Лиля... - 15

***

Утром Орест отвез сына в школу и отправился в милицию. В дежурной части сказал:
- У меня заявление по делу о смерти Баринова Геннадия.
Дежурный равнодушно ответил:
- Следователь Даркшевич, кабинет двести шесть, второй этаж. Паспорт с собой? Пропуск возьмите, чтобы выйти, не забудьте подписать у следователя.
У Ореста невольно дернулся кадык, выйдет ли он отсюда?
Следователем оказался мужчина предпенсионного возраста, полноватый, с уютным брюшком, со спокойным и все понимающим взглядом умной-преумной собаки. Выслушал заявителя внимательно, ни разу не перебил, сказал:
- Вот, значит, как все было! – Помолчал, думая. – В любом случае, вот бумага, изложите все собственноручно, начиная с утра того дня. Не пропускайте ничего, про Шарлотку тоже, как руки полотенцем вытерли. И четко про момент наступления смерти: как и отчего. Я пока отойду.
Примерно через полчаса он вернулся вместе с начальником отделения. Начальник сел на стул у стены.
- Готово? – спросил Даркшевич. - Число, подпись?
- Поставил.
- Дайте мне. – Следователь взял лист, прочитал, поднялся и передал начальнику, тот тоже прочитал.
- Расскажите еще раз своими словами, - попросил старший.
Орест обреченно вздохнул, он эмоционально устал, когда признавался следователю, трудно было заново переживать те моменты, потом еще и изложение на бумаге отобрало немало сил.
– Знаю, что уже рассказывали и изложили подробно, но мне надо услышать самому. Между строк и слов всегда остается много информации.
Орест снова вернулся в то утро и закончил тем, как испугался и скрылся в квартире, теперь одумался и пришел все рассказать.
- Вину свою чувствуете? – спросил Начальник.
- Чувствую.
- В чем? Вот прямо подумайте, прежде чем отвечать! Крепко подумайте.
- А чего тут думать? Я же его за грудки тряс. Не трясли бы мы друг друга как бешеные петухи, не ударился бы он головой о стену.
- Вы его хотели ударить головой о стену?
- С чего? Не думал даже. Злость на нас накатила, нерв подвел, вот мы и сцепились. Не было бы там тесно, покружились бы немного, пар выпустили да разошлись. Делов-то! А вон как вышло!
- Про нерв знаем. У Бариновых была тяжелая ситуация с дочерью, мы тут видели в каком состоянии он находился.
- Вообще, Генка неплохой мужик, семью любил, хирург от бога. Так вот вышло, - Орест вдруг сильно побледнел, почувствовав в полной мере, что причастен к смерти человека. Хорошего в общем-то человека. Это ужасно до чертиков.
- Говорите, площадки тесные у нас? – повторил следователь. – Не было бы стен, не ударился бы он?
- Не обо что было бы, не ударился, конечно.
- То есть вы его или он вас кулаками, ногами, головой в нос или еще как-то не били?
- Да нет. И потом, поймите, он же хирург, а они даже подсознательно руки берегут, да и вообще. Просто так минута сложилась. Я с этим разрыхлителем, он вышел покурить, надо было нам встретиться! Оба мы что-то сами не свои стали на мгновение. Как никогда.
- Да, нерв всегда сдает в неподходящий момент, - поддакнул Даркшевич. – Лучше бы у вас плита сломалась! Поматерились бы и пар выпустили! Шарлотка, мать ее! Да и Баринов бы обварился на обед из чайника и проорал бы свои нервы! Эх!
- Посидите тут еще немного. – Оба сотрудника вышли.
- Я ему верю, - сказал Даркшевич начальнику в коридоре. – По заключению эксперта на теле потерпевшего следов побоев нет. Только травма головы и узкие продольные гематомы в двух местах, как с лестницы скатился.
- Я тоже верю.
- Задерживаем до выяснения личности?
- Личность у него больше, чем положительная, уверяю тебя, - сказал начальник. – И жена к нему ходит, и дочку лечил. Он легенда в своем деле. Работяга. Эхе-хе! – вздохнул он.
- Говорит на сто шестую, неосторожное убийство.
- Да, на сто шестую.
- Там до трех лет или исправработы до двух. Явился сам. Работа, прописка, семья. Не побежит.
- Не побежит.
- И что? Подписка? С работы кучу хвалебных характеристик насыплют, не сомневаюсь, общественные защитники придут, как пить дать! Личность-то положительная.
- Положительная, - все еще колебался начальник в принятии решения о мере пресечения: как бы прокурор не взъерепенился.
- Тогда подписка, а в случае любой неявки по вызову или отсутствия по месту жительства или месту работы, закроем.
- Так ему и скажи!
- Скажу.
- Все, возбуждайся по сто шестой!
Даркшевич зашел в кабинет, Орест сидел на стуле бедный-пребледный, страшно испуганный.
- Вам плохо? – озабоченно спросил следователь.
- Генка не курил. Никогда не курил. Думаю, только в тот раз.
Следователь кивнул, понял, что хотел сказать Орест. Судьба, так ее разэтак!

***

К вечеру Даркшевич закончил оформление процессуальных документов, вынес необходимые постановления, допросил явившегося с повинной в качестве подозреваемого, потом обвиняемого, избрал меру пресечения в виде подписки о невыезде и отпустил опустошенного Ореста домой.
Захлопнув дверь отделения милиции Орест остановился на крыльце. У него не было сил идти. За эти несколько часов он неимоверно устал, распрощался с прежней жизнью и одновременно чувствовал глубокое облегчение совести: правильно сделал, что пришел и признался. Сейчас ему казалось, что он заново родился, еще не имея сил все осознать, чувствовал, что теперь жизнь и все, что у него есть в жизни, обрело для него удивительно осмысленную ценность. Его лицо страдальчески исказилось, так остро он почувствовал, что любит все, что имеет. Как же он богат! Орест посмотрел на небо, потом вокруг и увидел Анюту, напряженно-нахохлившись сидящую на скамейке напротив входа в ОВД. Она смотрела на него и, казалось, не до конца верила своим глазам. Орест пошел к ней.
- Анют, ты чего здесь?
- Тебя отпустили? – она смотрела на него широко раскрытыми глазами, и он вдруг заметил, что они у нее замечательно голубые.
- Да.
- Ты невиновен?
- Виновен. За неосторожное убийство.
- И отпустили?
- Да.
- А сколько дают?
- До трех лет.
- Не посадят. А если посадят – дождусь.
- Пойдем домой, успеешь еще декабристкой побыть.
- Есть хочешь?
- Теперь очень.
Анюта встала и обняла мужа.
- Ты что, ждала меня все время?
- Ждала.
- И долго сидеть тут собиралась? – благодарно и радостно шепнул он ей в ухо.
- До позднего вечера. Дежурный сказал, что Автозак от шести до восьми развозит задержанных из ИВС в СИЗО, вот я и хотела тебе помахать на прощание и еды передать.
Орест крепче обнял супругу.
- Выучила уже блатные словечки!
- ИВС – изолятор временного содержания. Это не по блатному.
- Все равно страшно.
- Да. Я плов с уткой сделала и салат из квашеной капусты.
- Как бы Витюха все не съел! – неуклюже пошутил Орест.