Катуан. Гл. 22. Трапеза

Крыс провёл его длинным коридором с дверями справа и едва тлеющими светильниками слева, потом по лестнице вниз два пролёта, после чего оба оказались у входа в крытую галерею, открывающую широкий вид на озеро и бирюзовый утёс. Стояла ночь, и громада каменного клина едва вырисовывалась в тусклом красноватом свете ущербного Таруза.
Катуан коснулся плеча провожатого и сделал знак, что хочет полюбоваться видом.  Шерстяной пошевелил усами, мигнул и кивнул в знак согласия.
Рыцарь смотрел на озеро. От его неподвижной глади отделялись языки тумана, широкие у основания и острые наверху, как будто из довременной Бездны вырывался призрачный лес. По ту сторону на вершине невидимой во тьме глыбы в свете как от затухающего пожара словно ряды окровавленных копий в небо устремлялись силуэты лиственниц, а здесь внизу по глухой черноте разлитой у основания замка едва дрожа медленно плыли их туманные отражения. От всего этого веяло какой-то сладкой, умиротворяющей жутью. Неподвижный воздух пах тревогой и хвоей. Никакие сражающиеся фигуры не нарушали этой торжественной картины. Прах всё побери, ему здесь нравилось!
Рядом зашелестел шелками провожатый. Катуан повернулся к нему и кивнул в знак благодарности. Крыс снова пошевелил усами, и они продолжили путь.
Помещение располагалось в одной из младших башен, вписанных между донжоном и основным строением с парадной залой наверху. Скорее всего, это была Малая трапезная, рассчитанная на узко семейные обеды. Хотя, какая тут семья… Но что он знает? Здание строилось в другой эпохе, у людей были иные обычаи и привычки. А чем руководствовался заказчик этого сооружения и подавно скузь поймёшь.
Хозяин уже сидел в своём кресле. За высокой спинкой у правого плеча сидящего стояла фигура в одежде Балахонов.  Крыс оставил Катуана у входа и исчез. Мужчины ждали в молчании, и, пока длилось ожидание, рыцарь осматривался.
Похоже, он не ошибся. Зал был сравнительно небольшим, пол ровным, без настилов, обозначающих статус пирующих. На положение старшего в доме указывала только высота спинки кресла во главе прямоугольного стола, прямо напротив входа. За этим креслом виднелся медный экран, закрывающий широкий зев камина. Западная стена по правую руку хозяйского места была глухой, вдоль неё размещался ступенчатая трибуна для музыкантов. Катуан усмотрел в дальнем углу большую арфу. Между открытым торцом стола и входом было оставлено достаточно пространства для камерных представлений. Восточная стена тремя высокими стрельчатыми окнами смотрела на всё тот же утёс. Окна были закрыты прозрачным стеклом в густом свинцовом переплёте, что добавляло ирреальности виду и без того фантастическому. В простенках между окнами стояли два буфета с посудой и откидными панелями в качестве сервировочных столиков. Высокие напольные подсвечники по обеим сторонам стола имели по три чашечки каждый: большая свеча с часовыми отметками стояла выше, две поменьше и без отметок ниже. Внезапно вместо поднадоевших колдовских светильников на непойми каком топливе. Катуан про себя от души согласился: обедать в освещении, которое не даёт тени и меняет цвета, всё равно что пытаться съесть натюрморт, написанный цветоаномалом. Легко подавиться, а то и стошнит.
Тёмное дерево стола в свете свечей блестело полировкой. Накрыто было на три персоны. Ждали Берегиню. И в нынешнем веке в аристократических семьях женщине полагалось входить позже хозяина и не одной. До порога столовой её должен был сопровождать в лучшем случае мужчина семьи, в худшем прислуга.
Наконец, она вошла, поддерживаемая под правую руку Крысом, под левую Миклем.  Было очевидно, что над обоими здорово потрудились маленькие каменные мастера мыла и щётки.
Микль был вымыт и пострижен так, что его рябое лицо разгладилось и приобрело едва не возвышенные черты. Вдруг оказалось, что его нос имеет красивую прямую форму, а некоторые поправки мордобоем добавляют лицу мужественности. Губы, хоть и тонковаты на нынешний вкус, но хорошо очерчены. А и без того тёмные арвянские глаза становятся бездонными под сенью длинных, пушистых и слегка загнутых кверху ресниц. Такой роскоши обзавидовалась бы любая светская модница. Одна из кузин как-то жаловалась Касаму, что иной раз даже среди подлого сословия встречаются мужчины с такими ресницами, что лично ей от зависти хотелось либо удавить мерзавца, либо удавиться самой. Что до густых бровей, маленьких, плотно прижатых к голове ушей и чёткой линии ноздрей, то Катуан не удержался от злорадной ухмылки: вышибалу тоже здорово выщипали. Одет Микль был так же, как и Крыс: в серый, грубого прядения шёлк и цветной пояс. Костюм отличался тем, что усатый-хвостатый шёл босыми лапами, а человек щеголял войлочными туфлями.
Женщина была ослепительна и чрезвычайно смущена. С её лицом тоже поработали на славу: оно выглядело свежим, как утренняя роса, и при этом величественным. Подкрашены были только глаза. Волосы, высоко поднятые спереди, сзади низвергались каскадом крупно завитых локонов в сетке из синих нитей с золотыми подвесками. Костюм был вполне современной стилизацией архаичного одеяния благородных дам Звериных Кланов. Верхнее свободное платье из синего шёлка с золотым шитьём в виде цветов чертополоха по рукавам и подолу спереди открывало голубые с золотым орнаментом шёлковые шальвары, а сзади вытягивалось в длинный шлейф. Горловина глухая со стоячим воротничком. На запахе и рукавах, собранных на предплечье гармошкой, сверкал ряд плетёных из золотых нитей петелек, которые охватывали пуговки из бирюзы, вправленной в золото. На ножках, неожиданно маленьких для выходки из черни, красовались обильно шитые золотом туфельки из синей кожи с высоко загнутыми носами.
Саар развёл руки, приглашая вошедших занять свои места. Крыс повёл даму ошую от хозяина, Катуану осталось идти под его десницу. Микль последовал за ним.
Ликой не счёл нужным переодеться, разве что привёл в презентабельный вид свой халат. Его дом – его правила… Всё так же в молчании он хлопнул в ладоши, из дверного проёма в трапезную хлынула волна.
Эти создания были выше и тоньше банщиков и в целом напоминали керамические подсвечники с несколькими короткими и широкими ножками внизу и полудюжиной чашечек на тонких стебельках наверху. В роли чашечек выступали блюда, которые эти осьминожки прочно удерживали присосками на своих длинных верхних щупальцах. Принесённое ставилось на соответствующие панели буфетов, а там уже распоряжался Крыс. Опытный домоправитель обслуживал хозяина и госпожу, своим примером и знаками подсказывая Миклю, которого приставили к гостю. Вышибала, впрочем, дело знал. Обеденные традиции аристократов во все времена не сильно отличались от трактирных, разве что здесь рот разевали поменьше, не лезли в соусницу руками и не чавкали. А хозяина замка, как и богатого гостя, обслуживали в первую голову. Делов-то!
Поскольку беседу пока никто не начал, Катуан сосредоточился на меню: ему жуть как интересно было, что подадут женщине, чьи похороны засвидетельствовал её потомок, и что без риска подавиться полезет в рот после нескольких столетий сна или комы.
Перед каждым сотрапезником были загодя постелены тонкие травяные циновки, стояла мелкая столовая тарелка, на ней закусочная, а с левой стороны от неё – пирожковая. Справа от посуды располагались ложка и нож отточенной стороной в сторону тарелки. Слева – вилка. И ложка, и вилка вогнутой стороной кверху. На каждой закусочной тарелке лежала салфетка. У каждого прибора стояло по золотому кубку и чаше из обливной керамики, по судочку с солью и перцем, а также тарелка с чёрным, белым и (внезапно!) зелёным хлебом. Глядя на всё это Катуан прозревал: нынешние обычаи и нравы, новые роскошные одежды, посуда и специи изобличали роль женщины, которая позаботилась о том, чтобы мужчина в этом доме был окружён комфортом и роскошью, на которые имел право. Когда бы он ни восстал из небытия. Рыцарю вспомнились золотые подвески и банкирские дома Барона. Мозаика складывалась, хоть и медленно, как на его взгляд. Он привык соображать быстрее.
Пока рыцарь размышлял, на столе возникло блюдо с чем-то большим и жареным на вертеле, что живо напомнило пакость, попытавшуюся напасть при их въезде в Пустошь. Крылья и коготь на хвосте отсутствовали, но башка со спирально загнутыми рогами была на месте. Тут же в памяти всплыла инкрустация столика в приёмной Агинэ. Два блюда корзиночек из теста с чем-то овощным на одном и грибным на другом. Закрытая супница. Лоток с рыбиной приготовленной, разрезанной и сложенной снова так, что выглядела почти живой, и лопаточкой к нему. Несколько соусников с содержимым и ложечками. Блюдо с шестью видами сыра, нарезанного ломтиками, и шестью шпажками с головками из шести разных самоцветов. Блюдо с чем-то, напоминающим мясной пудинг, к нему широкая лопатка с заострённой на одной стороне кромкой. Вся посуда из тонкого фарфора в сине-голубой гамме с золотой кромкой. Приборы серебряные. Исключение составила разве что широкая корзинка с маленькими пирожками.
Наконец всё стояло на своих местах. В продолжающемся кромешном молчании хозяин встал, Крыс подвинул ему блюдо с загадочным съедобным, подал большую двузубую вилку и разделочный нож. Саар умело расправился с тушей и протянул руку сначала к гостю. Катуан отставил закусочную тарелку и подал мелкую. Волк положил на неё часть увесистой лапы. Даме досталось немного грудки, а себе он довольно ловко переместил голову, что, учитывая приблизительный вес рогов, стоило значительных усилий. Всем троим подали миски для омовения рук, после чего по чашам была налита вода, а по кубкам красное до черноты с пламенем во чреве вино из стеклянной бутылки с клеймом Семьи Уридди. Волк, продолжая стоять, взял в руки кубок. Гость и дама тоже поднялись.
- Дом полон! – провозгласил НеСпящий.
- Дом полон, - эхом откликнулись Берегиня и Катуан.
И каждый пригубил напиток.
Это была ритуальная формула Кланов. Очень древняя, куда древнее того, кто её сейчас произнёс. Она звучала в семье с приходом молодой жены из чужого Клана, когда к взрослому столу впервые допускался ребёнок, с возвращением мужчины с войны или из изгнания, или женщины Клана, овдовевшей в Клане чужом. Это будто бы совсем и не касалось побратимов и посестрин. Во-первых, потому, что эта традиция была туземной, принятой в Кланах уже на хорошей стадии слияния культур. Во-вторых, у побратима и посестрины из знати был свой род и свой герб. Но какая у этого человека, изгнанника, пережившего своё время на пуеву тучу лет, могла быть другая семья? Да и не в том Катуан был положении, чтобы возражать или разводить исторический диспут.
Итак, ритуальная часть трапезы закончилась, можно было наконец-то порадовать брюхо. Тарелку с головой быстренько убрали со стола, на циновку перед хозяином поставили большую бульонную чашку с двумя ручками, и Крыс наполнил её из супницы густой жидкостью, над которой курился мясной со специями парок. Даме отмахнули солидный сегмент пудинга, и, скользнув взглядом по разрезу, Катуан понял, что блюдо замешано на крови. Этот цвет невозможно было спутать ни с чем другим. Одному из его дальних родственников, одутловатому, вялому и склонному к обморокам мальчишке лет восьми, часто готовили нечто похожее. Не заморачиваясь дальше, он дал Миклю знак обильно полить содержимое своей тарелки приглянувшимся на запах соусом, отгрёб себе пару овощных и пару грибных корзинок, украсил закусочную тарелку всеми видами сыра, тоже по парочке ломтиков, и запасся полудюжиной пирожков, справедливо полагая, что у всех разная начинка. Проголодался он изрядно. И пока дама осваивалась с приборами, а хозяин приходил в себя после манипуляций с небольшой, но увесистой башкой главного блюда, успел нанести существенный урон содержимому своей тарелки.
Наконец, не то практичная крестьянская натура взяла верх, не то Крыс разрешил затруднения, дама приступила к своему блюду, отделяя небольшие кусочки и отправляя в рот ложкой. Каждый раз прикладываясь губами к кубку.
Она посматривала на сотрапезника напротив с блуждающей улыбкой и, дождавшись, когда рыцарь сам потянется за кубком, спросила с весёлыми нотками в голосе:
- Оголодал, Касси?
- Как триста лет не жрамши! – брякнул Касам расхожее выражение и прикусил язык.
НеСпящий, до этого вяло макавший в свой бульон ломтики зелёного хлеба, откинул голову и заржал, даром, что голос ему ещё изменял, и звук вышел больше похожим на хрип. Засмеялась и Берегиня. Неловкость оказалась кстати. Лёд тронулся, и Катуан оседлал волну.
- Могу я спросить, Владыка…
Саар иронически изогнул губы и поднял бровь.
- …хану Саар, что послужило причиной Вашего… эээ … пробуждения?  И что вообще с Вами произошло? Сказки я слышал.
- И какие сказки?
- Чернь говорит, что Вы с сонных глаз хлебнули из пузырька для чистки серебра.
Берегиня прыснула в кулак. Саар усмехнулся, на это раз невесело.
- На оба вопроса один ответ: Великий Зверь.
- Вот как? А Вы бывали внутри?
- Там, где прошёл ты – нет. Бирюзовый утёс и ртутный колодец - вот всё, что я знаю. Я использовал Зверя и не предвидел последствий. Она замерла, замер и я.
Катуан кивнул, отправил в рот пирожок, как оказалось с яйцом и зеленью, и запил вином.
- Так что же с Ней произошло? – в свою очередь спросил Волк.
- Ну, грубо говоря, - он покосился на женщину, вспомнил кто она, и продолжил, - у девчушки закупорило маточные трубы. Просвет для яиц затянуло пробкой из рыхлой породы. По качеству похожей на обычный сталактит или сталагмит. Мы с товарищем её удалили. Процесс пошёл.
Волк с Берегиней переглянулись.
- Так что в долине поприбавится населения.
- Да, - обронил Саар со странными интонациями. – Поприбавится.
- Ваш воспитанник передавал привет. Это он открыл мне путь в Зверя.
- Кто? – Берегиня казалась удивлённой.
Странно, что она не прочла Фонтана в его мозгах. Катуан бросил это на пробу. Об уже зреющих яйцах, юных фонтанчиках и спасённых им камнезверях он решил умолчать. Неизвестно, что вытянули из башки Микля.
- Чем Тито занимался всё это время?
- Так его зовут?
- Так звал его я.
- Я называю Фонтан. Но не суть. Строил козни в компании с Вашими почтенными потомками, защищая Спящий.
- Клык сам неплохо защищается.
- Это имя цитадели?
- Да.
- А то, что в городе?
- Коготь. А сейчас?
- Просто Волчий.
Они замолчали. Крыс и Микль долили вина. Катуан, слегка осоловевший от съеденного и выпитого, задумчиво раскатывал языком по нёбу мягкий сыр, пока Саар рассказывал Берегине историю Фонтана-Тито. И то сказать, этим двоим теперь многое нужно было обсудить.
Она берегла его сон. Долго ли? С юности, когда обрела силы, за которые ей кланялась вся Пустошь? Или уже после своей смерти? Она подолгу говорила с ним, пока он лежал бревно бревном, запертый в отказавшем ему теле. Спал он при этом или бодрствовал, не имело значения. Не из воздуха древний аристократ вытащил правильную современную речь. Она обставляла этот дом и наполняла необходимыми вещами с тщанием рачительной хозяйки и вкусом, который ей неоткуда было взять. Судя по гостевому платью, которое предложили рыцарю, и тому, что было одето на сотрапезниках, вещи отбирались людьми понимающими, высококультурными, с безупречным чувством стиля. Не валял ли Таатар с ним дурака? Непохоже… Да и подзарос книжник мхом в провинции. Здесь чувствовался столичный след.
Саар продолжал макать в бульон и обкусывать ломти зелёного хлеба. Он выглядел куда лучше. Кожа чуть потемнела от прилива крови. Кисть, держащая хлеб, уже выглядела как рука, а не как птичья лапа. Голос стал мягче и глубже. В разговоре с дамой в нём временами появлялись воркующие обертоны. Катуан начинал ощущать себя лишним.
Вдруг Волк обернулся и взглянул на него, прямо в глаза. Снова повеяло жутью.
- Расскажи подробно. Как ты попал в долину Зверя, я знаю. Дальше.
Будь рыцарь трезв, его бы проняло. Но под хмельком в нём взыграл кураж, и с самым простодушным выражением на лоснящейся сытой физиономии он растёкся мыслию по древу. Чего-чего, а брехать – не мешки ворочать. Недаром слыл он в свете одним из самых увлекательных рассказчиков. Поскольку у него не было возможности переговорить с товарищем, приходилось маскировать клоунадой то, что он хотел скрыть. А скрыть он хотел Ктохо.
Знал хозяин Клыка о том, почему бирюзовые не могут попасть в цитадель или нет – не имело значения. Связь, возникшую между ним самим и одним из камнезверей, Катуан не намерен был афишировать никому и ни при каких обстоятельствах.
- Вот так мы и нашли ступени.
- А замок?
- Почтенный Таатар Лакиан показал мне в Когте Вашу библиотеку. И объяснил принцип работы замка.
- Хорошо. Тито спас вам жизни, направив внутрь Великой. А в зале вы сразу наткнулись на меня. Иначе вам устроили бы совсем другую баню. Не думаю, что тем, кто был здесь до вас, понравилось их гостевое платье.
Хорошо, что в этот момент у рыцаря во рту было пусто. Поперхнулся бы, как пить дать. Гостеприимство навыворот! Он-то подозревал в лучшем случае холодную жестокость, а возможно садизм. Но здесь и в помине не было ничего подобного. Вот уж, как говорится, ничего личного.  Цитадель знала, как следует обращаться с гостем, который просит покровительства. Но гость, претендующий на место хозяина, запускал причинно-следственный механизм в противоположную сторону. И маленькие банщики делали своё дело, просто с точностью до наоборот…
- А Костячок? Он откуда взялся? Если бы не он, мы попёрлись бы напрямик.
Саар едва заметно пожал плечами и посмотрел на Берегиню. Она отрицательно покачала головой.
- Как видишь, это не я управляю в долине Зверя. Скорее Она наряду с прочими своими созданиями управляет мной. Я её часть и, признаться, не знаю, смогу ли когда-нибудь её покинуть. Впрочем, война план покажет. Мне надо многое наверстать, находясь здесь.
И он снова посмотрел в глаза гостю своими острыми и холодными, как огранённый сапфир, глазами. Катуан понял, что подведён некий итог. Крыс подошёл к господину сзади и отодвинул хозяйское кресло. Саар встал. Катуан и женщина тоже поднялись.
- На стремя, – провозгласил Лакинид.
- На стремя, - откликнулись женщина и молодой человек.
Крыс сделал Миклю знак, и тот снял с локтя полотенце. Положил на стол. Катуан вымыл руки и, делая вид, что приводит себя в порядок после стола, промокнул враз вспотевшее лицо.
Тем временем Крыс откатил в сторону медный экран перед камином. Сооружение из чеканной узорами чертополоха и волчьими телами меди было установлено на панели с роликами, и при движении лишь слегка шелестело по полу и побрякивало металлом. Но у Катуана мороз пошёл по коже. Они с Миклем переглянулись. Сословные различия резко уступили место чувству товарищества. Катуана подёргало за рукав. Он обернулся и увидел столового осьминожка, на щупальцах которого висели обе котомки и арбалет с колчаном болтов. Всё было вычищено, а оружие смазано. Мужчины разобрали вещи и повернулись к господину Клыка. Он указал на зев камина, который вдруг вытянулся вверх. Оттуда дохнуло горячим ветром.
- Вам не привыкать, - улыбнулся Волк.
- Благодарю, Владыка. Благодарю, Госпожа. – Катуан по очереди поклонился обоим и шагнул в камин. За ним двинулась всё такая же безмолвная фигура в грубой рясе под конической шляпой. Микль помедлил. Низко поклонился Волку. Подошёл к женщине и, припав на одно колено, поцеловал край её платья. Она погладила его по голове и подняла за плечи.
Уже ступив обеими ногами в жерло камина, вышибала вдруг обернулся, нашёл взглядом длинную морду с раскосыми бусинками глаз и, обхватив ладонь ладонью, поднял сцепленные руки к лицу. Крыс в ответ пошевелил усами и отдал салют, приложив к тюбетейке два розовых пальца с прозрачными когтями.