Зимняя идиллия

Snow-Bound
       A Winter Idyll

Author: John Greenleaf Whittier

Занесенный снегом. Зимняя идиллия.
Солнце в тот короткий декабрьский день
Безрадостно взошел над серыми холмами,
И, обведенный темными кругами, дал в полдень
Более печальный свет, чем убывающая луна.
Медленно скользящий по сгущающемуся небу
Его немое и зловещее пророчество,
Предзнаменование, кажущееся меньше, чем угрозой,
Оно скрылось из виду, не успев закатиться.
10
Холод не спасет никакое пальто, каким бы крепким оно ни было,
Из домотканой материи,
Жесткая, тупая горечь холода,
Эта остановленная, в середине вены, гонка по кругу
Крови жизни на заострившемся лице,
Приближалась снежная буря.
Ветер дул с востока: мы слышали рев
Океана на его зимнем берегу,
И почувствовал, как там бьется сильный пульс
В низком ритме бил наш внутренний воздух.
Тем временем мы занимались своими ночными делами,—
Приносил дрова с улицы,
Разбрасывал мусор в стойлах и на сеновалах
Сгребал пастбищную траву для коров;
Услышал, как лошадь ржет, требуя свою кукурузу;
И, резко стукнув рогом о рог,
Нетерпеливый бег вдоль рядов стоек
11
Скот потрясает луками из орехового дерева;
В то время как, глядя со своего раннего насеста
На березовом шесте эшафота,
Петух на его шлеме с гребнем согнулся
угол картины
И вниз послан его ворчливый вызов.
угол картины
Не тронутый никаким закатным светом
Серый день потемнел, превратившись в ночь,
Ночь, поседевшая от роя
И вихревого танца ослепительной бури,
Как зигзаг, колеблющийся туда-сюда
Пересекал и перекрещивал крыло; d снег:
12
И перед тем, как пришло раннее время ложиться спать,
Белая муть забила оконную раму,
И сквозь стекло видны столбы бельевых веревок
Заглядывали, как высокие, закутанные в простыни призраки.
картинка

Так всю ночь бушевала буря:
Утро наступило без солнца;
В крошечной сфере, прорисованной линиями
Геометрических знаков природы,
В звездчатых чешуйках и пленке,
Весь день падал седой метеор;
И, когда засияло второе утро,
Мы смотрели на неизвестный мир,
На то, что мы не могли бы назвать своим.
Вокруг сверкающего чуда, склонившегося
13
Голубые стены небесного свода,
Ни облачка вверху, ни земли внизу,—
Вселенная неба и снега!
Наши старые знакомые достопримечательности
Принимали удивительные формы; странные купола и башни
Поднимался там, где стоял хлев или зернохранилище,
Или стена сада, или лесная полоса;
Гладкий белый холмик, видневшийся из-за кучи кустарника,
Безлюдный сугроб, который когда-то был дорогой;
На столбе уздечки сидел старик
В пальто свободного покроя
с рисунком
и в высокой треуголке;
У бордюра колодца была
китайская крыша;
картинка - картинка
14
И даже длинный изгиб, возвышающийся над землей,
В своем наклонном великолепии, казалось, говорил
О падающем чуде Пизы.
Быстрый, решительный человек, без дыхания
Наш отец впустую кричал: “Мальчики, в путь!”
Очень доволен, (ибо когда это фермерский мальчик
Считать такой призыв меньшим, чем радость?)
Мы натянули на ноги козырьки;
С руками в рукавицах и низко надвинутыми кепками,
Чтобы защитить наши шеи и уши от снега,
Мы прорезаем сплошную белизну насквозь.
рисунок

15
И там, где шурф был глубже всего, сделали
Туннель, обнесенный стеной и обложенный
Ослепительным хрусталем: мы читали
О чудесной пещере редкого Аладдина,
И нашему собственному имени мы дали его,
Со многими пожеланиями, чтобы удача была на нашей стороне
Чтобы испытать божественную силу его лампы.
картинка

С веселым шумом мы добрались до сарая
И разбудили запертых внутри животных.
Старый конь высунул свою длинную голову,
И могила с удивлением озиралась по сторонам;
16
Петух произнес свое похотливое приветствие,
И вперед повел свой пестрый гарем;
Волы хлестали себя хвостами и крючковали,
И с легким укором голода смотрели;
Рог;d Патриарх овец,
Подобно египетскому Амону, пробудившемуся ото сна,
Покачал своей мудрой головой немым жестом,
И подчеркнул это топаньем ноги.
Весь день дул порывистый северный ветер
Слабеющий дрейф, его дыхание перед;
Низко кружа над своей южной зоной,
Сквозь ослепительный снежный туман сияло солнце.
Ни один церковный колокол не издавал христианского звука
В этом диком воздухе не чувствовалось дыма от общения
Над дубовыми рощами, покрытыми снегом.
Одиночество стало еще более напряженным
С помощью унылых голосовых элементов,
17
Вой безмозглого ветра,
Стонущие ветви деревьев, качающиеся вслепую,
И по стеклу бессмысленный стук
Призрачных кончиков мокрого снега.
картинка
За пределами круга нашего очага
Ни приветственных звуков тяжелого труда или веселья
 
Снял чары и засвидетельствовал
Человеческой жизни и мыслей за ее пределами.
Мы имели в виду, что самый острый слух
Погребенный ручеек не мог слышать,
Музыку чьих жидких губ
18
Был для нас товарищем,
И в нашей одинокой жизни вырос
Приобрел почти человеческий тон.
Надвигалась ночь, и с гребня
лесистых холмов, окаймлявших запад,
Солнце, занесенный снегом путник, зашло
Скрытый из виду под задыхающимся берегом,
Мы аккуратно сложили наш ночной штабель
Из дерева на фоне дымохода,-
рисунок

19
Дубовое бревно, зеленое, огромное и толстое,
И на его верхушке крепкая задняя палочка;
Узловатая передняя палочка, разложенная отдельно,
И заполненная между ними с любопытным искусством
Неровный кустарник; затем, зависнув рядом,
Мы наблюдали, как появилось первое красное пламя,
Услышали резкий треск, уловили отблеск
На побеленной стене и покосившейся балке,
Пока старая, грубо обставленная комната
Не расцветет, как цветок, розовым цветом;
Сияя имитационным пламенем
Снаружи образовался искрящийся сугроб,
И сквозь сирень с голыми ветвями
Наш собственный теплый очаг, казалось, пылал свободно.
Виднелись кран и подвесные рамы,
Головы турок на стульях светились;
Пока детская фантазия подсказывает рассказать
Значение чуда,
20
Прошептал старый стишок: “Под деревом,
Когда на улице весело горит огонь,
Там ведьмы готовят чай.”
Луна над восточным лесом
Сияла в полную силу; возвышался горный хребет
картинка

Преображенный серебряным потоком,
Его занесенные ветром снега сверкают холодом и остротой,
Мертвенно-белые, за исключением некоторых крутых ущелий
Погрузился в тень, или мрачная зелень
Болиголова стала непроглядно черной
21
На фоне белизны за их спинами.
Для такого мира и такой ночи
Больше всего подходит этот неяркий свет,
Который только казался там, где он падал
Чтобы сделать холод видимым.
Отгородиться от всего внешнего мира,
Мы сидели у очага с чистыми крыльями,
Довольные тем, что северный ветер ревет
В сбитой с толку ярости колотил в стекло и дверь,
В то время как красные бревна перед нами побеждают
Линия замерзания возвращается с тропической жарой;
И всегда, когда раздается более громкий взрыв
Сотрясались балки и стропила, когда он пролетал,
Тем веселее становился его ревущий сквозняк
Огромная глотка дымохода смеялась,
Домашний пес на раскинутых лапах
Положил к огню свою сонную голову,
22
Темный силуэт кошки на стене
Лежащий тигр, казалось, пал;
И, для встречи у зимнего камина,
Между расставленными ногами андиронов,
Кружка с сидром медленно закипала,
Яблоки хрустели в ряд,
А под рукой стояла корзина
С орехами из древесины Брауна Октобери.
картинка

Какая разница, как вела себя ночь?
Какая разница, как бушевал северный ветер?
Дуй высоко, дуй низко, не весь снег
Мог бы погасить румяный отблеск огня в нашем очаге.
О Время и перемены!—с седыми волосами
23
Как и у моего отца в тот зимний день,
Как странно, когда так много ушло
Из жизни и любви, продолжать жить!
Ах, брат! только я и ты
Теперь остались из всего этого круга,—
Дорогие домашние лица, после чего
Этот прерывистый свет костра побледнел и засиял.
Отныне слушайте, как мы хотим,
Голоса того очага смолкли;
Посмотри, куда мы можем, на бескрайнюю землю,
Эти освещенные лица больше не улыбаются.
Мы идем по тропинкам, протоптанным их ногами,
картинка

24
Мы сидим под их фруктовыми деревьями,
Мы слышим, как и они, жужжание пчел
И шелест жнущих зерен;
Мы переворачиваем страницы, которые они читают,
Мы задерживаемся над их написанными словами,
Но на солнце они не отбрасывают тени,
Не слышно ни голоса, ни знака,
Ни один шаг не ступит на пол сознания!
И все же Любовь будет мечтать, а Вера - доверять,
(Поскольку справедлив Тот, кто знает нашу нужду)
Что как-то, где-то мы должны встретиться.
картинка

25
Увы тому, кто никогда не видит
Звезды сияют сквозь его кипарисы!
Кто, потеряв надежду, откладывает своих мертвецов подальше,
И не надеется увидеть рассвет
За печальной игрой в шарики!
Кто не научился за часы веры,
Истина, неведомая плоти и чувствам,
Что Жизнь всегда властна над Смертью,
И Любовь никогда не может потерять свою собственную!
Мы коротали время, рассказывая старые истории,
Разгадывали головоломки и разгадывали загадки,
Или заикались на уроках из школьных учебников
“Вождь золотого берега Гамбии”.
Как часто с тех пор, когда вся земля
Была глиной в руках рабовладельцев,
Словно зов трубы, я услышал
Воодушевляющие слова леди Мерси Уоррен:
26
“Разве голос разума не вопиет,
Не требует первого права, данного Природой,
От красной напасти рабства беги,
И не снисходи до жизни обремененного раба!”
Наш отец снова отправился в путь
На лесистой стороне Мемфремагога;
картинка

Снова сели за лося и сампа
В хижине траппера и индейском лагере;
Жил с прежней идиллической непринужденностью
Под Сен-Франсуаскими деревьями болиголова;
И снова для него лунный свет засиял
На нормандской шапочке и корсаже;
27
Он снова услышал игру скрипки
Который увел деревенский хоровод прочь,
И смешался в его веселом водовороте
Бабушка и смеющаяся девушка.
Или, ближе к дому, он вел нас по следам
Туда, где раскинулись ровные болота Солсбери
картинка

Шириной в милю, как летит нагруженная пчела;
Где веселые косари, здоровые и сильные,
Прокладывали косу за косой свои полосы вдоль
Низких зеленых морских прерий.
Мы порыбачили у Кабаньей головы
И на скалистых островках мелководья
Хек, запеченный на плавучих древесных углях;
Похлебка, приготовленная на песчаном пляже,
28
Приготовленная голодными, дымящаяся,
С ложками моллюсков из кастрюли.
картинка

Мы слышали старые сказки о колдовстве,
И сон, и знамение, и чудо, рассказанное
Сонным слушателям, пока они лежат
Лениво растянувшись на просоленном сене,
Плыву по течению вдоль извилистых берегов,
картинка

Когда соизволил подуть благоприятный бриз
Квадратный парус "гандалоу",
И праздно лежали бесполезные весла.
29
Наша мать, когда она поворачивала свой штурвал
Или запустить новомодный чулок на каблуке,
Рассказал, как обрушились индейские орды
В полночь на город Кочечо,
И как ее собственный двоюродный дедушка переносил
Свою жестокую отметину скальпом до восьмидесяти.
Вспоминая, по ее подходящему выражению,
Такой богатый, живописный и свободный,
(Обычная поэзия без рифм
О простой жизни и деревенском укладе,)
История ее первых дней,—
Она радушно приняла нас в своем доме;
Старые очаги расширились, чтобы дать нам место;
Мы украдкой бросали на нее испуганные взгляды
На книгу заклинаний серого волшебника,
Слава о чем разошлась повсюду
По всей простой сельской местности;
Мы слышали, как "ястребы в сумерках" играли,
30
Корабельный гудок на Пискатакуа,
Странный смех гагары вдалеке;
картинка

Мы ловили форель в ее ручье, знали
Какие цветы растут в лесу и на лугу,
Какие солнечные склоны холмов по-осеннему коричневые
Она поднялась, чтобы стряхнуть вниз спелые орехи,
Увидела, где в защищенной бухте
Стояла на якоре черная эскадрилья уток,
И услышал громкое карканье диких гусей
Под серыми ноябрьскими облаками.
31
Затем, возможно, с более серьезным видом,
И более трезвым тоном, какую-то историю она рассказала
Из древнего тома болезненного Сьюэлла,
Любимый в каждом доме квакеров,
"О вере, окрыленной мученичеством",
Или "Дневник Чокли", старый и причудливый, —
Добрейший из шкиперов, редкий морской святой!-
Который, когда воцарилось мрачное затишье,
И бочка с водой и бочонок с хлебом исчезли,
И жестокие, голодные глаза преследовали
Его дородный вид, помешанный на еде,
С мрачными намеками, пробормотанными вполголоса
О том, чтобы бросить жребий о жизни или смерти,
Предложенный, если Небеса откажут в припасах,
Самому стать жертвой.
Затем, внезапно, как будто для того, чтобы спасти
Хорошего человека из его живой могилы
Рябь на воде усилилась,
32
В поле зрения промелькнула стая морских свиней.
“Бери, ешь, - сказал он, - и будь доволен”.;
Эти рыбы посланы вместо меня
Тем, кто дал запутавшегося барана
Чтобы пощадить дитя Авраама”.
картинка

Наш дядя, не знающий книг,
Был богат знаниями о полях и ручьях,
Древние учителя никогда не были немыми
О необитаемом лицее природы.
В зависимости от лун, приливов и непогоды,
Он читал облака как пророчества,
И дурное или прекрасное вполне могло предсказать,
По многим оккультным намекам и знакам,
Держа в руках заколдованные хитростью ключи,
33
Ко всем тайнам лесоводства;
Он сам так близко к сердцу Природы
Что все ее голоса звучат у него в ушах
У зверя или птицы были ясные значения,
Как у древнего Аполлония,
Кто знал сказки, которые рассказывали воробьи,
Или Гермес, который истолковал
То, что сказали мудрые журавли из Нила;
Простой, бесхитростный, похожий на ребенка человек,
Довольный тем, что живет там, где началась жизнь;
Сильный только на своей родной земле,
Маленький мир зрелищ и звуков
Чьим поясом были границы прихода,
Чем он нежно гордился
Общие черты увеличились,
По мере того, как холмы Суррея превращались в горы
В "Любящем взгляде Селборна", —
Он рассказал, как стрелял в чирока и гагару,
34
картинка
И как он добыл орлиные яйца,
Какие подвиги на пруду и реке совершил,
Чудеса рода и ружья;
Тилль, согреваясь историями, которые он рассказывал,
Забыт был холод снаружи,
Дул резкий ветер, которого никто не замечал,
С созревающей кукурузы слетались голуби,
картинка

35
Куропатка барабанила в лесу, норка
Ходила ловить рыбу вдоль берега реки;
В полях с бобами или клевером весело,
Сурок, как серый отшельник,
Выглядывал из дверного проема своей камеры;
Ондатра занималась ремеслом каменщика,
И ярус за ярусом выложил глинобитные стены;
рисунок
рисунок
36
И из лохматой коры над головой
Седая белка уронила свой панцирь.
Далее, дорогая тетушка, чью ободряющую улыбку
И голос во снах я вижу и слышу, —
Самая милая женщина на свете .
Извращенный отказал супругу по дому,
Которая, одинокая, бездомная, тем не менее,
Нашла покой в бескорыстии любви,
И приветствуйте, куда бы она ни отправилась,
Спокойный и любезный элемент,
Чье присутствие казалось приятным доходом
И женственная атмосфера дома,—
Вызвала у нее воспоминания о девичестве,
Шелуха и яблочные пчелы,
Катание на санях и летние паруса,
Пронизывающие все бедные детали
И домотканая основа обстоятельств
37
Золотая нить романтики.
картинка

Потому что она хорошо сохранила свое добродушное настроение
И простую веру в девичество;
Перед ней все еще лежала страна облаков,
Мираж маячил на ее пути;
Утренняя роса, которая так быстро высыхает
У других она блестела в полдень;
Через годы тяжелого труда, почвы и заботы
От блестящих локонов до тонких седых волос,
Все неприкрытое она держала в стороне
Девственные фантазии сердца.
38
Устыдись того, кто рожден женщиной
Кто не думает о таком, кроме презрения.
картинка

Там же наша старшая сестра выполняла
Свою вечернюю работу за стойкой рядом;
Полная, богатая натура, свободная в доверии,
Правдивая и почти сурово справедливая,
Импульсивная, серьезная, побуждающая к действию,
И сделать ее великодушную мысль фактом,
Сохраняя при этом легкую маскировку
Секрет самопожертвования.
О сердце, испытанное болью! у тебя есть лучшее,
Что могли дать тебе сами Небеса, — отдых,
39
Отдохни от всех горьких мыслей и прочего!
Скольких бедных благословение сопровождало
С тобой под низким зеленым шатром
Чей занавес никогда не колышется наружу!
Как та, кто считала себя частью
Всего, что она видела, и позволяла своему сердцу
Прислонись к груди домашнего очага,
На пестро плетеной циновке
Наша младшая и самая дорогая сидела,
Подняв свои большие, милые, вопрошающие глаза,
Теперь они купались в неувядающей зелени
И святой райский покой.
О, если смотреть с какого-нибудь небесного холма,
Или из тени святых пальм,
Или серебряная гладь реки успокаивает,
Эти большие глаза все еще смотрят на меня?
Со мной год назад:—
40
представьте

Ледяная тяжесть зимнего снега
Месяцами лежала на ее могиле;
И теперь, когда дуют летние южные ветры,
И снова цветут шиповник и колокольчик,
Я ступаю по приятным тропинкам, по которым мы ходили,
Я вижу усыпанный фиалками дерн
К которому она прислонилась, слишком хрупкая и обессиленная
Цветы на склоне холма, которые она любила искать,
И все же следуешь за мной, куда бы я ни пошел
картинка

41
С темными глазами, полными любовного удовлетворения.
Птицы радуются; шиповник наполняет
Воздух сладостью; все холмы
Простирайся зеленым до безоблачного июньского неба;
Но я все еще жду, прислушиваясь
Чего-то ушедшего, что должно быть близко,
Потеря во всех знакомых вещах,
В цветке, который распускается, и птице, которая поет.
И все же, дорогое сердце! вспоминая тебя,
Разве я не богаче, чем в былые времена?
Уверенный в твоем бессмертии,
Какие изменения могут затронуть богатство, которым я владею?
Какой шанс может омрачить жемчуг и золото
Твоя любовь доверила меня?
И пока жизнь на исходе,
Там, где растут прохладные и длинные тени,
Я иду навстречу ночи, которая скоро
Сформируется, и тень разольется,
42
Я не чувствую, что ты далеко,
Поскольку ангелы всегда рядом;
И когда закатные врата откроются,
Неужели я не увижу, как ты стоишь в ожидании,
И, белая на фоне вечерней звезды,
Приветствую тебя манящей рукой?
Ловкий хозяин березы и линейки,
Учитель районной школы
Занимал у костра свое излюбленное место;
Его теплое сияние осветило смеющееся лицо
Свежее и светлое там, где редко появлялось
картинка

43
Неопределенное пророчество бирда.
Он дразнил кота, ослепленного варежкой,
Играл перекрестными булавками на шляпе моего дяди,
Пел песни и рассказывал нам, что происходит
В классических залах Дартмутского колледжа.
Родился на диких северных холмах среди,
Откуда его отец-йомен выжимал
Терпеливым трудом скудные средства к существованию,
Не компетентен и все же не нуждался,
Он рано обрел способность платить
Своим жизнерадостным, уверенным в себе образом;
Мог непринужденно снять свою ученую мантию
Продавать товары из города в город;
Или во время длительных каникул
В пустынных низменных районах преподают,
Где обретены все забавные впечатления
У незнакомых очагов в заезде на абордаж,
Острое наслаждение фигуристки при лунном свете,
44
Поездка на санях морозной ночью,
Деревенская вечеринка с ее грубыми
Аккомпанемент игры в жмурки,
картинка

И вращающаяся тарелка, а также оплаченные фанты,
Его зимняя работа превратилась в времяпрепровождение.
Радовались занесенные снегом дома, в которых
Он настраивал свою веселую скрипку,
Или играл в атлета в сарае,
Или держал в руках пряжу доброй дамы,
Или рассказывал вызывающие веселье версии
Редких и старых классических легенд,
В котором сцены Греции и Рима
45
картинка

Была такой же обыденной, как дома,
И в лучшем случае казалось, что шансов мало
Между разносчиками-янки и старыми богами;
Где Аракс, родившийся в Пинде, принял
Облик любого ручья на мельнице,
И страшный Олимп по его воле
Стал гекльберри Хиллом.
В тот вечер он казался беспечным мальчиком;
Но за своим столом он выглядел
И вид того, кто мудро строил планы,
46
И заложника из будущего взял
В поезде; d мысли и знания из книг.
С большим мозгом, ясными глазами, - из таких, как он,
Будут юные апостолы Свободы,
Которые, следуя по кровавому следу войны,
Будут нападать на каждого задержавшегося неверного;
Все цепи, сковывающие тело и дух, срываются,
Поднимают черных и белых одинаково;
Рассеиваются перед их стремительным наступлением
Тьма и невежество,
Гордыня, похоть, убогая лень,
Которые подпитывали чудовищный рост измены,
Превратили убийство в развлечение и ад
Из тюрьмы - возможны пытки;
Жестокая ложь касты опровергается,
Старые формы переделываются и заменяют
Кнут рабства волей свободного человека,
Слепой рутиной, искусством мудрых рук;
47
Школьное растение на каждом холме,
Тянущееся оттуда лучистыми нервными линиями
Быстрые провода интеллекта;
Пока Север и Юг не соединятся
Будем владеть одной и той же электрической мыслью,
В мирное время салютуют общему флагу,
И бок о бок на свободе трудятся
И безжалостное соперничество,
Собирайте урожай с полей, на которых они сражались.
представьте

Еще одного гостя той зимней ночью
В блестящих глазах вспыхнул свет.
Не отмеченный временем, и все же не молодой,
Медовая музыка ее языка
И едва сказанные слова кротости
Натура страстная и смелая,
48
Сильный, сосредоточенный на себе, отвергающий руководство,
Его более мягкие черты кажутся незначительными рядом с
Величественная гордость ее несгибаемой воли.
В лучшем случае она сидела среди нас,
Не бесчувственная, наполовину желанная гостья,
Упрекающая своей культурной фразой
Наши домашние слова и обычаи.
Некая пардоподобная, предательская грация
Покачивала гибкими конечностями и опускала плеть,
Придавала ослепительный блеск белым зубам;
И из-под низко нависших бровей, черных от ночи,
Временами пробивался опасный свет;
Острые, жаркие молнии на ее лице
Предвещая беду тому , чья Судьба
Осужденная делиться своей любовью или ненавистью.
Женщина тропическая, сильная
В мыслях и поступках, в душе и чувствах,
Она сливалась в такой же степени
49
Мегера и поклонница,
Раскрывающаяся с каждым уродством или финтом
Характер Кейт Петруччо,
Восторги святой Сиены.
Ее заостренная рука с округлым запястьем
Обладала легкой силой сжиматься в кулак;
Теплый, темный томный блеск ее глаз
Никогда не ускользал от удивления Рофа.
Брови свято спокойны, а губы набожны
Знала каждую перемену хмурого и надутых губ;
И в сладком голосе были более высокие ноты
И пронзительный боевой клич для общения.
С тех пор какой старый кафедральный собор города
Не хватало ее посоха и платья для паломничества,
Какие монастырские ворота держались на замке
Несмотря на ее призывный стук!
По затихшим от чумы улицам Смирны,
50
фотография

Вверх по скалистым ступеням Мальты, утопающим в море,
Серо-оливковые склоны холмов, окаймляющих
Твои гробницы и святилища, Иерусалим,
Или потрясающая на своем троне в пустыне
Сумасшедшая королева Ливана
С такими же фантастическими претензиями, как у нее самой,
Ее неутомимые стопы проложили свой путь;
И неподвижная, беспокойная, согбенная и седая,
Она наблюдает под восточным небом,
51
фотография

С надеждой, обновленной и свежей каждый день,
Скорое пришествие Господа во плоти,
О чем она мечтает и пророчествует!
Где бы ни пролегал ее нелегкий путь,
Да пребудет с ней сладкая жалость Господа!
Внешняя своенравная жизнь, которую мы видим,
Скрытые пружины, о которых мы можем и не знать.
И нам не дано их различать
Какие нити пряли роковые сестры,
Через какие годы прошли предки
52
Горе, связанное с рождением женщины,
Что сковало ее жестокую цепь настроений,
Что направило ее стопы в уединение,
И удерживало любовь внутри нее безмолвной,
Что смешало безумие в крови,
Пожизненный разлад и досаду,
Воду слез с маслом радости,
И спрятан в свернутом бутоне
Извращенность цветка и плода.
Не нам разделять
Запутанный клубок воли и судьбы,
Чтобы показать, какие меры и границы должны соблюдаться
На спорной земле души,
И между выбором и Провидением
Разделите круг событий;
Но тот, кто знает наше устройство, справедлив,
Милосерден и сострадательен,
И полон сладких заверений
53
И вся надежда на этот язык заключается в том,
Что Он помнит, что мы - прах!
Наконец огромные бревна, низко осыпавшиеся,
Излучали все более тусклый свет,
картинка

Часы в яблочко, которые висели на виду,
Устало тикали по кругу,
Указывали на знак молчаливого предупреждения
Его черная стрелка показывала девять часов.
Этот знак прервал приятный круг:
Мой дядя перестал курить свою трубку,
54
Выбил из ее горлышка серые отбросы,
И бережно отложил ее,
Затем встал, чтобы надежно прикрыть
Тускло-красные головешки пеплом.
И пока наша мать с осторожностью укладывала
Отложив работу, она остановилась на шаг
На мгновение, пытаясь выразить
Свое благодарное чувство счастья
Ради еды и крова, тепла и здоровья,
И удовлетворения от любви больше, чем от богатства,
Простыми пожеланиями (не слабыми,
Тщетными молитвами, которые не ищут исполнения,
Но такие, которые согревают великодушное сердце,
Подсказывают внести в дело Небес свою лепту)
Чтобы ни у кого не было недостатка в ту горькую ночь,
Ради хлеба и одежды, тепла и света.
Через некоторое время в наших постелях мы услышали
55
Ветер, который ревел вокруг фронтонов,
Время от времени с более грубыми ударами,
От которых качались даже наши кровати.
Мы услышали, как отодвинулись вагонки,
Гвозди для досок хрустели на морозе;
И на нас, сквозь неоштукатуренную стену,
Чувствовалось, как падают легкие просеянные хлопья снега.
Но сон подкрался незаметно, как и подобает сну
Когда на сердцах светло, а жизнь нова;
Слабый и все более слабый ропот нарастал,
Пока летом-страна грез
Они не смягчились под журчание ручьев,
Тихий шелест листьев и плеск весел,
И набегающие волны на тихие берега.
картинка



56
картинка

На следующее утро мы проснулись с криком
Из веселых голосов, высоких и чистых;
И увидел, как приближаются погонщики
Чтобы проложить занесенные дороги.
Вниз по длинному склону холма медленно спускался
Мы видели, как уходили наполовину зарытые в землю быки,
Стряхивая снег с голов,
Их напряженные ноздри побелели от инея.
Перед нашей дверью отставший поезд
57
Подтянулся, нужно набрать дополнительную команду.
Старшие потирали озябшие руки,
Передавали с кружкой сидра свои шутки
Из уст в уста; молодежь
Вниз по рыхлым сугробам, борясь, покатился,
Затем кавалькада снова двинулась в путь
Над уинди-Хилл, через забитый овраг,
И лесные тропинки, которые вились между
Низко поникшие сосновые ветви, отяжелевшие за зиму.
картинка
Из каждого сарая пешая команда,
В каждом доме новобранец,
Где, влекомые тончайшим законом Природы,
Возможно, бдительные молодые люди увидели
58
картинку

Милые картинки с кудряшками в дверях
И любопытные глаза веселых девушек,
Поднимающих руки в притворной защите
Вопреки комплиментам снежного шарика,
И тому, что я читаю в каждом письме от tost
Очарование Эдема никогда не терялось.
Мы снова услышали звон бубенчиков на санях;
И, следуя туда, куда вели погонщики,
Мудрый старый Доктор обошел всех,
картинка

59
Просто остановился у нашей двери, чтобы сказать:
В краткой самодержавной манере
Той, кто, повинуясь зову Долга,
Была вольна предъявлять свои права ко всем,
Что какой-нибудь бедный сосед лежит больной в постели
Ночью понадобится помощь нашей матери.
Ибо, человек щедрых мыслей и поступков,
Что имело значение в глазах страдальца
Внутренний свет матроны-квакерши,
Письмо доктора с вероучением Кальвина?
Все сердца исповедуют избранных святых
Которые, соединившись в вере, в любви соглашаются,
И не тают в кислотной секте
Христианская жемчужина милосердия!
Так шли дни: прошла неделя
С тех пор, как о большом мире услышали в последний раз.
Альманах, который мы изучали раньше,
60
Читайте и перечитывайте наш маленький магазин,
Книг и брошюр, едва ли десяток;
Один безобидный роман, по большей части спрятанный
С точки зрения молодежи, запрещенная книга,
И поэзия (хорошая или плохая,
Единственная книга - это все, что у нас было,)
Где кроткая муза Эллвуда в серой юбке,
Незнакомка для языческой Девятки,
Пела с несколько гнусавым подвыванием,
Войны Давида и евреев.
картинка

Наконец барахтающийся носильщик принес
Деревенскую газету к нашей двери.
Вот! расширяясь вовне по мере того, как мы читаем,
61
К более теплым зонам простирается горизонт;
В панорамную длину развернут
Мы видели чудеса, о которых там рассказывалось.
Перед нами проплыли раскрашенные ручьи,
И безумный Макгрегор в своих набегах
В Эверглейдс Коста-Рики.
фотография
И вверх по Тайгетосу, медленно петляющему
Ехали греки-майноте Ипсиланти,
Голова турка на луке каждого седла!
Добро пожаловать к нам, новости недельной давности,
Уголок деревенской музы,
62
Месячное количество снега и дождя,
Его рекорд, сливающийся воедино
Свадебный звон и панихида по смерти;
Шутка, анекдот и история о заброшенной любви;
Последний преступник, отправленный в тюрьму;
Его шумиха об украденном и потерянном,
Его распродажи и товары по себестоимости,
И трафик, громко призывающий к наживе.
Мы чувствовали движение зала и улицы,
Пульс жизни, которая билась вокруг нас;
Холодное эмбарго снега
Растаял в добродушном сиянии;
Широко распахнулась снова наша запертая льдом дверь,
И весь мир снова был нашим!
Обхвати, Ангел с оглядкой назад
И сложи пепельно-серые крылья
И голос, отдающийся далеким эхом,
63
Бронзовые обложки твоей книги;
Таинственный палимпсест, древний и обширный,
Где ты спрятал призрачное прошлое;
Где, тесно смешиваясь, бледнеют и светятся
Символы радости и горя;
Монографии прожитых лет,
Или озаренные улыбкой, или затуманенные слезами,
Зеленые холмы жизни, которые ведут к смерти.,
И родные места, чьи живописные деревья
Переходят в тень скорбных кипарисов
С белыми амарантами под ними.
Даже когда я смотрю, я могу лишь прислушиваться
К непрекращающемуся падению беспокойных песков,
Назойливые часы сменяют друг друга,
Каждый шумит из-за своей острой потребности,
И долг идет в ногу со всеми.
Закройте и сомкните тяжелые крышки;
Я снова слышу голос, который предлагает
64
Мечтатель оставляет свою мечту на полпути
Ради больших надежд и более серьезных страхов:
Жизнь становится лучше в эти последние годы,
Алоэ века цветет сегодня!
И все же, может быть, в какое-то затишье жизни,
Некое Божье Перемирие, которое положит конец ее раздорам,
Глаза мирянина соберут росу,
Мечтая в многолюдном городе
О зимних радостях, которые знало его детство;
А дорогие и давние друзья — те немногие,
Кто еще остался, — остановимся, чтобы посмотреть
Эти фламандские фотографии старых дней;
Сядь со мной у домашнего очага,
И протяни руки памяти
Чтобы согреть их у пламени дровяного камина!
И благодарность, неотслеженная до незнакомых губ,
Встретит меня, как унесенные ветром запахи
65
С невидимых, недавно скошенных лугов,
Или с лилий, плавающих в каком-нибудь пруду,
Окаймленный лесом, взгляд с обочины;
Путешественник испытывает чувство благодарности
Сладость рядом, он не знает откуда,
И, сделав паузу, обнажает лоб
Вдыхает благословение воздуха.