Кризис среднего возраста

Пролог

БЕРЕГ МОРЯ. ФАУСТ И МЕФИСТОФЕЛЬ.

Фауст:
Мне скучно, бес.

Мефистофель:
Что делать, Фауст?
Таков вам положен предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная скучает:
Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живет —
И всех вас гроб, зевая, ждет.
Зевай и ты.
Гете

Кризис среднего возраста

Господи! Как вспомню, какой я был в девятнадцать-двадцать лет, так и страшно, и завидно самому себе становится одновременно. Это как же я тогда – перемахну через четырех метровый забор училища (никакая колючая проволока измазанная солидолом меня не останавливала), встречусь с друганом в заранее оговоренном месте и на «пьяный угол», портвешка подешевле купить, типа трех семерок или «квадрат » какой. Денег у нас в ту пору мало было, да водка и закуски требует, а винчик можно и под хлебушек с солью или там яблочко припасенное, употребить. Дальше с этим богатством на Витебский вокзал и на последней электричке – дай Бог памяти, по-моему, в 00-08 шла – в деревню, где выросли, под Ленинград, на местную дискотеку. По дороге, в вагоне бормотухи этой 0,7 выпьешь, весело станет. А народу нет никого, поздно. Бывало и песенки под гитару пели, если, конечно, таковая с собой имелась.
Потом до трех ночи на этой дискотеке тусуешься – танцевать, понятно, не танцуешь – это девчоночье и лоховское дело, но с деловым видом подвыпившего завсегдатая свысока посматриваешь на мнущихся в центре клуба пару десятков человек из тех, кто сюда реально поплясать пришли. Потом, если повезет, накатишь с местными в подсобке или угольном бункере еще грамм двести беленькой под то же яблочко, а в три ночи все разойдутся по домам, а ты с другом под непонятно откуда взявшимся проливным дождем сидишь на станции, укрываясь армейским шерстяным одеялом, предусмотрительно прихваченным, ждешь шестичасового поезда. Ближе к семи приезжаешь в город, бегом от вокзала до Адмиралтейства, где располагалось училище Дзержинского (так надежнее и быстрее, троллейбусы в такую рань ходят редко), опять штурмом берешь забор, крадучись, чтобы не попасться начальству, пробираешься в роту, переодеваешься в форму и на утреннюю поверку. Дальше зарядка – три-четыре километра бега, завтрак и шесть часов лекций с дополнительными занятиями.
Или несколько по-другому. Нет, забор тот же, только после него не вино и поезд, а семь километров бега по набережной Невы. С полуночи до пяти утра жаркая ночь с любимой девушкой, потом обратная пробежка и, как выше писал, – забор, поверка,зарядка, завтрак, лекции…
Так это я самые безобидные примеры привел, а сколько всего было, отчего до сих пор мороз по коже бежит! Я иной раз удивляюсь: как при такой бурной молодости дожил я до сегодняшнего момента, когда уволившись по предельному возрасту службы, вышел на пенсию? Вот, сорвись я с перил железнодорожного моста, когда на пятнадцатиметровой высоте подтягивался над бурлящим по обросшим тиной гранитным валунам потоком, и не читали бы Вы, дорогой читатель, этих строк. Или в одной из многочисленных уличных драк, участником которых я, увы, неоднократно становился, пропусти удар кастетом, ножом или куском заточенной арматуры – и результат был бы тот же.
Да… Были времена. Вот в одной из моих поздних песен припев такой есть:

О, Вы, мои прекрасные года,
Я весел, смел, а тело, как из стали;
Нам кажется, что это навсегда,
Но вот они лишь в памяти остались.

Не все как бы так уж весело и точно в строчках этих, но основную суть они отражают. И так иногда тоска забирает по тем бесшабашным годам, по военно-морскому училищу, по тому времени непростому и для страны в целом и для конкретного человека в отдельности, что кажется, все бы отдал за то, чтобы вернуться туда. А лучше не просто вернуться, но и исправить некоторые моменты того периода жизни молодого человека в соответствии с моим нынешним опытом и, безусловно (хи-хи), правильным и рациональным мышлением. А ведь много чего хотелось бы поправить!
Если бы можно было, оставив все хорошее, исправить негатив, реализовать несбывшиеся мечты или хотя бы упущенные возможности – вот было бы здорово! И тогда вместо многочисленных случайных любовниц была бы одна любимая жена; может, стал бы кем-то из тех, кем так хотел в детстве и юности – футболистом, шахматистом, каратистом! Или знаменитым певцом, может великим писателем, и не сидел бы сейчас в двухкомнатной квартирке-клетушке старой 137-й серии за стаканом «Талки» комнатной температуры, коротая выходные дни перед телевизором в преддверии выхода на не слишком интересную работу.
Не-ет, и хорошее есть тоже – прекрасный сын от первой жены, только видимся редко – взрослый уж, двадцатый год; ну, какая-никакая финансовая независимость; кредитов нет, долгов тоже, жилье, опять же, свое… И… и… и все, что ли?! Да, пожалуй, так. Жаль, жизнь не знает сослагательных наклонений, а то бы так все повернул!..
– Так в чем же дело?
Я аж подпрыгнул в кресле, где удобно развалившись, предавался воспоминаниям. В квартире никого не было и, как пришел, дверь никому не открывал и никого не впускал, но в полутора метрах от меня сидел материальный носитель голоса, непонятно как здесь очутившийся. Даже если бы это был человек, то сам факт его внезапного появления здесь был бы весьма удивителен. Но передо мной сидел натуральный Черт! Да, да – Черт, и совсем такой, каким его изображают и серьезные художники и дилетанты от живописи, а именно: чуть больше метра высотой (это без хвоста), покрытый абсолютно черной то ли щетиной, то ли мехом, с рожками и свиным пятачком на лице, копытцами вместо ступней. Только вот пахло от него не серой и гарью, а наоборот, свежестью какой-то веяло, лосьоном что ли или порошком стиральным.
Он заметил мое замешательство и не совсем правильно истолковал его причину. Ладонью с длинными, но аккуратно подстриженными ногтями стряхнул с плеча невидимые соринки и сказал:
– Вижу, запах вас смущает? Какое у людей стереотипное мышление – если Черт, так значит и пахнуть должен черт знает чем, извините за тавтологию.
– Я вовсе так не думаю, – смутился я еще больше, – не это меня столь удивило… То есть, это конечно тоже, но больше… э-э… как вы сюда… и вообще…
Черт спрыгнул с кровати, выпрямился, обвил хвостом копыта и церемонно поклонился, прижав правую руку к груди, а левую отведя назад.
– Позвольте представиться, Вельзевул 37-й.
– Вельзевул? Неужели тот самый?..
Я был потрясен.
– Нет, нет, – замахал он руками, – как вы могли подумать! Просто однофамилец, а уровень у меня 37-й.
Он снова опустился на диван.
– Знаете, – продолжил, озираясь, – за такое сравнение меня запросто могут сварить в котле вместе с душами грешников. Так что вы уж поосторожней.
Мне стало неловко, а вот замешательство и испуг от неожиданного появления нечистой силы исчезли напрочь – уж больно по-человечески выглядел наш диалог. А вопрос, как Черт попал сюда, снялся сам собой – нечисть все-таки.
– Вы уж извините меня, я и предположить не мог, что там, – я ткнул пальцем в потолок, – так все строго.
Визитер поморщился и, помахав ладонью в отрицательном жесте, в свою очередь показал пальцем вниз.
– Ах, да, – сконфузился я еще больше, – простите, не учел ваш вектор направленности в теологии.
– Перестаньте извиняться, – Черт закинул ногу на ногу, – а то создается впечатление, что вас много били.
– Всяко случалось, – развел я руками.
Вельзевул пропустил мою фразу мимо ушей.
– Стало быть, хотели бы исправить кое-что в прошедших годах? – продолжил он так, как будто именно с ним я делился своими ностальгическими воспоминаниями.
– Увы, жизнь не знает сослагательных наклонений, – поймал себя на том, что опять развожу руки в сторону; положил их на подлокотники кресла.
– Да, – согласился Черт, – возможности человека здесь резко ограничены, а может и совсем сведены к нулю. Но я-то из другого мира!
Нечистый хитро подмигнул, слегка подался вперед и доверительно сообщил приглушенным голосом, будто боялся, что кто-то может подслушать:
– Это у вас кризис среднего возраста. Давно за вами наблюдаю…
Мне стало очень неудобно.
– …Не подумайте ничего плохого, только мысленно, – поправился Черт, – ваши душевные терзания по прожитым годам, постоянные экскурсы в прошлое, анализ событий, когда-то произошедших, с точки зрения вашего нынешнего опыта, с одной стороны тронули меня, с другой рассмешили.
– Чем же? – почувствовал некоторую обиду – что тут смешного?
– Я могу помочь, – он проигнорировал мой вопрос, – если, конечно, вам это интересно и нужно?
Мне было интересно, в нужности я сомневался, но спросил на всякий случай:
– А что я должен делать?
– Всего лишь то, что люди вынуждены делать постоянно – выбор.
– Между чем?
– Ах, как вы правильно поставили вопрос! Тут как в песне поется: между прошлым и будущим… Впрочем, не буду морочить вам голову – вы мое домашнее задание, и от того, как я с ним справлюсь, зависит перейду я на 36-й уровень или еще на тысячу лет останусь на 37-м.
Я смотрел вопросительно и не перебивал.
– Предлагаю отправить вас в прошлое, в тот момент, какой укажите сами. При этом вы снова станете тем человеком, во временном диапазоне которого окажитесь. Насчет нынешних навыков и опыта – сомневаюсь, но что-то от вас сегодняшнего будет точно. Именно с этого момента вы можете направить течение вашей жизни по тому руслу, которое вам кажется наиболее правильным. И живите себе так, как мечталось!
Предложение было настолько неожиданным, что я даже не смог трезво его оценить. С одной стороны – вот она, реализация того, о чем думал полчаса назад (да, что там полчаса – последние двенадцать лет!), с другой – миллион вопросов и миллиард сомнений.
– Отбросьте тревогу, – подбодрил Черт, – вы будете жить новой жизнью, мысли о нашей договоренности не будут беспокоить вас, просто уйдут куда-то на задний план воспоминаний, как некогда виденный яркий сон, который со временем изрядно забылся, но периодически всплывает размытыми образами в мозгу.
Было чертовски заманчиво (как это верно звучит).
– А если…  – начал было я.
– А если что-то пойдет совсем не так, как ожидалось, воспоминания вернуться, – перебил Вельзевул 37-й, – и вам надо будет только сказать: «Пошло все к черту!»
– И что?
– Окажитесь здесь и сейчас.
– Но ведь я могу и не успеть сказать этого, или вовсе остаться в той новой жизни, вполне удовлетворенный ею? И сколько времени вам придется меня ждать, а может и не дождаться вовсе!
– Что ж! Значит я останусь на своем прежнем уровне. А время? – о нем не думайте – за сжатие временных диапазонов в единую точку я и был переведен на тридцать седьмой с сорок первого.
– Сразу на четыре уровня повысили! – я сделал вид, что восхитился, – достойно уважения.
Но гость не заметил некоторого сарказма с моей стороны.
– Это очень непростая задача, – скромно потупился он, – сложнее было только приучить себя пользоваться шампунем и мылом, запах которых вас так смутил поначалу.
На несколько минут я задумался.
– Ну, а взамен-то что? Душу бессмертную заложить придется?
Черт весело рассмеялся.
– Да Бог с вами, – он прикусил язык и хлопнул себя волосатой ладошкой по губам, – бывает – язык мой, враг мой!
Он виновато огляделся, видно их там здорово прессовали.
– Помилуйте, дорогой товарищ, никому ваша душа не нужна. Сейчас чтобы к нам попасть строгий фильтрационный отбор пройти надо; Ад забит грешниками до отказа, не всякий душегубец попадает на наш конвейер. А уж вы-то – чистый ангел!
– А гордыня? – усомнился я, – да и обманывать иногда приходилось.
Вельзевул махнул рукой.
– Забудьте, эти грехи я вам отпускаю. – Пошутил он и уже серьезно добавил, – А если мы сейчас договоримся, считайте, что и на следующие подобные у вас индульгенция. Ну! Решайтесь!
– А! Была ни была! – теперь уже я рубанул воздух ладонью, – чем черт не шутит! Ой…
Опасливо покосился на мохнатого визитера.
– Ничего, ничего, – он одобряюще покачал рогатой головой, вытянув губы трубочкой, – все нормально. Выбирайте время.
И я выбрал!
_________________________________

– с7-с5, – ответил шахматист.
Обычный ферзевый гамбит. Сколько он поединков выиграл вот так, не слишком мудрствуя, применяя именно этот дебют в начале партии. Впрочем, он (гамбит) всегда был популярен, как среди любителей, так и среди профессионалов.
Черед двадцать один ход была зафиксирована ничья и черные заняли второе место. Что ж, эта ничейная позиция принесла Александру звание мастера спорта! Неужели! На такое никто и не рассчитывал! Сам Михаиль Нехмьевич Таль, восьмой чемпион мира по шахматам, всего лишь два года назад жал руку здесь, в клубе имени Чигорина, его тренеру Геннадию Владимировичу, занявшему десятое место на чемпионате Ленинграда, поздравляя его с высоким достижением в этом конкурсе! «Ах, какая жалость! – думал тогда про себя Александр, – так поздно начал заниматься! Ну, ничего, ничего – Чигорин вообще научился толком играть в 24-е года!» И вот уже мастер! А что может быть дальше – дух захватывало от перспектив!
Наступил 1990 год. Получив аттестат о среднем образовании, Александр не стал поступать в институт и уж тем более в военное училище, как изначально планировал для поддержания семейной традиции и династийности. Соревнования отнимали все время. В каких только турнирах ему не приходилось участвовать! Молодое дарование получало по нескольку предложений в месяц, было нарасхват.
Иногда ему снилась, а может, мерещилось, обросшее черным волосом то ли лицо, то ли рыло со свинячим пятачком вместо носа и небольшими рожками на лбу. Что это было за видение – он не понимал, но четко осознавал каким-то шестым чувством, что эта рожа играет в его жизни большую роль. Вот только какую – было не ясно.
Время настало такое, что в передаче «Что? Где? Когда?» знатоки перестали играть на книги, подвешенные к ветвям дерева, зато начали на деньги в конвертах, прикрепленных к мониторам телевизионных экранов и деньги не такие уж маленькие. Шахматные турниры, естественно, тоже неплохо финансировались федерацией и частными инвесторами и Саша, который постоянно занимал в них призовые места, а зачастую и становился победителем, потихонечку прибарахлился, купил машину – «девятку» модного в то время цвета «мокрый асфальт», накопил изрядную сумму, сделал несколько вкладов в банк в свободно конвертируемой валюте. Квартира досталась ему от умершей в тот год бабушки, и хоть была не слишком большой, зато в центре Васильевского острова, со старинной обстановкой и картинами на стенах. И зачем, скажите на милость, ему было высшее образование, а уж тем более офицерские погоны, за которые в то время могли и морду набить, а потому офицерскому составу настоятельно рекомендовалось не появляться в городе в военной форме одежды.
Дальше больше, как известно деньги к деньгам. Шахматисты, конечно, не футболисты, деньги лопатой не гребли, но на фоне всеобщего обнищания населения и постоянных многомесячных невыплат заработанных денег, жили, можно сказать, как индийские набобы. И тут Александр попал в поле зрения зародившихся в ту пору бандитов новой, как тогда называли, формации или волны – наглых, не признающих законы ни государственные, ни воровские спортсменов-качков. Саша тоже был спортсменом, но спортсмен-шахматист, пусть и очень хороший, не шел ни в какое сравнение с бывшим боксером, каратистом или культуристом.
– Будешь отстегивать нам по три тонны баксов в месяц, – вещал гнусавым голосом коренастый крепыш со стертыми ушами – борец, наверное, – и не рыпайся – кишки выпустим.
– За что отстегивать? – искренне удивлялся в то время уже гроссмейстер.
– Ты бабло на нашей территории косишь. Мы тебя защищать будем от наездов всяких беспредельщиков. Сам понимаешь – не бесплатно это!
«А вы-то тогда кто? – думал Александр, абсолютно не улавливая здесь логики».
Заявление в милицию ничего не дало.
– Вам что-нибудь сделали, причинили какой-нибудь физический вред или материальный ущерб? – поинтересовались там.
– Мне угрожали!
– Свидетели есть?
Нет, свидетелей у него не было. Дежурный по отделению только руками развел.
– Вот если вам что-нибудь сделают, тогда и приходите, а сейчас мы ничего не можем поделать.
«И здесь нет здравомыслия, – вынужден был констатировать шахматист».
Однако в назначенный срок он ничего не заплатил.
– Я в этом месяце столько вообще не заработал, – пытался объяснить он, казалось бы, совершенно понятные вещи, но слушать его не стали и просто жестоко избили.
– За этот месяц заплатишь вдвойне, плюс трояк за следующий, – теперь уже объясняли ему, – а еще раз сунешься к ментам – искалечим, или убьем просто. У нас там все схвачено – это чтоб ты понимал, что бесполезно к ним обращаться. Есть-то все хотят!
Почти весь следующий месяц Александр восстанавливал здоровье. Не принял участия ни в одном из турниров, и вообще ничего не заработал. Был только один выход – снять деньги с депозита. Но так ему надолго не хватит – сумма откупа назначена какая-то несуразно большая, в конце концов, он не может играть исключительно для того, чтобы отдавать несуществующие долги. И ведь для этого надо будет обязательно выигрывать!
На черном рынке Апрашки купил себе старенький, но надежный пистолет ТТ, пробивающий по слухам железнодорожный рельс. Не очень-то он на него надеялся, но другого выхода не видел – вдруг удастся напугать этих нелюдей. Но когда пришел вечер назначенного дня, все пошло совершенно ожидаемо, но вовсе не так, как думалось и предполагалось Александру: на этот раз никто не звонил в дверь – его просто подкараулили во дворе дома, дали по голове, отобрали оружие. Никого не боясь и не стесняясь связали, засунули в багажник «Мерседеса-190» и вывезли куда-то в лес. Там долго били, заставили вырыть яму метровой глубины.
«Надо было поступать в военно-морское училище, – в каком-то отрешенном ступоре думал Саша, – ничего бы этого не было».
И вдруг он вспомнил! Или это был очередной мираж? Не-ет, эту рожу невозможно забыть – Черт! Рогатый гость из преисподней!
Уже и им же купленный пистолет уперся ему в затылок, и сознание без всякой посторонней помощи готово было его покинуть, когда Александр из последних сил прошептал: «Пошло все к черту!»
– Чего? – наклонился к нему один из мучителей, прищурив правый глаз и осклабившись.
Но отвечать ему уже было некому.
_________________________________

– Ну-с, дорогой мой человек, как ваш кризис среднего возраста поживает? – Черт удобно развалился в моем кресле, в руке он держал пузатый бокал, зауженный сверху, с чем-то коричневатым на донышке. На журнальном столике рядом стояла бутылка коньяка Martell, судя по ее внешнему виду – времен первых лет ее выпуска .
– В каком смысле кризис? – не вполне понял я.
– Ну, все еще не довольны своим нынешним положением? Желаете что-то изменить к лучшему?
Я ненадолго задумался.
– А сколько у меня попыток? Три?
– Почему три?
– Ну, это как в сказках – джин из бутылки, три желания…
– Что за нелепый стереотип. И мы не в сказке, кругом кипит жизнь, во всяком случае, пока. Вы можете пытаться исправлять ошибки молодости сколько душе угодно.
– И в чем выгода с вашей стороны? Должен же быть какой-то подвох.
– Никакого. Просто однажды вы не успеете сказать «Пошло все к черту!»
– И?.. – я совсем запутался.
– И все. Я не выполню домашку.
– А конкретнее про ваше задание можно?
– Искушать вас до тех пор, пока сами не остановите меня.
– За какой-то период времени?
– Конечно. Только у нас разное о времени представление. Мы, нечистая сила, меряем его вечностями. На ваш век вполне хватит рамок одной из них.
– А что будет, если я не успею сказать заклинание?
– Не знаю; может, проживете счастливую жизнь, такую, как ищите, а может, просто умрете. Но это не должно вас останавливать – ведь вы даже не почувствуете этого: смерть для вас не будет долгой и мучительной –  при такой, всегда есть шанс вернуться в эту комнату. Ну, так что решаете, уважаемый?
Я опять взял некоторую паузу. Минут через пять – семь ответил:
– Не скрою, после всего, что пережил в первой попытке, решиться на еще одну – дело непростое. Но мне кажется, что попробовать стоит: есть у меня еще одно не свершившееся в прошлом событие. Возможно, произойди оно, и моя жизнь пошла бы совсем по другому пути – светлому и полному счастливых лет. Давайте попробуем еще разок?
– Пожалуйста, пожалуйста, сколько угодно. Только не попробуем, а попробуете – я в этом деле только инструмент для временной телепортации. Полетели?
Я, молча, кивнул.
_________________________________

Ленка Полянчик – супер деваха! Ей всего семнадцать, а выглядит на двадцать пять, кажется, грудь сейчас так и выпрыгнет из декольте. А попка, попка какая! Так бы и укусил. Все портит только этот козел на синей «девятке». Опять подъехал встретить ее. От одной мысли, чем они там, на заднем сиденье, с Ленчиком занимаются, ярость накатывает и передергивает всего. Но на этот раз я уж подготовился! На этот раз?? А был какой-то еще? Некие смутные воспоминания копошились в мозгу: какая-то комната, рожа черная, странный разговор…
Сашка тряхнул головой, отгоняя наваждение – скоро Ленка выйдет из института, надо действовать быстро. Он ужом скользнул в кусты, росшие вдоль дороги, незаметно подкрался к машине. Ребята, все семеро, уже ждали его там.
– Как только он скроется за углом, быстро вылазьте и действуйте, как договорились; ну, можно еще для верности шину проколоть, – еще раз наставил он свою «команду».
Раздвинул ветки, посмотрел на «козла» – все, как и ожидал, тот стоял возле «железного коня», одной рукой опершись на капот. На пальце другой крутил ключи зажигания. Александр вынырнул у него под самым носом, быстрым движением «снял» связку с ладони и молнией кинулся в сторону прохода между зданиями.
– Ты чО-О-О!!! – взревел мужик (было ему уж больше двадцати-то точно, так что для Сашки – настоящий мужик) и кинулся в погоню.
Через минуту он скрылся в рамке проходной. В ту же секунду из кустов выскочили семеро подростков, распределились по периметру «девятки» и, не без усилий, приподняли и перенесли ее через кирпичный полуметровый заборчик за кустарник. Кустики, как могли, привели в порядок – теперь они еще и машину скрывали, так что, для того, чтобы как-то решить вопрос о том, как вызволить машину из цементного плена, надо было ее для начала найти. Закончив с этой маскировкой, ребята спокойно удалились; один, достав шило с рукоятью перемотанной синей изолентой, проткнул правые переднее и заднее колеса – лишним не будет.
Санек бежал метров двести (Ленкин ухажер отстал примерно на сорок), потом бросил ключи куда-то на обочину, ускорил темп бега и скрылся в проходном подъезде. Там быстро снял и вывернул двустороннюю куртку наизнанку, надел снова – теперь она была не белого цвета, а синего. Кепку сунул в карман. Кружным путем вернулся к входу в институт и столкнулся там с красавицей Леной.
– Привет, – хорошая спортивная форма позволила ему почти не запыхаться.
Невысокий, но с хорошей мускулистой фигурой, набитыми костяшками пальцев (занимался карате), с густыми светло-русыми волосами, приятный на лицо и неброско, но вполне себе по тогдашней моде одетый, он нравился Лене. Просто ее нынешний ухажер был уже состоявшимся человеком – квартира, машина, бары, рестораны, разговоры «на пальцах» – все это перевешивало возрастную и внешнюю выигрышность Саши. Но бой-френда почему-то не было.
Она доброжелательно кивнула.
– Своего ждешь? – парень окончательно привел дыхание в норму, – ему сегодня не до тебя.
Как бы в подтверждение его слов, мимо пронесся Ленин парень, даже не обратив на нее внимания. Через минуту раздался его истошный крик.
– Что это с ним? – Лена явно обиделась.
Саша пожал плечами, изображая равнодушие.
– Слышал, машину у него поперли. Пойдем погуляем? Завтра сама у него спросишь.
Не ожидавшая такого напора девушка, растерянно кивнула. Парень быстро сунул ее руку в сгиб своего локтя и буквально поволок ее подальше от места разыгравшихся событий.
А вечером, когда они лежали у нее дома в постели, он рассказал ей, как «развел» ее лоха с машиной, после чего быстро признался в безумной любви и, не давая опомниться девушке от всего услышанного, клятвенно пообещал, что когда Ленка Полянчик сменит фамилию на его, он в лепешку расшибется чтобы достать ей и машину, и шубу, и дачу, и квартиру.
Через год, сразу после наступления совершеннолетия, не слушая никаких возражений многочисленной родни, они поженились. И он сдержал слово, вдобавок забросав обожаемую Леночку золотом, бриллиантами и роскошными нарядами.
Прошло двенадцать лет.
Слухи о том, что жена «наставляет ему рога», доходили до него давно. Но Александр Васильевич не хотел им верить, а проверять их подлинность считал ниже своего достоинства. Хотя это было не совсем так – он боялся удостовериться в их правдивости, ведь то, чего не знаешь, для тебя, как бы и не происходило. Вот такая страусиная позиция, зато спокойно.
В фирме тоже не все шло гладко – партнер по бизнесу что-то «химичил». Разговор «по душам» ничего не прояснил, а совладелец фирмы сделал вид, что даже обиделся на него. Привыкнув за последние годы добиваться всего быстро и легко, Александр Васильевич решил, что и на этот раз все сложится само собой. «Если дать ситуации больше шансов, кое-что решится само» – изречение, ставшее его девизом в последние годы. Но на этот раз не обошлось!
Как известно, добровольное неведение – потеря контроля. Так все и получилось: партнер подставил его, привыкшего доверять тому за долгие годы, и Александр угодил за решетку. Обвинения были серьезными, и мерой пресечения было назначено содержание под стражей, где мужчина и проторчал два месяца. Самым мучительным и непостижимым было то, что за все это время жена Елена ни разу не навестила его.
В конце концов, большая часть обвинений была снята, остались лишь мошенничество и неуплата налогов с прибыли на крупную сумму. Адвокаты старались во всю, и смогли добиться разрешения о выпуске обвиняемого под залог до суда. Но оказалось, что фирма, которая совсем еще недавно принадлежала всецело ему и компаньону, а теперь только последнему, не готова раскошелиться на залоговую сумму якобы ввиду отсутствия денег на счетах, и как раз из-за его, Александра Васильевича, финансовых махинаций. Жена продолжала хранить молчание. Он остался ждать суда в крохотной камере СИЗО , где помимо него сидело еще семеро таких же затурканных бедолаг. Мучаясь неведением и рисуя в болезненных фантазиях самые пиковые варианты развития событий, Александр выгораживал жену сам перед собой тем, что она просто не хочет навредить ему своим вниманием в этом скользком деле, ведь каким бы кристально честным не был бизнесмен, он всегда остается вором в глазах простых людей. У незнания есть прекрасная оборотная сторона – надежда! Ею он и жил.
И вот перед самым первым заседанием судебной коллегии, залог все-таки был внесен и, сам того не ожидая, подсудимый оказался на свободе. Правда, назавтра был уже назначен суд – насмешка благодетеля, давшего деньги на глоток свободы. Именно глоток. Милостивцем оказалась его жена Лена, которая и встретила своего благоверного у ворот следственного изолятора. Она стояла у открытой задней дверцы их 600-го Мерседеса, как всегда шикарно одетая и ослепительно красивая. Ей как в 17-ть давали 25-ть, так и в 30-ть она выглядела не старше четверти века.
Александр Васильевич, было, кинулся к ней в объятия, но внезапно выросший у него на пути охранник, грубо остановил этот любовный порыв, сильно толкнув его в грудь.
– Александр, – официально начала женщина, – я заплатила за тебя, чтобы ты мог подписать необходимые бумаги – нам надо развестись!
Александра Васильевича будто пудовой дубиной обмотанной войлоком по голове ударили: он выносил этот кошмар, непостижимым образом обрушившийся на него в последние месяцы, только потому, что надеялся, что его ждут. Ждет любимая Леночка, для которой бросил карате и институт, занялся ненавистной ему торговлей. Забыл про настоящих друзей и оброс омерзительными «необходимыми связями»; из-за которой в пух и прах рассорился с родителями. Для которой только и зарабатывал все эти абсолютно не нужные ему миллионы и на которую их и тратил, совершенно забывая про себя. Покупал ей машины, квартиры, бриллианты, кругосветные круизы. С которой сдувал пылинки, которой целовал ноги, измены которой старательно не замечал! Вся его жизнь была напрасной тратой времени.
Абсолютное равнодушие овладело им, будто пентотал натрия или скополамин  вкололи в вену. Он безвольно подписал бумаги, подсунутые быстренько выскочившим из машины юристом с пригожими набриолиненными волосами. Это были документы о разводе и отказ от своей доли в их «совместно нажитом» имуществе. А то еще чего доброго конфискуют. Да и зачем ему? Завтра впаяют червонец, и будет питаться за государственный счет.
Хлопнули дверцы, взвизгнули, проворачиваясь колеса. Он молча проводил взглядом габаритные огни. Вот загорелись красные лампочки – автомобиль притормозил перед съездом с тротуара на проезжую часть, потом справа несколько раз мигнуло желтым, и шикарное авто скрылось за поворотом.
Он побрел по мокрому асфальту… Куда? Не знал, просто шел по следам протектора машины. Повернул за тот же поворот и в полусотне метров увидел, как из ЕГО бывшей машины выпорхнула все еще по закону ЕГО жена, обвила прекрасными руками шею подошедшего мужчины – ЕГО уже бывшего компаньона и друга и крепко поцеловала в губы. Потом они вместе уехали, надо думать, в ЕГО бывшую квартиру, заниматься там тем, чем так любил заниматься со СВОЕЙ любимой женщиной ОН сам.
Как-то быстро кончилось все хорошее; впереди суд, даже если дадут по нижней границе срока, меньше восьми лет не выйдет. Да, какая разница – восемь-десять, хоть сто! Теперь уже все равно, ведь Леночки уже с ним не будет никогда. В жизни, где всегда все удавалось, нет место неудачам. Почему троечники лучше приспосабливаются к жизненным реалиям, чем отличники? Последние не привыкли, что их работа может быть оценена иначе, чем на пять, для них возможен лишь максимальный результат и любой неуспех воспринимается ими, как крушение надежд и может закончиться трагически. А посредственный ученик неосознанно усваивает главное правило взрослой жизни с раннего детства: ничто не бывает так плохо, как кажется на первый взгляд! Александр Васильевич этого так и не осознал.
Он вдруг понял, что стоит на самой середине Литейного моста. Внизу неторопливо для неопытного глаза, а на самом деле довольно быстро, катила свои мутные воды Нева. Минут десять он тупо пялился вниз, будто именно там, на десятиметровой глубине, надеялся отыскать подсказку для решения своих проблем. И, странное дело, – нашел! Он перекинул сначала одну ногу через чугунные узорчатые перила, потом вторую, подался вперед, но продолжал держаться рукой… Что-то жужжало в ушах, какие-то слова…
– Пошло все к черту, – сказал он и, отпустив руки, сделал шаг вперед.
_________________________________

– Вот уж не ожидал от вас, Александр Васильевич, – Черт сидел в том же кресле, в той же позе и с тем же бокалом в руке, – это прямой путь к нам, даже не смотря на дефицит мест.
Странно, в прошлое перевоплощение, когда меня чуть не пристрелили в лесу, я, очутившись дома, воспринимал все совершенно спокойно, а сейчас был в состоянии какой-то прострации. Нечистый это заметил, быстро вскочил, и заставил сделать несколько глотков коньяка. Подействовало ободряюще.
– Знаете что, Вельзевул 37-й, катитесь-ка вы к черту, извините за тавтологию, – сказал я, переведя дух.
– Понимаю, понимаю, и совсем не обижаюсь, – он помог мне подняться на ноги, – в следующий раз должно повезти – Бог любит троицу. Ой!
Он начал шлепать семя ладонями по губам, как в прошлый раз, когда упомянул Творца.
– Перестаньте, – поморщился я, – кого вы боитесь, нас тут двое.
Черт прищелкнул языком и назидательно поднял палец с длинным наманикюренным ногтем.
– Вот именно – двое!
Я недоуменно посмотрел на него, он правильно истолковал мой взгляд.
– «Что знают двое – знает и свинья», – процитировал он «папашу» Мюллера.
Я только рукой махнул.
– И каким же способом я могу вам навредить? А главное – зачем?
– Люди вообще нелогичные существа, – ответил он, снова заняв свое место в кресле, – вы заметили, что им главное не то, чтобы себе сделать лучше, а чтобы сделать хуже соседу. Исходя из этого, мне трудно сказать «зачем?» А способ, поверьте, есть.
Мы оба замолчали. Пауза, однако, затянулась, прервал ее Вельзевул.
– Ну, так что? Полетели дальше?
Я вздрогнул, перспектива испытать нечто подобное двум первым перевоплощениям, была невыносима. Конечно, могло все сложиться и лучше, или, даже, совсем прекрасно, но я вдруг понял, что уже и в этой ипостаси дожил до сорока с хвостиком лет, и тут мне вовсе не плохо. Здесь у меня друзья – настоящие, цельные, проверенные временем; здесь сын – взрослый, спортивный парень, идущий по моим стопам тернистыми дорогами военного моряка; здесь могилы моих родных и оставшиеся в живых родственники постарше. Работа – пусть и не слишком высокооплачиваемая и любимая, но понятная и привычная, на которой без меня что-то может и не крутиться, или крутиться не так. Здесь мои бывшие жены, которых я ненавижу, но до сих пор люблю. Где-то здесь и та, кто станет следующей в их немногочисленной череде, может быть та, которая теперь живет со мной…
– Ой! – я вскочил, вспомнив, – жена же скоро придет, а я в магазин не сходил. Занимаюсь тут черт знает чем!
Покосился на Вельзевула, но он совсем, похоже, не обращал внимания на мою словесную не толерантность, а, может, привык.
– Так уж и жена? –  только и усмехнулся он.
– Неважно, – я махнул рукой, – дорогой гость, Вельзевул 37-й, позвольте поздравить вас с удачно выполненным заданием, я больше не собираюсь испытывать судьбу и спешу вас уверить, что чувствую себя вполне счастливым здесь и сейчас! Отправляйтесь немедленно получать 36-й порядковый номер.
Черт одним глотком допил ароматную жидкость и тоже встал.
– А я в свою очередь, – произнес он таким же высокопарным слогом, – прежде чем последовать вашему совету, позволю себе пожелать вам здоровья и долголетия. А заодно выражаю надежду, что ваш выбор был правильным. Подайте мой боливар.
Он протянул руку, я обернулся, чтобы взять искомый предмет, но никакой шляпы не увидел. Когда повернулся назад, Черта и след простыл. Как и не было! «Черт с ним, – подумал я и пошел в прихожую за курткой». Мы расстались вполне довольные друг другом.
На улице ярко светило солнце, благодаря чему вечерняя прохлада ранней весны была особенно очаровательна – вроде бы вот-вот начнет смеркаться, но яркий диск светила, цепляясь за легкие перистые облака на горизонте, дарит еще несколько минут забытого за долгую зиму тепла и света. Я вдыхал полной грудью наполненный озоном воздух и думал, что весной он пахнет как-то по-особенному, чистой водой, что ли? Или морским бризом…
– Гу-у-у-у-у!!!
Грузовик появился из-за поворота абсолютно внезапно, было даже непонятно, как он на вираже сумел сохранить такую скорость.
«Надо было пробовать еще, – с сожалением подумал я, – обманул Чертяка!»
Но прежде чем железная решетка радиатора расплющила мне грудную клетку, выпуская бессмертную душу на волю, а уже безжизненное тело отбросило на добрые двадцать метров на лобовое стекло сзади едущей машины, я вдруг понял, чего так боялся Вельзевул 37-й, когда поминал имя Бога при мне.

Эпилог

Вельзевул 41-й длинным закопченным багром помешивал кипящую смолу в котле, где, поскуливая от невыносимого жара, плавали души грешников. Над поверхностью торчали только бестелесные головы. Периодически он вылавливал крюком одну из душ и с равнодушием садиста окунал ее в смолу полностью. Особенно доставалось душе Александра.
– Э-э, уважаемый, – взмолилась наконец измученная оболочка некогда здорового тела, – нельзя ли несколько равномерней распределять меры воспитательного воздействия?
– А вы не узнали меня, дорогой путешественник с комплексом кризиса среднего возраста? – передразнил Черт манеру собеседника выражать мысли и разогнал багром к бортам чудовищного чана любопытные души, обрадованные возможностью хоть как-то скрасить вечность, подслушав чужой разговор.
– Помилуйте, откуда.
– Оттуда, козел! – к такой грубости здесь не привыкли, считалось, что души и так страдают чрезмерно. – Это я тебя возвращал дважды в прошлое, чтобы мог жизнь свою в лучшую сторону поменять!
Душа Александра затрепетала, не от испуга (что еще могло быть хуже нынешнего положения?), от воспоминаний и сожалений об утерянных возможностях. Но это уже не имело никакого значения. Она спросила:
– Но вы же были под номером 37-м, а за удачно выполненное задание даже собирались перейти на 36-й ранг? Моя смерть, как мне объяснили в чистилище, не ваша вина. Так почему же опять 41-й? Как до овладения способностью сжатия временных диапазонов в единую точку, так кажется? И почему я здесь?
– Так ты поступил, как я и говорил тогда – вместо того, чтобы улучшить свою жизнь, предпочел ухудшить мою! Кто напел ангелам в приемном покое в уши, что я несколько раз упомянул в разговоре с тобой имя Бо?.. – он резко замолчал, опасливо оглянулся по сторонам, посмотрел наверх, себе под ноги.
– А ты здесь, дружочек, – продолжил он с беспощадным ехидством, – потому что доносчику первый кнут! Пешкова Алексея Максимовича, который Горьким заделался, читать надо было.
Он с ненавистью посмотрел на беспомощную душу Александра, а потом с наслаждением поймав ее на крюк, с головой засунул в кипящее варево.