Рыцарь... - 16

Андрей

Родился и вырос Андрей в Москве, на Поварской улице, что отходит от Нового Арбата. Он был из династии врачей, чьим поприщем преимущественно являлась хирургия. Последние двести лет его предки отдавали себя медицине, практикуя, обучая студентов, выпуская учебники. Они не пропустили ни одной войны, месяц за месяцем, год за годом разъезжая в полевых госпиталях. Награды всех выдающихся дедов и прадедов хранились в их квартире в специально отведенном стеклянном шкафу, который с младенчества манил Андрея величавой силой содержимого, и внушал уважение. Раз в год мама или бабушка торжественно открывали дверцы этого хранилища, чтобы вытереть пыль. Это был единственный день, когда Андрюше разрешалось брать в руки семейные святыни. Он с удовольствием в очередной раз слушал рассказ отца о том, кому и за что была вручена награда. Они подходили к портретам на стене, и Андрюша пытался представить бородатого мужчину оперирующим под грохот взрывов. Стены их большой гостиной были увешаны портретами и старыми фотографиями славных предков, чьи бороды и пенсне всегда налагали на молодое поколение дополнительную ответственность перед родными.
Книжные шкафы в кабинете отца высились до потолка и содержали в себе книги все больше по медицине, но полторы стены занимала художественная литература на разных языках. Здесь были и раритеты, потому что книги любили и собирали в их роду все. Так же все умели играть на рояле, потому что когда-то в незапамятные времена это считалось нормой образования, а потом стало семейной традицией. Кроме того, для рук хирурга игра была полезна. Рояль стоял в гостиной, большой, черный, старинный. Его настройка или реставрация всегда обходилась недешево и вызывала смятение в семье, потому что все переживали, чтобы инструмент не испортили. Верхом мастерства и таланта считалось умение играть Рахманинова, он давался не всем.
Мама являлась яркой представительницей рода Лавровых и отдала себя балету. Все Лавровы были преданными поклонниками искусства и не представляли своей жизни вне причастности к прекрасному. Искусствоведы, музейные работники, реставраторы, артисты театра и балета, музыканты.
Лавровы познакомились с Ильиными во время войны, когда бабушка с дедушкой разъезжали с концертными выступлениями по фронту, и встретили в военном госпитале хирурга с молодой женой-терапевтом. Они сразу нашли общий язык и оставили друг о друге самые лучшие впечатления, вспоминая Москву, дом, мирную жизнь и мечтая о светлом и мирном будущем. Лет через пятнадцать после Победы они случайно встретились в театре, где Лавровы блистали на сцене, а Ильины пришли на спектакль. Тогда же их дети, старшеклассники Юрий и Елена, познакомились и через несколько лет поженились. Андрея родили поздно, когда мама приблизилась к балетному пенсионному возрасту. Бабушки и дедушки с обеих сторон воспитывали долгожданного внука с обожанием и строгостью. Андрюша рос добрым улыбчивым ребенком, жадным до любых знаний, поэтому ему прививали все, что любили сами.
У Ильиных и Лавровых все были людьми, страстно увлеченными чем-то, помимо профессии. Имелись свои нумизматы, филателисты, букинисты, художники, пианисты, кое-кто публиковал стихи. Андрей с замиранием сердца разглядывал семейные коллекции, когда отец или дед зимним вечером подзывали его к себе и начинали долгий рассказ о том, что, когда, кем и как было приобретено. Он любил, когда к ним приходили знакомые коллекционеры, потому что ему разрешали слушать их разговоры, а они были похожи на приключенческие истории.
У самого Андрея рано обнаружилась своеобразная страсть, которая вызвала среди родных удивление и улыбку, но в итоге, когда была признана за полноправное хобби, абсолютно всем пришлась по душе. Андрей любил готовить. Если бы он не стал врачом, то непременно был бы виртуозным поваром. А все мама!
Елена Яковлевна была балериной. Пока танцевала, ограничивала себя, сидела на специальной балетной диете, а когда ушла преподавать, смогла отдаться долго сдерживаемой любви к гурманству, хотя ела по-прежнему мало. Ах, как она готовила! Ее блюд ждали как волшебства. Когда Андрюша был маленький, Елена Яковлевна брала его с собой в кухню, чтобы был на виду. Давала ему грызть баранку или морковку и увлекала разговором. Она постоянно удерживала его внимание тем, что очень эмоционально, гримасничая, удивляясь, восторгаясь, огорчаясь, комментировала все свои действия: «Как мы лучок порежем? Кубиками или полукольцами? Угадай! Полукольцами, потому что для плова. Кубиками, потому что для горохового супа» Андрюша смотрел на нее заворожено, казалось, что мама колдует. И ждал того момента, когда она спрашивала: «Готов пробу снимать?» Он открывал рот и удивлялся тому вкусу, который так интересно и легко создала мама. «Украшать будем?» - спрашивала она. Он кивал и раскладывал под заливное цветочки из морковки или превращал отварное яйцо в поросенка или грибок. Незаметно он стал помогать маме, потом вносить предложения, идеи, предлагал эксперимент. В средних классах школы стал готовить сам. Он всегда смотрел кулинарные передачи по телевизору, иногда не соглашаясь с поварами или гостями студии.
- Ну для чего резаный укроп в полотенце отжимать? Чтобы стал сухим и красиво сыпался? Весь сок и витамины в ткани остались! Не проще заранее его помыть, чтобы сухим строгать?
- И полотенце испортил, - соглашалась мама.
Позже его любимыми каналами стали кулинарные, их Андрей смотрел в те редкие минуты, когда отдыхал. И путешествовать по миру он стал прежде всего с гастрономической целью. У него были периоды любви к итальянской кухне, и он привозил домашние рецепты с юга или севера Италии, куда специально отправлялся, чтобы пожить недельку-другую в деревне и поспрашивать местных матрон. Затем ему казалась необыкновенной андалузская кухня, потом марокканская. С Таиланда он привез умение готовить знаменитый суп том ям, и готовил его с кокосовым молоком или без. А креветки, жареные с чесноком, на многие годы стали любимым угощением его друзей. К Андрею с удовольствием ходили в гости, всякий раз по-детски ожидая праздника, сюрприза, и он ни разу никого не разочаровал. Каким бы уставшим он не был, его настроение и самочувствие улучшалось от вопроса: «Что бы такое нам приготовить?» И он творил. Угощая, Андрей так интересно рассказывал о пользе продуктов, их сочетании, о легкости усвоения, гарантировал, что каждый прямо сейчас почувствует прилив сил, поздоровеет и разрумяниться, и у всех, действительно, улучшалось самочувствие и поднималось настроение. Ему верили, ведь он доктор. Разумеется, его за это очень любили, особенно женщины.
А сам Андрей любил только Полину.

***

Как-то, когда ему было четырнадцать лет, он пришел к маме в балетную школу. Занятия еще не окончились, и он отправился к танцевальному залу, чтобы не пропустить маму и заодно почитать на скамейке в холле. Андрей достал исторические хроники и принялся читать, но скоро услышал всхлипы и шмыгание носом. Он пошел искать того, кто плакал. За одной из колонн сидела девочка в балетном купальнике.
- Ты плачешь? Могу я тебе помочь? – спросил он.
Девочка подняла лицо и Андрей, пораженный, невольно отступил на шаг назад. Глаза у нее были необыкновенные - черные, большие, как у оленя. От слез крошечный носик-луковичка порозовел, а яркие губки округлой формы припухли. Она была так мила, что у Андрея защемило сердце.
- Мне не быть балериной, - всхлипнув, ответила девочка.
- Почему?
- В прошлом году я упала с поддержки и повредила колено. Надеялась, что реабилитация вернет меня в норму, но нет. Мне не танцевать, теперь уже это совершенно ясно.
Андрей слушал ее и не слышал, в голове вертелись только что прочитанные строки князя Ивана Катырева-Ростовского о Ксении Годуновой: «…отроковица чуднаго домышления, зелною красотою лепа, бела велми, ягодами румяна, червлена губами, очи имея черны великы, светлостию блистая; когда же в жалобе слезы изо очию испущаше, тогда наипаче светлостию блистаху…»
С этой девочки можно было бы писать портрет Ксении. У нее тоже были черные брови и черные волосы, собранные в высокий пучок на затылке. И молочная кожа, не бледная, а плотного молочного цвета. «Млечной белостию облияна…» Разве что телом она была не «изобильна».
- Зато теперь тебе не надо сидеть на диете, - сказал Андрей.
Девочка улыбнулась и снова подняла на него свои чудные глаза:
- Да, это плюс.
- Пиццу будешь есть по два куска.
- Откуда ты знаешь, что я пиццу люблю? – снова улыбнулась красавица.
- Все балетные любят, но им нельзя. Мама моя пиццу просто обожает, но ест ее раз в полгода и то кусочек размером со спичечную коробку.
- У тебя мама балерина?
- Была, сейчас преподает. Елена Яковлевна, знаешь?
- Знаю, она мой педагог. У тебя прекрасная мама.
- Спасибо. Что делать теперь будешь?
- Я вот все думаю, может, что-то не так мне делали, что колено неправильно себя ведет? Может, можно переделать? Вдруг они все ошибаются? Как жаль, что сама я в этом не разбираюсь.
- Тогда тебе надо стать врачом, другим помогать.
Девочка удивленно посмотрела на него и снова улыбнулась:
- Ты думаешь? Вообще, крови я не боюсь.
- Будем коллегами. Как Вас зовут, коллега? – официальным тоном спросил Андрей.
- Полина.
- Очень приятно. А я Андрей. Приглашаю Вас на пиццу, у меня есть немного денег.
- Спасибо. С удовольствием.
Так Андрей влюбился.
Оказалось, что Полине тоже четырнадцать лет, и жила она совсем близко, на Малой Никитской.

Домой Андрей прилетел на крыльях и сразу всем рассказал, что у него теперь есть прекрасная дама сердца. Мама его «даму» знала как свою ученицу, и похвалила его выбор:
- Хорошая девочка и из хорошей семьи. У нее мама грузинка, очень красивая женщина.
 И она же сказала, что Полину должны перевести в обычную школу, скорее всего в ту, в которой учился Андрей, потому что они живут в одном районе. Счастью Андрея не было предела.
- Она похожа на Ксению Годунову, правда, мам?
- Которая «бровми союзна» и «млечною белостию облиянна»? – спросила мама. Андрей кивнул. - Да, хотя я вижу в ней лермонтовскую Беллу или какую-нибудь грузинскую княжну, Нину Чавчавадзе, например. Хорошо, что осанка и балетная стать останутся у нее навсегда, - добавила она, глядя на себя в зеркало.
- Нет, мам, грузинки гордые и надменные, а Полина нет. Она царевна. Прекрасная царевна.