Рыцарь... - 14
Вернулась Кира. Инна была вне себя от радости и вечера подруги проводили за разговорами, немного, чтобы не оставлять Васю одного, у Киры, потом за телефоном. Инна о Васе рассказывала осторожно, больше неопределенно, пожимая плечами, потому что угроза их совместному будущему только-только миновала, и уверенности еще не хватало. К счастью, Кира с Родей были заняты хлопотами по поиску новой работы, затеяли небольшой ремонт, поэтому знакомство с Васей остро не стояло.
Рассказывая Кире о Василии, Инна чувствовала, что в ее груди щемит, что он ей дорог. Даже удивительно было, как так? Когда и с чего она успела к нему так прирасти? На всякий случай Инна предусмотрительно не признавалась в этом, тем более что на вопрос, делал ли он ей предложение и признавался ли в любви, приходилось честно отвечать, что нет. Инна сама задумалась, почему нет. Не было сомнений, что Вася ее ценит и хочет быть вместе, тогда почему не спешит оформить брак? Впрочем, после последнего разговора о детях она догадывалась, что он хочет жениться по факту беременности. Хитер! Инна даже восхищалась его расчетливостью: хоть и ей в ущерб, а Васю на мякине не проведешь, тертый калач! Как таким не восхищаться? Такие и зарабатывают себе на квартиры и дома в дорогой столице. За таким мужиком не пропадешь! Инна Васю еще больше уважала и смотрела на него почти с любовью. Осталось малое, чтобы он ее взял в жены. Чутье подсказало, что Вася из тех, кто женится один раз и навсегда. Поэтому не спешит. То же чутье нашептало, что с женой он будет мягче и ласковее, еще заботливее и даже нежнее. Стать супругой такого человека как Вася все равно, что вытянуть счастливый билет в семейный рай. Инне очень, очень хотелось за него замуж. Вот где можно не беспокоиться ни о чем, все будет решать он!
Спустя пару месяцев Вася сказал:
- Я хочу детей. Без них нет смысла жить.
Вот чего Инна в душе боялась! Сейчас начнется про врачей, необходимость лечиться, таблетки, уколы! Она ждала следующих слов.
- Если ты знаешь, что не можешь родить, уходи.
Эти ужасные слова были громом среди ясного неба. Инна оцепенела и не могла отвести от Васи изумленного взгляда. Он это серьезно? Василий смотрел ей в глаза прямо и требовательно. Ясно, серьезнее некуда. «Если ты знаешь, что не можешь родить, уходи». Без вариантов.
Когда тебя выгоняют, это само по себе тяжело и унизительно. Инну впервые выгоняли, от неожиданности она растерялась: парням можно говорить «уходи», они особо не парятся на этот счет, но девушкам! Разве это нормально? Глаза Инны забегали по сторонам, цепляясь за вещи, ища поддержки хоть у чего-нибудь. Все вокруг было чистым и стояло на своих местах, безучастное к ее горю. Какая красота вокруг! Мерное тиканье огромных напольных часов, которое Инна так любила, слышать сейчас было особенно больно: они остаются тикать в этой уютной и любимой ею квартире, а саму Инну, которая вытирала с них пыль и наносила полироль, выгоняют. Кто-то другой будет вытирать пыль, и полировать широкие бока великолепного немецкого механизма. Кто-то, а не Инна. А ведь она лучшая, Вася сам это говорил. Подумалось и про дорогие толстостенные кастрюли, которые останутся без нее. В чугунке так хорошо плов получается! А сковородку для блинов она специально не мыла, только протирала. Теперь ее помоют и все испортят. Чехлы на диване пора стирать. И сатиновую шторку в ванной. Шторку надо с грубыми вещами закладывать, чтобы она отколошматилась лучше, а то сама по себе плохо отстирывается.
Вася встал с дивана и мысли Инны вернулись к тому, что он сказал.
Она не могла защитить себя, сказать что-либо в ответ, потому что была порченная, бесплодная, и выгоняли ее именно из-за этого. Что тут скажешь? Слова Васи размазали Инну по земле. Они уничтожили ее, лишили права жить рядом с сильным хозяином этого дома, ходить по его пушистым коврам и спать на дорогом белье, которое тоже приобретено им. Потому что хозяин дома признает только все самое лучшее и качественное. Инна не качественная. Жена мужу здоровая, сестра брату богатая. Так говорят. Боже, неужели нельзя любить ее саму? Несмотря на бесплодие? Ведь других любят. Хотя Вася не говорил никогда, что ищет неземной, жертвенной любви. Наоборот, открыто заявлял, что нуждается в здравомыслящей, хозяйственной женщине, настроенной на создание большой семьи, что устал от любовей-морковей и бессмысленного заигрывания. Он называл Инну рачительной крестьянкой, и сам был рачительным крестьянином, поэтому ему не нужна была в хозяйстве не оправдывающая себя живность.
В памяти совсем некстати всплыли истории, которые ей в детстве рассказывала вечно читающая Кира. Про крестьян, которые продавали своих детей-калек в цирк или топили их, чтобы не кормить лишний рот. А какой-то французский бедняк привязал в лесу на верную смерть старую лошадь, не имеющую сил работать. За пару дней лошадь съела вокруг себя всю траву, потом медленно и мучительно умирала от жажды и голода. Рассказывая, Кира дрожала подбородком, сдерживая слезы, ей хотелось услышать, что все это неправда, что люди не могут быть так жестоки. Инна считала, что лошадь надо было отводить не в лес, а сдать на мясо или шкуру, так всегда в деревнях делали, и ничего, никто не плакал, все равно же умрет животное, а этот француз дурак, раз выгоды не понимает. Но мыслей своих она не озвучивала и только называла все невозможной выдумкой и ерундой. «Да, такая жестокость невозможна. Это выдумка и ерунда» - кивала Кира. Оказывается, не ерунда. В наш двадцать первый век то же самое: не способен выполнить задачу – исчезни, не трать кислород и не мешай другим, сдай себя на шкуру и мясо.
- Я тебя не выгоняю, - сказал Василий. – Ты мне больше, чем нравишься. Ты мне подходишь. Мы с тобой подходим друг другу. Подходим для семьи, чтобы вместе рожать и растить детей. Я бы сказал, что ты моя женщина. Я бы прожил с тобой до конца дней и был бы верен и заботлив. Но если ты знаешь, что не можешь родить, то уйди. Я согласен терпеть любую дуру, лишь бы она родила. Ты понимаешь меня? Я не с жиру бешусь.
Инна понимала. Ей было трудно дышать, сердце сдавило, и на плечи легла тяжесть в несколько тонн, горечь и ощущение полной катастрофы перехватили горло, но сознание работало четко. В висках гулко пульсировало: «Я сама поступила бы так же, если бы мой мужчина не мог иметь детей». Она не осуждала Васю, нет. Без детей все теряет смысл. Зачем она ему? Зачем ему эта квартира и загородный дом, если по ним не будут бегать маленькие ножки? Она глянула Васе в глаза и прочитала главное: он горячо хочет своего продолжения, вдохнуть свой опыт, душу, любовь в маленького человечка, ему важно знать, что он не закончится собственной смертью. И Инне тоже хотелось оставить часть себя, не исчезнуть бесследно. Она очень хорошо понимала Василия. Однако легче ей от этого понимания не было. Из-за бесплодия Вася вычеркнул ее из претендентов на счастье, обрек на вымирание, именно это было страшно.
Продуманный Василий вышел, затем вошел одетым и сказал, что уезжает в командировку на три дня. Инна сообразила, что за это время должна съехать.
Вечер был страшным. Инна сидела на полу в той позе, в какой молятся мусульмане и так же, как они, билась головой о пол, бубня сквозь горькие слезы: «За что? За что мне такое несчастье?» Она плакала о бесплодии. От страха не иметь детей. Зачем тогда вообще жить?
Обессилев, долго лежала на полу и страдала по Васе. Как больно было терять его! Она по-настоящему мучилась. Интересно, он будет страдать по ней? Сожалеть, что ее нет? Что выгнал? И как жалко уходить из этой квартиры! Здесь все по ее вкусу. Выпроваживая Инну отсюда, ее сиротили.
Уснула Инна глубокой ночью на диване в гостиной, на котором впервые узнала Васю и пришла от него в полный восторг.
На следующий день сняла квартиру и стала собираться.
Сначала думала оставить что-нибудь из вещей, чтобы Вася увидел, и сердце его сжалось от сожаления и тоски по ней. Упивалась, представляя его боль и раскаяние. Мечтала, что Вася увидит, например, ее халат в ванной, и не выдержит, позовет ее обратно. А она, обиженная и оскорбленная, но гордая, откажет, и он будет ее умолять. Глаза Инны наполнялись слезами, снова становилось безумно жаль себя. Инна шмыгала носом и забирала халат, знала, что не сработает, назад ее не позовут.
Потом думала оставить его любимую квашеную капусту, чтобы сожалел, что потерял вкуснятину. Но передумала: «Хрен ему! – Инна показала неприличный жест. – Ничего не оставлю, рожа треснет! Козлина такая!»
Когда возилась в кладовке, позвонила мама, «осчастливила» радостной новостью, что кузина Инны Вера в пятницу регистрирует брак. Без свадьбы, потому как полгода назад умер ее отец. Жить молодые будут в доме мужа, он несколько лет как схоронил родителей и получил в наследство их большой дом в селе на берегу Волги. Вера на год младше Инны и удивительно похожа на нее, словно их родили не родные сестры, а одна мать. Новость эта добила: все уже замуж повыскакивали, одну Инну гонят! Утешало одно: муж Веры был рыбаком, что не ах, какой вариант. Вечно чистить, солить и сушить рыбу, чтобы весь дом и двор, и ты сама пропитались рыбным запахом – фу! Ну и что, что осетрина всегда будет и черная икра, уж лучше их купить и культурно покушать, чем возиться с ними. …Все равно зло берет!
Расстроенная, она длинно выругалась матом, ударила ногой по шкафу, достала из холодильника начатую банку капусты и стала перекладывать ее в банку поменьше. Испачканные рассолом руки злорадно и мстительно вытерла о занавеску. Испытала удивительное облегчение! Вот и оставленный ею след! Пусть вспоминает!
Ничего за собой не стала мыть и убирать: «Щаззз! Сам пусть наяривает, сволочь неблагодарная!» Оглянулась на полную раковину немытой посуды, грязный стол, ведро с мусором и испачканную занавеску и почувствовала себя отомщенной.
Остальные вещи собирала уже без чертыханья и проклятий.
Свидетельство о публикации №224070200965