Лиля... - 24

***

Ближе к окончанию срока Лиля стала вспоминать свою московскую жизнь и недоумевала, не в кино ли ее видела, настолько ушедшими и отработанными стали ее прошлые привязанности и интересы. Неужели у нее были дочка и муж? Если и были, казалось, что уехали в счастливое и безопасное место и тревожиться о них не стоит. Когда Лиля завершит свой путь, присоединится к ним. Ничего другого по отношению к ним Лиле уже не чувствовалось и не думалось, разве что иногда скучала, но воспринимала это как неизбежное и естественное. Похоронили Свету рядом с отцом, все хлопоты взяли на себя Славик с матерью, Лилю лишь привезли на кладбище. Над гробом стояла под конвоем. Страшный день. Черный период. Ушло за горизонт.
Наибольшие эмоции возникали, как ни странно, от представления, что стало с капустой, которую она нарубила в день ареста. Полный стол и на полу вокруг стола. Теперь уже, надо думать, совсем истлела и высохла. Возможно, под ней испортился линолеум. Пока гнила, запах, наверное, стоял еще тот! Интересно, есть ли он сейчас? А в холодильнике что? У нее не было никого, кого можно было бы попросить убрать и присматривать за квартирой. Подруг не знала ни в детстве, ни в юности, в браке довольствовалась семьей и «нужными людьми» от мужа. Должно быть, так и стоит опечатанная. Просто счастье, что незадолго до ареста в банке ее уговорили на новую услугу автоплатежа за коммунальные услуги. В камере ей советовали написать заявление, заверенное начальником изолятора, о длительном отсутствии в месте лишения свободы, но Лиле это было неприятно, пусть списывается со счета.
Она соскучилась по своей квартире, хотелось навести в ней идеальный порядок: вымыть окна, постирать шторы, покрывала, выбить ковры, все вычистить, выскоблить, отдраить, наполировать. Чтобы пахло чистотой и красотой. За вещи дочери и мужа не беспокоилась, она собрала бы их в мешки и выставила на улице, чтобы ушли вслед за своими хозяевами. Она не боялась того, что будет там одна, просто не могла представить: как это будет? Одна никогда не жила. Первым делом надо будет узнать все по своей задумке, у нее появилась идея, куда себя реализовать, но пути реализации пока не выстраивались. Для начала новой жизни деньги на книжке у нее есть. На ремонт тратили с Гениной, он так хотел, словно чувствовал, что ее сбережения ей понадобятся. А потом? Потом видно будет. Она была полна внутренней силы и казалось, что любые трудности по плечу. Ей хотелось руководить, организовывать, добиваться, пробивать – всего того, что раньше она терпеть не могла. На месте простого педиатра ей уже было бы скучно и тесно.


***

- Давай иногда смотреть телевизор, - предложила Лиля по осени, когда погода вынудила их с Юрой больше находится в доме, - я что-то совсем не представляю, что у нас происходит. Или ты мне рассказывай.
- Я его и не включаю, отвык, предпочитаю книги.
- Говорят, тревожно все, рушится.
Они стали смотреть новости и скоро поняли, что экономическая и политическая ситуация в стране серьезно изменилась, грянул кризис. Непонятно было, когда закончится хозяйственный коллапс, и что происходит с менталитетом людей. Привычными лозунгами уже почти не оперировали, зато каждый день вскрывалась какая-нибудь жуткая правда об истинной жизни тех или иных властных структур, моральном облике отдельных слоев советских граждан, преступном мире. Оказывается, в СССР был преступный мир! Лиля несколько растерялась и частенько тихо вопрошала:
- Неужели так было?
Постепенно они усвоили происходящие перемены и стали обсуждать их. Юрий Николаевич считал, что сейчас в стране происходит вынужденное кровопускание, которое хотя и ослабляет организм, но заставляет его оздоравливаться.
- Кризисы очень важны для любого организмы, - говорил он, - ты же сама это понимаешь. После него организм восстанавливается с удесятеренной силой, главное, не мешать ему. Меня пугают не переломные моменты, а люди, душащие обновление. Вот они враги!
Лиля слушала его с надеждой, политика ее совсем не интересовала. Всякий раз, глядя в лица тех, кого показывали в репортажах, она укреплялась во мнении, что политикой занимаются те, кто не желает работать и избегает ответственности за что-либо. Ни в одном лице не находила соответствия между выражением глаз и произносимыми словами, одна фальшь. «Бездельники и воры!» - иногда шептала она, глядя в новостях на протестующих или требующих смены одного лидера на другого. Лиля не верила, что старики-пенсионеры участвуют во всяких акциях из личных побуждений. Простым людям не до дележа власти, им надо работать, отводить детей в сад или школу, сажать огород, ездить на море. Глядя на политически активную молодежь у нее складывалось впечатление, что бушуют они от безделья и безответственности. Они понимают, что всего лишь марионетки, оружие в чьих-то руках, кто через них делает деньги? Все политики – авантюристы. Если бы в политике нельзя было бы обогатиться, кто бы ею занимался? В бескорыстные горячие сердца власти предержащих Лиля интуитивно не верила. Участь обывателей быть наблюдающими, не более. Поэтому ее интерес к новостям исчерпывался только желанием понять свои возможности в новых реалиях.
Юра отметил, что она никого не критиковала, ни на кого не нападала с разоблачениями, не спорила. Это ему нравилось, потому что он не выносил женских нападок на что-либо, почему-то ему тогда казалось, что они нападают лично на него. В таких случаях он принимался защищать объект критики, хотя сам, может, критиковал его не меньше. Это был его личный парадокс.

***

Новость о распаде Советского Союза они встретили вместе, оба испугались и растерялись. По телевизору показывали ликующих, возмущающихся, горюющих. Ликующие радовались: «Даешь новую жизнь! Даешь собственность, капитал!» Возмущающиеся матерно бранились: «Такую страну про…!» - далее шло продолжительное пиканье цензуры. Горюющие открыто плакали.
- Как же так получилось? – растерянно спросила Лиля после некоторого молчания. – Мне казалось, людям нравилась наша действительность. Такая великая идея, почему же разонравилась? Смотри, молодые радуются, старые плачут. Еще вчера все гордились, что приближается время, когда столы будут накрыты для всех голодающих, и все нуждающиеся удовлетворят свои запросы, что мир станет лучше и сольется в едином порыве братской любви. Так всех учили, так все жили и вдруг полный ноль в балансе.
- Возможно, великая идея в переложении на действительность утратила свою заманчивость, - ответил Юрий Николаевич. – Так бывает, когда, например, под восхитительную мелодию какого-нибудь Генделя горланят пошлейшие куплеты. Величие красоты музыки тогда утрачивается, ее сила низводится вульгарностью слов.
Лиля не могла сказать, поняла она, что хотел сказал Юрий, ей показалось, что он обвинил самих людей, с этим она согласилась, поэтому кивнула. Если верить разоблачениям нравов правительственной верхушки и прочих привилегированных, то выходило, что советский человек не приблизился к мечте человеческого рода – к совершенству самого человека.
- Совершенный человек – это какой, как думаешь?
Юра удивился неожиданности ее вопроса, даже хотел спросить, с чего он возник, однако, задумался над ответом и забыл про иногда изумлявшую его витиеватую логику Лилиной мысли.
- На мой взгляд, совершенный человек - правдивый и близкий к образу божию.
Лиля поразилась. Про божий образ было неожиданно, как обухом по голове, совсем не в системе привычного мышления, как-то по-поповски. В сознании замелькали картинки из учебников про опиум для народа, школьные уроки о разоблачении классовой направленности религии, об утверждении ею неравенства людей, о пропаганде смирения и терпения, о распространении болезней через обряд целования креста, и про ясность советского сознания, что человек сам кузнец своего счастья и судьбы. Так все логично и ясно - лишь некое глубокое нравственное чувство подсказывало, что Юра прав, под образом божием подразумевается что-то необыкновенно доброе, любящее, созидающее. И от этого смутного, на мгновение мелькнувшего образа, исходила удивительная правда и смысл всему сущему. Вот, значит, как Юра понимает этот мир! Снова по-хорошему удивил.
- Тебе страшно? – через время спросила она, надеясь найти в его ответе опору для себя. – Как жить теперь?
- Да как жить? Как всегда жили. Люди будут болеть и приходить лечиться, а мы будем лечить.
- А вот это вот все? – Лиля описала головой круг, должный обозначать происходящее в государстве.
- И при царях лечили, и при Советах лечили, и сейчас будем делать то же самое. Другое название всему дадут, вывески поменяют, законов напринимают, разворуют все – схема известная. С зарплатами может быть туго, тогда перейдем на подножный корм. Кур разведем, картошку насажаем. На нашем уровне не упираются в глобальные вопросы, это будет лишь словоблудием, на нашем уровне стоит делать свое дело. Каждый будет делать свое дело и воцарится порядок.
- А люди какими будут?
- Люди будут такими, как всегда; как сами выберут. Хороший человек – это ведь не обязательно марширующий под «Катюшу» с лозунгом в руках. Хороший – это… хороший, то есть не делающий зла, в первую очередь. Наверное. Я так думаю. Совесть, она и есть совесть, вечный стражник нашей хорошести. Была бы у человека совесть!
- Если нас всех раньше идея объединяла, партия вела, то теперь что? Такое чувство, что теперь каждый будет сам за себя, сам по себе. Как волк.
- Да, я тоже думал об этом. Мне кажется, что потребность объединения, то есть страх остаться одному, у нас в природе. Человек всегда ищет, к кому бы или к чему бы ему примкнуть, слиться. Самое естественное объединение – семья, за нее большинство и будет держаться. Это традиционно и правильно. Кому мало семьи или ее нет, тот сливается с какой-либо деятельностью: работа, политика, творчество. Кому это не интересно, тот будет любить и найдет свое завершение в другом человеке. Так люди и черпают силы, и придают себе смысл. А что будет вести? Так мечты и будут!
- У тебя есть смысл, мечты?
- Я не склонен к масштабности, - улыбнулся Юра. – Живу на земле, тружусь, радуюсь всему хорошему. Для меня чем конкретнее и проще, тем здоровее и надежнее.
- Понимаю, - в ответ улыбнулась Лиля.
Невыносимо громкая реклама вынудила их замолчать, и Лиля перебралась в кресло. Начался фильм, однако Лиля не смотрела, думала о своем. Она понимала слова Юры о потребности людей объединятся и была с ним отчасти согласна. Еще в прошлом году она была бы согласна с ним полностью, потому что сама жила только служением своей семье, но теперь уже нет, лишь отчасти. За минувший год она сама себе стала опорой и в дополнении не нуждалась. В ней самой открылся источник жизни, интереса к миру и безграничная потребность отдавать себя этому миру. Осознание себя рождало в ней любовь сначала к себе, затем и ко всему вокруг. Ей нравилось каждое мгновение ее бытия от осознанного вдоха при пробуждении до последней улыбки, с которой она вечером прижималась к подушке. Любя себя, она любила и мир вокруг. В ней ликовала радость бытия, заставлявшая ее даже помойное ведро выносить чуть ли не с пением. Ее любовь к себе была плодотворной, поэтому от избытка полноты и осознанности изливалась на всех и вся. В опоре извне Лиля не нуждалась, хватало любви к себе и принятия себя. Юра прав, у нее сейчас одна мера, один ограничитель – собственная совесть. С этим просто: если есть ощущение прекрасного - значит, все правильно. И ей мало было делать свое небольшое дело, тесно жить двором и огородом. Ее тянуло на большие свершения! Так бы о забабахала какой-нибудь подвиг, непременно на благо человечества, по крайней мере, на благо хоть нескольким посторонним людям, хоть кому-то одному.
Домой! Скорее бы домой, чтобы заняться чем-то важным и нужным! Она судорожно вздохнула, заставив Юру встревоженно-проницательно глянуть на нее.