Рыцарь... - 20

***

Больше года Елена Яковлевна с дедушкой ходили в храм просить защиты своему мальчику.

Когда Андрей вернулся в родной дом, все увидели, что он изменился. Андрей стал мужчиной. Его взгляд утратил все юношеское, а черты лица мягкость молодости. У него появилась жесткая щетина и складка между бровей, резче обозначились скулы, и заострился нос. Даже как будто волосы на голове стали жестче. Было очевидно, что он окончательно сформировался как личность. В его глазах читалась жалость к людям, снисходительность и готовность прощать. Казалось, он как древний сфинкс познал некую жизненную мудрость. Андрей стал иначе говорить, меньше и точнее.
- Не мальчик, но муж! – сказал дедушка Елене Яковлевне, погрозив кому-то пальцем.
Андрей принимал душ, а дед сидел в прихожей на стуле и обнимал рюкзак внука, не в силах начать разбирать вещи, хотя сам вызвался помочь.
За ужином и весь вечер Андрея засыпали вопросами, и он рассказывал, рассказывал, рассказывал. Андрей щадил родных, смягчая пережитое, но они были слишком умны и опытны, чтобы понять, что их мальчик понюхал пороху, спасал людей, рисковал собой, забывал о себе. Он видел страдание, боль, несправедливость, бессмысленность войны.
После бесконечных расспросов, отец заявил дедушке, что, не задумываясь, лег бы на стол перед Андреем. Это была высшая похвала хирурга хирургу.
Андрей долго сидел за роялем, сказал, что очень соскучился, что играть ему довелось всего несколько раз в холлах отелей и в разбитых школах, все мимоходом.
- Я поживу с вами немного? – спросил он. - Соскучился.
- Конечно! Мы сами хотели тебя попросить, - закивали все.
- Тогда, дед, держись! Поди, без меня разучился в шахматы играть? Я новые ходы узнал от одного француза.

Андрей устроился на работу и переехал в свою квартиру, но часто навещал родителей и оставался у них на день-другой. Он любил свой дом и места своего детства, и часто вечерами гулял по родным дворам. Однажды встретил Полину. Она сидела на их скамейке.
- Привет.
- Привет.
- Давно не виделись.
- Да, давно.
- Ты где-то пропадал.
- Да, уезжал.
- Учиться?
- Я многому научился.
- Ты изменился.
- А ты все та же. Прекрасная царевна.
- Я у родителей живу, уже месяц, ушла от Глеба.
- А я у родителей гощу, просто соскучился.
- Я так давно не видела тебя!
- И я тебя.
Они снова как в детстве вечерами гуляли вместе, не расспрашивали про личное, не касались ни прошлого, ни будущего. Заходили в кафе согреться чашечкой чая, и Полина в своей обычной манере садилась рядом с Андреем, прижималась к его плечу, а он гладил ее по голове и тихонько целовал в макушку.
Через несколько дней поехали в квартиру к Андрею, и Полина осталась на ночь. Они были вместе.
На следующий день позвонила мама.
- У тебя счастливый голос, Андрюша, - сказала она. – Что-то хорошее случилось?
- Полина. Она со мной, мам. Она моя.
Елена Яковлевна боялась радоваться.

Андрей узнал, что такое счастье и что оно ошеломляет. Он был ошеломлен близостью Полины, ее присутствуем рядом с собой. Ее движениями, голосом, запахом, вкусом. Боялся лишиться рассудка в ее объятиях и не верил, что это она стучит каблучками в его квартире. Он видел ее платье на кровати, приготовленное, чтобы надеть, и сердце его заходилось от счастья. Оказывается, такой интимный пустяк как платье любимой женщины на кровати, может сжимать сердце. Он каждый вечер менял местами их подушки, чтобы вдыхать аромат Полины. И сходил с ума от того, что у него есть право целовать и любить ее.
Соединившись с Полиной, Андрей обрел свою завершенность, стал цельным, замкнутым. Оказывается, ему не хватало ее для того, чтобы стать собой. Теперь силы не уходили из него сквозь решето тоски, а накапливались и набирались мощи. Он был на подъеме и испытывал такое счастье, что боялся его не вынести.

Спустя три недели Андрей пришел домой пораньше, у него в кармане лежали два билета в театр, хотел сделать Полине сюрприз. С порога почувствовал свежесть только что вымытых полов и отметил парадный порядок во всей квартире. Видимо, Полина рано освободилась и прибралась. Обожаемая чистюля!
Он застал ее в спальне расстроенную, растерянную, чуть не плачущую, со страдальческим и в то же время упрямым выражением лица. Полина упаковывала чемодан.
- Прости меня, Андрюшенька! Глеб позвонил, сказал, мы еще не все шансы использовали и не имеем права расставаться. Мы должны попробовать начать сначала.
Андрей был поражен. Глеб снова зовет ее, и она снова бежит. Все как всегда.
- Никто никогда не сможет сравниться с тобой, ты лучший. Но у нас семья! Семья, понимаешь? Это не игрушки. Нужно идти до конца. Это мой долг, и я не могу не пойти, это сильнее меня. Прости.
- Зачем? Зачем ты делаешь это? Ты же несчастна! Посмотри на свое лицо.
- Я буду чувствовать себя виноватой, если не сделаю все, чтобы спасти семью. Ты хочешь, чтобы из-за меня все разрушилось? Нельзя бросать начатое из-за проблем, нужно бороться до конца.
- А я?
- Ты мой самый лучший человек на свете. Прости мне мою бессовестную слабость. Я так виновата перед тобой. Перед всеми виновата. Перед всеми.

***

В этот раз Андрей не смог оставаться в квартире, лежа на диване лицом вниз, и пошел на улицу.
Как, как она могла уйти? Ведь они были счастливы вместе! Что ее тянет к этому Глебу? Какой, к черту, долг? Сколько еще она будет биться головой об эту стену? Господи, за что? Полина, как ты могла? Почему ты такая упрямая?
Он не помнил, где был и что делал. Чувствовал только пустоту, дыру внутри себя. Дыру образовали простые, но удивительно мощные действия: бросили, вычеркнули, отставили, задвинули, променяли. И все, жить неинтересно. Для Полины ответственность за призрачную семью выше него. Он не нужен ей. Боже, как тяжело!
В конце концов Андрей уже ничего не чувствовал и ни о чем не думал. Он попал в черноту и не мог сказать, как долго находился в ней. Он живой вообще? Нет ощущения себя как организма, человека, личности. Будто его перемололи в мясорубке, никакой цельности, так, фарш какой-то.
Вдруг в черноте ясно и громко прозвучал неведомо кем заданный вопрос:
- Мужчина! Вас тоже пожевали и выплюнули?
Очень правильное определение, как раз для его состояния. Этому неведомо кому Андрей честно ответил:
- Да, пожевали и выплюнули.
Интересно, пожеванные и выплюнутые люди на что-нибудь годны? Они могут жить? Андрей не чувствовал в себе ни сил, ни желания жить, вообще ничего не чувствовал, кроме пустоты. Даже странно, что возникали мысли. Вот бы остаться в черноте и раствориться в ней совсем.
- А меня хоть и жевали, да зубы сломали! - победно протрубил голос.
Андрею нечем было хвастаться, он сам сломал все зубы о Полинино упрямство. Поэтому он снова ответил совершенно честно:
- А меня самого всего переломали.
- За одного жеванного двух нежеваных дают, слышали? – с вызовом заявил голос.
Это Андрею неожиданно понравилось, в этом была упертость. Упертость всегда являлась частью его натуры. Она им двигала и заставляла сворачивать горы. Он стал думать об упертости.
Ему помешало лицо женщины, каким-то образом появившееся перед его глазами. Кто она и как здесь оказалась? И где – здесь? Андрей оглянулся, понял, что сидит в кафе за одним столиком с незнакомой женщиной. У нее были смешные кудряшки, они торчали в разные стороны. Вся она была маленькая и какая-то взъерошенная, как воробей. Он понял, что она ему что-то говорит и стал вслушиваться. Неведомый голос, задававший вопросы, оказывается, принадлежал ей.
- Я была слепа, когда поверила ему. Надеялась, что будем счастливы, семью создадим. Всю себя отдавала, понимаете? А он? Только требовал, предъявлял претензии, высказывал недовольства, все ему не так и не этак, представляете? – ее кудряшки тряслись в такт словам.
- Похоже, не любил, - в Андрее «сработал» доктор, и он автоматически помог женщине сказать то, что следовало из ее слов, не умея вспомнить, говорилось ли ему что-то до этого.
- Вот и я думаю! Хорошо, что сейчас все стало ясно, а не когда расписались. А то ведь в ЗАГС тащил! Прямо облегчение испытываю, как с крючка сорвалась.
От женщины веяло неукротимой взвинченной энергией. «Такую веслом не добьешь,» - подумал Андрей. Ему вспомнилась «слабая женщина» из рассказа Чехова «Беззащитное существо». И Полина. Сладкая нежная царевна с черными глазами и носиком-луковичкой. Бесконечно любимая женщина с трепетным взглядом и упрямством мула. Своим упрямством она его убивала. Что еще должен сделать Глеб, чтобы она поняла, что семьи у них нет? А есть только Глеб со своим настроением, желаниями, увлечениями. Семья – это двое и старания двоих, а она упрямо старалась не за себя, а за двоих. Полина! Полина! Андрею захотелось исчезнуть и остаться одному.
Взъерошенная соседка взметнулась:
- Подождите! Нам надо поесть! Давно тут сидите? Вы раньше меня пришли или позже, что-то я не заметила?
- Не знаю даже, - пожал он плечами.
- Все равно, давайте поедим.
Женщина излишне громко позвала официанта и сделала заказ за Андрея тоже. У нее был такой голос, как у продавщиц на рынке – резкий и крикливый, с еле заметным украинским выговором. Андрей посмотрел ей в лицо. Чем-то похожа на лисичку: заостренный подбородок, мелкие белые зубы. Такие называют сахарными. Выражение глаз не соответствует выражению лица - взгляд с двойным дном: говорит одно, думает другое, чувствует третье. Андрею такие люди уже встречались, какая-то часть его пациентов из их числа. Режут вены, пьют уксус. Их проблема в том, что они неадекватно себя оценивают, сами себя не понимают, хотят того, что им не нужно или не могут принять реальность. В итоге становятся несчастными, нервными, делают глупости и попадают к нему на стол.
Андрей вздохнул. Наверное, у него у самого сейчас такой же взгляд, потому что он ничего не понимает: что правильно, что неправильно, зачем он столько лет мучился, как быть, что делать? Сам себя обманывал? Ждал того, что не может быть?
Андрей не знал, сможет ли есть. В черноте едят? Упертые должны есть. Он снова глубоко вздохнул: будет упертым, раз назвался груздем.
- А что это вы в плаще сидите? – спросила неугомонная собеседница и стянула с него плащ. – Меня Инна зовут, - представилась она.
Андрей вдруг почувствовал благодарность к этой незнакомой маленькой валькирии. Своей разговорчивостью она выдергивала его из черноты. Это очень полезно. Когда люди впадают в забытье, важно, чтобы кто-нибудь звал их: «Очнись, милый!» И душа возвращается. Слух умирает последним из всех органов чувств. Поэтому надо звать. Его звала валькирия с рынка, нечаянная спасительница.
- Ильин Андрей Юрьевич, можно просто Андрей, раз Вы – Инна.
- Да, а то слишком официально. Чего нам выпендриваться?
- Нечего, - согласился Андрей, ему вдруг очень захотелось не выпендриваться, быть простым, и чтобы все в жизни тоже стало просто.
Простота лучше всего, она правильная. Все простое правильно и здорово. Чем проще, тем жизнеспособнее. Глисты простые, едят и размножаются, и попробуй от них избавься. Вон как просто и жадно ест валькирия, полный рот набила, это здорово. Она живая и ее веслом не добьешь. Хорошо же! Надо и ему так. Андрей тоже стал есть.
Ощущая вкус еды, почувствовал, что живой. И сразу грудь стеснило болью. Перед глазами была Полина, как она стояла со слезами в глазах и просила у него прощения. Снова вспомнилось древнее: «когда же в жалобе слезы изо очию испущаше, тогда наипаче светлостию блистаху…» Полина! Он хотел пригласить ее на комедию, а получил драму дома.
Он не обвинял Полину в своих страданиях, считал ее заболевшей, которая никак не выздоровеет. Он не скрывал от себя, что Полина была с ним, но не смотрела на него тем взглядом, который бы поставил точку в ее метаниях. Андрей это понимал, но легче от этого не становилось. Он ждал ее взгляда эти три недели и не дождался.
Она снова ушла.
Когда-нибудь придет совсем, окончательно.
Боялся Андрей только того, что устанет ждать, что не сможет радоваться, когда Полина совсем станет его. Он уже устал. В том, что она придет к нему окончательно и признает его своим мужчиной, Андрей не сомневался, но почему-то не было сил ждать. Не было желания ждать.
А может быть, он пересек предел? И его ожидание уже разрушает его? Не бьется ли он головой об стену? Как это понять? Вычеркнуть все, что связано с Полиной, забыть о ней? Не думать, забыть.
Он засунул руки в карман и нащупал билеты.
- У меня два билета на сегодняшний спектакль, могу Вам отдать, - сказал Андрей Инне.
- Да вместе и пойдем! Будем вместе реанимироваться, - очень неожиданно отреагировала энергичная новая знакомая.
- Я не хочу. Не могу, - ответил Андрей.
Его внутренне передернуло от мысли, что рядом с ним будет сидеть не Полина. Всего два-три часа назад рядом с ним должна была сидеть Полина. Это не укладывалось в голове.
- Ой, как же! Не кисейная барышня, не растаете!
Андрей закрыл лицо руками и закачался: есть билеты, будет спектакль, но не будет Полины рядом с ним.
- Не будем поддаваться унынию, и идти на поводу у неприятностей, - добавила валькирия с кудряшками.
- Все кончено. Для меня все кончено, - искренне считал Андрей.
Он устал обманываться. Похоже, гонялся за ветром в поле. Полина хочет быть с другим.
- Да что кончено? Кончено – это когда над тобой плачут, и ты в гробу. А мы, слава богу, вкусно кушаем, еще и в театр пойдем.
Андрей продолжал качать головой.
- Да что у Вас случилось-то?
Он отвел руки от лица и, приблизившись к самому лицу Инны, сказал сокровенное, наболевшее, измучившее его:
- Она ушла к нему. Понимаете? Она в четвертый раз ушла к нему.
- Ты дурак?!
- Что? – удивился Андрей ее выводу.
Ему никогда не приходило в голову, что его любовь и долготерпение – это дурость. Он просто ждал выздоровления Полины, бывает, люди долго болеют, годами. Что в этом от дурости?
- Дурак, что ли, спрашиваю? Ты себя слышишь? В четвертый раз ушла! А первого и второго раза тебе мало было?
- Я… люблю, - только и смог сказать Андрей.
Разве объяснишь все в двух словах? И то, что первыми двумя разами он считает школьные попытки Полины разлюбить Глеба, третьим – ее приход к нему, когда она потеряла ребенка. Строго говоря, к нему как к мужчине она пришла только в последний раз, и то это было незрелое решение. Отчаяние и растерянность – вот что привело ее к нему. А ответственность, даже гипер ответственность за свои решения вернула ее обратно. Ей надо понять, что она борется ни за что.
- Люблю-херублю! Тебе сколько лет?
- Тридцать.
- Вот! Не тринадцать, даже, на худой конец, не двадцать три, а все нюни какие-то!
- Я ее с детства люблю, - для Андрея в этой фразе было все.
- А она?
- А она его любит.
- А он?
- А он себя любит и всех понемногу.
- Вот он молодец. И что у вас происходит?
- Когда он ее манит, она все бросает и бежит. А когда он уходит, я ее утешаю и надеюсь, что он ушел навсегда.
- Забей!
- Не получается, - сказал Андрей, но на самом деле он не хотел забивать на свою любовь. Без нее все теряло смысл.
- Клином пробовал? Клин клином вышибают, слышал?
- Пробовал. Без толку, - Андрей вздохнул и отвел взгляд.
Он подумал про свои мимолетные отношения с женщинами. Никогда ни одна из них не заставила померкнуть образ Полины в его сердце. Да и невозможно это, она ему предназначена судьбой.
- Да старался плохо. Вялый ты какой-то!
- Я всегда только ее видел, - сказал Андрей чистую правду.
- Ой, кино какое-то! Скажи еще, что она принцесса.
- Не принцесса -  царевна.
Инна рассмеялась:
- Царевна! Такого прикола я еще не слышала! Почему царевна-то?
Андрей снова вздохнул, но ничего не ответил, поймет ли продавщица с рынка про царевну? Насмешек над Полиной он не хотел.
- Энергичнее надо быть, напористее действовать! – сказала Инна.
- В каком смысле?
- В преферанс играешь?
- Что? – в очередной раз удивился Андрей ходу ее мыслей.
- В преф играешь, спрашиваю?
- Да.
- В распасах лучше всего свои взятки сразу брать, правильно, чтобы паровоз не нарастал?
- Ну, да.
- Так и в жизни! Хлебай горе сразу, потом легче и легче будет.
- В смысле?
- Ты сейчас горевал, пока тут сидел? Горевал, я видела. Все, хватит, не увлекайся этим делом.  Оплакал мечту, живи дальше! Зачем тебе паровоз наращивать? Для начала развейся! Смени обстановку. На майские праздники поезжай куда-нибудь.
Андрею стало смешно: эта маленькая продавщица прирожденный психотерапевт.
- Отлично мыслишь! Мне бы такое не пришло в голову. Сейчас в театр отправляешь, а через неделю в вояж – с бала на корабль.
Он увидел, что Инна смотрит на него так, как будто пытается вспомнить, где они уже виделись. Такое часто бывает, особенно, когда он позволяет себе не бриться и украшается бородой.
- Я на Николая Второго похож, людям часто кажется, что мы уже встречались.
- Точно! – хлопнула ладонью по столу Инна. – Надо же! Только мускулистый. Спортом занимаешься?
- Самбо в детстве увлекался. Вообще я хирург.
- Круто, хирурги как боги, спасают.
О богах у Андрея было свое представление, вынесенное в детстве из притчи, рассказанной дедушкой.
Затопило как-то одну деревню по самые крыши, и вода все прибывала, и прибывала. Взмолился тогда некий мужчина: «Боже, спаси меня, я не умею плавать и утону!» - «Не бойся, я спасу тебя» - ответил Бог. Мужчина сел на крыше своего дома поудобнее и стал ждать спасения. Он видел, что односельчане плывут на плотах, лодках, держаться за бревна. Сосед стал звать его к себе в лодку, но мужчина отказался, он ждал помощи от Бога. Вода еще поднялась, мужчина стоял уже на коньке крыши. К нему подплыла лодка со спасателями, но он отказался от их помощи, потому что надеялся на Бога. Вода поднялась настолько, что мужчине пришлось сесть на трубу. Он видел, что вся жители деревни уже уплыли, и спасатели уплыли, остался он один, а Бога все не было. В конце концов, мужчина утонул. Представ перед Богом, он стал упрекать Его: «Почему, Господи, ты не спас меня? Ты же обещал!» - «Я послал к тебе соседа на лодке и спасателя, но ты почему-то отказался от их помощи», - ответил Бог.
Эта притча произвела на Андрея сильное впечатление и оказала большое влияние, он понял, что все, что к нам в жизни приходит, - это нужное нам, не стоит ни отчего отказываться, оно сыграет свою роль и уйдет. Через годы он дополнил это понимание тем, что правило действует в обе стороны: не только кто-то для него, но и он для кого-то. Вот и Инна заговорила с ним неслучайно, он нужен ей, а она ему. Она вывезет его из черноты. Инна – лодка, посланная для его спасения. Возможно, и он поможет ей, кажется, она тоже на распутье. Не стоит ни отчего отказываться.
- Так в театр идем? – решился он, - если да, то пора уже.
- Идем, - обрадовалась спасительница.