Рыцарь... - 17

***

Полину записали в параллельный класс, и с Андреем они виделись каждый день в школе и вечером, когда выходили погулять.
Два года Андрей был безоблачно счастлив общением с Полиной, они были друзья - не разлей вода. Родители удивлялись, что Андрей с Полиной всегда о чем-то говорят. И ведь спешат друг к другу, чтобы что-то сказать! О чем можно постоянно говорить? Обо всем! Что произошло сегодня, вчера и чего ждать завтра. В классе, в школе, во дворе, дома, в мире. Что видят и думают в данный момент или увидели и передумали, пока не видели друг друга. Они проживали на двоих все эмоции и интересы, от сиюминутного «Покатаемся на воротах!» до глобального «Я совершу подвиг или открытие». Посвятили друг друга в свои мечты, секреты, вместе ездили по театрам и выставкам, изучали музеи и ходили к репетиторам на дом. Зимой Андрей катал ее на санках, а летом они гоняли на роликах и велосипедах.
Полина была в совершеннейшем восторге от кулинарных способностей Андрея и с удовольствием приходила на все дегустации. Она торжественно усаживалась за стол, закладывала салфетку за воротник и нетерпеливо постукивала прибором по столу:
- Что так долго, маэстро?
- Последний штрих, мадемуазель, - говорил Андрей, красиво раскладывая на тарелке угощение.
Полина неизменно восклицала: «Ах!» – глядя на очередной шедевр, и глубоко вдыхала аромат.
- Только не спеши! – в сотый раз заклинал ее Андрей. – Почувствуй все оттенки вкуса.
- Ты маг и чародей, - качала от удовольствия головой Полина. – Как же вкусно!
Андрею нравилось, что она улавливает самые незначительные оттенки вкуса и все подмечает.
- В прошлый раз тесто рассыпалось по-другому, или мне кажется? – спрашивала она про песочный корж в сливовом пироге.
- Не кажется, - улыбался Андрей, - я в этот раз больше сливочного масла добавил.
- Так вкуснее, но и калорийнее, да?
- Да.
Вскоре ее внимательность превратила всякое угощение в игру, Полина должна была угадать, что нового внес Андрей в рецепт. Редко ошибалась. Он научил ее разбираться в приправах и сырах. Полине завязывали глаза, она пробовала сыр и называла его: Радамер, йогуртовый, шеврет, горгонзола, пармезан. Путала только бри с камамбером.
Андрей ходил на ее выступления в музыкальной школе и на показательные ученические концерты в Гнесинке. Полина была солисткой в хоре и училась на вокальном отделении. Сам Андрей уже закончил обучение по классу фортепиано.
Дедушка обожал Полину, потому что она пела под его аккомпанемент «Соловей мой, соловей» и «В лунном сиянии» так, как когда-то пела бабушка. И он любил слушать ее, потому что Полина всегда очень эмоционально рассказывала ему все школьные новости, которых от Андрея было невозможно добиться. Она всегда торопилась, умудрялась запыхаться от собственного пересказа, румянилась. Дедушка улыбался, любовался ею. Маме нравилось ее строгое воспитание и ответственный характер, Полина ко всему относилась серьезно и все делала на совесть. Она проводила четкую разницу между тем, что хорошо и что плохо, компромиссов не признавала.
- Два идеалиста! – говорил дедушка маме. – Послушал их, и хоть плачь, как жить будут? Все у них чисто и правильно и, главное, навсегда.
- Жизнь внесет свои коррективы, - отвечала мама.
- Остались бы хорошими людьми!

Потом счастье закончилось. В ее класс пришел новенький, Андрей узнал о нем от Полины.
- К нам новенького привели, - сказала она ему как-то вечером. И Андрею показалось, что ее интонация не совсем обычна. Он замер на полувдохе.
- Новенького?
- Да. Глеб Добронравов. Он с родителями вернулся из загранкомандировки, из Венгрии.
Все чувства Андрея обострились. Он видел, что Полина, говоря о Глебе, смотрит в землю, что она чуть зарумянилась и старается выглядеть равнодушной. Он внутренне похолодел.
- Какой он, этот Глеб?
- Высокий, со светлыми волосами и голубыми глазами. Он занимается борьбой и это видно по его фигуре. Он был в голубой рубашке, и рукава натянулись из-за больших мышц.
Полина говорила это, то ли с гордостью, то ли с восхищением. Андрей поразился, что она обратила внимание на множество мелочей во внешности Глеба. Цвет глаз, мышцы. Что-то подсказывало ему, что детали его собственной внешности в Полине такой горячей реакции не вызывают. Андрей молчал, и когда она глянула на него, он увидел, что ее глаза необыкновенно сияют, и она смущена. На него Полина так никогда не смотрела. Вообще, он впервые увидел у нее такой взгляд – взгляд девушки. У него не было развитых мышц под голубой рубашкой. Голубая рубашка была, а мышц не было. И он не слишком высокий и совсем не спортивный.
Андрей не помнил, как дошел до дома. Ему хотелось, чтобы поскорее наступило завтра, и он увидел бы этого Глеба. Ему хотелось взглянуть на него глазами Полины.

Лучше бы Андрей его не видел! На большой перемене Андрей вышел в школьный двор и заметил Полину с группой одноклассников у турника. На турнике подтягивался и вращался действительно красивый парень, а все одобрительно хлопали в ладоши, громко вели счет и вообще всячески выражали восхищение. Как на него смотрела Полина! Робко, смущаясь, постоянно опуская взгляд. Щеки ее рдели, а когда она поднимала лицо, чтобы посмотреть на очередной трюк, то глаза ее сияли, а округлый ротик приоткрывался. Ноги отказывались держать Андрея, он прислонился к дереву позади себя и сполз по нему вниз. Он понял, что Полина влюбилась в Глеба. Андрея как будто бы лишили способности жить.
Вечером у него поднялась температура и держалась несколько дней. Он безучастно лежал в своей постели и молчал, глядя в стену. Родители были напуганы, потому что не понимали причины недомогания. На второй день пришла Полина. Услышав ее голос, Андрей рывком приподнялся, пригладил рукой волосы и выжидательно уставился на дверь. Он был уверен, что с первого взгляда на Полину все поймет. И все понял.
Полина вошла хоть и с обеспокоенным выражением лица, вопросом в глазах: «Что с тобой?» - но по тысяче неуловимых признаков он понял, что она безоглядно влюблена и в своей любви витает где-то в облаках. Андрей не мог смотреть на ее лицо, самое прекрасное и любимое лицо в мире, потому что сиянием глаз она убивала его. Потому что это сияние зажег другой, и другому оно предназначалось.
Она испуганно и озабоченно наклонялась к нему, заглядывала в глаза и спрашивала:
- Андрюш, что с тобой? Ты простудился? Что у тебя болит?
Бровки ее складывались домиком, невероятные ресницы порхали, а ротик округлялся. Она норовила погладить его по голове и близко склонялась, ее волосы, собранные в высокий хвост, падали на Андрея, и все это было ему невыносимо больно: как, как она, его царевна, могла полюбить другого?
Андрей еле сдерживал себя от желания стукаться головой об стену, чтобы причинить себе физическую боль и ею ослабить боль душевную. Ему хотелось, чтобы Полина поскорее ушла, чтобы его все оставили в покое. Ему хотелось плакать. Безудержно и громко.
- Со мной все хорошо, через день-другой пойду в школу, - сказал он Полине. – У меня дико болит голова, ты не против, если я посплю?
- Конечно, конечно, Андрюшенька. Выздоравливай скорее, а то тебя не хватает, - пожала Полина ему руку и ушла.
Андрей вскочил, закрыл дверь в свою комнату, зарылся в одеяло и заплакал.
Он не слышал, как у его двери дедушка сказал маме:
- Любовь. В ней все дело. Несчастная первая любовь. Хорошо бы со слезами ушла.
Но она не ушла.
Через два дня Андрей встал и объявил родным, что намерен заниматься самбо и закалять организм. Потом попросил повесить ему турник.