Рисовальщица... - 5

***

Только бытовыми сложностями моё студенчество не ограничивалось. Я упорно, настойчиво и целеустремленно училась. Каждый день до девяти часов вечера, кроме субботы и воскресенья. Если бы я так училась в школе, даже в четверть силы, то была бы не только гордостью школы, а некоей выдающейся ученицей. До сих пор недоумеваю, когда слышу чьи-нибудь воспоминания о веселье студенческих лет. Для меня это были годы каторжного труда. Я поняла, что значит учиться. У меня было такое чувство, что я знаю все: разбудите меня среди ночи и спросите, что угодно, - я отвечу, не просыпаясь и не задумываясь.
Мне до сих пор нравится учиться и тогда нравилось. Просто давила душу внезапная бедность, резкая смена условий жизни и отсутствие рядом родных. Я узнала о себе новое: трудности делают меня сильнее. Куда делось мое обычное легкомыслие? А привычная веселость? Они залегли на дно. До лучших времен. Я была предельно собрана, целеустремленна и честолюбива.
Москва выставила обычное условие: выдюжишь – достигнешь, чего желаешь. Я четко понимала, что устраиваться мне надо будет самой, за спиной нет никакой поддержки. Образование – мой шанс на успех. По дороге от станции метро до дома было множество магазинов. У меня не было денег на покупки, но иногда я заходила туда, чтобы набраться решимости на борьбу с трудностями и укрепиться в вере в обеспеченное будущее. Я была непробиваемо уверена, что наступит время, когда смогу купить все, что захочу.

***

В институте познакомилась с Машей, она же Маня, и Ниной. Мы стали подружками на всю жизнь. Манечка у нас ванильно-зефирная, нежная и домашняя, любила готовить и мечтала о большой любви. Нина очень хороша строгой красотой, закрытая, неразговорчивая, статичная, до сих пор остается консерватором во всем, любые изменения воспринимает как покушение на свою жизнь. Такие разные, мы сошлись на удивление быстро и легко.
Девочки были в таком же трудном материальном положении, как и я. В то время почти все мы были на грани выживания. Хорошо, что студентам достаточно быть одетыми в джинсы и футболку, эта униформа спасала нас от унижения выглядеть хуже других. Потертый рюкзак заменял все виды дамских сумочек. А первые босоножки на каблуках сменили кроссовки после второго курса, когда мы с девочками отправились в офис на Таганку для прохождения учебной практики. От нас потребовали выглядеть прилично. «Прилично» обуться тогда мы могли только на рынке в Лужниках. Ездили туда все втроем, измучились и зареклись быть бедными.
Тогда появились модные журналы, кто-то из сокурсниц приносил их, и мы все с интересом разглядывали красивую жизнь. Мы узнали о моделях и модельных параметрах. До сих пор восхищаюсь Клаудией Шиффер и Карен Мюльдер. Примеряли стандарты на себя, я могла бы быть моделью. Приятно, конечно, но без толку.
Радовало нас тогда другое - возможность один раз в день поесть нормально. В столовой был дешевый обед. Мы его ждали, как праздничного пира и после чувствовали себя порядочными людьми. Ни от чего не бываешь так в ладу со всем миром, как от сытной еды. Мы до сих пор вспоминаем гороховый суп, сладкий плов с сухофруктами, сардельки с зеленым горошком на гарнир и огромные пирожки. Сейчас нас не заставишь пить пакетированный чай, а тогда один пакетик кочевал во все три чашки. Помню, как-то у Манечки с тарелки скатилась сосиска. Сколько горя было! Мы, конечно, с ней поделились, но потом все время друг друга заклинали: «Держи поднос ровно!»
Много времени мы с девочками проводили в Ленинской библиотеке, ездили туда почти каждый день, грызли гранит науки. Мы так привыкли к торжественному виду ее залов, запаху книг, сдержанному шепоту, что до сих пор, встречаясь, вспоминаем каждый уголок, возрождаем в душе наше тогдашнее настроение. Несколько лет назад я ходила туда, оформив себе одноразовый пропуск. Тот же красный ковер на огромной мраморной лестнице, бесчисленные ряды каталогов и та же погруженная в познание тишина. А во втором читальном зале на четвертом этаже так же читатели отвлекаются от книг, когда раздается звон колоколов соседней церкви, чьи купола видны в окна. Мне было и грустно, и радостно, что все это позади.
Иногда, по весне, мы уходили из библиотеки пораньше, чтобы посидеть на скамейке в Александровском саду. Запах земли, деревьев, травы, солнышко и чириканье воробьев наполняли нас силами. Тогда появилась конная милиция. Для нас, молодежи советской закваски, в этом было что-то «импортное». Лошади были ухоженными и красивыми, вызывали такой же интерес у публики, как и смена почетного караула у Вечного огня.
Скоро Сад украсили фонтанами со сказочными героями и перестроили Манежную площадь. Мы гуляли и мечтали о будущем, какими счастливыми и успешными мы будем. Мы так торопились начать работать!

***

Я переписывалась с одноклассниками, почти все уехали учиться в разные города и надеялись там закрепиться, возвращаться никто не хотел. Еще при нас стали закрываться организации, разоряться колхозы, работа была у единиц, да и они ждали получения зарплат месяцами. Мы знали со слов родителей, что люди покидают село беспрерывным потоком, подаются в центр России, уезжают на историческую родину, эмигрируют в Израиль, что дома продаются за бесценок, и настроение все тягостнее и тревожнее. Появилось много приезжих, блокпостов, милиционеров, оружия, у нас боялись терактов. Война в соседней Чечне неожиданно помогла нашему селу, потому что через нас шла федеральная дорога. Многие мужчины пошли строить трассу, мой папа в том числе. Этими заработками меня и выучили.
Я получила несколько писем от мальчиков с признаниями в любви, последние признания от тех, кто знал меня в юности. С нашего класса Марк написал, что любит меня, но понимает бесперспективность своего чувства, что наши пути-дорожки разошлись и неизвестно, увидимся ли мы. Я храню все письма.
Через год, на втором курсе, мы с ним увиделись. Марк был в Москве и позвонил мне. Он учился в медицинском, будущий стоматолог. Мы погуляли по городу, съездили на обзорную экскурсию на речном трамвае. Было так здорово! Когда Марк проводил меня и на выходе из подземного перехода наклонился поцеловать в щеку, от него вновь, как тогда в школе, сошла волна тепла. И снова в этой волне было какое-то ощущение, какая-то информация. Я шла домой и все думала, думала, пыталась понять, дать определение, название тому, что было в этой волне, но не смогла. Еще долгое время я пыталась в этом разобраться, пока не забыла.

***

На первом курсе я познакомилась с Игорем. Он учился на другом факультете и дружил с ребятами из моей группы. Игорь обратил на себя внимание из-за схожести с Есениным – тот же тип лица, волосы, фиалковые глаза. У него была хорошая улыбка, не как у меня во весь рот, а какая-то деликатная, так сказать «чуть-чуть». Я почувствовала к нему расположение из-за запаха, запах Игоря был таким, как надо, своим, родным, чистым, свежевыстиранным. Мне нравилось, что он не пользуется одеколоном, меня это утомляет и мешает понять человека.
Игорь очень удивился, узнав, что я с юга:
- По тебе не скажешь! Речь чистая и манеры такие - принцесса.
- По-твоему, на юге все за баранами по горам бегают?
- Нет, конечно, но я знаю нескольких ребят с Кавказа, у тебя с ними ничего общего.
- Да, преподаватели тоже удивляются, думают, что я из какой-нибудь элитной московской школы. Моя школа лучше любой московской будет, поэтому и я такая эксклюзивная, - говорила я чистую правду, хотя видела, что Игорь принимает мои слова за провинциальное бахвальство и апломб.
Игорь был москвичом, из обеспеченной семьи. Папа у него какой-то начальник на предприятии, а мама врач, есть старшая сестра, давно вышедшая замуж и живущая в Лондоне.
Не знаю, что он увидел во мне, что его привлекло и заставляло искать моего общества, а я узнала в Игоре много своего. Он тоже был добрым обожаемым ребенком, оберегаемым семьей, открытым и неиспорченным. Он называл родителей мамой и папой, а не предками или родоками, как было принято среди наших ровесников. Не стеснялся своей любви к ним, выражал уважение к их мнению, часто вспоминал в разговоре. Мне это нравилось, это просто и по-честному. Он жил в удовольствие, как я когда-то, без забот. Игоря волновало, где лучше купить струны для гитары, почему какой-то фильм не показывают в кинотеатре по соседству с его домом, дойдет ли он до какого-то заветного уровня в сложной игре, научится ли выполнять параллельную парковку к экзамену в автошколе, сдаст ли сессию до начала отпуска родителей, заживет ли до субботы ушибленное колено, чтобы можно было зажечь на дискотеке и прочее. Он простодушно заявлял, что спешит домой, потому что бабушка обещала пожарить чебуреки к ужину. Слушая его, я согревалась нормальностью его домашней жизни, понимая, что у меня ее больше не будет. Так здорово беспокоиться, что опоздаешь к горячим чебурекам, а не что после института нужно обежать два колхозных рынка, чтобы угодить посторонней старушке, успеешь ли убраться в чужой квартире и хватит ли сил погладить белье. Потом съесть на ужин ровно восемь магазинных пельменей и два печенья и подготовиться к учебе. Хотя я по-хорошему завидовала Игорю, вернуться к беззаботной жизни не хотела, потому что внутренне уже стала взрослой, психологически оторвалась от родителей. Я чувствовала себя зрелее и в общении это проявлялось. Мое слово и мнение обычно были разумнее и практичнее, Игорь ко мне прислушивался. Он стал носить шапку и теплые ботинки после того, как я сказала, что видеть в мороз человека без головного убора и в туфлях так же нелепо, как и летом носить ушанку и валенки. Помню его округлившиеся глаза и мой дополнительный аргумент:
- Хорошо одетый человек – это человек, одетый к месту и по погоде, - так говорила моя бабушка.
Игорь в столовую с нами не ходил. Дело было не в заносчивости. Он просто считал, что дома накормят лучше и был прав, конечно. Ему не приходило в голову, что кому-то живется не так легко и приятно, как ему. Разве можно было его винить? Думаю, не стоит, у всех свой коридор прохождения жизни, мой оказался темнее. Suum cuique, каждому свое. Игорь пока оставался далеким от трудностей юношей, чью обувь мыла бабушка. Но в нем чувствовалась хватка, он любое событие оценивал с точки зрения перспектив, что мне абсолютно не свойственно. Мне нравилось, что Игорь, как и я, мечтал об успешном и обеспеченном будущем, хотел работать только на себя, а не на «дядю», и уже зарабатывал себе карманные деньги, делая что-то на компьютере. Было в нем замечательное убеждение, что он ответственен за добывание денег просто потому, что мужчина. Из разговоров я узнала, что его решения часто не совпадали с советами родителей, хотя он всегда их спрашивал и рассказывал им о своих планах. Они не настаивали, давали ему свободу. Мне нравилось его чувство семьи, уважительное и бережное отношение к родным, никогда он не выказывал пренебрежения близким, не насмехался и не критиковал их. Я это очень ценю, семья – основа основ, оплот, фундамент, тыл, корни, защита, поддержка, помощь. Люблю семью.
 Мы с Игорем очень сдружились. В нем был сплошной позитив и море доброты, он не употреблял бранных слов, играл на гитаре, и любил свою старую кошку Душку, про которую с удовольствием рассказывал. Оказалось, что прозвище Душка от слова душа. Такое не может не нравится.
Я бывала у него в гостях, познакомилась с родителями и бабушкой. То, как обращались с ним родные, напоминало мне собственную жизнь с родителями, как у Христа за пазухой.
Слышала, как его мама, Евгения Федоровна, сказала бабушке, что я на Игоря хорошо влияю, что он ведомый, подвержен влиянию, и со мной ей за него не страшно.
- У девочки твердый взгляд и правильное отношение к жизни. Такая глупостей не наделает, - сказала она.
- Ты заметила, он ищет ее одобрения?
- Да. Пусть.
Меня Игорь называл настоящей. Это надо было понимать как супер комплимент, потому что он не был склонен говорить красивые слова. Вообще, Игоря нельзя было назвать покорителем женских сердец, он не умел заговаривать зубы, не был балагуром и остряком, совсем не умел шутить, не вызывал блеска в глаза. Его мужественность, надежность и положительность надо было разглядеть, они прятались за некоторой неуверенностью. Игорь расцветал от похвалы и комплиментов. Вне внимания к себе он исчезал и становился невидимым. Короля играет свита – это про него. Он не был королем, который является таковым сам по себе, Игоря нужно было стимулировать, тогда он сворачивал горы.
Мы много и тесно общались, но наши отношения не переходили границ дружбы. Учеба отнимала почти все время, была в приоритете. Мы часто проводили воскресенья вместе. В хорошую погоду много гуляли, исходили все закоулки старой Москвы. Знали, где находятся дешевые бутербродные и пельменные. Могли и говорить, и молчать, не надоедали и не были в тягость друг другу. Я не трепетала от ожидания встреч с ним или в его присутствии, не волновалась, даже не кокетничала и не интересничала, но, если он отсутствовал, начинала беспокоиться. К Игорю я чувствовала крепкую, как рукопожатие, привязанность. Он тоже не делал попыток даже дружески поцеловать меня или ухаживать.
Со временем, на третьем курсе, я обнаружила, что моя жизнь оказалась окруженной участием Игоря. Незаметно я стала нуждаться в его мнении и советах, мы привыкли к наличию друг друга в своих жизнях. Провожая меня домой на летние каникулы, Игорь чуть не плакал, стоя у вагона, и я тоже. Все лето мы писали письма и ждали встречи. Он встретил меня с букетом и крепко обнял. Мы стали встречаться.
Целоваться оказалось так приятно! Раньше меня совсем не тянуло на секс, иногда я даже думала, не фригидная ли я. А оказалось, что надо было только начать, организм как проснулся. Ограничивать себя не было причин, мы стали любовниками. Новая, волнующая сторона жизни. Доверие или что-то еще сыграло свою роль, но мы быстро раскрепостились, я получала полное удовольствие, нас тянуло на эксперименты, мы были открыты друг для друга. А еще через какое-то время я почувствовала, что Игорь дорог мне как никто другой, что кроме него меня никто не интересует, что я люблю его. Иногда, исподтишка, в качестве ремарки, я отмечала отсутствие во мне безумной страсти к Игорю, мое притяжение к нему было словно выращенным, обеспечено долгим теплым уходом. Моя любовь не происходила от неожиданной и неконтролируемой вспышки чувств. Грома и молнии не было, с первой секунды я тоже ничего не почувствовала, совсем не как в кино. Все было как-то разумно, правильно, без истерик. Это хорошо или плохо? Не знаю. Тем не менее, наше чувство крепло день ото дня, мы становились все роднее и нужнее друг другу.
Общаясь в новом качестве, как влюбленные, мы открывались и лучше узнавали друг друга. Мы удивлялись тому, что словно созданы друг для друга. Любое совпадение во вкусах или мнении нас окрыляло: и я так думаю, как мы похожи! Наши отношения были очень гармоничными. То лучшее, что было заложено в нас природой и привито воспитанием, раскрылось и зацвело буйным цветом. Мы вели себя друг с другом очень вежливо, это стало нашей манерой общения. Мы до сих пор не позволяем себе грубости и резкости в отношении друг друга. Вежливость в быту – наша душевная потребность, мы за красоту быта, культивируем ее.
Каждый из нас считал другого своим идеальным спутником, мы так и говорили друг другу. Я гордилась Игорем, его верностью мне, преданности нашим общим интересам, желанию создать семью, купить квартиру, родить детей и насажать деревьев. С ним можно было все это делать. А он радовался, что я люблю заниматься сексом, умею вкусно готовить и считаю его лучшим мужчиной на свете. Возможно, мы видели друг друга через розовые очки, но верили в то, что видели и в то, что чувствовали. Все было правдой. Правдой того периода, никто никого не обманывал.
На последнем курсе мы с Игорем стали жить вместе и сняли отдельную квартиру. Помощи не ждали, Игорь взял на себя материальные заботы. Его никогда не интересовало, сколько могу заработать я, и буду ли зарабатывать вообще. Для меня это было лучшим подтверждением его мужественности. Так и повелось, Игорь – добытчик, а я – как мне вздумается. Он находил и использовал всевозможные варианты заработков, бывало, что и извозом занимался на старенькой маминой машине. Его мышление было направлено на добывание денег. Если я хотела служить какому-то делу, то он хотел только заработать денег, видел для этого разные способы. Меня удивляла изворотливость его мыслей, он постоянно выдавал какие-то бизнес-проекты, размышляя вслух об их перспективе.
- Эх, - говорил он, - жаль, опыта нет, столько возможностей вокруг! Надо опыта набраться, понять систему изнутри. Придется все-таки чуток поработать на папу Карло.
- Я в тебя верю. Ты умный. Мне не приходит в голову то, что постоянно придумываешь ты.
У Игоря был математический склад ума, он закончил математическую школу и прекрасно играл в шахматы. Он все продумывал наперед, как настоящий стратег. И был авантюрен. Я сравнивала его с Сонькой Золотой Ручкой, которая тоже говорила, что деньги везде, только увидь их и забери.
- Ты задаешь мне цель, я ищу, как ее достичь. Без цели мне ничего не хотелось бы, даже если бы я видел возможности.
- Как мы приятно дополняем друг друга, да?
- Да.