, а с ней еще полдюжины таких же. Все они горели желанием поскорее перенять ценный опыт…Я очень позабавил Сталина, откровенно признавшись ему, что воспринимаю большевизм как религию. Россия-религиозная страна. Они решили, что мы шутим, когда говорим, что Третий Интернационал- это Церковь, однако мы  и не думали шутить…Русская революция, которую мирной уж никак не назовешь, обошлась, как это ни странно, без вандализма и грабежа. Обойдя бесконечные картинные галереи и сокровишницы и заключив, что все шедевры искусства спасены, тогда как жизнь людей не ставилась ни во что, я повернулся к своим сопровождающим и с презрением сказал: Называете себя революционерами, а сами храните это добро! На Западе его бы растащили или уничтожили до последней унции золота, до последнего мазка краски. Стыдитесь!.. Я знаю, как относилась к этому дочь Толстого. Она сама мне рассказывала, во что превратилась богатая земля в результате советской экспроприации и преследования кулаков. В какой упадок и запустение пришли ее родные места, где она родилась и выросла и где трудолюбивый крестьянин собирал богатый, по меркам царского времени, урожай. Ей трудно было простить это большевикам, и она была абсолютно права, ибо истребление кулаков, как и преждевременная конфискация частных магазинов, было грубой ошибкой. Я побывал у Крупской, вдовы Ленина, самой замечательной вдовы на свете, женщины, которую обожали дети и почитали ученые  Говорили, что она так резко раскритиковала советские порядки, что Сталин пригрозил, если это повторится, «назначить» Ленину другую вдову. И с точки зрения Горького, человека чуткого, ненавидящего жестокость и несправедливость, подметившего человеческие черты даже в нелюдях, революция тоже не принесла обещанного счастья, хотя он прощал ей это, как прощал грехи и похуже…Во время поездки по стране я видел детей из семей единоличников, не вступивших в колхозы. Эти маленькие сорванцы неумыты и плохо одеты, но живут они со своими родителями примерно так же, как английские фермеры. Ничего общего не имели с ними колхозные дети с тошнотворно благообразной внешностью. Этим чистеньким, культурным, аккуратно одетым/если это можно назвать одеждой/ маленьким марксистам хотелось сказать что-нибудь обидное…»
Интересны мысли о Льве Толстом.  «Большинство смутно представляет себе религиозное учение Толстого как безумный вариант евангелизма. На самом деле, с точки зрения евангелизма взгляды Толстого, изложенные им самим, представляют не только новаторскими, но и еретическими. То, что евангелизм называет откровением, коим божественная мудрость удостоила беспомощное человечество, Толстой объявляет выражением обыкновенного здравомыслия, столь безусловного, что оно не нуждается в евангельском подтверждении. «Я пойду и дальше,-говорит он.-Эта истина/непротивление злу/ кажется мне такой простой и ясной, что я убежден, что открыл бы ее самостоятельно, даже если бы Христос и его учение никогда не существовали». Два ортодоксального приверженца Святого писания это верх богохульства. Именем бога правды Толстой заклинает читателей не выходить из себя и не хвататься за доводы, опровергающие его слова, но прежде задуматься-не над тем, что он собирается им сообщить, но над Евангелием-не как словом Божьим или Христовым, а самым точным, простым, доступным и практичным учением о том, как следует людям жить. Христиане, осознающие, что Толстой осуждает их собственное систематическое сопротивление злу, видят в его идеях такую угрозу потому, что сам он прожил долгую, разнообразную и отнюдь не всегда благочестивую жизнь…»Вглядитесь в причины невежества масс/призывает он/, и вы увидите, что главная причина заключена отнюдь не в недостатке школ и библиотек, как мы привыкли думать, но в тех религиозных и патриотических суевериях, которыми напичканы люди и которые искусство непрестанно порождает всем и возможными способами…»
Теперь из книги А. Лосева «Владимир Соловьев и его время». Владимир Сергеевич Соловьев /1853-1900/-выдающийся русский философ. Статья в книге «Вл.Соловьев и Л.Н.Толстой.
«Льва Толстого он определенно не любил….Вл.Соловьев даже и в отдаленном смысле слова едва ли мог найти общий язык с Л.Н.Толстым. Хотя последний и называл себя христианином, вся его идеологическая деятельность была направлена на разрушение авторитета Евангелий, на выхолащивание из них всего чудотворного и вообще богословского и даже доходящую до прямой ругани критику догматического богословия в целом. Многие его выражения издателям приходилось заменять многоточием…Вл.Соловьев писал И.С.Аксакову: «Л.Толстому я ничего не мог отдать, так как уже давно с ним не видаюсь, и он для меня «яко язычник и мытарь».   «У Л.Н.Толстого непрямота и неискренность более глубокие,-но я не желаю об этом распространяться…На днях прочел Толстого «В чем  моя вера». Ревет ли зверь в лесу глухом?»   
К 1891г. относятся несколько важных высказываний Вл.Соловьева о Л.Толстом. В статье начала этого года «Идолы и идеалы» он беспощадно критикует толстовскую теорию опрощенства…Вл.Соловьев додумывает теорию опрощения до ее логического конца и приходит к выводу, что таким концом является буддийская нирвана, которая никогда не была приемлема для Вл.Соловьева, всегда признававшего огромное значение западной цивилизации. В той же статье он пишет: «Всего лучше основная мысль наших упростителей выражена в гениальном рассказе гр. Л.Н.Толстого «Три смерти» Здесь представлено, как умирают: культурная барыня, мужик и дерево. Барыня умирает совсем плохо, мужик значительно лучше, и еще гораздо лучше дерево…Насколько толстовское опрощенство внутренне было совершенно неприемлемо для Вл.Соловьева и насколько оно готовило полный разрыв с Л.Толстым, видно из письма Вл.Соловьева Гроту от 9 августа того же 1891г…Уже совсем резко Вл.Соловьев отзывается о Л.Толстом Стасюлевичу, замечая по поводу смерти Гончарова в письме от 20 сентября 1891г. : «Вот и предпоследнего корифея русской литературы не стало. Остался один Лев Толстой, да и тот полуумный»….Основной пункт своего расхождения он формулирует, с одной стороны, весьма остро и принципиально, а с другой-все же с надеждой найти у Л.Толстого и примирительные моменты по этому поводу. Он пишет: «Все наше разногласие может быть сосредоточено в оном конкретном пункте-воскресении Христа. Я думаю, что в Вашем собственном миросозерцании нет ничего такого, что мешало бы признать истину воскресения, а есть даже нечто такое, что заставляет признать ее». Аргументация Вл.Соловьева о воскресении Христа, направленная по адресу Л.Толстого, производит весьма слабое и беспомощное впечатление, если не прямо смешное. Ведь Л.Толстой с самого начала исключил из христианства все сверхъестественное и чудотворное, оставивши в нем только учение о нравственности. Какие еще могут здесь быть аргументы о воскресении Христа? Тем не менее наивный Вл.Соловьев думает, что такому натуралисту и позитивисту как Л.Толстой, можно доказывать существование чего-нибудь чудесного. Он формулирует три пункта, которые с его точки зрения, должны сделать для Л.Толстого воскресение Христа чем-то очевидным и понятным. Согласно первому пункту, сам же Л.Толстой якобы признает постепенное восхождение жизни от менее совершенных форм ко все более и более совершенным. Такое же слабое значение имеет и указание Вл.Соловьева на признаваемое Л.Толстым «взаимодействие между внутренней, духовной жизнью и внешней, физической». На это последнему очень легко ответить, что, как бы он духовно ни развивался, он никогда не станет богом, да еще и неизвестно, стоит ли это делать. Согласно третьему аргументу Вл.Соловьев духовное и высшее в конце концов подчинить себе все материальное и низшее. Так, вероятно, думал и сам Л.Толстой . Но что общего имеет это с учением Вл.Соловьева о богочеловечестве и воскресении Христа? Далее читаем: 2Если под чудом разуметь факт противоречащий общему ходу вещей и потому невозможной, то воскресение есть прямая противоположность суду-это есть факт, безусловно необходимый в общем ходе вещей: если же под чудом разуметь факт, впервые случившийся, небывалый, то воскресение «первенца из мертвых» есть, конечно, чудо- совершенно такое же, как появление первой органической клеточки среди неорганического мира, или появление животного среди первобытной растительности, или первого человека среди орангутанов. В этих чудесах не сомневается история, так же несомненно и чудо воскресения для истории человечества»…Л.Толстой говорил, упование на сверхъестественного Христа сделает людей слишком ленивыми и беззаботными, а их моральную активность-ненужной» На это Вл.Соловьев возражает: «Так как на самом деле Христос, хотя и воскресший, ничего окончательного для нас без нас самих сделать не может, то для искренних и добросовестных христиан никакой опасности квинтизма тут быть не может»…Невозможность для Вл.Соловьева оставаться на одной принципиальной почве с Л.Толстым ясна сама собой. Вл.Соловьев не мог переварить толстовского учения об абстрактном и безличном божестве, о добре, как тоже безличной категории, равно как и толстовского исключения из Евангелий всего чудесного и мифологического, непризнания ни заповедей, ни восточной цивилизации, опрощенства и непротивленчества и всей этой мистики рисовых котлеток с отрицанием всякого прогресса и с ограничением себя неподвижной идеологией патриархального крестьянства. Окончательный разрыв между двумя мыслительными произошел в середине 90-хг., но подлинного единения у них, собственно говоря, никогда и не было, несмотря на дружеские усилия Вл.Соловьева».
Теперь из книги Елены Ивановны Рерих «Сокровенное Знание».
«Наше земное человечество обязано своей ускоренной эволюцией Старшим Братьям и Сестрам, или Великим Учителям…»
Лев Толстой не знал о Учителях человечества. Наши православные священники могли бы знать, но не желают принципиально знать о Них. Но ведь сказано в Учении: «Христос утвержден в нашем Учении Величайшим». Значит, священники, молясь Исусу Христу, как Богу, фактически отвергают Его и Учение Его..
«Знаю, что многие осуждают Толстого, не дав себе труда ознакомиться основательно со всеми его трудами. Осуждающие его отход от Христа думают, что отход от церковного Христа уже означает отрицание Христа. Но именно поиски Христа Живого, а не обезжизненного идола, каким Он представлен сейчас церковью, было благородною целью жизни Толстого. И он нашел Его…Приведу вам символ веры Толстого.
«Я верю, что благо возможно на земле только тогда, когда все люди будут исполнять Учение Христа». «Я верю, что исполнение этого Учения возможно, легко и радостно». «Я верю, что и до сих пор, пока Учение не исполняется, что если бы даже я один был среди всех неисполняющих, мне все таки ничего другого нельзя делать для спасения своей жизни от неизбежной погибели, как исполнять это Учение, как ничего нельзя тому, кто в горящем доме нашел двери спасения». «Я верю, что жизнь моя по учению мира была мучительна и что только жизнь по Учению Христа дает мне в этом мире то благо, которое предназначил мне Отец Жизни». «Я верю, что Учение это дает благо всему человечеству, спасает меня от неизбежной погибели и дает мне здесь наибольшее благо, потому я не могу не исполнять его». Судите сами, справедливо ли после этого говорить об отходе Толстого от Христа. Но дело в том, что обвиняющие Толстого в антихристианстве сами или не читали его трудов, или же не могли понять внутреннего мира этой большой души, жаждавшей идти Путем Света, или сами были истинными антихристианами, следуя обмирщенному Учению Христову. Так пусть не клевещут на человека большого духовного прозрения… Помнить надо, что клевета следует за большим человеком, как пыль за всадником…По горькому замечанию великого поэта, мы все еще «ленивы и не любопытны…»
«О противление злу. К сожалению, принято рассматривать Учение Христа как учение непротивления злу. Это величайшее заблуждение. Именно Христос сурово обличал всякое зло, всякое лицемерие и нерадивость к добру.  Но нужно уметь распознавать, где и какие меры приложимы в каждом случае, неразумие в выборе их может повести к еще большему бедствию и разложению. Также нужно знать, что каждый духовный Учитель приносит клятву не поражать тех, кто посягает на Его жизнь. Так и Христос не мог противиться грубой силе, направленной против Него».
Но Он противился злу каждым словом своим, каждым действием, когда это не касалось лично Его. Задача Его была совершить путь человеческими ногами и руками и показать людям, что в величайшей любви к человечеству можно пожертвовать собою и претерпеть жесточайшие муки за желание принести людям свет постоянно забываемых ими Истин. Молитва Христа о мучителях полна милосердия и даже справедливости, ибо действительно что могли знать и понимать наемные палачи в величии Того, Кого они истязали? Кого им было ПРИКАЗАНО истязать? Истинно, не наемные истязатели, но их подстрекатели приняли на себя карму горчайшую. Также и Пилат, умывший руки и оказавший НЕПРОТИВЛЕНИЕ величайшему злу, там, где в его власти было остановить его, уготовил себе труднейший рок».
Прочитал книгу о Владимире Соловьеве и нигде даже намека нет, что он читал произведения Елены Петровны Блаватской. Как мог такой философ не прочитать ее книг, статей, которых издавалось на Западе множество. И это при том, что его брат Всеволод Сергеевич Соловьев написал о Блаватской целый роман. Не говоря уж о том, сколько дал интервью корреспондентам газет и журналов!
У меня есть редкая книга Сильвии Крэнсто «Е.П.Блаватская» Глава 2. «Яго теософии».
«Он познакомился с Блаватской в Париже весной 1884 года. Через несколько недель она писала одному из своих корреспондентов: « Тот незнакомый господин, который навестил вас, хорошо известен в России. Это мой друг и соратник по теософии. Его зовут Всеволод Сергеевич Соловьев, он автор многих исторических романов. Он настоящий теософ, а не просто член Теософского общества. Для меня между этими двумя понятиями-огромная разница».
Известный математик Петр Демьянович Успенский, близкий ученик Гуржиева написал в своей книге «Четвертое измерение» следующее: «Е.П.Блаватская была необыкновенная личность, описать которую во всей ее полноте и изгибах мог бы только большой художник… «Разоблачения», несколько раз появлявшиеся на счет Блаватской, похожи на разоблачения воробъев, которые прилетели клевать виноград, написанный художником, и потом могли кричать, что их обманули, что виноград нельзя есть, что это шарлатанство и т.п. Книжка Всеволода Соловьева «Современная Жрица Изиды», по которой многие знают о Блаватской, полна мелкой, не совсем понятной для читателя злобы, и вся состоит из сыщнического описания подсматриваний, подглядываний, выпрашиваний у прислуги и, вообще, мелочей, мелочей и мелочей, которых проверить читатель не может. А главное, т.е . книги Блаватской, ее жизнь и ее идеи, точно совсем не существуют для автора…»
В течении почти целого года, за исключением, впрочем, летних месяцев. Вс. Соловьев производит следствие в Русском вестнике о покойной Е.П.Блаватской…Следствие Вс. Соловьев занимает 29 пространных глав…В этих 29 главах он доказывает читателям с необыкновенным усердием, что покойная Блаватская была порядочная шарлатанка..Он не разбирая, валит на покойницу с каким-то даже ожесточением бездну всяких обвинений, чернит ее всеми способами, причем часто пускает в ход способы недозволенные…Грязи, и притом самой бесцеремонной , наш изобличитель валит на «современную жрицу Изиды»…столько, что ее достало бы, вероятно, для целого огромного кургана, даже взяв в расчет все ее увлечения и заблуждения, вольные и невольные, все же была женщина очень талантливая и замечательная, гораздо более талантливая и замечательная, чем многие современные русские сочинители бесчисленных романов для рыночной иллюстрации..Я вовсе не намерен ее защищать, особенно как спиритку и теософку. Если я склонен симпатизировать в чем-нибудь покойной, то это только в ее писательском даровании; оно было не из дюжинных, что доказывается ее статьями, которые она помещала под псевдонимом Радда-Бай в Руссом вестнике редакции Каткова, статьями, по-моему, в сто раз более талантливыми и интересными, чем все мнимо-исторические романы Вс.Соловьева и все его фантастические и нефантастические повести».
«Что мне делать с жалкими письмами влюбленных в меня поклонников?-писала Блаватская сестре Вере.-На половину приходится не отвечать совсем, но ведь множество таких, которых я и сама люблю и жалею,- как бедный наш Всеволод Сергеевич Соловьев! Давно ли я в Лондоне, а уже два жалких письма получила. Просит только любить и не забывать...Дескать, никого из чужих так не любил, как меня. старую. Спасибо ему».
Знакомясь с рукописью перевода Исиды на французский, Соловьев пишет  Вере/сестре Блаватской/ 19 июля 1884 года: «Читаю вторую часть «Изиды»-и совершенно убеждаюсь, что это-ФЕНОМЕН!...» Соловьев, как сообщает Вера, не раз говорил ей, что написав эту книгу, Е.П.Блаватская совершила такое чудо, что ждать от нее других «чудес» больше и не нужно». В октябре 1884 года он пишет Е.П.Б. в Лондон из Парижа: «Эту книгу нужно непременно издать здесь на французском» -и излагает свои предложения о том, какие шаги для этого следует предпринять».
Итак, совершенно очевидно, что в какой-то момент Соловьев вдруг превратился во врага Е.П.Б. Чем  же был вызван такой резкий поворот? В июле 1885 года Е.П.Б. пишет Вере: «Я путешествую с Соловьевым по Швейцарии. Никак не возьму в толк, что так привязывает его ко мне. Ведь я нисколько не могу ему помочь. Не в моей власти помочь осуществлению его надежд. Бедняга, мне так жаль его». Это письмо было опубликовано в журнале Путь/1895/ с комментариями редактора У.Джаджа, где говорится, что Соловьев стал злейшим врагом ее, поскольку все его мольбы быть принятым в качестве чела были категорически отвергнуты».
«Просто не знаю, что делать с Соловьевым! Не дает покою, умолял научить его феноменам,- да разве ж возможно этому сразу взять да и выучить?!  «Как это вы эту музыку из воздуха вызываете?»…Как же я ему это расскажу?..Вот, говорю, как видите: махну рукой по воздуху,- аккорды оттуда и отзываются..Что ж мне больше ему рассказывать?...Пусть пройдет чрез все то, что я прошла живя в Индии,- может и достигнет! А он только у меня время отнимает и сам его напрасно тратит..Другой раз, помню Е.П. даже рассердилась и сказала нам, когда Соловьев уехал: «Удивительный человек! Упрекает меня, что я Олькотта научила- а его не хочу выучить!...Я ничему Олькотта учить и не думала…сам он…магнетизер прирожденный и духовидец»…
А что Всев. Сергеевич расстался с Обществом потому, что нашел его не христианским,- так я тебе скажу, что эту находку он, вероятно, сделал у себя  в гостиной…Прощались мы с ним, как родные, чуть не с горькими слезами…Ни слова, кроме клятв заступаться за меня в России во всем помогать-я не слыхала. А теперь вдруг взял да и замолчал! Что же касается моего противу-христианства-ты его знаешь. Я враг католических и протестантских церковных обществ: идеал же Христа распятого светлеет для меня с каждым днем яснее и чище, а против православной христианской церкви,- пусть повесят меня-не пойду!» Е.П.Блаватская.
После выхода Соловьева из ТО и его окончательного отъезда в Россию, все контакты между Е.П.Б. и ним прекратились. Он трусливо ждал шесть лет- и написал Современную жрицу Изиды, когда Е.П.Б. не стало и она не могла опровергнуть его писания».
Почему, Саша, Владимир Соловьев не прочитал «Разоблаченную Изиду»  Е.П.Блаватской, которая была ею написана совместно с Учителями  человечества? Несомненно, он прочитал пасквиль своего брата на Блаватскую. Он же не простой человек,- философ!
-Я то, что, Сергеич, могу сказать? Только то, что Всеволод Соловьев хуже Иуды. Мразь!
Блаватская предсказала, что только в 20 веке труд сей-пусть даже не весь, а части его-получат подтверждение.  Что, материалистическая наука получит смертельный удар».
В Тайной Доктрине содержится много таких положений, которые отрицались наукой во времена Е.П.Б. и истинность которых подтвердилась впоследствии. Вот три примера открытий в области физики, предсказанных в Тайной Доктрине. 1.Делимость атома.2.Атомы пребывают в постоянном движении.3. Взаимообратимость материи и энергии.
Многие ученые проявляли интерес к Тайной Доктрине. Так, на рабочем столе Эйнштейна…всегда лежала эта книга.
«Она укрепила-едва ли не создала заново-во многих умах ощущение того, что наша земная жизнь есть не что иное, как испытание. С этой точки зрения ее учение по духу гораздо ближе Новому Завету, нежели большинство псевдохристианских учений нашего времени. Она раздвинула горизонты сознания и вселила в самое сердце Европы девятнадцатого столетия ощущение беспредельной, безграничной тайны, характерное для некоторых восточных религий». известный английский публицист Уильям Стед.
«Я не стану обсуждать с вами истинность теософии, я просто знаю, что идеи Блаватской помогли мне в работе и дали силу выполнить мою задачу». Александр Скрябин.
«Мироздание движимо и направляемо изнутри вовне…Почти бесконечный ряд Иерархий разумных Существ, каждая из которых исполняет свою миссию, направляет весь Космос, руководит им и одушевляет его».
«Главный догмат материализма заключается в том, что во вселенной нет ничего, кроме материи и силы… Во Вселенной есть нечто третье, а именно разум, который я не могу отнести ни к материи, ни к силе, ни к любой мысленной модификации этих двух». Гексли.
Разум-это одна из первичных составляющих природы, а мы- его проявление на современном этапе истории.
Выдыхание «непознаваемой сути» рождает мир; вдыхание-приводит к его исчезновению.
Вселенная началась со взрыва «маленькой искры» материи, из которой в конечном счете эманировали все звезды и галактики.
Земля живет благодаря Солнцу, поглощая энергию, необходимую для жизнедеятельности мириад живых существ и отражая излишек ее в бездонные просторы космоса.
 Все планетные и звездные тела «есть, были или будут «обитаемы человеком».
«Ибо побуждение, и только побуждение, обращает любое применение силы в черную/пагубную/ или белую/благотворную/ магию. Невозможно применить духовные силы тому, в чьей душе остается хоть малейший след себялюбия. Ибо, если только его намерения не вполне чисты, духовное превратится в  психическое, будет действовать в сфере астральной и может привести к ужасным последствиям. Свойства и силы животной природы могут быть одинаково использованы как людьми себялюбивыми и мстительными, так и бес корыстными и всепрощающими; тогда как способности и силы духа доступны только тем, чье сердце совершенно чисто,- и это и есть Божественная Магия».
Читаю сейчас книгу Владимира Солоухина «Смех за левым плечом». Прекрасный писатель! Прочитаю выборочно рассказ «Первое поручение». Солоухин уехал из Москвы в командировку в другой город, чтобы поработать над своим произведением .Поселился в гостиницу. Однажды в номере раздался звонок.
«Я схватил трубку, в которой послышалось: -Хе, хе, конечно, не признаете. Давно не виделись, не разговаривали.
-Товарищ Малышкин Петр Петрович, какими судьбами?
-Какими судьбами вы у нас? Догадываюсь, догадываюсь. Приехали поработать в тишине и спокойствии. А я вот и нарушил ваше инкогнито.
-Хо-хо. Я видел, как вы утром на базаре приценивались к соленым рыжикам. Хотел подойти сразу. Но знаете, наша провинциальная стеснительность. Однако теперь вы у меня в руках. В случае чего выдам вас с головой местным пионерским организациям. Они в ас возьмут за бока.-И он весело засмеялся, довольный своей действительно веселой выдумкой.
-В каком же случае, Петр Петрович, вы меня будете выдавать?
-Если не пожалуйте ко мне на чашку чая, ну или там…покрепче…
У Петра Петровича оказалась двухкомнатная, по масштабам того города очень даже просторная, квартира….Однако я не сказал еще и двух слов, кто такой Петр Петрович. Начну с того, что Петр Петрович очень хороший человек. В  районе, де он работал и где мы с ним познакомились, он слыл именно очень хорошим человеком. Нет-нет да и выскажет кто-нибудь из председателей колхоза: -Этот-что! С этим жить можно. Петр Петрович-то? Где хочешь скажу-таких людей поискать.
Хороший человек районный руководитель, но вдруг начинает призывать и настаивать, чтобы пятнадцать небольших и компактных колхозов слить в один неуклюжий укрупненный колхоз. Всякому видно, что ничего, кроме неудобства, от слияния не произойдет, что там, где потребовалась бы жизнь, колхозники и сами бы догадались объединиться… То вдруг начнет призывать и настаивать, чтобы лучшие колхозные земли засеять неведомой кукурузой…Кукуруза не  вырастет. Земля, на которой уродились бы тысячи пудов овса, либо пшеницы, либо гречи, пропустует. Однако на следующий год районный руководитель опять заставляет отвести под кукурузу лучшие земли…
После второй рюмки я понял намерение Петра Петровича. О чем бы я не заводил разговор, он все время сворачивал на свою биографию. Видимо, ему хотелось разжечь меня как человека пишущего, заинтересовать материалом…-Да…-протяжно выдыхал Петр Петрович/у него оказалась вдруг манера говорить через несколько фраз это «да»/-Был я, значит, тогда комсомолец, и включили меня в бригаду из трех человек. Да…Старшим у н ас был представитель ОГПУ, третьим заводской человек-из  рабочего, значит, класса…Да…Задание коротко и ясно: приехать в деревню Спасовку и организовать там колхоз. Да…Дело зимнее. Крестьянин, которого прислали за нами на станцию, привез и тулупы. Значит, встречали нас по-хорошему: едет власть. Да…Приехали мы в деревню Спасовку. Деревенька небольшая, около тридцати дворов. Устроили нас на постой. Изба как изба…На кухне печка беленая, а на ней цветы нарисованы…Печка, а словно невеста. Над челом у печки целая картина-Христос. Одно лицо дано крупно, и волосы по плечам. Наш старший, Василий Кузьмич/это сотрудник ОГПУ/, на этого Христа поморщился, но говорить ничего не стал…
«А кто у вас богачи, кто бедняцкие, безлошадные хозяева:»,- спросил, как помню Василий Кузьмич.
«Поглядеть, так у нас, товарищ начальник, деревня ровная. Нету, чтобы вовсе без лошади, нету, чтобы о трех конях. Бык Гамлет—обчественный, мирской. Содержим его всем миром, потому всякой корове нужен…На будущий год решим на сходке и поменяем».
Начальник Василий Кузьмич усмехнулся на эту будущую сходку. Петр Петрович пошел было дальше, а меня усмешка начальника даже и теперь, 35 лет спустя, как огнем обожгла. Конечно, он-то видел вперед, он-то знал, что никакой сходки больше у мужиков никогда не будет. И мирского быка тоже не будет. И вообще всего, что было до сих пор привычного, крестьянского, устоявшегося, всего уклада крестьянской жизни, больше не будет…Через эту усмешку я вдруг ясно и отчетливо понял, что на первом месте у него в голове сидело -ломать. Да оно и понятно. Он не собирался ведь оставаться в этом колхозе и строить с мужиками светлую эру. Его задача-организовать. Чтобы каждый мужик отвел свою лошадь на общий двор, отвез свои семена в общий сарай, присоединил свою землю к общему полю, отдал свою крестьянскую душу…это, конечно, сложнее, потому что для души пока ни амбаров, ни сараев и даже какого-нибудь общего мешка. Ну да это уж десятое дело. На первом месте тягловая сила, семена, инвентарь, да и то начальнику не хранить, не беречь ни тягловой силы, ни инвентаря…Заведомо враждебная масса, которую нужно победить, сломать, расточить. И он начальник бригады, которому ломать поручено. Пока все это промелькнуло у меня в голове, Петр Петрович продвинулся в своем рассказе, и вот мы уж на первом собрании в школе в два часа дня.
-Да…Собрали мы мужиков к двум часам, начали проводить агитацию. Я молодой. Меня держали на подхвате. Василий Кузьмич взял главную тяжесть на себя. Вот хоть мы теперь и говорим: ОГПУ- и сразу определенные воспоминания, а я, когда вспоминаю, вижу, что Василий Кузьмич был очень хороший, душевный человек…
Крестьянин говорит о будущей сходке, где-нибудь в удобном месте под липой или березой, о том, что нужно заменить мирского быка Гамлета. Начальник усмехается. Как вы мыслите-почему?
-Как же не усмехнуться? Если, к примеру хозяин дома собирается через месяц красить полы, а доподлинно известно, что завтра его дом сгорит.
-Петр Петрович, разве в этих случаях смеются? Нужно предупредить. Да нет, нужно принять совместные меры, чтобы дом не загорелся.
-Положим, с пожаром неудачное сравнение: это я для наглядности. В том смысле, что решительно перевернется….Мы ведь хорошего желали. Мы от чистого сердца…
-Какие же задавали вопросы?
-Да…Ну, первым делом тянутся уточнить: добровольное дело или все равно не минуешь. А как им растолковать, что оно называется добровольным, однако у нас строгое указание-из деревни не уезжать, пока не организуем колхоза…
-Так значит, какие же задавали вопросы?
-Да…Всякое спрашивали. И всерьез и на смех. Будут ли сводить в одно место кур, гусей, поросят. Будут ли обобществлять коров. А нашелся шутник, спросил то же самое насчет баб.
-Вы, Петр Петрович, должно быть точно все запомнили. Возьмем хотя бы форму вопросов. Я тоже у вас хочу спросить, почему, начиная с первого собрания, крестьяне не спрашивали, «будем ли мы обобществлять коров», но «будут ли обобществлять коров». Как вы считаете, есть тут какая-нибудь заметная разница?
С этой точки зрения, беседа приобрела весьма примечательную двойственность.  Петр Петрович рассказывал мне о событиях так, как видел их сам, вспоминая боевую молодость, начало большой и плодотворной жизни.
-Значит, разные вопросы, и что же дальше?
-Продержали мы их до трех часов ночи. Агитировали и разъясняли. В три часа ночи-голосовать. Кто за колхоз? Ну, конечно, темный народ.  Тяжелы на подъем. Смотрят друг на друга. А все вместе косят глаза на кого-нибудь авторитетного мужичка. Если Иван Петрович не идет, мы и подавно. Да… Делать нечего. Три часа ночи. Горько, до слез обидно, но пришлось собрание распустить. Предупредили: сходиться завтра опять в два часа дня в этой же самой школе. На другой день продержали мы народ опять до позднего часу. Пора голосовать, а нас самих робость берет: ну как опять никто не проголосует? Василий Кузьмич поднялся бледный. На этот  раз он собрание вел сам. Роль докладчика и чтобы на вопросы отвечать- кончилась. Говорит, а сам все ненароком за кобуру хватается.
«Итак, голосуем. Подумайте о своей дальнейшей судьбе. Подумайте о своих детях. Кто за колхоз?
Поднялось четыре руки. Ну, ладно. Записали мы четыре хозяйства в колхоз, начало сделали… Да…А вы теперь думаете, что колхоз так себе-без труда, само собой все образовалось. Вон с чего начинали. С четырех хозяйств. Да и то две бабы из этих хозяйств прибежали к Василию Кузьмичу утром простоволосые: передумали, выпиши…Да…Нелегко! Нелегко создавалась новая жизнь…Стали мы думать, что делать дальше…
«Ну,-сказал Василий Кузьмич на заседании нашей, так сказать, тройки.-Предлагаю четыре хозяйства раскулачить. Имущество описать, людей выслать. Это послужит примером . Давайте наметим кандидатуру. Вот списки».
-Петр Петрович, помните, ваш бородатый хозяин, то есть где вы остановились на ночлег, говорил про свою деревню, будто она такова, что, с одной стороны, ни одного безлошадника, с другой стороны, нет и двух лошадей. По ка кому же вы, так сказать, принципу? Не наобум же?
-Боже сохрани! Василий Кузьмич, оказывается, все продумал заранее. Степан Жеребцов подходил потому, что у него была пасека. И правда, оказалось впоследствии двадцать ульев. Ивана Рябова наметили по избе.
-Как это по избе, Петр Петрович, объясните.
-А так. Изба у него очень уж выделялась из всей деревни. Во-первых, пятистенок, половина зимняя, половина летняя… И в самой избе тоже. Стулья, шкаф, сундуки-все резное да разрисованное. А на полу, как сейчас помню,-кленовый лист.
-Значит, Рябова вы наметили по избе. А третьего, как его…
-Мне памятней других остался Серей Сергеевич Баринов, потому что это и было мое первое поручение. Сергея Сергеевича мы наметили за то, что косами торговал.
-Какими такими косами?
-Обыкновенными литовками. Перед покосом он, оказывается, ездил в Москву и покупал там косы. Снабжал ими и свою деревню, и можно сказать, всю округу.
-Значит, чтобы не всей округой за косами в Москву ездить, он один на себя брал эту обузу? Правильно я вас понял, Петр Петрович?
-Так-то так. Но продавал он их дороже, чем они в Москве стоили. Имел в этом деле материальную заинтересованность.
-Наверное, чтобы дорожные расходы окупить.
-Пойди разберись: дорогу он окупал или сверх того.  Да…А лучше других он потому запомнился, что, как я сказал, на нем я получил первое самостоятельное поручение. Поручили мне идти  нему утром и произвести полную опись имущества… Первая волна унесла двух действительно богатеев. Потом пришла разверстка раскулачить еще восемь хозяев. Стали думать, скрести в затылках. Кое-как набрали, наметили мужиков поисправнее. О злостных здесь не было и речи. Ладно, увезли и эти восемь семейств. И старики, не слезавшие уже с печи, и младенцы с из люлек, и девушки на выданье, и парни, и женщины с заскорузлыми от земли и воды руками,- все пошли в общие подводы, все канули в беспредельную метельную ночь Но оказывается на этом не кончилось. Вскоре поступила новая директива.-дораскулачить еще одиннадцать крестьянских хозяйств. Правда, село большое…Всю ночь заседали, прочесывали списки вновь и вновь…Как только возникнет галочка в списке, сейчас, же табличка на доме с надписью «Бойкот». Школьники приколачивали с энтузиазмом….Табличка на доме-значит, одевай потеплее детишек, и одевайся сам. С собой придется взять только то, что на себе, все добро останется в доме, который теперь уже не твой, и все, что в нем теперь остается,- теперь не твое, и вся жизнь, прожитая в доме и тобой, и отцом, и дедом…»
Вот так же, Саша, и у нас в деревне раскулачили почти всех крестьян староверов. Только ночью окружили деревню войска НКВД и загребли почти всех. Остались в деревне инвалиды, пьяницы, то есть самые бедные, ленивые, да горлопаны. Те, кто работал шаляй-валяй.  Мои родители с двумя детьми убежали. Отца предупредил его друг, который работал в НКВД. Они даже не успели предупредить своих родителей. Дедов увезли. С концами. Видимо, в Соловки, или рыть известный Канал. А возможно, вообще, в Сибирь. Как говорится: «В чистое поле».
«Да,..-продолжал Петр Петрович,- дали мне это поручение, и я пошел. Метель, как сейчас помню, окончилась. Утро тихое, румяное, на деревьях иней, в носу пощипывает-Петр Петрович вдруг расчувствовался. Я же говорил еще в самом начале, что он хороший, очень даже хороший человек.
-Да…Я, знаете ли, больше всего люблю в природе утро. Будь то зимой, будь то летом. Роса, значит, цветочки навстречу солнцу потихоньку раскрываются. Поднимается настроение, силы начинают играть. Хочется сделать для людей что-нибудь особенное, хорошее. Какое-нибудь добро.
-Петр Петрович, не вспомните ли, в то утро, морозное, с румяным инеем, у вас тоже было желание сделать для людей что-нибудь особенное, или, как вы сказали, какое-нибудь добро?
-Неужели! Вы только представьте: молодой комсомолец и первое самостоятельное поручение. Да я не шел, я летел на крыльях. Если бы какая преграда, зубами бы перегрыз. Да..Вхожу в избу, только что окончилось чаепитие. Меня не ждали, оно и понятно, все решено было этой ночью. Решили мы трое, прослышать неоткуда. Потом, а в других случаях, прослышивали, заранее собирались. На детишек по три, по четыре одежки надевали. Знали, что с людей не снимем.
-Разве были и другие случаи?
-Очень много. Я ведь рассказываю вам про самое первое поручение. Сколько было разных деревень и случаев!
-Да…Вижу-не ждали. Хозяин отодвинулся от краешка стола, где чаевничал, дымит козьей ножкой. Жена со стола собирает, мальчонка в букварь уткнулся, а один ребеночек в зыбке. Вся семья. Они мне тогда пожилыми, старыми показались, потому что сам очень молод был. А теперь я, выходит, стал старше их, перерос. Им лет по сорок было, а мне теперь за пятьдесят. Да…Мандатов тогда можно было не предъявлять. Говорю на словах: обязан произвести опись имущества, говорите, где что. Хозяин ничего не сказал, только самокрутка в руке задрожала, а мать сразу к зыбке. У мате рей закон, вроде инстинкта: какая беда-сразу к детенышу-заслонить. А что от меня заслонить, будто я зверь, будто я брошусь и съем. В зыбке я потом, правда, покопался, золотые искал, думал- спрятали. Да..Думаю, если я сейчас буду на цыпочках да «пожалуйста» говорить, они осмелеют, наберутся нахальства. Надо иначе. Поймите-первое поручение. Не ударить в грязь лицом. Подошел я к комоду, ящики один за другим выдернул и все барахло в кучу на пол. Вышитые полотенца, столешники, подзоры, скатерть по праздникам накрывать. Как сейчас помню, красными бабочками вышитая.
От вспоминавшейся доблести, даже сейчас 30 лет спустя, живо и молодо загорелись глаза Петра Петровича. Но я не удержался и перебил: -Послушайте, Петр Петрович, вам  теперь за 50;вы прожили жизнь. Ак сейчас, с высоты прожитого, вы смотрите на это событие? Ну, в самом деле, взгляните со стороны: приходит юноша в чужой дом, без спроса выдвигает ящики комода, начинает все вываливать на пол.
-Ну, не только на пол…сначала-то я хотел все уложить на стул. Со стула начало съезжать. Комод набит битком. Все уложено по порядку, а когда начнешь растряхать, знаете, какой ворох получается. Да…В сундуке холсты. Много холстов в рулонах, все домотканые, своими руками. Начал я эти рулоны распускать, образовалась куча чуть ли не до потолка.
-Зачем же рулоны распускать, если интересовал метраж, наверно, хозяйка сказала бы.
-Нет, я все золотые искал. Меня Василий Кузьмич особо предупредил, чтобы я в первую очередь искал золото. Да…Избу обшарил, перехожу на чулан. А на чулане-замок. Петр Петрович не только рассказывал, а я не только слушал.. Время от времени мы прерывались и выпивали по рюмочке. Постепенно стало накапливаться. Я заметил, что фразы Петра Петровича сделались короче, интонации отрывистей. Между прочим, незаметно он перешел на «ты».
-Ты понял мою задачу? Замок! Ключ хозяйка не дает, говорит- потеряла. Сорвать! Но насчет срывания замков мне Василий Кузьмич ничего не говорил. Ладно. Подождем. Но пока я хожу спрашивать у Василия Кузьмича, они оттуда все перепрячут.
-Да, действительно вы попали в тяжелое положение. Наверное, нашли остроумный выход.
Петр Петрович хлопнул по ляжке от восхищения.
Именно. Для того и рассказываю. И Василий Кузьмич меня тогда похвалил.
-Наверное, пролезли в оконце.
Не то.
-Разобрали потолок?
-Не то,- хохотал Петр Петрович.- Не то.
-Сделали подкоп?
-Не то,- совсем захлебнулся от смеха Петр Петрович.
-Сдаюсь. Моя фантазия иссякла, не томите душу.
-Да…Не догадался. Я, видишь ли…повесил на чулан свой замок. Я не могу войти, но чтобы и они…
-Остроумно! Однако я опять переспрошу. Сейчас-то, спустя 30 лет, как вы на это смотрите? Допустим, я вот начну у вас все выбрасывать на пол, а на ванную комнату повешу замок. Наверное, вы обиделись бы. Стали бы протестовать. Если бы, конечно, поняли, что все это не шутка с моей стороны.
-А что мне было делать? Если бы я отлучился хоть на минуту, они бы сразу в чулан. При моей стратегии все прошло благополучно. Как только хозяйка увидела, что ее дело труба,- сразу нашелся ключ.
-Что оказалось в чулане, целая бочка золотых?
-Не. Кое-какое барахло. Полушубок, тулуп, одеялишки. И один только золотой, да и тот-пятерка.
-НЕ много, значит, набарышничал он на косах.
-Не много. Однако дали мы ему срок, всю семью в эшелон, поминай как звали.
-И того, что с букварем?
-И того.
-А в зыбке?
-Куда его денешь? Заткнула она его за пазуху, запахнула шубейкой. Ну, я так думаю, ребенок мучался недолго. Грудничок! Дорога же…Наверное, представляешь. Много по ней уезжало, но никто не вернулся на старые дедовские места.
Петр Петрович, все же я задам последний вопрос, подумайте и ответьте, за что вы наказали этого крестьянина и его семью?
-Как за что? Я сказал: за косы. Ездил в Москву, косами торговал.
-Но когда он торговал, это не считалось преступлением. Он не нарушал законов, он не бивал, не воровал, не насиловал. Вот мы с вами сидим и пьем водку. Преступление или нет? А завтра скажут: все, кто пил водку,- в тюрьму  либо на высылку. Я понимаю: человек совершил преступление, то есть преступил закон, его нужно наказывать. Вот я и спрашиваю: за что, за какое преступление вы наказали этого мужика и его семью, включая грудничка, качавшегося в зыбке?
Перт Петрович впервые за весь вечер как-то странно забегал глазами то на полуопустевшие тарелки, то на свои руки, то на меня, то опять куда-то в сторону.
-Давай-ка лучше еще по одной дерябнем.
-Нет уж, Петр Петрович, ни пить, ни есть, ни разговаривать не буду, пока не ответите коротко и ясно-за что? Формулируйте. Вы же умеете формулировать.
Петр Петрович понял, что я решился не отступать. Он задумался, чтобы в самом деле сформулировать состав преступления.
-Нет, ты неправильно ставишь вопрос. Не его одного ведь. Сейчас стало известно: пять или шесть миллионов семейств. Как это-за что? Тогда об этом не разговаривали. В двадцать четыре часа…
-И все-таки. Я ведь с вас не слезу.
-Ну,…За что, за что? За то, что он подошел под рубрику: «ликвидация кулачества как класса на базе сплошной коллективизации».
Этот ответ Петра Петровича может показаться неправдоподобным. Очень уж он по-школьному прозвучал. Как будто мне ответил не участник, не творец, не вершитель событий, а вот именно школьник на уроке. О и выпалил эти слова как-то сердито, скороговоркой, чтобы только скорее удовлетворить въедливого упрямого собеседника.
-И вообще, дался вам этот мужик. Не он один. Говорю, пять или шесть миллионов. Если про каждого спрашивать-за что? Об этом никто никогда не спрашивал. Вернее спросить-зачем и ради чего?
-Ну и…
-Тут я могу сформулировать точно. Мы знали, ради чего: ради цветущей колхозной жизни.
Целых полминуты мы просидели молча. Потом началось самое утомительное для меня. Петр Петрович пустился рассказывать свою дальнейшую биографию. Она была длинна…Может, само по себе все это было очень интересно и назидательно, но мне почему-то казалось, что, проговори Петр Петрович хоть до самого утра, все равно интереснее того, что я услышал вначале, он уже никогда не расскажет».
-Как тебе, Саша, рассказ Петра Петровича?
-Уничтожали народ. Вот и все. Страшно слушать это.
-Петр Петрович назвал число раскулаченных-пять-шесть миллионов хозяйств. Значит, с детьми около 15 миллионов человек. Это 15 миллионов трагедий, примерно таких, какие рассказал писателю этот Петр Петрович. Сколько из них выжило? В нашей деревне забрали всех крепких хозяйственников. Кулаками они, конечно, не были. Всех ночью в эшелон. С семьями. Куда увезли? Никто не знает. Ни один не вернулся в деревню.
-Говорю, Сергеич, уничтожали народ большевики. Называлось это-борьба с классовым врагом ради светлого коммунистического будущего. Да не только русский народ уничтожали. И украинский, и белорусский, и казахов, и татар и башкир. Всех трудолюбивых уничтожали. Остальных сделали рабами. Они и полегли в годы войны с фашистами. Они и победили!
-Да, Саша, если бы не уничтожили эти 15 миллионов, то в России прибавилось бы народу на 50 миллионов человек. Вот еще зачитаю из этой же книги.
«-Это место великой и жестокой трагедии,- объяснил мне Юван.-Сюда, на этот пустынный тогда берег Сосьвы, привезли и высадили тысячи спецпереселенцев. Женщин, детей, стариков…Но некоторые все же выжили.
Я уж забыл как-то, что спецпереселенцами называли в 1929 году крестьян, вывозимых из всех российских земель, куда-то, не то в Сибирь, не то в тундру, куда-то, одним словом, далеко-далеко…Я начал читать роман Б.Можаева «Мужики и бабы». «Раскрепощенные интересы крестьянина подталкивали его к развитию хозяйственной предприимчивости, к расширению масштабов и структуры своего хозяйства. «Средний» крестьянин, работая на земле…начинает рационализировать производство. В его дворах появляются первые машины, возникают так называемые культурные хозяйства. Расширяется круг деятельности крестьянина. Наряду с земледелием «средний» крестьянин занимается кто первичной обработкой сырья, кто-торговлей, кто –лесозаготовкой и лесообработкой, «отходными» промыслами. Словом, идет потихоньку тот закономерный процесс, который составлял объективную основу подготовки к постепенной индустриализации земледелия и соединению его с разнообразными видами неземледельческих и «послеземледельческих» работ».
Однако тех, кто управлял тогда государством, не устраивало такое положение вещей. Они… «расширительно трактуя понятие «кулак», распространили его на тех, кто, получив высокие экономические результаты только за счет своей старательности, умелости и работоспособности. Теоретически превратив среднего крестьянина в кулака, они упорно настаивали в применении к нему репрессивных мер… Речь фактически шла о хлебе. Более 80% валового урожая, три четверти всего товарного хлеба в те времена…давал уже середняк. В выступлениях И.В.Сталина того времени можно четко проследить логику его политики по отношению к крестьянству, которую он и не считал нужным вуалировать: стране н ужен хлеб, этот  хлеб есть- у среднего крестьянина. Крестьянин согласен отдать хлеб только в обмен на промышленные товары, которых у государства пока нет. Чтобы их иметь, надо развивать промышленность, а для этого нужен хлеб. Замкнутый круг! И надо разорвать его. Как? Мы не можем за бесценок/бесплатно/ взять хлеб у крестьянина, но можем взять его у  колхоза. Значит, надо немедля объединить крестьян в колхозы. По отношению к  тем, кто сопротивляется, применить антикулацкие законы, для чего подвести зажиточных крестьян под категорию кулака…Коллективизацию, т.е. коренное социальное переустройство села, ломающие вековые устои крестьянской жизни, разрушающие веками накопленные традиции и хозяйственные интересы, попытались осуществить за считанные дни…Но нельзя забыть, каких жертв- социальных, психологических да и человеческих-это стоило».
Их выгружали в сибирских и североархангельских местах, набивали ими бывшие монастыри, где они дожидались/с Сибири, по крайней мере/ весны, навигации. Тех, кто оставался жив к этому времени, набивали в ледяные баржи и по ледяной еще воде сплавляли в низовья сибирских рек, в частности Оби. Потом баржи завозили их в притоки Оби, преимущественно в Васюган, и только там уж, в безлюдной тайге, высаживали на берег, оставляли им только несколько топоров, несколько мешков муки, и баржа уходила назад. Выживали, как теперь уж достоверно известно, из ста человек пять-шесть. Про Васюган я знал давно, слышал, рассказывали сибиряки, но про Сосьву не слышал…Так вот куда их, оказывается, завозили.
-Ты помнишь, как это было?-спрашиваю я у Ювана.
-Как я могу помнить? Мня тогда еще не было, я ведь с 1937 года. Но рассказывали. Гибли они, как мухи. Начали, кто оставался жив, зарываться в землю. Приходили на наши стойбища скелеты скелетами. Подкармливали их наши, особенно с детишками на руках. До весны коротали они в норах, в землянках. Потом, кто выжил, стали строить домишки. С весны начали землю ковырять, каким-то непостижимым образом появилось у них земледелие. Потом, когда у нас самих начался голод, мы уже к ним за пропитаньем ходили. О ни подавали нам картошинку…кусочек хлебца…Так вот начиналось наше село на Сосьве.
-А теперь-то они здесь живут?
-Парни в войну все на фронт пошли, остальные постепенно разъехались, кто в город учиться, кто куда…а село вот осталось.
Ходил я по этому селу и думал: если бы существовала единица измерения человеческих страданий/на тонны, на мегатонны/, то все равно не хватило бы никакой шкалы измерить человеческие страдания на территории страны в восемнадцатые, девятнадцатые, двадцатые годы, в тридцатые годы, в военные годы, произошел бы новый всемирный потоп, затопило бы весь земной шар вместе с Эльбрусами Эверестами, Килиманджарами. Тиф и гражданская война, «расказачивание» России и соловецкие лагеря, голод на Украине и в Поволжье 1933 года/более семи миллионов человек/, инспирированный, кстати сказать, голод, лагеря тридцатых и сороковых голов…С верхушкой затопило бы Гималаи и саам Эверест. Боже, и ты все видишь? И конечно, еще одна мысль не оставляла меня. Тогда, когда разверстывали гибель крестьянских семейств по областям, районам и селам, когда, после вывоза в морозные, метельные ночи нескольких семейств из деревни, приходила новая разверстка и сидели тройки в ночной школе над списком деревенских жителей и ломали головы, где бы еще поставить галочку, против какой фамилии, тогда могли поставить галочку и против нашей фамилии: были мы не хуже и не лучше других. Так вот, значит, куда привезли бы нас, если бы довезли живыми, вот где, в каком безлюдном комарином месте окончились бы жизни пяти-шестилетнего русского мальчика, окончилась бы в холодных и голодных мучениях на глазах у любящей матери Степаниды Ивановны/или я бегал бы вокруг нее, умершей раньше меня, бегал бы беспомощный, или ползал бы, ослабев от голода/ вот какое место готовила нам судьба, место, в котором я случайно оказался, приехав в гости к Юнану Шесталову, известному поэту и писателю манси…
-Ради чего?
Ведь когда энтузиасты махали шашками и трясли наганами да маузерами в начале 20-х годов, все они махали шашками/и выкрикивали перед эскадронами/ «за светлое будущее!». Не может не прийти в голову, что наши дни с очередями в магазинах, с нехваткой продуктов и жилья, с алкоголизмом, с нижайшими урожаями и надоями, с нижайшей производительностью труда и некачественной продукцией, с эпидемией рок-музыки и «видиков», то самое светлое будущее, ради которого махалось шашками. Не на тысячу же лет они заглядывали вперед, да и на семьдесят-то едва бы заглядывали. Какие там-  семьдесят! Вот кончится гражданская война и- светлое будущее. Вот вывезем «кулаков» из деревни и-светлое будущее. Вот выполним пятилетку и-светлое будущее, вот кончится война и-светлое будущее…В стихах у моего однокурсника Жени Винокурова пенсионер, старый большевик, каждое утро с трепетом разворачивает газету, а… «пожара мирового все что-то нет и нет…»
А сейчас о том, как менялось сознание людей, живших в царской России, в при Советской власти и затем в так называемой России вновь капиталистической.
Владимир Солоухин выступает перед аудиторией…
«Дело в том, что мой дедушка Алексей Дмитриевич держал два завода. …Ну и ахнула вся аудитория, ну и гул пошел по рядам! А из общего гула оттуда и отсюда из разных углов и рядов прорезались не сочувствующие, нет, восторженно-визгливые реплики: «А я вам что говорил?!», «А я вам что говорила!», «Цацкались, нянчились». Николая Второго на палец надел- простили. Церкви стал защищать- простили. Икон у себя по всем стенам навешал- простили. В Загорске с патриархом и другими попами якшался-простили. Действительность нашу, счастливую, светлую действительность нашу, в рассказах, повестях и очерках критиковал-простили. Стихотворение «Волки» написал, казалось бы теперь-то можно было понять-все простили. Думали, случайные ошибки, временные заблуждения, а вот оно и открылось!
Действительно, важно было нашим поколениям на протяжении нескольких десятилетий в книгах про себя и про свое детство, в разных там автобиографиях выделить и подчеркнуть бедность социального происхождения, которая/бедность/ приравнивалась почему-то к чистоте. «Чистая биография», «Чистая анкета», «Чистое прошлое». Чистота. Происходишь из крестьян-бедняков-хорошо. Из безлошадников/их было, наверно, по всей крестьянской России не более одного процента/- прекрасно. Из бескоровников-превосходно. Но не противопоставляем ли мы в таком случае труд и чистоту как два враждебных, исключающих друг друга понятия? Ведь прежде чем завести/купить на любом базаре/ лошадь, или корову, или племянного быка, или жеребца-производителя, прежде чем завести ветряк, или водяную мельницу, кузницу, или шорное дело, гнуть дуги или гнать деготь и колесную мазь, все-таки нужны были деньги. А откуда они взялись? Деньги- эквивалент труда,, так нас учили в школе. А не в школе, так в институте. На лекциях по политэкономии. Можно предположить, что некоторые крестьяне, купившие лошадь, а то и двух, разводящие племенной скот, ставшие мельниками, сначала ограбили кого-нибудь на большой дороге или нашли клад. Но не все же! Не проще ли предположить, что где-то, когда-то, каким-то образом ими было затрачено большее количество труда, которое превратилось в большее количество денег. Пытался ли кто-нибудь проследить, в силу каких дополнительных обстоятельств одно хозяйство начинало крепнуть и расцветать, а другое по-прежнему прозябало. И не вступим ли мы, если будем говорить, что чем беднее, тем лучше и чище, в очевидное противоречие со здравым смыслом.
Безлошадники не могли бы вывести чистокровного орловского рысака, которым мы и теперь продолжаем гордиться и за которого и теперь получаем за границей чистое золото. Или владимирских битюгов. Безовечники могли бы создать чистую породу романовской овцы. Бескоровники не могли бы создать сорта русского масла и вологодского масла, которыми бесконкурентно был завален мировой рынок. Горемыки и бедняки, безземельники и малоземельники не вывели бы такие чисто русские сорта яблок, как антоновка или грушовка московская, украинская симиренка или алма-атинский апорт, а также владимирскую вишню, климовский огурец, ростовский лук, нежинские огурчики, рязанскую капусту, кубанскую пшеницу, да мало ли… Одни безлошадники и безземельники, горемыки и бедняки не могли бы завалить мировой рынок русским овсом, русскими овчинами, русскими воском, русским льном, русской икрой, русскими раками, русским фарфором и хрусталем, русским жемчугом/»бурмицкое зерно»/, русской эмалью, русским серебром, изделия из которых ценятся почему-то и по сей день в десятки раз дороже другого иностранного серебра. Знаменитая 84 проба. Одни безлошадники и бескоровники не могли бы, конечно, ни выигрывать войны, ни расширять пределы государства, ни снаряжать кругосветные экспедиции. Они не могли бы обеспечить ни расцвета искусства, ни расцвета науки, ни сосредоточения в стране огромных материальных и духовных ценностей. Может быть, чище и благороднее покупать яйцо в Польше, кур во Франции, баранину в Аргентине, а пшеницу в Австралии, Канаде и США; может быть, лучше продавать рафаэлей, рембрантов и тицианов, нежели собирать их, ломать драгоценные архитектурные сооружения в виде старинных храмов, нежели возводить, может быть,  все это чище и лучше, но все-таки нужно признаться, что с одними безлошадниками и бескоровниками не было бы у России ни воинской славы, ни широких пределов, ни Менделеева, ни Павлова, ни Толстого, ни Гоголя, ни Пушкина, ни Чайковского, ни Третьяковской галереи, ни Эрмитажа, ни Петербурга, ни Москвы, ни всего того, что Россия сумела накопить и создать и остатки чего мы вот уже более чем полвека распыляем и все еще не можем до конца распылить.
Итак, у дедушки было два завода….Один дедушкин завод представлял из себя внешним видом и габаритами обыкновенную деревенскую баню, стоящую в огороде среди крапивы и лопухов…В медный котел, вмазанный в печку, наливали воды и высыпали из мешка в эту воду черную, легковесную по сравнению с водой труху старых пчелиных сот…Черная жидкость в котле остывала и тоже желтела постепенно, превращаясь в каравай чистого воска…Когда накапливалось несколько караваев, отец укладывал их на телегу, прикрывал сверху сеном и увозил во Владимир. Когда он возвращался, телега была нагружена вощиной…Воск, произведенный на нашей воскобойне, шел, наверное, на церковные свечи…На воскобойне единственным рабочим кроме самого деда был мой отец.
Второе предприятие деда тоже было сезонным. Первое дело-нужен мастер, специалист, во-вторых, просто не хватало бы рук, и поэтому, кроме постоянного мастера Ондрея Иваныча каждое лето нанимали еще двоих помощников мастера, которые возили тачками песок и глину. Готовый сырой кирпич, готовый обожженный кирпич укладывали под драночными шатровыми навесами. Да, вот еще очень важная деталь для анкеты- наемный труд. Так внушили, так заморочили голову, что и правда стало казаться едва ли не преступлением-нанять людей для какой-либо работы. Но ведь это же самая естественная акция на протяжении всей истории человечества. Разве до сих пор не нанимают наши сельские жители, скажем, пастуха на весь сезон. Недавно вон соседка Ксения Ивановна наняла мужиков, и они вычистили, починили ей колодец. Да, присвоение чужого труда, прибавочная стоимость…А разве теперь с переходом в колхозах на денежную оплату все эти трактористы, комбайнеры, механизаторы, доярки, все рабочие, разве они- не наемный труд? И разве всегда соизмеряется количество труда с заработной платой? Предпринимателем может быть не обязательно один человек, но концерн, компания, синдикат, а то и целое государство….»
«В России в первых десятилетиях 20 века верхний слой крестьянства начал активно и, я бы сказал, плодотворно прорастать побегами в вышенаходящийся слой российской интеллигенции, российской культуры. Есенин, Клюев, Шаляпин, Корин, Соколов-Микитов- не единственные примеры. Героиня поэмы Маяковского /»Приду в четыре,- сказала Мария,-восемь, девять, десять»/, эта самая Мария, интеллигентка и красавица, была дочерью воронежского крестьянина. Гены верхнего крестьянского слоя пришли в движение, в активное состояние и начали прорастать в культурный слой народа. О возможных результатах этого процесса сейчас остается только гадать да предполагать; как известно, весь этот верхний слой крестьянства в количестве 15 миллионов человек и был раскулачен в 1928 году, срезан и выброшен в безлюдные тундры на мученья и гибель. Да и то, кого ни возьми да, как говорится, поскреби, сразу и увидишь, что все они-из верхнего слоя крестьянства: Борис Корнилов, Павел Васильев, Андрей Платонов, Твардовский, Фатьянов, Луконин, Абрамов, Астафьев, Алексеев, Распутин, Белов, Яшин…ваш покорный слуга…Если же всерьез заняться изысканиями да статистикой, то набрали бы десятки имен, не только в литературе, но и в смежных искусствах и в науке/в особенности/, но, конечно, имен тех, кто случайно уцелел, а не тех, кто был погублен. Тех имен мы не узнаем уж никогда…»
Кем бы выросли мои брат и сестра, которые погибли во время раскулачивания? А сколько в одной только нашей деревне погибло детей!
-Говорю тебе, Сергеич, большевики, эти бесы, которые захватили власть в России в 17 году, уничтожали русский народ умышленно. Это пришли к власти темные силы. Все это было намечено намного раньше. Ленин лишь воспользовался этой темной силой. Другой силы у него не было. Лишь бесы были под рукой. Они же его и прикончили.
-Солоухин приводит цифры, сколько крестьянин получал трудодней за год. Около 400 трудодней за год. Это 20 рублей. Ну, пусть он говорит, 200 рублей. Это месячная зарплата горожанина. Фактически крестьян превратили в рабов. Работа почти за бесплатно.
-Геноцид это, Сергеич.
-Почему книга называется «Смех за левым плечом»?
-Почему?
-Зачитаю. –«У тебя, говорила она, /его матушка/- где бы ни был и что бы ты ни делал, всегда за правым плесом стоит ангел, а за левым плесом-/лукавый/сатана/. Они видят все, что ты делаешь, и даже знают о том, что ты  думаешь. И вот если ты сделаешь что-нибудь хорошее, доброе… ну, там заступишься за того, кого обижают, подаешь милостыню, поможешь отцу с матерью, накормишь кошку, перекрестишься на ночь-ангел за правым плечом радуется и улыбается, а лукавый морщится и корчится, словно его поджаривают. Если же ты сделаешь дурное: обидишь девочку или старушку, и вообще того, кто слабее тебя, если огорчишь отца с матерью, будешь лениться, мучить котенка, то ангел за правым плечом будет горько плакать, а лукавый злорадствовать и смеяться.
-Почему он будет смеяться?
-Потому, что это его козни. Это он нашептал тебе сделать дурно, а ты, дурачок, и послушался. Вот ему и радостно, что ты у него в руках. Вот он и хихикает и потирает руки.
-Почему же ангел не шепчет, чтобы я поступил хорошо?
-И ангел подсказывает, но только мы его меньше слушаем.
-Почему?
-Потому что другой- то, враг-то его- лукавый…Вот они и будут всю жизнь тянуть тебя в разные стороны. Один будет губить, а другой будет спасать...Господь,- продолжала мать,- каждый твой шаг видит, и даже что ты думаешь-знает. Он и хорошее видит, и плохое. Ты уж старайся хорошее все делать. И ангел-хранитель у тебя за правым плечом стоит, и его огорчать не надо. Он каждому твоему доброму делу рад, улыбается и смеется. А бес за левым плечом в это время морщится и корчится. А когда ты плохо поступишь, бес хихикает и руки потирает. Зачем же беса-то радовать?...»
Примерно это же говорила мне когда-то и моя матушка.
Теперь из Учения Живой Этики.
«Бог посещает людей в Огне».
«Чистилище, именно, должен человек пройти.
Когда Владыка сказал, что несет Земле не мир, но меч, то никто не понял великую истину. Очищение духа огнем есть этот меч! Только меч, разящий самость, приобщает дух к Высшему Миру.
Казалось бы ясно сказано об Огненном Крещении. Указаны огненные языки над головами, но люди не желают принять действительность, как она есть. Они будут как бы почитать Писание, но не принимать к жизни.
Мир земной преображается лишь огнем.
Не будем делить жизни, ибо жизнь вечная. Но желание огненное будет исполнено.
Уже две тысячи лет тому назад указано, что Огонь пожрет Землю., уже многие тысячи лет тому назад патриархи остерегали человечество от огненной гибели. Никто не собирается думать в планетарном масштабе.
Нужно уже на Земле приготовить себя к огненному приближению.
Кто не примет огненное очищение, кто не пойдет за Началом Света, тот уйдет в хаос разложения.
Именно на Земле должно утвердиться огненное очищение.
Воскресение духа может проявиться на любой сфере жизненной деятельности.
Каждый добрый деятель подвергается нападением сил темных.
Не без причины человек рождается в определенной стране и принадлежит к определенному народу. Кармические условия устремляют человека к определенному месту. Перед воплощением человек узнает причины его назначения и соглашается с ними. Каждое воплощение происходит добровольно.
Опасность психических эпидемий возрастает. Явление это не особо неожиданно, ибо во всех пуранах сказано, что в конце кали-юги люди будут безумствовать.
Каждое отступничество от великих законов дает тяжкие последствия. Искупление неизбежно, ибо очищение огненное дает новое направление течению кармы. На пути к Мире Огненному запомним о стихийных событиях, которые очистят пространство.
Нужно помнить, что карма мучителей весьма тяжка.
Мы живем для будущего, но оно лишь в Мире Надземном. Жизни земные составляют малейшую часть надземных существований.
Именно земная жизнь может создать последствия неизгладимые.
Язвы духа надо изжить на Земле. Иначе тяжко быть в Мире Надземном. То, что не побеждено здесь, там побеждено быть не может, ибо трудно необычайно.
Приближение огненных и тонких существ знаменуется сердечным трепетом и ощущением холода или жара.
Все тайное, совершенное на Земле, уже будет явлено на Высшем плане». Все!.
Сергеич, я забыл тент взять на палатку. Если будет дождь, зальет.
-Пьем чай, Саша, и бежим отсюда. Холодает.
-Надо было на дачу ехать. Там дом, печка, тепло, кровать.
После чаепития, собрав вещи, полезли на хребет. Поднимаясь по тропе через камыши, подумал, что если бы застал нас дождь, то вымокли бы здесь до нитки. Но дождя к счастью не было. На пляже ни машин, ни палаток не было.
-Ты видишь, Сергеич, люди сбежали. Тайфун будет. Успеть бы дойти до остановки посуху.
Дошли. Через несколько минут подъехал Врангелевский автобус.

Фото-путешественник, член Российского Союза писателей Владимир Маратканов