Марионетка

Когда Николай вышел из отеля, ночь уже вступила в свои права. Дощатая дорожка, выложенная по всей длине берега, вела до самого К*, курортного городка, который виднелся отсюда на скалистой возвышенности как тёмная масса домов и строений, усеянная тысячью огней. Николай двинулся вдоль беспокойного моря, наполнявшего прохладный воздух глухим шумом прибоя. Бессчетные ряды покинутых шезлонгов и зонтов смутно белели в темноте, похожие на армию неподвижных призраков. Обезлюдевший на ночь пляж казался угрюмо-таинственным и небезопасным.   
Менее через полчаса Николай, впрочем, уже гулял по ярко освещенной центральной улице К*. Жизнь здесь била ключом. Свежие американские хиты доносились из бесчисленных динамиков, раскатываясь эхом по прилежащим улочкам. Народу была тьма – в основном, туристы из соседних городов, как и сам Николай. По большей части это были благообразные семьи, состоявшие из доброжелательных жён, коренастых мужей с орлиным профилем, задумчивых дочерей и бойких жизнерадостных сыновей, которые перестреливались из водяных пистолетов. Также выделялись группы молодых шумных парней и эмоциональных девушек, человек по 10-15. Всевозможные ларьки и забегаловки предлагали выпечку и напитки, бижутерию, турецкую и китайскую одежду, дешевые сувениры и, конечно же, варёную кукурузу, приторный аромат которой напрочь перебивал все прочие запахи. Почти на каждом шагу продавали холодную невкусную пиццу, которую нагловатые торговцы наотрез отказывались подогреть. Они хватали куски пиццы голыми руками из-под стеклянных грязноватых витрин, шлепали на пластиковые тарелки и небрежно бросали на прилавок. Протянутые в уплату деньги, наоборот, принимались и пересчитывались с любовной осторожностью и материнской заботой. За этой пиццей тянулись длинные очереди из местных и приезжих, чем отчасти и объяснялся столь безалаберный сервис.
Николай вспомнил, что он покинул отель как раз с намерением погрузиться в эту шумную суету и толкотню внешнего мира, но всё это сразу стало давить на него. Он свернул с парадной улицы в один из узких тихих проулков, уводивших вниз, в темноту морского побережья. Здесь тоже встречались ларьки, пивнушки и забегаловки, но гораздо реже, вперемежку с обычными жилыми домами. Тусклые, нечасто расположенные фонари создавали зыбкий полумрак, в котором бродили лишь загадочные парочки, пенсионеры с собаками и одиночки, вроде него. Николай вздохнул с облегчением, попав в привычную и уютную для него атмосферу. Он остановился возле пивнушки одного бородатого старика, умиротворенное и честное лицо которого сразу приглянулось ему на контрасте с пронырливыми физиономиями дельцов с главной улицы. Они немного поболтали за бокалом пива. Старик отвечал приветливо, но разговор не зашёл дальше обычной вежливой беседы двух незнакомых людей и потому быстро наскучил Николаю. Он отправился дальше. От алкоголя в голове помутилось, ноги отяжелели – но радости это не прибавило.
В какой-то момент он обнаружил, что стоит возле некого тента в красно-жёлтую полоску, какие бывают у торговцев на ярмарках, и читает висящую над ним табличку. «Кукла Фрэнки» гласили неровные белые буквы. Тент располагался на пустой в это время детской площадке одного из жилых домов. Рядом, за неким подобием кафедры, нёс дежурство смуглый скуластый мужчина лет сорока в цветистом пиджаке.
-Проходите, не стесняйтесь, - сказал мужчина. – Всего два евро.
-Два евро за что?
-За вход.
-Логично. Внутри-то что?
-Так ведь написано, - удивлённо возразил он, показывая на табличку. - Кукла Фрэнки. Заходите, вы никогда об этом не забудете, я обещаю.
Николай хотел было продолжить уточняющие вопросы, но его вдруг охватила апатия.
«А, чёрт с ним, - подумал он. - Надо же хоть как-то развлечься этим поганым вечером».
Оплатив билет, он вошёл внутрь. Его встретила кромешная тьма. Ощупью он двинулся дальше, сделал несколько шагов и натолкнулся на тяжелые портьеры. Он не без труда раздвинул их и оказался в маленькой комнатке. На полу лежало что-то вроде толстого домашнего ковра. Потолок и стены были обиты чёрным бархатом. Отовсюду выглядывало множество маленьких светодиодных лампочек; они испускали мягкое сиреневое свечение, плавно разгораясь ярче и опять тускнея. Кроме того, был слышен какой-то низкий монотонный звук, который бывает, когда вращают палкой в воздухе, только он был словно на замедленной записи, что производило довольно жутковатый эффект. Мысли и чувства застывали, очарованные своеобразным конкордансом света и звука, и в голове возникала бархатно-черная пустота. Довольно долго Николай пребывал в неком отупении и без всяких мыслей. Ничего не происходило.
-И это всё? – наконец вырвалось у него.
В тот же миг посредине стены, что была перед ним, очертился светящийся квадрат метр на метр, он задвинулся внутрь, а затем вниз, открыв нишу, залитую ярким светом. Николай вгляделся: это была миниатюрная кукольная комнатка, обклеенная розоватыми обоями, с крошечной кроватью, тумбочкой и даже занавесками на окне, за которыми виднелся цветок в горшке. Затем из пустого пространства сверху, где предполагался потолок, вывалилась тряпичная кукла и безжизненно повисла на веревочках в центре игрушечной комнатки. Кукла была одета комично: клетчатый фрак в разноцветных заплатках, широкополая шляпа с серебряными звездами и полумесяцами, огромные штиблеты. Свободно повисшая в придурковатой ухмылке челюсть была снабжена ниткой и, значит, могла хлопать вверх-вниз, пародируя человеческую речь. Густые синие волосы до плеч, козлиная бородка, длиннющий нос и весьма правдоподобные, широко поставленные глазки довершали этот странный облик. Несколько мгновений Николай недоуменно вглядывался в куклу, пока не нашёл ничего умнее, как сказать:
-Что это ещё такое…
Кукла немедленно ожила. Она выпрямилась, опустилась штиблетами на пол, замахала ему тряпичной рукой и приветливо закивала головой, послушная искусным командам невидимого кукловода.
-Это я, кукла Фрэнки, - донёсся гнусавый голосок, сопровождаемый синхронными движениями игрушечного рта. Николай отметил с невольным восхищением, что жесты и ужимки куклы выглядят действительно на редкость реалистично.
-А тебя как зовут? – «спросил» Фрэнки.
-Николай.
-А, Николай. Ну, здравствуй, братик по несчастью, - и Фрэнки печально ему поклонился.
-Это по какому такому несчастью?
-Но ты ведь такая же безвольная марионетка, как и я…
-С чего это…
-Эх, я же вижу эти веревочки над твоей головой…
Николай с невольным страхом поднял голову, но не увидел ничего, кроме тёмного потолка.
-Ничего нет… - сказал он.
-Конечно, где это видано, чтобы марионетка увидела свои нитки? Вот и я свои не вижу. А ведь они есть, не так ли? – и он начал разглядывать свои ручки и ножки.
-Да.
-Значит, и у тебя тоже.
-Нет…
-А зачем ты проверял? Сомневался?
-Это как-то машинально произошло.
-А у меня другое объяснение. Просто кукловод потянул за ниточку, вот твоя голова и поднялась.
-Забавно, значит, он управляет моими движениями?
-И не только. Ещё твоими чувствами, мыслями и речью. Короче говоря, ты весь в его власти.
-Серьёзно?
-Да.
-А если я назову его куском дерьма?
-Попробуй!
-Мой так называемый кукловод! Ты кусок дерьма!
-И что же дальше?
-Раз он мной управляет, как же он допустил это? Почему слова не застряли у меня на языке?
-Знаешь, а ты прав. Давай и я попробую. Хозяин! Ты кусок грязи! Презираю тебя! Чтоб ты сдох! Смотри-ка, работает! Значит, и я тоже не кукла и мной никто не руководит! Фух, гора с плеч.
-Нет, ты-то как раз самая настоящая марионетка.
-А в чём между нами разница?
-В том, что я сам принимаю свои решения.
-Ты так в этом убеждён?
-Да.
-А давай проведём один коротенький эксперимент.
-Зачем ещё?
-Ага, испугался! Значит, не так-то ты в себе уверен.
-Уверен на все сто. Давай свой эксперимент.
-Как скажешь.
Справа и слева от Фрэнки повисли на веревочках две совершенно одинаковые жёлтые конфетки в прозрачных фантиках.
-Выбери одну. Ту, которую ты сам хочешь.
-Не вижу никакого смысла в этом.
-Ага, вот ты и испугался, что я окажусь прав!
-Да ни капли. Выбрать одну? Пожалуйста... - Николай, впрочем, замешкался на мгновение. – Выбираю правую.
-А теперь подумай. Почему ты выбрал правую?
-Я так захотел.
-А откуда пришло это хотение?
-Ниоткуда.
-Вот именно! – торжественно провозгласил Фрэнки. – Решение, которое пришло ниоткуда, ты называешь своим? Секунду назад ты ещё и понятия не имел, как поступить, ты был туп, как полено, в полной растерянности перед необходимостью выбора. И вдруг, вот он: готовый, четкий ответ, прямиком из ниоткуда, который ты готов обозвать как угодно: случайный, сказанный наобум, первый попавшийся, – и так далее, список можно продолжить. Названия разные, а смысл один: решение-то было не твоё! – Гнусавость  голоса Фрэнки внезапно исчезла. Теперь это был низкий, громоподобный и властный голос, как у священника в разгар страстной проповеди. А звук вращения стал будто бы на порядок громче, отчётливее и внушительнее. – Теперь, прежде чем спорить во имя своих косных убеждений (которые, впрочем, всё равно не твои), лучше помолчи да обдумай хорошенько, что я тебе скажу. Устреми свой внутренний взор сначала в ту секунду, когда в голове у тебя полная пустота, а потом в следующий миг, когда там уже есть ответ. Ты так уверен, что ответ родил лично ты, усилиями воли и разума, сконструировал его из ничего, как господь бог? Или же он появился там сам по себе? Наблюдай очень внимательно! Пустота – готовый ответ! Пустота – готовый ответ! Возникший магическим образом, сам по себе! Теперь-то ты это видишь? Уверен, что да. А коли так, то при чем же здесь ты и твоя свободная воля, делающая выбор и принимающая решения? Ведь ты же просто хватаешься за ту мысль, которую тебе подбросили в голову, и ничтоже сумняшеся выдаешь её за свою! И хорошо бы только в этом отдельно взятом случае. Так ведь то же самое происходит исключительно всегда. Интересуются у тебя в самолете – что вы изволите, чай или сок? Ты и подумать не успел, а ответ уже пришёл. Разве его создал ты лично, своей волей? Вовсе нет. Оно пришёл сам, не спрашивая твоего позволения. Если бы ты хоть что-то создавал сам, ты был бы богом! Свободным творцом своей личности. Но куда там! Ты даже не знаешь, чего ради ты вылупился на этот хмурый свет, и понятия не имеешь, кого из себя представляешь, пока кто-нибудь тебе не сообщит, что ты умный или глупый, красивый или урод, хороший или дурной, уважаемый или презираемый. А посмотри, сколько всего в тебе заложено изначально. Все свойства характера, особенности внешности, наклонности, вкусы, увлечения и способности ты получил при рождении. И все реакции на внешние раздражители тоже. Одни люди вызывают у тебя отвращение, определённые девушки приступ непобедимой страсти, что-то рождает страх, другое – восхищение; ни на что из этого ты повлиять не можешь. В течение жизни вся эта бурда, впрочем, непрерывно меняется по определённым внутренним законам, хотя что-то и остаётся неизменным. Иногда тебе кажется, будто ты сам что-то меняешь. Ты решаешь сделать то, поехать туда, сменить внешность, работу, посмотреть определённый фильм и так далее. Но главный-то вопрос – откуда пришло это очередное решение? Твоё ли оно? И снова знакомый ответ: нет, не твоё, оно пришло ниоткуда, само собой, и ты лишь автоматически признаёшь его своим. А даже если не признаёшь, то ничего от этого не меняется, так как все признания и непризнания, все действия, чувства и мысли находятся в одной плоскости – плоскости чужой воли. И тебе выскочить из неё, сделать хотя бы шажочек по своему усмотрению так же реалистично, как нарисованному человечку выскочить из бумаги и побежать исполнять свою личную волю в настоящем мире. Так взгляни внутрь себя внимательно и подумай ещё раз: откуда приходят твои решения? Откуда взялась идея выбрать именно правую конфетку?
Николай озадаченно молчал. Он действительно не мог дать себе вразумительного объяснения, откуда выплыло это решение. Оно именно возникло ниоткуда. Из какой-то неясной темноты сознания, которая существовала всегда, но о которой он не задумывался всерьёз. Он по умолчанию воспринимал эту темноту, как часть себя. Но теперь, вглядываясь в это непроницаемое пространство, он осознавал, что оно чужеродно, непостижимо для его ума и не подчинено его воле. Кто или что могло там скрываться?
-Ты, наверно, теперь задумался, а кто же столь авторитарно руководит твоей жизнью? Я уже ответил на этот вопрос. Твой хозяин. У тебя достаточно времени впереди, чтобы вполне осознать всю глубину моей правоты. Ты поймешь, что и пальцем не можешь двинуть по собственной воле – даже на миллиметр. Ты поймешь, что в твоей голове нет ни одной, даже самой ничтожной, величиной в атом, мысли, которую ты бы мог назвать своей. Просто всегда задавай себе один и тот же вопрос. «Почему?» Почему я захотел именно это? Сказал именно то? Подумал именно так? Поступил именно таким образом? Почему я ощутил именно это определённое чувство в ответ на внешнее событие? Повторяй эксперимент снова и снова, и каждый раз будешь неизменно повисать в молчаливой темноте на невидимых веревочках, беспомощно дрыгая ножками, - и кукла красноречиво задергала ножками. – На этом всё. Я открыл тебе правду жизни. А теперь я должен с тобой распрощаться.
В следующий миг окошко захлопнулось – не успел Николай и глазом моргнуть. Теперь в комнате стало совсем тихо, не слышно было даже вибрирующего звука, а на стенах теперь тревожно и быстро мигали ядовито-красные лампочки, словно предупреждали о чём-то. Николаю стало душно, и он поспешил выбраться наружу.
Он оказался на улице со странным ощущением. Будто в нём произошёл какой-то переворот, всю глубину и последствия которого он ещё толком не ощущал. Снаружи не было того человека, который продавал талоны, но это как-то даже не удивило его. Он направился к берегу, смутно чувствуя, что подвергся некому изощренному гипнозу – эта чёрная комната с лампочками, этот странный звук, и твердящий странные вещи Фрэнки – всё это неприятно и глубоко отпечаталось в его памяти. Это осознание, однако, ничуть не делало его свободным от той метаморфозы, которую этот гипноз произвёл у него внутри. Он вскоре нашёл дощатую дорогу и по ней двинулся домой. Он попытался трезво поразмышлять. Конечно, в словах Фрэнки чувствовалась доля правды, но он вовсе не был переубеждён. И даже вовсе не его длинные речи беспокоили его. Что это было? Он вспомнил. То был тот момент, когда он попытался найти, откуда пришёл ответ – и, в самом деле, натолкнулся на темноту и повис в ней, по выражению Фрэнки, беспомощно дрыгая ножками. Пусть всё, что сказал Фрэнки, и было лишь набором слов, однако результат этого жутковатого опыта он не мог отрицать и отбросить в сторону. Наверняка, это был лишь какой-то фокус, игра с несовершенством человеческого разума. Однако этот фокус, отпечатавшись у него внутри, тревожил его. Не прошёл он и двухсот метров, как понял, что есть ещё кое-что. У него появилось ощущение, что кто-то делает всё вместо него. Вот он шагает по дорожке, передвигая ноги – вперёд, назад, вперёд, назад. И это делает не он. А оно само делается.
Внезапно он остановился. Здесь дощатая дорога оканчивалась. Можно было повернуть налево, подняться по каменным ступенькам и пойти вдоль шоссе до отеля, сделав небольшой крюк. А можно было пойти направо, напрямик, но по вязкому песку.
-А вот сейчас я докажу, что я никакая не кукла, - сказал он вслух. – Сейчас я сам, осознанно решу, куда я поверну. Я поверну налево, к шоссе.
«Хотя стоп, - тут же подумал он. – Опять это решение пришло ниоткуда. Нет. Лучше я поверну направо. Ему назло. Тогда это точно будет моё личное решение…»
И в тот же миг Фрэнки возник перед его взором и, хлопая тряпичной челюстью, прогундосил:
-Да! Пойду направо, ему назло, по песочку! Ведь это моё свободное решение!
И на своих пригибающихся ножках Фрэнки направился по песку. Николай замер, растерянно наблюдая за воображаемой фигурой.
«Всё-таки налево?» - мелькнула неуверенная мысль.
«Налево! Налево!» - закричал Фрэнки. – «Ибо я сам себе господин!»
И тряпочная фигурка, поддерживаемая веревочками, начала взбираться по ступенькам.
Николай почесал в затылке, чувствуя, как спина у него покрывается испариной.
«Остаться на месте!» - на миг сверкнула надежда.
Фрэнки тут же уселся на краю дорожки.
«Никуда не пойду!» - прохлюпал он ртом. – «Эй, ты там!» - погрозил он кому-то наверху. – «Видишь, я сижу здесь, и ты не сможешь меня сдвинуть! Ибо на то моя воля!»
Гнетущий, потусторонний ужас наполнил Николая.
«Господи, - думал он в замешательстве. – Да это какая-то западня. Что бы я ни делал, это лишь в очередной раз докажет, что я только кукла…»
И глухой вибрирующий звук зазвучал в его ушах, похожий на тот, что был в бархатной комнате. Но в этот раз он знал, что это было такое: то была его мысль, попавшая в ловушку и вращающаяся по одному и тому же порочному кругу, без надежды на спасение.

***

Ночью ему снился сон. Он вновь шёл по той же тихой улочке и снова увидел тот самый тент. В этот раз снаружи никого не было и он, без спроса, пролез вовнутрь. Он оказался в маленькой комнатке с кроватью и тумбочкой. В какой-то миг стена, находившаяся прямо перед ним отодвинулась, ушла вглубь и вниз, и его глазам открылось бесконечное чёрное пространство, в котором мигали сиреневые звезды. Посреди этого пространства был Фрэнки. Он был огромного роста – раз в десять больше Николая, на нём был всё тот же нелепый наряд, но теперь он в самом деле был как живой человек – у него было настоящее живое лицо, правда, очень напоминавшее физиономию того парня, что стоял тогда снаружи за кафедрой и продал ему билет. Но когда Николай взглянул на себя, он увидел, что к рукам и ногам его прикреплены ниточки, и они совершают какие-то действия без всякой его воли. Фрэнки смотрел на него насмешливо:
-Ну? Я же говорил, что ты кукла, Николай. Теперь ты не хочешь спорить?
Николай хотел что-то сказать, но голос его не слушался.
-Но не расстраивайся, - продолжал Фрэнки. – Ведь и я тоже кукла! Мы оба такие!
В самом деле, к рукам и ногам «человекообразного» Фрэнки тоже были привязаны веревочки. И внезапно Фрэнки начал неистово дергаться и трястись в конвульсиях, словно кто-то неистово дёргал сверху за эти веревочки. Он изгибался и кривлялся, хлопал челюстью, плясал, паясничал и складывался в самые уродливые позы, словно в его теле не было ни одной косточки, а только лишь вата.
Николай резко проснулся. Сердце его бешено стучало. Он тут же посмотрел на свои руки и ноги. Никаких верёвочек на них, конечно, не было.
«Где это видано, чтобы марионетка увидела свои нитки?» - раздался у него в голове глумливый голос Фрэнки.
Николай поскорее включил ночник, стоявший на тумбочке, и вытянул вперёд свою руку, неотрывно глядя на неё. Отвёл её в сторону. Потом в другую. «Кто делает эти движения?» пульсировало у него в голове. «Я? Или не я? Они происходят сами по себе. Меня в них нет. Я просто смотрю на то, как я их делаю. Но кто их делает на самом деле? И где в этот момент нахожусь я?.. »
«Нет, - возразил он себе же. – Я так просто не отступлюсь. Сделаем так. Сначала я дам себе мысленную команду, а уж потом начну двигать рукой. Итак. Приготовились, начали. Я желаю сдвинуть руку вправо… Вот опять. Почему я проговорил мысленно именно эти слова? Я захотел их проговорить. А откуда взялось это желание? Ниоткуда. Само по себе. Из темноты. Чёртов Фрэнки прав… Проклятье…»
Николай вскочил с кровати. Он задыхался. Распахнул окно. Было около трех часов ночи. Свежесть овеяла его лицо. Внизу ему был виден пустой бассейн. Нет, надо спуститься и с кем-то поговорить.
Он спустился вниз. В холле была лишь одна девушка, она стояла за стойкой reception. Это была полноватая блондинка лет двадцати пяти с простым и несимпатичным  лицом, на котором запечатлелось кислое выражение человека, который как бы ничему не удивляется и всё знает наперёд – явный признак недалёкого ума. Николай направился прямо к ней.
-Добрый вечер, - сказал он.
-Добрый. Вам что-то нужно? – холодно осведомилась она.
-Ничего. Я только хотел задать вам один вопрос.
-Конечно.
-Как вы думаете, мы сами совершаем все свои действия или нами кто-то управляет?
Он знал, что ответ его не порадует, но он больше не мог в одиночку нести груз этих мучительных мыслей.
На лице девушки не появилось и тени недоумения, лишь едва заметное раздражение.
-У меня много работы, извините. Если у вас будут вопросы, связанные с вашим пребыванием в отеле, я к вашим услугам.
Из всех имеющихся в её запасе улыбок она одарила его самой нескрываемо-фальшивой, что значило «проваливай», и погрузилась в изучение какой-то бумаги. Николай постоял немного и отошёл. Он уселся на диванчик и глубоко задумался. Новая мысль посетила его. Ведь и она, эта девушка, тоже была марионеткой! Почему из тысяч возможных реакций на его слова у неё возникла именно эта – самая равнодушная и чопорная? Именно та реакция, которая, взятая как самая типичная и обыденная, выставляет в наименее привлекательном свете всё человечество в целом, - как нечто по умолчанию стремящееся к враждебности, отчуждению и неприязни, как камень – к земле под действием гравитации. Но кто же будет по собственной воле выбирать дурное и злое в ущерб хорошему и светлому? Однако все именно так и поступают на протяжении тысяч лет, ежедневно, ежесекундно. Почему? Вот и ответ… И Николай словно увидел ниточки, которые были привязаны к девушке и управляли каждым её движением. Она уже больше не казалась настоящей. Не более живой, чем тряпочный Фрэнки.
В этот момент раздался шум, гвалт и крики. То была группа поздних постояльцев отеля – трое поляков или чехов. Они были пьяны, еле держались на ногах, о чём-то громко спорили заплетающимся языком и, казалось, готовы были подраться. Они, впрочем, без особых происшествий проследовали в свои номера.
Они тоже марионетки, подумал Николай. Разве свободная воля привела бы человека к столь плачевному состоянию? А все эти преступники, проститутки, воры и сволочи всех сортов! Неужто их действительность – это то, чего бы хотела сознающая и созидающая свои решения свободная личность? Нет. Но откуда это ощущение, будто всё так и должно быть? Вопрос: для чего? Для миропорядка. Ведь сколько ни есть ячеек общества, они все заняты, пустующих нет. Должно быть строго определённое количество дворников, политиков, учителей, вагоновожатых, убийц, врачей, художников, холериков, наркоманов, грубиянов, донжуанов, остроумцев, психопатов – и так оно и есть. Величайший порядок. Гармония и баланс. Да если б каждый поступал так, как действительно хочет, мир просто рухнул бы в одно мгновение. Наступил бы хаос. Но этого не происходит. Ибо мир – кукольный театр. И все вокруг марионетки. Всё правильно, всё логично. Вот только какой смысл жить?
«В чём смысл бытия?» – трагично произнес Фрэнки и печально задумался, смешно оперевшись пластмассовым лицом о тряпичную руку и обратив к небесам игрушечные глазки.  «Бедный я! Бедный я! – повторял Фрэнки в отчаянии. – Ведь я всего лишь кукла. Что мне делать? Как дальше жить?»
Николай не мог понять, чего ему хочется больше – захохотать безумным смехом или разрыдаться. Всё было в равной степени бесполезно.
 «Итак, что же в итоге, - подумал он. – Я марионетка. У меня нет ничего своего. Даже маленькой собственной мысли. И вот эта мысль об отсутствии мыслей – тоже не моя. И эта тоже. И все, которые когда-либо возникнут в будущем. Это тупик. Есть ли выход?»
Тут он порывисто поднялся с дивана, озарённый и взволнованный радостной идеей.
«Покончить с собой! Вот она, мысль, которая может быть моей, и поступок, который я могу совершить по собственной воле! Может быть, это акт освобождения, который мне нужно совершить?»
«Прощай, кукольное рабство! Я взломал головоломку бытия и теперь разрываю свои цепи! - воскликнул Фрэнки. И его рука с игрушечным пистолетиком поднялась к виску, притянутая ниточкой. – Дамы и господа, я впервые в жизни совершу действие, которое является моим личным решением! Я вышибу себе мозги! И когда я сделаю это, я докажу, что я не кукла! Я докажу, что я живой, тем, что буду мёртвый!..»
Идея о самоубийстве, его последняя надежда, провалилась. Она ровным счётом ничего не доказывала и не являлась актом свободной воли. Покончить с собой или остаться жить – всё было одинаково. И раз это, самое бескомпромиссное из всех возможных решений, оказалось таким же бутафорским, как все предыдущие, значит, спасения не существовало, разгадка не могла быть найдена: ни сегодня, ни в этом году, ни когда-либо в будущем. Николай вновь услышал низкий, замедленный звук вращения, и теперь это был страшный сигнал надвигающегося безумия. Николай сорвался с места и опрометью выскочил из отеля. Он пересёк шоссе, очутился на песчаном берегу и понёсся вдоль бушующего моря. Он бежал всё быстрее и быстрее, а потом начал кричать, пытаясь заполнить криком свою голову, вытеснить из неё проклятую мысль этим исступлённым, надрывным усилием. Но каждое мгновение, непрестанно он с непоколебимой ясностью осознавал, что всё это – бег, крик, отчаяние, удушливое жжение в лёгких – такое же нелепо-искусственное и всецело подвластное чужой неведомой воле, как любое из чувств и движений тряпочного Фрэнки.