Рисовальщица... - 14

***

В отношении к Игорю я тоже активно перестраивалась, приспосабливалась и менялась. Люди меняются, но, к сожалению, обычно в худшую сторону.
Быть родственницей мужу не так-то просто, если в тебя заложено другое понимание брака. И если тебе он не нравится как личность. И если он напоминает о черном.
Периодами я переживала неприязнь к Игорю. Находясь в квартире, он мне мешал, действовал на нервы одним своим видом или присутствием. Я ждала, когда же он, наконец, уедет. Когда он уходил, чувствовала освобождение и радость жизни: как все чисто и красиво дома, какой вкусный ужин, какой славный Герман, как здорово мы с ним гуляем и общаемся со знакомыми, как приятно будет проснуться с открытыми шторами! Ко мне вернулась потребность из детства – открывая утром глаза, видеть в окно деревья и небо. Все было в радость, любая мелочь. Если Игорь вдруг обманывал мои ожидания и возвращался быстро, я расстраивалась до слез: ну чего вернулся? Больше всего любила его долгие отлучки, на неделю или две. Жила как в раю! Как много все-таки значит душевный покой, отсутствие раздражителя.
- Почему ты мне не звонишь? – спрашивал Игорь, звоня сам.
- Вдруг ты занят, лучше сам звони, - находилась я. Сама я про него или забывала, или не хотела звонить, с чего хотеть?
- Какой жизнерадостный голос у тебя! Ты что, рада моему отъезду?
- Гера рассмешил, - обходила я острые углы.
- Как же! А то я не заметил, как не уеду, так Гера тебя веселит.
- Так получается.
- Да ну тебя! Неправильная ты какая-то.
В промежутках между этими периодами неприязни я воспринимала Игоря нейтрально, жила параллельно, занималась своими делами и все. Если бы он не осложнял нашу жизнь претензиями, то вообще было бы спокойно.
- Ты женщина или нет? – спрашивал он иногда.
- Что такое? – я понимала, что ничего хорошего его вопрос не предвещает.
- Никогда не подойдешь ко мне, не обнимешь, не поцелуешь. Ведешь себя как мужик.
Вот чего он начинал?
- Не хочется.
- В тебе нет ничего женского. Почему другие женщины всегда улыбаются своим мужьям, обнимают их, рядом садятся? А ты какая-то холодная!
Приходилось говорить правду:
- Тебе что, так хочется слышать каждый раз, отчего у меня пропало желание ласкаться?
- Не хочется! Не хочется! Мне хочется ласки.
- Ты нормальный? – начинала кипятиться я. – С какой стати у меня может быть это желание?
- Я все для тебя делаю.
- Я тоже! Все у тебя постирано, поглажено, приготовлено. Все сделано! Полный бартер.
Ничем значительным такие сцены не заканчивались, только настроение портили и мутили отстоявшуюся воду, вызывали новый приступ неприязни к нему.

Было жаль, что во мне много негативного. Долго носить в себе отрицательные чувства так же тяжело, как и пережить внезапное горе. Механизм действия у них разный, а результат похожий. Свалившаяся вдруг беда сразу наносит мощный удар и серьезно травмирует, а негатив в душе долгие годы незаметно подтачивает ее и, в конце концов, приводит к тем же последствиям. Это растянутое во времени мучение. Неужели оно так и будет присутствовать во мне? Долго еще? Хотелось очиститься, засверкать, как когда-то, освободиться. Я надеялась, что это возможно. Возможно вблизи источника боли. Надеялась, что время лечит.
Иногда у меня начиналось самоедство, мне не нравилось, что во мне много нехороших мыслей и чувств. Я давно в душе не ругала Игоря и не обзывала. Такого не было. Он мне просто не подходил и был моим оскорбителем и раздражителем. Казалось бы, чего проще: не нравится тебе человек – уйди. Но куда? Ненавижу бедность за отсутствие возможностей! Безысходность и приспособленчество – вот источник всего плохого во мне. Из хорошего – только упертое желание вылезти из этой выгребной ямы. Пусть не сейчас, не сразу, но когда-нибудь точно.

Можно сказать, что тот первый памятный скандал почти три года назад стал для меня началом больших открытий в моей собственной душе, я много о себе узнала и не очень приятного в том числе, и сделал меня другой.
Пожалуй, тогда я так резко свалилась с небес на землю, что обрела настолько трезвый рационализм, который иногда переходил в цинизм. По крайней мере, в будущем я совершу то, что до сих пор считала для себя абсолютно неприемлемым.

***

Прошло еще около полугода.
Жизнь победила, росток пробил асфальт, я поздоровела. Все мои прошлые беды и печали, потрясения и крушения стали меркнуть перед новой непреодолимой жизнеутверждающей данностью: ужасно хотелось секса. Правила начал диктовать оживший организм. Уж не знаю какие гормоны у женщин отвечают за потребность получить оргазм, но у меня их в избытке. Сжигать их я должна регулярно. Раньше накопленное брожение доставалось Игорю, теперь некому.
Концентрация желания и долгое отсутствие объекта сердечных волнений привели к тому, что секса мне хотелось не дежурно, а с погружением, с головокружением. Капельку бы увлеченности мужчиной, буквально капельку, не более того, чтобы волноваться от движения его мускулов под кожей, от ощущения силы его тела, от рисунка губ и чистоты зубов!
Если бытие определяет сознание, то в моем случае организм, уровень гормонов определял сознание, задавал вектор жизненной активности. То, что было сейчас у нас с Игорем, меня не удовлетворяло, не насыщало, оставляло ощущение неполноты. Я его не хотела, в постели представляла кого-нибудь другого, чтобы совсем уж не на трезвую голову заниматься сексом, и назвала бы нашу интимную жизнь тяжкой повинностью. Невольно оглядывалась по сторонам. Много чувств и эмоций было во мне и не находило выхода, теснилось, давило, заставляло думать только об этом. Я понимала, что не сегодня, так завтра у меня появится любовник. Во-первых, я его хотела, во-вторых, почувствовала неотвратимость этого опыта, я должна была его получить – кажется, это мой путь.
Примитивная природная сила подчиняла меня себе, делала подневольной. Когда я думала о своей развивающейся тяге к сексуальному безумству, то в голову приходило крамольное: может, судьба не напрасно заставила Игоря изменить мне и тем самым расчистила мне путь для экспериментов? Что бы я делала, если бы Игорь был верен, а я увлеклась другим? Что делают в таких случаях жены? Начинают гулять? Я бы не решилась, мучилась бы, но не решилась. Утверждаю это и сейчас, после всего, что со мной случилось за последующие годы. Как и большинство женщин, я бы предпочла поставить крест на авантюрах, чем перешагнуть через собственные запреты. Так что, в некотором смысле мне точно повезло, входной билет в мир разнообразия предоставил законный муж. Как удобно! Если подумать, то Игорь своими изменами заранее смыл с меня грех измены. Да я ему благодарной должна быть!
И я стала благодарна. Чем больше мне хотелось головокружения и чем ближе я к нему подходила, тем более мягкой становилась. Благодаря Игорю я захотела того, чего раньше ни-ни! И благодаря Игорю я не буду виноватой в измене. Я уже заплатила за будущий грех километром нервов и бездной горького разочарования, а в глазах людей мой поступок будет всего лишь ответным. Нашелся ответ на вопрос: «Зачем мне все это?» - «Чтобы у меня появился другой». Наверняка этот другой сейчас тоже проходит путь, который приведет его ко мне.
«Как я цинична! - иногда говорила себе. – Или честна. Надеюсь, этот другой будет стоит того, что я вынесла за право насладиться им».

***

Так легко я все же не могла сдаться, внутренние установки у меня были сильны. Свои желания я честно определила в ранг грехов, причем смертных. Грех пугал меня, ведь за все придется отвечать, платить, в это я свято верю. То, чего я хотела, сделало бы меня и блудницей, и прелюбодейкой, это страшно. Ведь умничать, оперировать защитными аргументами, оправдывать себя можно перед людьми, а Там это точно не пройдет, Там все будет названо своими именами и снисхождения я не получу, потому что уже сейчас все понимаю. Аргумент «она не ведала, что творила» ко мне не применить. В те моменты, когда на меня накатывало ощущения греховности моих намерений, я готова была поставить на себе жирный крест и отказаться от авантюр.
Я стала ходить в церковь, не знаю, что там надо делать, не приучена с детства. Приходила на чуть-чуть, в будни, когда нет народа. Садилась в углу на стул и просила: «Господи, прости меня и вразуми, дай мне правильный путь!» Чувствовала себя ужасно виноватой. У меня всегда было почти физическое ощущение смерти, души и неотвратимости ответа за все. Что для души мое бесстыдство и соглашательство? Откусывание ее по кусочку. Я так чувствую. И получалось, что сама отщипывала от своей души по кусочку. Страшно.
Хватало моего страха на какое-то время, потом тело снова душило желаниями. Соблазн в сочетании со свободой выбора – очень тяжелое испытание. У меня был только один сдерживающий фактор – совесть, тоненькая связь с чем-то самым главным. И я начинала юлить, искать пути для сделки с собой, со своей совестью.

Как же меня смущала доступность и дозволенность! Хочешь – делай! По Игорю. Чего проще? Особенно, когда есть отговорка в виде неверности мужа. Боялась только Бога, да и от него находились лазейки.
- Мам, - обратилась я к ней, когда они с папой приехали к нам в гости, - батюшка всегда прощает грехи на исповеди?
- Всегда. Он может наложить какое-нибудь покаяние, назначить церковное наказание, потом грех будет прощен.
- Получается, если человек знает, что от него требуется только раскаяться и все ему будет прощено, то он смело может грешить?
- Нужно именно искренне раскаяться, сожалеть о содеянном.
- Хорошо, человек уверен, что потом он искренне раскается, то сейчас он вполне может себе смело грешить, да?
- Как ты странно мыслишь, Марточка!
- Ну, так получается? Можно пить кровь близких, портить им жизнь, но наслаждаться самому, и не желать себя обуздать, потому что знаешь, что покаешься, и все тебе проститься.
- Что-то ты страшное говоришь!
- Вот и я о том же! Правда и правильность в чем тогда?
- Перед Богом надо быть чистым.
- Можно всю жизнь жить гадом, а потом покаяться, и стать чистым. Или как?
- Ну не знаю.
- Мне кажется, надо сдерживать себя от греха.
- Надо.
- А если сдерживать себя, например, в сексе, то можно свихнуться.
- Тоже верно, с природой не поспоришь.
- Как быть тогда?
- Каяться.
- Да уж!
- Без греха невозможно прожить, доченька. Бог это понимает, поэтому нам прощается.
- Это как Герочка рисует на обоях, хотя знает, что нельзя. Так же он знает, что обои помоются, а ему простится, потому что я люблю его, и он извинится и в десятый раз пообещает так не делать.
- Ну, да.
- А перед тем, кого обидел виниться надо?
- Надо, чтобы он тебя простил, потом уже к Богу идти.
-А если не чувствуешь вины?
- Марта, что за мысли у тебя?
- Горе от ума, да, мам?
- Вот именно. Есть правила, их надо соблюдать и все.
- Соблюдать правила имеет смысл, если их все соблюдают.
- За себя отвечать надо, самому их соблюдать. Правила не для всех скопом, а для каждого.
- Меняю ум на мудрость! – смеясь, прокричала я так, как кричат на рынке.
Мама посмотрела на меня с недоумением.
– Мне до мудрости далеко, мам. Мудрым можно стать только когда все страсти отгремят. Ведь кто такой мудрец? Тот, кто уже не в силах совершать безрассудства.

Начавшаяся достоевщина в собственной душе не давала покоя. Знать наперед, что хочется именно греха, что грех обязательно проститься – это так развращает! Да плюс еще некоторая ожесточенность моей души, снисходительность к себе.
Виниться перед Игорем мне совсем не хотелось, много чести. И мы не в тех чувствах и отношениях, чтобы соблюдать правила. Мои сомнения и терзания касались только меня, моей души, совести. Никогда не хотела жить ловко, шельмовато, двулично, хитро, снимать сливки. Это не моя стезя. И мне было стыдно за себя перед самой собой, больше ни перед кем. Сказать точнее, все чаще мне становилось всего лишь стыдновато. Стыдновато – это меньше, чем стыдно. Меньше, потому что желания охватывали меня все сильнее, глушили совесть, раскаяние я откладывала на потом. Иногда все же в очередной раз пугалась желанного безобразия: все неправильно, и жизнь моя, и желания, и мысли. Мараю душу, отягощаю карму, ослабляю ауру, гублю чистоту. Зачем я встала на этот путь?
Но меня затягивало.

***

Наши с Игорем отношения все больше оформлялись по схеме «родители-дети» или «друзья-товарищи», как он и напрашивался. А моя благодарность за смытый грех будущей измены вылилась в удвоенную заботу и уход. Я не интересовалась, где он задерживается, куда направляется, меня не напрягало ни его отсутствие, ни его присутствие. Мне все было в радость, жила своей жизнью. А самое главное, я научилась у Игоря молчанию. Вообще, он для меня учитель, у мужчин многому можно научиться. Теперь скрываю свои мысли, не раскрываю душу. И чего я раньше наизнанку выворачивалась со своей честностью? Он всегда знал, что у меня на уме, что я собираюсь сделать, а я про него узнавала по факту уже случившегося, и то, если повезет. Теперь молчу, а он по привычки думает, что читает меня, что я перед ним открытая книга, у которой просто не стало новых страниц. Неожиданно я получила шикарный дивиденд: за годы абсолютной честности и открытости у меня сложилась репутация безупречной женщины, жены. Кто бы предположил во мне безобразия? Нина права, сначала мы работаем на репутацию, потом она на нас.

Друзьями супругам быть легко до тех моментов, когда кому-то захочется проявлений любви. Легко было вместе строить дачу, выбирать обои, люстры, мебель, рассаживать цветы и стричь газон. Здорово продумывать прием гостей, составлять меню на неделю, закупать продукты, выбирать вино. В любом общем деле мы команда, прекрасные соратники. Тяжко нам было в компании друзей, где все сидели парами, обнимая друг друга, целуя, незаметно ласкаясь. Мы с Игорем были белыми воронами и резко контрастировали на общем фоне. Я видела, что он мрачнел, у меня тоже портилось настроение от мысли о предстоящих упреках. Я старалась садиться не рядом с ним, спать шла раньше, чтобы успеть уснуть.
Подливали масла в огонь и разговоры. Многие из друзей открыто рассказывали о своих неурядицах или, наоборот, о неземной любви. Например, Олег любил посмеяться над ревностью Ольги. Мы все хохотали, слушая, как Ольга помяла камнем с клумбы ему капот машины, или разбила витрину в ларьке, услышав, как Олег назначает свидание продавщице. Ольга тоже смеялась, хотя и вспыхивала, защищала себя, оправдывалась. Все это не мешало им сидеть обнявшись и целовать друг друга. Каждый из нас знал, что Олег неисправимый бабник, что он растет в собственных глазах от увеличивающегося числа любовниц и Ольгиной ревности, но нам было легко смеяться, потому что лично нас это не касалось.
- Как я завидую Олегу, - в десятый раз говорил мне Игорь. - Как Ольга любит его, как борется за него!
- А ей не завидуешь?
- Ей в чем завидовать? Что ты все время стрелки переводишь?
- На Ольгином месте не хотел бы оказаться?
- Я что, дебил?
- И никто бы не хотел. Мы все смеялись, но каждый думал: «Чур, меня!»
- Я про другое говорю. Меня бы так любили. Ты меня не любишь. И не любила, наверное.
- У тебя язык поворачивается сказать, что я тебя не любила? Кто считал тебя идеалом, кто носился с тобой, как с писаной торбой?
- Значит, слабо любила, раз так быстро разлюбила.
- Как могла. А ты меня любишь!
- Да.
- А сильнее всего ты меня любил, когда с кем встречался?
- При чем тут это? Вон Олег пол-Москвы переимел, а Ольга за ним трусится как! Вот это любовь!
- Любовь зла – это про Олю. Она знала, что он такой, для нее неприятных открытий не было. А ты стал таким, на какого я бы не польстилась.
- У тебя все какие-то претензии! Ты потеряешь меня, я не могу, чтобы меня не любили!
- Ты же не побоялся потерять меня, я тоже не буду бояться.
- А вот зря. Мне все говорят, что я замечательный и хороший.
- Представляю, кто тебе говорит, что ты замечательный и хороший! Ты, возможно, удивишься, но мне тоже все говорят, что я замечательная и хорошая.
- Ты все еще обижаешься на меня, это тебя отдаляет.
- Я не обижаюсь, мое мнение о людях просто меняется, и, соответственно, меняются чувства.
Кто может так просто принять, что он уже не вызывает прежних чувств? Не знаю таких. И почему люди ведут себя так, как Ольга? Не понимаю. Мы все разные, в этом и прелесть, и проблема.
Моя логика была Игорю недоступна, но я уже все сказала, и больше помочь ему ничем не могла, даже утешала, указывала на выгоду положения:
- Разве тебе не здорово, что можно не врать, а свободно разъезжать по бильярдам и прочим местам?
- Здорово, но не совсем. Если бы я знал, что ты не радуешься, когда я уезжаю, мне было бы приятно. А так я только на порог встану, как сразу вижу твою улыбку до ушей. Ты что, рада, что меня не будет? Чем ты занимаешься? И, главное, всем мужикам их жены звонят каждые двадцать минут, а ты мне никогда. Они, во-первых, чувствуют себя нужными и, во-вторых, радуются, что вырвались из дома, а я нет.
- А ты прояви фантазию и говори, что твоя жена знает, кто в доме хозяин, что ты не разрешаешь портить тебе отдых звонками. Будешь выглядеть в их глазах этаким горцем. Круто! Мужик!
Игорь делал кислое лицо. Конечно, что за радость от дозволенных гуляний? Сладость и трепет пропадают, героем себя не чувствуешь.
И очень он скучал по тому, что когда-то я играла ему короля. Среди наших друзей есть Наташа и Паша, которые заставляли Игоря остро чувствовать утрату положения. Наталья и Павел были в том периоде отношений, когда для нее он являлся центром мироздания. Слово Паши она воспринимала как догму. Увидев в рекламе зеленые зерна кофе, Наталья удивлялась: почему они зеленые, а не коричневые? «Еще не созрели», - заявлял Паша. Если кто-то имел неосторожность поправить, что зерна зеленые, потому что еще не жареные, то бывал жестоко высмеян молодой супругой Павла. Сам Паша при этом сидел с таким видом, будто он на троне, а не на стуле. Если я протягивала яблоко их двухлетней дочке Насте, то Наталья шла спрашивать Пашу, можно ли ребенку есть яблоко. «Она вчера ела яблоко, сегодня пусть ест грушу», - изрекал папа. Просто так вытащить Наташу с Настей на прогулку на детскую площадку было невозможно. Если мы с Герой заходили за ними, то Наташа звонила Паше:
- Марта с Герой пришли, зовут погулять.
- Я в окно вижу, что солнце сегодня активное, пусть Настя сидит дома, - получали мы от ворот поворот.
Возражать или возмущаться было бесполезно, Паша для нее был пупом земли. И хотя часто возникали комические ситуации из-за их отношений, и все мы посмеивались над ними, но Игорь Паше завидовал, ему не хватало короны.
Мне было жаль Игоря, он натурально страдал, так искренне требовал любви и восхищения и удивлялся ее отсутствию. Разве любовь можно требовать? Это же дар и, если тебя одарили, то ее можно только беречь. А Игорю нужно все же понимать, что не бывает действий без последствий. Пусть честно примет себя таким, какой есть, назвав свои поступки теми именами, какими их называют во всем мире. Тогда и поймет, что мое поведение – отражение его поведения. Изменения во мне – это приспособляемость к новым обстоятельствам, мимикрия, так сказать.