Рыцарь... - 8

***

На работу Инну приняли перед Новым годом, и она, еще толком не узнав сотрудников в своем отделе, едва изучив коридоры, попала на корпоративный банкет. Это ли не мечта? Вот что значит правильно поставленная цель! Жизнь сама выстилает тебе красную ковровую дорожку. Главное, ушами не хлопать и свое не упустить. Действовать!
Ее начальница, главный бухгалтер, болезненная женщина пенсионного возраста, на правах опекуна водила Инну по залу, представляла, рекомендовала любить и жаловать и нашептывала про присутствующих. Говорила главное: кто женат или холост, какую имеет зарплату, должность, перспективы. У Инны как у борзой перед охотой заколотилось сердечко и от сладкого предвкушения приятного и полезного времяпрепровождения блестели глаза, и повисла полуулыбка. Мужчин вокруг было много, и все молодые, прекрасно одетые, улыбчивые, наигранно простые. У Инны сама собой выпрямлялась спинка, поднималась грудь, и взгляд становился обманчиво рассеянный. За столы еще не садились, толпились в центре зала, пили шампанское, общались.
Инна ждала, когда они дойдут до менеджеров высшего звена. Именно они были ее целью, она их наметила, изучив зарплатную ведомость. Зарплата у них с пятью нулями, а премии и прочие бонусы с шестью. Заранее узнала, что все холостые.
Или что-то в Инне неуловимо изменилось или ее опекунша была женщиной опытной, и сама все поняла, но она сообразила оставить Инну в кружке этих мужчин:
- Мальчики, я отойду, а вы не дайте скучать нашей новенькой красавице!
«Мальчики» оценивающе посмотрели на Инну, как будто не с ними ее только что знакомили, и довольно равнодушно улыбнулись: мол, пусть стоит рядом, если хочет.
Прием, конечно, не горячий, но лиха беда начало! Сердечко Инны сладко затрепетало, и она стала присматриваться, кто из четверых мужчин ей больше нравится. Всем на вид от тридцати до сорока лет. Не сказать, что красавцы. Даже совсем не красавцы: почти все русые, т.е. без бровей и ресниц и с округлыми чертами лица. Такие лица Инну не впечатляли, она их называла «пельменными». Но не отступать же из-за этого! Протиснувшись в их круг, она смотрела чистыми глазенками и улыбалась. Ей тоже улыбались, но как бы свысока, снисходительно, мол, много вас таких вокруг нас вьется. Инна видела, что ее оценивают сверху вниз и снизу вверх и читала вывод: ничего так, но и не удивила, видали лучше. Инна держалась стойким солдатиком и «не замечала» отсутствие интереса к себе, смеялась, делала комплименты шуткам, говорила, снова смеялась, снова хвалила чье-то остроумие. Однако вибраций ни к кому не чувствовала и ни от кого не получала. Полный ноль, даже минус. Мужчины разговаривали больше между собой. Инна уже готова была приуныть, как к ним подошел еще один мужчина и сам (сам!) представился ей:
- Василий. Закупки.
- Инна, бухгалтерия, - протянула она руку.
- Пожалуй, все же не Инна, а Инночка! – приложился к ее руке Василий.
Внутри Инны вспыхнул салют и плечики сами собой игриво передернулись. Василий придержал ее руку и случилась химия. Но какая-то не совсем обычная химия, так сразу и не поймешь, не объяснишь. Хотя ёкнуло внутри вполне конкретно, и не заметить этого было нельзя.
Василий сразу же взял Инну под руку и вывел из круга:
- Пройдемся?
Инна почувствовала, что он хочет единолично завладеть ее вниманием, и обрадовалась: нормальный мужчина-завоеватель. Остальные тоже это почувствовали и автоматом выдали некоторое сопротивление:
- А что ты от нас красавицу уводишь? Ее нам под крылышко оставили.
Надо же, она уже и красавица и про опеку вспомнили!
- Под вашими крыльями уснешь от скуки, - парировал Василий.
Между Инной и Василием сразу началось легкое и органичное общение, как будто давние знакомые рады встрече и никак не могут наговориться. Инна такой удачи не ожидала, и можно было бы радоваться, если бы не одно «но». Ключевое слово в их общении – знакомые, потому что между знакомыми обычно бывает интерес друг к другу, но не романтического свойства, а в пределах: как сам, чем живешь? Как мужчина Вася Инну не цеплял. Такое с ней было впервые и рождало панику: что за дела? Как некстати! Ведь он – тот, кто нужен, кого искала.
Мысли и чувства растерянно метались, Инна искоса поглядывала на Василия, даже принюхивалась к нему. Ничего! Хотя пах он хорошо, чистым и теплым ароматом здорового сильного мужчины. Об него, наверное, греться хорошо, и под боком его надежно и мягко. Инна чуть прижалась к Василию, чтобы проверить, действительно ли хорошо. Да, хорошо, по-домашнему.
Они продолжали ходить под ручку между собравшимися, Инна пыталась услышать свой внутренний голос, чутье, которое ее никогда не подводило и было просто звериным, но не понимала себя. Василий вел разговор, что давало Инне возможность думать о своем, прислушиваться к себе. Ведь екнуло же сердечко, когда руку целовал! Или это оттого, что в присутствии других он ее красавицей выставил? Похоже на то. Химия была! Хотя тоже не совсем обычная. Не которая свет в глазах зажигает, а еще какая-то, другая, как будто родственную душу распознала. Бывает же такое, когда с первого мгновения чувствуешь, что с этим человеком споешься, такому можно не договаривать, сам все поймет. Что-то подобное она при встрече с Кирой испытала. И еще: что-то в нем было, что-то такое, что сигнализировало: этот мужчина недаром подошел, он не случайный. С чего бы, если не заискрило?
Вопросов осталось больше, чем ответов. Инна решила, что вечер только начался, успеет еще разобраться, что к чему. Пока можно присмотреться к нему внимательнее.
Мама дорогая, что же он такой некрасивый?!
Во внешности Василия ничто не указывало на воротилу бизнеса или сколько-нибудь умного человека. Разве что дорогая одежда. Он был похож на казаков, какие были нарисованы на сувенирных деревянных досках у бабушки дома: низкого роста, ширококостный, с крупным квадратным лицом, низким покатым лбом, круглым носом, короткой шеей и короткими руками и ногами. Надеть на него вышиванку и шаровары, прилепить чуб и усы, всунуть в рот чубук - будет точно лубочный казак! И стрижка у него абсолютно идиотская, под машинку, как стригут первоклассников.
Василий улыбался так же широко и часто, как Инна. У него это тоже было отвлекающим маневром: открытостью улыбки он гасил хитринку в глазах и непрекращающуюся аналитическую работу ума. Как и Инна, он редко смеялся глазами.
У Инны не получалось кокетничать с ним и очаровывать его: во-первых, ни одна струна ее души или тела на него так и не задрожала, во-вторых, руки опускались от его некрасивости. Ей всегда нравились рослые, атлетически сложенные красавцы. Сама она была крошечной, собственные сто пятьдесят восемь сантиметров составляли ее тайную печаль и вынуждали носить каблуки неимоверной высоты. Василий был лишь немногим выше нее. Как не посмотри – не ее формат. Но через какое-то время Инна поймала себя на том, что после знакомства с Васей не видит, не слышит и не общается с другими мужчинами. У Васи, что называется, говорили и зубы, и губы. Он не отпускал ее внимание ни на секунду, бесконечно шутил, и через полчаса после знакомства они просто покатывались со смеху. И так весь вечер, перемещаясь от стола к дивану, от дивана на танцпол, с танцпола на балкон и обратно за стол или диван.
Иногда Инна на какое-то мгновение трезвела и недоуменно смотрела на Васю: чем он ее взял и держит? Только языком молотил! Ничего привлекательного, даже просто примечательного для нее в его лице не было. С тех давних пор, когда Инна увидела длинные брови и густые ресницы Киры, она стала млеть от длинных бровей и влюблялась только в длиннобровых. Это был ее критерий отбора. У Васи брови были широкие, редкие, русые и короткие, едва достигали внешнего края глаза, если провести перпендикуляр. Инна имела такие же брови, поэтому нещадно их выщипывала, красила и удлиняла карандашом. Глаза у Васи были тоже как у Инны – серые, глубоко посаженные, скрытые вечной улыбкой. Рот отличался от Инниного только шириной, у нее ротик был маленький, а губы у обоих тонковатые. Украшением ее лица всегда служил изящный курносый носик, Вася не мог похвастаться подобным убранством. Зато от него исходило ощущение силы, скрытого ума, хитрости, он подчинял. Напоминал то ли неповоротливого от мышечной мощи вола, то ли медведя, а взгляд имел паучий, выжидающий. С него в пространство стекала энергия больших денег, для мужчины это бесспорный плюс. Еще ему в плюс можно было поставить то, что он выбрал ее, Инну. Она иногда ловила на себе любопытствующие взгляды, что, мол, за барышня привлекла не последнего человека в компании. Это льстило.
Очень скоро Инна поняла, что Вася изучает и оценивает ее не менее пристально и внимательно, чем она его. И надо сказать, в отличие от нее, Вася не был растерян. Он вел их разговор, задавал тон, менял диспозиции, вообще, руководил ею. Несколько раз Инна мимолетно чувствовала, что если он решит, что она будет принадлежать ему, то у нее не останется выбора. Ей становилось и страшно, и сладко. По его взгляду Инна угадывала, что он еще не решил, принадлежать ей ему или нет. Он думал! Это не нравилось. Она сама привыкла думать, будет ли ей принадлежать кто-то. Было в принципе неприятно, что он раздумывает, вместо того, чтобы естественным образом пасть ниц перед ее очарованием. Разве есть сомнения в неотразимости и губительности ее чар?
Иногда Инна терялась, не знала, как себя вести. Пару раз на автомате «включала очаровашку», начинала капризно выпячивать губки и делать недовольное лицо, зная, что от этого выглядит кукольно и мило. Вася саркастически поднимал правую бровь и усмешкой стирал с ее лица всякую нарочитость. Вообще, он вел себя таким простаком, что собственные приемы очарования представлялись Инне глупыми и искусственными. При этом ей казалось, что он специально навязывает ей естественность, хотя в других обстоятельствах был бы не прочь полюбоваться на кокетство. Он хотел видеть Инну без масок, да только она сама не знала, какая будет, если выйдет из образа куколки.
Несколько раз к ним подходили с поздравлениями сотрудницы, и Вася с каждой из них вел себя по-разному. В зависимости от занимаемой должности поздравительницы он был то любезен, то снисходительно приветлив. Если Инну Кира называла акулой, то как бы она назвала Васю?  Инна заметила немую сцену, незаметно разыгравшуюся в зале: какой-то мужчина хотел подойти к ним с явным намерением пообщаться с Василием, но Вася взглядом пресек его, и мужчина стушевался, подчинился, отступил. Почему-то стало жутковато, и Инна в который раз покосилась на Василия, пытаясь разгадать его. Как ни крути, а его сила покоряла, граничила с красотой, может быть даже была выше красоты, потому что рядом с ним было не стыдно и… почетно, что ли?
 Иногда Инна робела и даже паниковала: почему и зачем он выбрал ее? Здесь были две девушки яркой внешности, броской красоты, все на них заглядывались, а Вася нет. Что это значит? Вряд ли Вася делает что-либо без цели. В том, что он ее выделил и не просто так проводит с ней весь вечер, Инна не сомневалась. Если бы она его не заинтересовала, то он сидел бы, ел и лениво посматривал на остальных. Интересно, долго он за ней наблюдал, прежде чем подошел? В том, что наблюдал, Инна не сомневалась. Сидел, небось, как паук в каком-нибудь углу и изучал присутствующих. Почему-то выбрал ее.
За столом Василий повел себя необычно:
- Что же ты за мужиком не поухаживаешь? – спросил он как-то совершенно по-свойски, даже фамильярно.
Инне показалось, что она дома и слышит отца. Не стряхнув наваждения, она встала, взяла Васину тарелку и стала перечислять все, что клала ему, так делала мама:
- Балык из осетрины, блинок с семгой, одну картошину, грибочки маринованные. Все, на закуску хватит. Хотя, вот еще яичко с икрой положу.
- Гарно, - одобрил Вася неожиданным образом.
Растерянная, Инна села и не могла отделаться от чувства, что ее загипнотизировали.
- Хлеб забыла, - попенял Вася.
Инна встала, дотянулась до хлеба и подала ему белый и черный кусочки.
- Сама ешь, - услышала она.
Инна вновь встала и положила чего-то и себе.
Выйти из затмения получилось благодаря соседке слева, которая заговорила с Инной. Но растерянность осталась. Почему Василий так говорил с ней и вел себя? Почему он вдруг сказал «гарно»? Инна могла отдать руку на отсечение, что с другими барышнями он себя так не вел.
С этого момента стало тревожно и страшновато: Вася сменил тон общения и вел себя иначе. Шутки и улыбки прекратились, он смотрел на нее хозяйски. Мелькнула мысль, что он на ее счет уже принял решение. Какое?
К концу вечеринки Вася все чаще смотрел Инне в глаза и все ближе придвигался. Ощущая его близость, Инна интуитивно угадывала, что в паре с Васей не сможет быть на равных, не говоря уже о том, чтобы командовать им. Он - дирижер, и если она будет чувствовать себя свободной, то только потому, что ему захочется, чтобы она себя так чувствовала. Она будет отдающей, а он - берущим. Берущим без особой признательности и благодарности, просто потому, что так для него и должно быть. Она всегда должна будет доказывать, что не зря существует в его пространстве. Доказывать делом. Он будет участвовать в отношениях дозировано, чтобы не дать лишнего, не заслуженного, не отработанного. Нет, он не дирижер – хозяин.
И Инна поняла: в Васе было что-то от ее дядьки из Днепродзержинска. У того дом был полной чашей, крепкое хозяйство и большая семья. Все завидовали его жене, но Инна, когда гостила у них, замечала, что общается и относится дядя Володя к тете Наде не так, как остальные знакомые ей мужчины относились к своим женам. Как к капиталу, как к активу, который обязательно должен отрабатывать свое и оправдывать вложения.  Как к имуществу. Он называл ее «хозяйка». «Хозяйка, ужинать давай! Что это у тебя свет везде горит, а, хозяйка?» Дядя Володя никогда не шутил, не ласкал, не разговаривал с супругой просто так. Сколько молока надоила, проверила ли тлю на картошке, помыли ли бочки для засолки капусты, нарвали ли дети травы кроликам. Ни разу за все годы Инна не видела, чтобы он улыбнулся тете Наде или обнял ее. И тетя Надя почти никогда не улыбалась. А когда ей завидовали, махала рукой и отворачивалась.
В Инне встрепенулся бунтарь и упрямец, она захотела предстать такой, из-за которой Вася превратился бы в отдающего. Захотелось подчинить его, чтобы для него было счастьем ждать ее с работы и мыть за собой посуду, лишь бы сделать ей приятно. Она, конечно, в своих мыслях забежала далеко вперед, и про посуду было чистой фантазией, но что делать, если мысли шустрые?
- Сколько тебе лет? – спросила она.
- Тридцать шесть.
«Представляю, сколько женщин у него было, - подумала Инна. – Попробуй, удиви такого. Наверное, и с моделями крутил». Ей уже рассказали, что мужчины в их компании помешаны на моделях. По соседству была школа моделей.
- А тебе? – услышала она.
- Девушкам такие вопросы не задают.
- Да ведь узнать не проблема. Двадцать пять?
Инна удивленно посмотрела на него.
- В точку, да? Ты так и выглядишь.
- Обычно дают чуть ли не восемнадцать.
- Это из-за роста. Маленькая собачка… Сама знаешь. В глаза надо смотреть, в глазах опыт видно.
Инне стало обидно, что у нее в глазах не романтическая легкость, а опыт. Опыт! Нашел, что сказать! Как же, вдова, перехоронившая трех мужей! Но Вася не тот человек, чтобы развивать обиду, он только посмеется.
- Какая у тебя фамилия? – спросила она.
- Коваль.
Коваль красивее, чем Пацюк, но все же не так, как Зимовский.
- А у тебя? – спросил Вася.
Инна вздохнула:
- Пацюк.
Он чуть улыбнулся, мол, понимаю, почему ты такой вопрос задала.
- Откуда ты? – снова спросила Инна.
- С луганщины. А ты?
Вот в чем дело! Они с одного корня, поэтому, наверное, показалось, что она знает его.
- Из Астраханской области, - Инна решила не вдаваться в подробности своего происхождения. - Ты говоришь чисто.
- Да, специально избавлялся от южного говора. Ты тоже говоришь чисто, не сразу расслышал хохляцкие нотки.
- Что? – Инна никак не ожидала подобного заявления.
- У меня слух идеальный. Я музыкальную школу окончил, на баяне играю.
Инна разозлилась, потом взяла себя в руки: какая к черту разница? Понял и понял, что теперь? Он тоже не голубых кровей. У них одинаковый путь. Тоже, видимо, выгрызал себе место под московским солнцем.
Почему-то Инне стало грустно: встретила почти земляка, а не сказать, что он ей очень приятен. И хочется скрыть общие корни, отгородиться от него, показать, что она не такая. А может, не так уж они и похожи?
- Ты в театры ходишь? – спросила она, желая показать, что не лаптем щи хлебает.
- Нет, мне в них скучно, - ответил Вася так, как она сама отвечала Кире, когда та тащила ее на спектакль.
- Музыка, кино?
- Что по радио передают, то и слушаю. А из фильмов боевики смотрю, экшены, фантастику, так только, чтобы без соплей и слюней.
Инна почувствовала, как грубо звучит ее обычная отмашка про слезы и сопли, когда Кира зовет пересмотреть «Английский пациент» или «Грозовой перевал».
- Там Шванрценеггер или Стэтхем снимаются? – обычно язвила Инна.
- Ты воспринимаешь красоту мужчин исключительно в мышечной массе. Как так можно? – удивлялась Кира.
- Еще важны длинные брови и кошелек, - уточняла Инна.
- Маленькая боевичка и натуралистка в одном флаконе! – вздыхала подруга.
Вася как-то неприятно преподносил ей ее саму. В Кириной характеристике Инна представлялась юной и неуемной егозой, которая еще не познала главное в жизни, а у Васи выходило, что она неотесанная деревенщина.
- Тебя спрашивать не буду, - сказал он, - вижу, что тебе это все тоже до потолка.
Инна не нашла сил опровергать.
- Знаешь, чего бы я сейчас с удовольствием съел? – спросил Вася, ковыряя вилкой жульен. – Свежего черного хлеба со смальцем. Посолить сверху, как следует и – ам!
Инна испуганно уставилась на Васю: она перестала есть смалец с тех давних пор, когда пришла домой от Киры, и мама протянула ей бутерброд. Зареклась, что это не ее уровень. Впервые с тех пор встретила человека, знающего, что это такое, и любящего смалец.
- Вижу, ты знаешь, что это такое, - засмеялся Вася. – Здесь никто не знает. У меня дома есть, приходи, угощу.
Инна насупилась: совсем не то впечатление она производит на Васю, какое хотелось бы. Совсем не то. Вот с чего он про смалец сказал? Моделям тоже говорил? Лучше бы спросил, какой воды бриллианты ей нравятся! Все идет не так, как полагается. Не под ее дудочку.
- А где ты живешь? – спросила она.
- В районе Кутузовского.
Инна еще даже не успела проникнуться уважением, как он добавил:
- Пять лет назад купил четырехкомнатную квартиру, сто двадцать квадратов, два балкона, потолки три десять, паркет, высокие двери, сталинка, газ. Увидишь еще.
Это «увидишь еще» было не совсем приятно, как будто не ей решать, пойти к нему или нет.
- Один живешь?
- Один.
- Сам убираешь?
- Уборщица приходит два раза в неделю, влажная уборка, стирка, глажка.
Инна уважительно подобралась:
- Дорого? Не боишься воровства?
- Нормально, только надоело мне это, чужой человек в доме. Жениться хочу.
Снова стало неприятно, словно он хочет жениться, чтобы не было нужды в служанке. И как будто он это ей специально говорит, готовит, так сказать, к тому, что ее ждет. Жуть какая.
Инна почувствовала усталость. Вася как вампир высосал из нее все силы. Хотя обычно мужчины ее окрыляют и заставляют порхать.
- Мне домой пора, - сказала она и даже не улыбнулась. Кажется, за последние часы она перестала улыбаться, что на нее не похоже.
- Я с Ирой поеду, мы договаривались, - добавила она на случай, если Вася вздумает проводить ее.
- Ладно, - сказал он. – Еще увидимся.
- Приятно было познакомиться, спасибо за компанию, - сказала и улыбнулась Инна на манер Киры.
- Угу, - кивнул Вася.
Защищенной и спокойной Инна почувствовала себя только дома под толстым одеялом, в которое зарылась как в сугроб. Ну его, этого Васю! Волкодав какой-то. Забыть, не вспоминать! Познакомиться с кем-нибудь другим, поприятнее.