таких желая сразу не найдешь
Его жена, с пыл- жару для забавы. Степенная, ему была оправой. Когда он делал шаг, не вправо, влево. Она сердиться просто не умела. Как женщина, лишь затаила зло.
Иван Павлович – «Гусь», я спорить не берусь .. поспешно покидал сей мир… и раньше срока. Вдыхая аромат жены, минутой до беды… Интрига выворачивает око. Сушь, пелена молокой черт возьми. От боли- соли в иглах часть души. Он покидает мир… не спорит, все от рока. В хрип чуть дыша. Оплавлена свеча. Осталась что? Осталось только копоть.
Как будущий покойник, вереща , он выразился так: «я искренний дурак… и видимо незряч… и не заметил…, в борще был яд.
Не плач жена, и собери мой пепел… в груди огонь палач… нутро горит… водицы бы попить., я через пять минут покойник.
Дай ложечку борща… желаю я остаться в этой роли… в будущем смотреть тебе в глаза.
Дрожащим голоском покойника, пропел дискантом от До, до Ля - «Я покидаю в акте ваш спектакль. Ничтожен этот мир!» ничтожен мой блезир. Жена, мне не хватает сил судьбе сопротивляться. Я ухожу, и вопреки, к смертям собачьим в батраки.
И он был прав. Он трижды прав. Тем более, всегда был прав. Хотя от части суеверен, и не любил пониженных октав. В приметы слабо верил. Смерть с дьяволом венчал.
За завтраком, заутрене воскресном, когда поспел борщец с жирком в черпак отвесный. «Милейший» Гусь почтенный, был отравлен женщиной «мечты». Незаурядно ушлой… – яд получил от собственной жены.
Какая красота! Поспела вишня, поют дрозды, в периоде затишья… пред ними в танце цвет и васильки. Их мамы рвут, плетут детям венки. Им нравятся, они любви цветы.
***
Что с бабы взять, она от Евы - дура. Хотя, как посмотреть, осанка и фигура. И губки бантиком чтоб мелодично петь. И вот она, впрямь ангел во плоти, подсыпала ему для процедуры, в любимый борщ крысиный яд, щепотку на успех. Сама же бережет фигуру – борща не ест.
Иван Павлович дохлебав щей, под сенью зелени ветвей не сразу понял… какая ему «честь», какое счастье ждет его, и кто сей холм боронит,- его хоронит. Хотя во сне за день иль два, ему мерещились во сне иные имена, дурная баба пьяная с вина, желала совратить… под ним горит земля... в один присест и баба у руля.
Женщина с огромными грудями, тонкой талией в обличье сатаны, вся в черном и с косой стояла у стены. Во взгляде лед. В руке узда… о тысяча чертей… она одна из тысячи смертей. Лишился он ума. Как жеребца, его взяв под узды на плаху повела. Он шел босой… Тут к бабкам не ходи, и в воду не гляди… вывод один, - никчёмность череды и ранняя беда, возможно смерть… возможно от жены. Иван Павлович почесал мошну мошенника и репу… решил: - все это, бабьи сказки Грефу
А почему отравлен он женой - сегодня? В думе выходной. Вопрос квартирный, денежный коллапс, привнес смятение, нежелательный нюанс. Змей в подсознательное вполз. Яд травит женский разум.
Василиса Степановна, женщина сладкая, с амурчиком в уме. И размышляла так, играя на губе: - У первой «Бабеля» жены - две дочки. / Перефразировав она так величала мужа. И добавляя краткие слова, в злословии вещала. «Все вы кобели! – без члена мизерная точка! /
У любовниц? пальцев не хватит, коль сердце не прихватит…- мне в пору садик открывать… их всех не перечесть. А у них с Иваном все на чих, деток нет и не предвидит их… хотя, -как знать? Неровен час придется и рожать. Яловость не надо завышать.
А пидор мой с хромой ногой… прости господь, он болен. Болеет «странною» мужской болезнью… мышкует как лиса по норам при луне. И не сидит на месте. Что у него меж дум там в голове?
Старость, бес в ребро, язык что помело, а бабу поиметь желает. Развратных, в теле молодух. Неровен час…войдет во вкус, а сердце страсти не выносит, не выдержит, от скачек мавританских умрет на бабе…не в хоромах царских отдаст концы. С меня ведь дети спросят. Чего жене желать? И что мне ждать? Лучший исход шифруя смысл Сальери- помочь Ванюше,- стану я Сальери. Подсыплю яда. Яд ему к лицу.
Как только станет от съестного дурковать, его стошнит… начнет блевать, водицы пить,- просить…Тогда ему подсуну завещание, он при уме, без разума, подпишет, спору нет. Как хорошо, что тетя, крестная - родная имеет юридическую стать. Все шик- модерн. Задумано так лихо, иного не видать. Тьфу, тьфу ! пока в коттедже тихо.
После борща Иван Петровичу не к месту стало дурно, стошнило, лицо покрылось пятнами…сошлемся на авось… глаза полезли из орбит…ничтожен,- не Колосс. Он не прилег, он тихо пал, как осени пожухлый лист, при этом прошуршал. Что прошептал? -жена не поняла. Она уже в цвет сакуры цвела. Повергший пал… пал трупом на диван, в предчувствии смертей задурковал. Желая что-то высказать -сказать … увы, язык во рту стал к нёбу прилипать, не слушался, стал попросту мешать. Прикрыв глаза всем телом содрогнулся, и замер он…где, где его душа?
- Не уж-то сдо… умер? Василиса Степановна перекрестилась, прощупав пульс его, и правда удивилась…- еще живой. Сердечко еще билось. Хотя чуть дышит. Набрав воды в свой ненасытный рот, лицо страдальца освежила. Он промычал чего-то несуразно, благодарил её… только вот,- за что?
Когда же Василиса «Премудрая», последняя, «наследная» жена его, вставила ему в руку ручку с золотым пером подсунув завещание… подложив красную папку для устойчивости руки… Умирающий неожиданно для неё выронил ручку с золотым пером и показал ей дулю.
Откуда Василисе Степановне было знать, что Иван Павлович Гусь, стоял сейчас, в этот вот момент у двери предвестий рая… пары вдыхал, того не сознавая… вел мирную беседу, разговаривал с добра ,иносказательно сжал руку старика… апостола Петра. Петр ключник был немного удивлен. Чины земные, с тех самых давних пор, не вхожи в двери рая. Петр был не грек, не армянин, он как отшельник , был один. И для чинуш не вежлив, звеня ключами, левою рукой отпихивал от рая незнакомца.
-Тут постой! Еще не время…созерцать сей рай. Вот злое племя, прямо самурай. На милость попросил вощение… за милость малую проход в рай стоил серебра и угощений.
- Без очереди?
- Да!
Для полуживого нечёсаного мужчины – вернее чиновника высшего ранга ,закатных лет. Просьба пустяшная. Петр просил злословия цепочку. Мы здесь поставим точку. Швейцарские часы просил милее всех,- елейно пел: «в раю нет места для потех ненужных тем… и злато обесценится легко. В аду часам - ненужное ярмо. Иван Павлович, по жизни был горяч, в постели истинно бедовый. По ветру нос держал. Взятки брал. Но нищим не давал. Чтобы отдать?- я за себя умру! Он не стерпел свят наглости Петра, и сунул ключнику огромный кукиш в нос… с желаньем тумака.
- На выкуси! Мой кукиш от добра.
Этот факт и зафиксировала своими ясными, жадными глазенками премудрая Василиса Павловна. Что делать? Вот сволочь, охмурил меня девку- малолетку…, потешился, потешился и на тебе, отходит в мир иной оставил женщину не с чем, с тяжелой головой. А завещание поди у него было. Запрятал сволочь. Иль первой жёнке передал? Что там написано? Лишь богу и известно. Его «дитяти» в чернь ночи воронье, слетятся на его – мое добро.
Пока Василиса Степановна решала…- как быть, как поступить? И что сейчас желанию мешало? Меж делом глаз скосив достойно оценила красоту свою и стать, в зеркальности трюмо свет дарит благодать. Без меры восхищаясь. Ох я какая,- кровь с молоком. Улыбка озорная. Я меж злословий на виду…платочком уберу слезу…- не пропаду.
А в это время пред вратами рая закончился диспут, спор переходящий в драку. Иван Павлович к Петру на некоторое время охладел, и впал в тихий транс, возможно помер. Петр позвонил на верх…- самому. Получив от бога указание, хмыкнул, потер ушибленный лоб, протер очки, и звеня связкой ключей приоткрыл дверь , выпустил двух ангелов. Ангелы взяли Гуся Иван Павловича под мышки и понесли в рай. Петр не перечил, плюнул обидчику в след.- В аду, тебе гореть! Его там место!
Бог встретил Иван Павловича радушно. Приняв в свои не телесные объятия, указал ему место, рядом со змием. Не чувствуя тверди земной под ногами, Иван Павлович пробежался по облакам, оценил райские кущи… сады … вернулся к змию… внимая словам повелителя, наслаждался ароматом, цветами рая. Откушал яблоко румяное от змия… и не одно. Обжорство ведь доказано давно, к добру не приведет все превратив в говно обжора от греха помрет. Иван Павлович пороком си им страдал, тем более в росс думе спор, такой накал. И должность позволяла. Средь мути не раззява… Все при нем.
Без рюмки коньяка, от яблок, съеденных плодов его стошнило… и вырвало. Блевотина его не огорчила… но осенило…- рай не для него.
Василиса Степановна была поглощена своими каверзными мыслями… ждала, с аппетитом поглощая при этом ,вкусные, медовые абрикосы. И в этот самый сладостный момент, покойник ожил, чуть приподнял голову и стал блевать. Блевотиной кровавой с кусочками мяса из борща испачкал предполагаемое завещание и красную с инициалами папку с теснением двуглавого орла, с инициалами, иероглифа из трех букв «И,В,Г»
Василиса Степановна, от новости такой, мотнула головой, в глазах испуг… свят, свят за упокой… - косточкой внезапно подавилась. Вся посинела, хватает воздух ртом, и повалилась на пол светлым днем. Тяжести ведь в ней, почти на центнер. С грохотом упала в низ лицом…- итог невзрачный, но таков.
Иван Павлович от грохота привстал, блевать в раз перестал… весь белый, как соседский кот. Вот только память, ум? Все задом на перед… где сон ? где явь? И где мерзавец ключник? Я где? В раю? Или с женой на кухне?. Что за животное лежит передо мной. Хрипит и стонет, зад знаком… постой. Ведь это Василиса ведь моя, а я…
В этот момент Василиса Степановна общалась в предбаннике рая с Петром ключником. Петр вел допрос.
-Кто такая? Как звать.? Куда спешите?
- Василиса я, Иван Петровича законная жена. Спешу в рай.
-Постой, постой! Это не тот, который мне лик божий покалечил? С отравой жил. В раю как истинно свинья вин яблок обожравший, все облевал. И убежал. Вот проходимец. А ты бабеночка, кровь с молоком. Сделай шаг и кач, перед очами поверти задком, стань в профиль. Я грудь с сосцами придавлю по заду мягко хлопну. И видимо не зря.
Пётр до боли сжал ей грудь, от возбуждения по заду мило хлопнул. Косточка как пуля из ружья сразила ворона,- небесного «Ферзя». Ей стало так приятно и легко, Петр страстью обуян, ей горло сжав, так страстно целовал, что Василиса Степановна от страсти той очнулась. Какой приятный сон… глазки приоткрыла… и замерла. Над ней свиное рыло… неужто псих? Иль я?... Целует он её, смерть между ними пляшет… борщом из рта несет… синюхой отдает от существа с дрожащими руками дурно пахнет.
Она от страха вмиг впадает в кому… и вот те на. Петр ключник слава богу…Трет мнет и тянет под кусты. Она уж не перечит, пусть как будет. Как интересно, он перед ней воркует. Рвет одеяние её. Жмет грудь. Добрался до нее… вы не поверите,- целует,! Какое испытала Степановна блаженство. А он все месит, месит… тело превращая в тесто,-мракобесит. В оргазме Василиса превратилась в блин. Лежит под ним а что ее тревожит? Я голая предстала перед ним.
Иван Петрович очнулся, сил не хватило встать. Упал с кровати и пополз, пол влажный стал лизать. Увидев женский зад… приободрился. Схватился за подол. Как мачо подтянулся и на колени встал три раза помолился… промычал: Что с милою моей? Что происходит? А сила ведь уходит. И кажется она мертва… но словно выстрел из ружья…с косточкой шутить нельзя. «пуля» подобна слуху…прошла у уха. Иван Петрович как мог, с подвохом взгромоздился, супруге на живот. Он помнил медика слова. Проверил пульс, рот в рот в нее дыша, дрожащими руками обхватил, массируя не шею,- её горло. ..она как лепесток дрожит… слюну выплевывает в миг… и тихо шепчет, просит… звон в ушах не мил. Еще! Еще! Еще! Семь злотых за быка.
Иван Павлович хотя ослаб, но корень в дурака… пока жена жива, что баба не попросит… вверну пока жива. Он погрузился безнравственно в пучину, их затрясло , как в тупике дрезину. Милые, смысл сказки в решете. Правдиво внутрь течет, с зачатием в конце.
Свидетельство о публикации №224070300731