Поучительно видеть, как высокое тонкое тело уже начинает выявлять качество Огненного Мира.
Друзья!
Из Сети.
"Автор сказки "Конек-горбунок" Петр Павлович Ершов родился в Сибири в 1815 году.
В детстве он слушал сказки сибирских крестьян, многие запомнил на
всю жизнь и сам хорошо их рассказывал.
Ершов очень полюбил народные сказки. В них народ остроумно высмеивал
своих врагов - царя, бояр, купцов, попов, осуждал зло и стоял за правду,
справедливость, добро.
Ершов учился в Петербургском университете, когда он впервые прочитал
замечательные сказки Пушкина. Они тогда только что появились.
И он тут же задумал написать своего "Конька-горбунка" - веселую
сказку о смелом Иванушке - крестьянском сыне, о глупом царе и о волшебном
коньке-горбунке. Многое взял Ершов для "Конька-горбунка" из старинных народных
сказок.
Сказка была напечатана в 1834 году. А. С. Пушкин прочитал и с большой
похвалой отозвался о "Коньке-горбунке".
Окончив университет, Ершов вернулся из Петербурга в Сибирь, на свою
родину, и там прожил всю жизнь. Много лет он был учителем гимназии города
Тобольска. Ершов горячо любил свой суровый край, изучал его и хорошо знал.
Кроме "Конька-горбунка", он написал еще несколько произведений,
но они сейчас уже забыты. А "Конек-горбунок", появившись больше ста лет
назад, по-прежнему остается одной из любимых сказок нашего народа"http://az.lib.ru/e/ershow_p_p/.
...Други!
Пётр Ершов ярко нарисовал картину необычайных приключений Иванушки именно в его теле Тонком,энергетическом!
"Полеты в тонком теле являют новое для Земли качество. Именно тонкое тело не
связывается с Землею и тем легче летит кверху. Земное тело трудно
поднимается и легко падает, но тонкое тело действует наоборот; именно ему труднее
опускаться. Явление низших сфер трудно пронизать. Конечно, Говорю о высоком
состоянии тонкого тела; для низших тел именно низкие сферы удобнее. Поучительно
видеть, как высокое тонкое тело уже начинает выявлять качество Огненного Мира".https://nowimir.ru/index.htm
А тот Высший Мир вечен и неуничтожим!
Вл.Назаров
*****************
Ершов Петр Павлович
Конек-Горбунок
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
За горами, за лесами,
За широкими морями,
Не на небе - на земле
Жил старик в одном селе.
У старинушки три сына:
Старший умный был детина,
Средний сын и так и сяк,
Младший вовсе был дурак.
Братья сеяли пшеницу
Да возили в град-столицу:
Знать, столица та была
Недалече от села.
Там пшеницу продавали,
Деньги счетом принимали
И с набитою сумой
Возвращалися домой.
В долгом времени аль вскоре
Приключилося им горе:
Кто-то в поле стал ходить
И пшеницу шевелить.
Мужички такой печали
Отродяся не видали;
Стали думать да гадать -
Как бы вора соглядать;
Наконец себе смекнули,
Чтоб стоять на карауле,
Хлеб ночами поберечь,
Злого вора подстеречь.
Вот, как стало лишь смеркаться,
Начал старший брат сбираться:
Вынул вилы и топор
И отправился в дозор.
Ночь ненастная настала,
На него боязнь напала,
И со страхов наш мужик
Закопался под сенник.
Ночь проходит, день приходит;
С сенника дозорный сходит
И, облив себя водой,
Стал стучаться под избой:
"Эй вы, сонные тетери!
Отпирайте брату двери,
Под дождем я весь промок
С головы до самых ног".
Братья двери отворили,
Караульщика впустили,
Стали спрашивать его:
Не видал ли он чего?
Караульщик помолился,
Вправо, влево поклонился
И, прокашлявшись, сказал:
"Всю я ноченьку не спал;
На мое ж притом несчастье,
Было страшное ненастье:
Дождь вот так ливмя и лил,
Рубашонку всю смочил.
Уж куда как было скучно!..
Впрочем, все благополучно".
Похвалил его отец:
"Ты, Данило, молодец!
Ты вот, так сказать, примерно,
Сослужил мне службу верно,
То есть, будучи при всем,
Не ударил в грязь лицом".
Стало сызнова смеркаться;
Средний брат пошел сбираться:
Взял и вилы и топор
И отправился в дозор.
Ночь холодная настала,
Дрожь на малого напала,
Зубы начали плясать;
Он ударился бежать -
И всю ночь ходил дозором
У соседки под забором.
Жутко было молодцу!
Но вот утро. Он к крыльцу:
"Эй вы, сони! Что вы спите!
Брату двери отоприте;
Ночью страшный был мороз,-
До животиков промерз".
Братья двери отворили,
Караульщика впустили,
Стали спрашивать его:
Не видал ли он чего?
Караульщик помолился,
Вправо, влево поклонился
И сквозь зубы отвечал:
"Всю я ноченьку не спал,
Да, к моей судьбе несчастной,
Ночью холод был ужасный,
До сердцов меня пробрал;
Всю я ночку проскакал;
Слишком было несподручно...
Впрочем, все благополучно".
И ему сказал отец:
"Ты, Гаврило, молодец!"
Стало в третий раз смеркаться,
Надо младшему сбираться;
Он и усом не ведет,
На печи в углу поет
Изо всей дурацкой мочи:
"Распрекрасные вы очи!"
Братья ну ему пенять,
Стали в поле погонять,
Но сколь долго ни кричали,
Только голос потеряли:
Он ни с места. Наконец
Подошел к нему отец,
Говорит ему: "Послушай,
Побегай в дозор, Ванюша.
Я куплю тебе лубков,
Дам гороху и бобов".
Тут Иван с печи слезает,
Малахай свой надевает,
Хлеб за пазуху кладет,
Караул держать идет.
Поле все Иван обходит,
Озираючись кругом,
И садится под кустом;
Звезды на небе считает
Да краюшку уплетает.
Вдруг о полночь конь заржал...
Караульщик наш привстал,
Посмотрел под рукавицу
И увидел кобылицу.
Кобылица та была
Вся, как зимний снег, бела,
Грива в землю, золотая,
В мелки кольца завитая.
"Эхе-хе! так вот какой
Наш воришко!.. Но, постой,
Я шутить ведь, не умею,
Разом сяду те на шею.
Вишь, какая саранча!"
И, минуту улуча,
К кобылице подбегает,
За волнистый хвост хватает
И прыгнул к ней на хребет -
Только задом наперед.
Кобылица молодая,
Очью бешено сверкая,
Змеем голову свила
И пустилась, как стрела.
Вьется кругом над полями,
Виснет пластью надо рвами,
Мчится скоком по горам,
Ходит дыбом по лесам,
Хочет силой аль обманом,
Лишь бы справиться с Иваном.
Но Иван и сам не прост -
Крепко держится за хвост.
Наконец она устала.
"Ну, Иван, - ему сказала,-
Коль умел ты усидеть,
Так тебе мной и владеть.
Дай мне место для покою
Да ухаживай за мною
Сколько смыслишь. Да смотри:
По три утренни зари
Выпущай меня на волю
Погулять по чисту полю.
По исходе же трех дней
Двух рожу тебе коней -
Да таких, каких поныне
Не бывало и в помине;
Да еще рожу конька
Ростом только в три вершка,
На спине с двумя горбами
Да с аршинными ушами.
Двух коней, коль хошь, продай,
Но конька не отдавай
Ни за пояс, ни за шапку,
Ни за черную, слышь, бабку.
На земле и под землей
Он товарищ будет твой:
Он зимой тебя согреет,
Летом холодом обвеет,
В голод хлебом угостит,
В жажду медом напоит.
Я же снова выйду в поле
Силы пробовать на воле".
"Ладно", - думает Иван
И в пастуший балаган
Кобылицу загоняет,
Дверь рогожей закрывает
И, лишь только рассвело,
Отправляется в село,
Напевая громко песню:
"Ходил молодец на Пресню".
Вот он всходит на крыльцо,
Вот хватает за кольцо,
Что есть силы в дверь стучится,
Чуть что кровля не валится,
И кричит на весь базар,
Словно сделался пожар.
Братья с лавок поскакали,
Заикаяся вскричали:
"Кто стучится сильно так?" -
"Это я, Иван-дурак!"
Братья двери отворили,
Дурака в избу впустили
И давай его ругать, -
Как он смел их так пугать!
А Иван наш, не снимая
Ни лаптей, ни малахая,
Отправляется на печь
И ведет оттуда речь
Про ночное похожденье,
Всем ушам на удивленье:
"Всю я ноченьку не спал,
Звезды на небе считал;
Месяц, ровно, тоже светил, -
Я порядком не приметил.
Вдруг приходит дьявол сам,
С бородою и с усам;
Рожа словно как у кошки,
А глаза-то-что те плошки!
Вот и стал тот черт скакать
И зерно хвостом сбивать.
Я шутить ведь не умею -
И вскочи ему на шею.
Уж таскал же он, таскал,
Чуть башки мне не сломал,
Но и я ведь сам не промах,
Слышь, держал его как в жомах.
Бился, бился мой хитрец
И взмолился наконец:
"Не губи меня со света!
Целый год тебе за это
Обещаюсь смирно жить,
Православных не мутить".
Я, слышь, слов-то не померил,
Да чертенку и поверил".
Тут рассказчик замолчал,
Позевнул и задремал.
Братья, сколько ни серчали,
Не смогли - захохотали,
Ухватившись под бока,
Над рассказом дурака.
Сам старик не мог сдержаться,
Чтоб до слез не посмеяться,
Хоть смеяться - так оно
Старикам уж и грешно.
Много ль времени аль мало
С этой ночи пробежало,-
Я про это ничего
Не слыхал ни от кого.
Ну, да что нам в том за дело,
Год ли, два ли пролетело, -
Ведь за ними не бежать...
Станем сказку продолжать.
Ну-с, так вот что! Раз Данило
(В праздник, помнится, то было),
Натянувшись зельно пьян,
Затащился в балаган.
Что ж он видит? - Прекрасивых
Двух коней золотогривых
Да игрушечку-конька
Ростом только в три вершка,
На спине с двумя горбами
Да с аршинными ушами.
"Хм! Теперь-то я узнал,
Для чего здесь дурень спал!" -
Говорит себе Данило...
Чудо разом хмель посбило;
Вот Данило в дом бежит
И Гавриле говорит:
"Посмотри, каких красивых
Двух коней золотогривых
Наш дурак себе достал:
Ты и слыхом не слыхал".
И Данило да Гаврило,
Что в ногах их мочи было,
По крапиве прямиком
Так и дуют босиком.
Спотыкнувшися три раза,
Починивши оба глаза,
Потирая здесь и там,
Входят братья к двум коням.
Кони ржали и храпели,
Очи яхонтом горели;
В мелки кольца завитой,
Хвост струился золотой,
И алмазные копыты
Крупным жемчугом обиты.
Любо-дорого смотреть!
Лишь царю б на них сидеть!
Братья так на них смотрели,
Что чуть-чуть не окривели.
"Где он это их достал? -
Старший среднему сказал. -
Но давно уж речь ведется,
Что лишь дурням клад дается,
Ты ж хоть лоб себе разбей,
Так не выбьешь двух рублей.
Ну, Гаврило, в ту седмицу
Отведем-ка их в столицу;
Там боярам продадим,
Деньги ровно поделим.
А с деньжонками, сам знаешь,
И попьешь и погуляешь,
Только хлопни по мешку.
А благому дураку
Недостанет ведь догадки,
Где гостят его лошадки;
Пусть их ищет там и сям.
Ну, приятель, по рукам!"
Братья разом согласились,
Обнялись, перекрестились
И вернулися домой,
Говоря промеж собой
Про коней и про пирушку
И про чудную зверушку.
Время катит чередом,
Час за часом, день за днем.
И на первую седмицу
Братья едут в град-столицу,
Чтоб товар свой там продать
И на пристани узнать,
Не пришли ли с кораблями
Немцы в город за холстами
И нейдет ли царь Салтан
Басурманить христиан.
Вот иконам помолились,
У отца благословились,
Взяли двух коней тайком
И отправились тишком.
Вечер к ночи пробирался;
На ночлег Иван собрался;
Вдоль по улице идет,
Ест краюшку да поет.
Вот он поля достигает,
Руки в боки подпирает
И с прискочкой, словно пан,
Боком входит в балаган.
Все по-прежнему стояло,
Но коней как не бывало;
Лишь игрушка-горбунок
У его вертелся ног,
Хлопал с радости ушами
Да приплясывал ногами.
Как завоет тут Иван,
Опершись о балаган:
"Ой вы, кони буры-сивы,
Добры кони златогривы!
Я ль вас, други, не ласкал,
Да какой вас черт украл?
Чтоб пропасть ему, собаке!
Чтоб издохнуть в буераке!
Чтоб ему на том свету
Провалиться на мосту!
Ой вы, кони буры-сивы,
Добры кони златогривы!"
Тут конек ему заржал.
"Не тужи, Иван, - сказал, -
Велика беда, не спорю,
Но могу помочь я горю.
Ты на черта не клепли:
Братья коников свели.
Ну, да что болтать пустое,
Будь, Иванушка, в покое.
На меня скорей садись,
Только знай себе держись;
Я хоть росту небольшого,
Да сменю коня другого:
Как пущусь да побегу,
Так и беса настигу".
Тут конек пред ним ложится;
На конька Иван садится,
Уши в загреби берет,
Что есть мочушки ревет.
Горбунок-конек встряхнулся,
Встал на лапки, встрепенулся,
Хлопнул гривкой, захрапел
И стрелою полетел;
Только пыльными клубами
Вихорь вился под ногами.
И в два мига, коль не в миг,
Наш Иван воров настиг.
Братья, то есть, испугались,
Зачесались и замялись.
А Иван им стал кричать:
"Стыдно, братья, воровать!
Хоть Ивана вы умнее,
Да Иван-то вас честнее:
Он у вас коней не крал".
Старший, корчась, тут сказал:
"Дорогой наш брат Иваша,
Что переться - дело наше!
Но возьми же ты в расчет
Некорыстный наш живот.
Сколь пшеницы мы ни сеем,
Чуть насущный хлеб имеем.
А коли неурожай,
Так хоть в петлю полезай!
Вот в такой большой печали
Мы с Гаврилой толковали
Всю намеднишнюю ночь -
Чем бы горюшку помочь?
Так и этак мы вершили,
Наконец вот так решили:
Чтоб продать твоих коньков
Хоть за тысячу рублев.
А в спасибо, молвить к слову,
Привезти тебе обнову -
Красну шапку с позвонком
Да сапожки с каблучком.
Да к тому ж старик неможет,
Работать уже не может;
А ведь надо ж мыкать век, -
Сам ты умный человек!" -
"Ну, коль этак, так ступайте, -
Говорит Иван, - продайте
Златогривых два коня,
Да возьмите ж и меня".
Братья больно покосились,
Да нельзя же! согласились.
Стало на небе темнеть;
Воздух начал холодеть;
Вот, чтоб им не заблудиться,
Решено остановиться.
Под навесами ветвей
Привязали всех коней,
Принесли с естным лукошко,
Опохмелились немножко
И пошли, что боже даст,
Кто во что из них горазд.
Вот Данило вдруг приметил,
Что огонь вдали засветил.
На Гаврилу он взглянул,
Левым глазом подмигнул
И прикашлянул легонько,
Указав огонь тихонько;
Тут в затылке почесал,
"Эх, как темно! - он сказал. -
Хоть бы месяц этак в шутку
К нам проглянул на минутку,
Все бы легче. А теперь,
Право, хуже мы тетерь...
Да постой-ка... мне сдается,
Что дымок там светлый вьется...
Видишь, эвон!.. Так и есть!..
Вот бы курево развесть!
Чудо было б!.. А послушай,
Побегай-ка, брат Ванюша!
А, признаться, у меня
Ни огнива, ни кремня".
Сам же думает Данило:
"Чтоб тебя там задавило!"
А Гаврило говорит:
"Кто-петь знает, что горит!
Коль станичники пристали
Поминай его, как звали!"
Все пустяк для дурака.
Он садится на конька,
Бьет в круты бока ногами,
Теребит его руками,
Изо всех горланит сил...
Конь взвился, и след простыл.
"Буди с нами крестна сила! -
Закричал тогда Гаврило,
Оградясь крестом святым. -
Что за бес такой под ним!"
Огонек горит светлее,
Горбунок бежит скорее.
Вот уж он перед огнем.
Светит поле словно днем;
Чудный свет кругом струится,
Но не греет, не дымится.
Диву дался тут Иван.
"Что, - сказал он, - за шайтан!
Шапок с пять найдется свету,
А тепла и дыму нету;
Эко чудо-огонек!"
Говорит ему конек:
"Вот уж есть чему дивиться!
Тут лежит перо Жар-птицы,
Но для счастья своего
Не бери себе его.
Много, много непокою
Принесет оно с собою". -
"Говори ты! Как не так!" -
Про себя ворчит дурак;
И, подняв перо Жар-птицы,
Завернул его в тряпицы,
Тряпки в шапку положил
И конька поворотил.
Вот он к братьям приезжает
И на спрос их отвечает:
"Как туда я доскакал,
Пень горелый увидал;
Уж над ним я бился, бился,
Так что чуть не надсадился;
Раздувал его я с час -
Нет ведь, черт возьми, угас!"
Братья целу ночь не спали,
Над Иваном хохотали;
А Иван под воз присел,
Вплоть до утра прохрапел.
Тут коней они впрягали
И в столицу приезжали,
Становились в конный ряд,
Супротив больших палат.
В той столице был обычай:
Коль не скажет городничий -
Ничего не покупать,
Ничего не продавать.
Вот обедня наступает;
Городничий выезжает
В туфлях, в шапке меховой,
С сотней стражи городской.
Рядом едет с ним глашатый,
Длинноусый, бородатый;
Он в злату трубу трубит,
Громким голосом кричит:
"Гости! Лавки отпирайте,
Покупайте, продавайте.
А надсмотрщикам сидеть
Подле лавок и смотреть,
Чтобы не было содому,
Ни давежа, ни погрому,
И чтобы никой урод
Не обманывал народ!"
Гости лавки отпирают,
Люд крещеный закликают:
"Эй, честные господа,
К нам пожалуйте сюда!
Как у нас ли тары-бары,
Всяки разные товары!"
Покупальщики идут,
У гостей товар берут;
Гости денежки считают
Да надсмотрщикам мигают.
Между тем градской отряд
Приезжает в конный ряд;
Смотрит - давка от народу.
Нет ни выходу ни входу;
Так кишмя вот и кишат,
И смеются, и кричат.
Городничий удивился,
Что народ развеселился,
И приказ отряду дал,
Чтоб дорогу прочищал.
"Эй! вы, черти босоноги!
Прочь с дороги! прочь с дороги!"
Закричали усачи
И ударили в бичи.
Тут народ зашевелился,
Шапки снял и расступился.
Пред глазами конный ряд;
Два коня в ряду стоят,
Молодые, вороные,
Вьются гривы золотые,
В мелки кольца завитой,
Хвост струится золотой...
Наш старик, сколь ни был пылок,
Долго тер себе затылок.
"Чуден, - молвил, - божий свет,
Уж каких чудес в нем нет!"
Весь отряд тут поклонился,
Мудрой речи подивился.
Городничий между тем
Наказал престрого всем,
Чтоб коней не покупали,
Не зевали, не кричали;
Что он едет ко двору
Доложить о всем царю.
И, оставив часть отряда,
Он поехал для доклада.
Приезжает во дворец.
"Ты помилуй, царь-отец!-
Городничий восклицает
И всем телом упадает. -
Не вели меня казнить,
Прикажи мне говорить!"
Царь изволил молвить: "Ладно,
Говори, да только складно". -
"Как умею, расскажу:
Городничим я служу;
Верой-правдой исправляю
Эту должность..." - "Знаю, знаю!" -
"Вот сегодня, взяв отряд,
Я поехал в конный ряд.
Приезжаю - тьма народу!
Ну, ни выходу ни входу.
Что тут делать?.. Приказал
Гнать народ, чтоб не мешал.
Так и сталось, царь-надежа!
И поехал я - и что же?
Предо мною конный ряд;
Два коня в ряду стоят,
Молодые, вороные,
Вьются гривы золотые,
В мелки кольца завитой,
Хвост струится золотой,
И алмазные копыты
Крупным жемчугом обиты".
Царь не мог тут усидеть.
"Надо коней поглядеть, -
Говорит он, - да не худо
И завесть такое чудо.
Гей, повозку мне!" И вот
Уж повозка у ворот.
Царь умылся, нарядился
И на рынок покатился;
За царем стрельцов отряд.
Вот он въехал в конный ряд.
На колени все тут пали
И "ура" царю кричали.
Царь раскланялся и вмиг
Молодцом с повозки прыг...
Глаз своих с коней не сводит,
Справа, слева к ним заходит,
Словом ласковым зовет,
По спине их тихо бьет,
Треплет шею их крутую,
Гладит гриву золотую,
И, довольно засмотрясь,
Он спросил, оборотясь
К окружавшим: "Эй, ребята!
Чьи такие жеребята?
Кто хозяин?" Тут Иван,
Руки в боки, словно пан,
Из-за братьев выступает
И, надувшись, отвечает:
"Эта пара, царь, моя,
И хозяин - тоже я". -
"Ну, я пару покупаю!
Продаешь ты?" - "Нет, меняю". -
"Что в промен берешь добра?" -
"Два-пять шапок серебра". -
"То есть, это будет десять".
Царь тотчас велел отвесить
И, по милости своей,
Дал в прибавок пять рублей.
Царь-то был великодушный!
Повели коней в конюшни
Десять конюхов седых,
Все в нашивках золотых,
Все с цветными кушаками
И с сафьянными бичами.
Но дорогой, как на смех,
Кони с ног их сбили всех,
Все уздечки разорвали
И к Ивану прибежали.
Царь отправился назад,
Говорит ему: "Ну, брат,
Пара нашим не дается;
Делать нечего, придется
Во дворце тебе служить.
Будешь в золоте ходить,
В красно платье наряжаться,
Словно в масле сыр кататься,
Всю конюшенну мою
Я в приказ тебе даю,
Царско слово в том порука.
Что, согласен?" - "Эка штука!
Во дворце я буду жить,
Буду в золоте ходить,
В красно платье наряжаться,
Словно в масле сыр кататься,
Весь конюшенный завод
Царь в приказ мне отдает;
То есть, я из огорода
Стану царский воевода.
Чудно дело! Так и быть,
Стану, царь, тебе служить.
Только, чур, со мной не драться
И давать мне высыпаться,
А не то я был таков!"
Тут он кликнул скакунов
И пошел вдоль по столице,
Сам махая рукавицей,
И под песню дурака
Кони пляшут трепака;
А конек его - горбатко -
Так и ломится вприсядку,
К удивленью людям всем.
Два же брата между тем
Деньги царски получили,
В опояски их зашили,
Постучали ендовой
И отправились домой.
Дома дружно поделились,
Оба враз они женились,
Стали жить да поживать
Да Ивана поминать.
Но теперь мы их оставим,
Снова сказкой позабавим
Православных христиан,
Что наделал наш Иван,
Находясь во службе царской,
При конюшне государской;
Как в суседки он попал,
Как перо свое проспал,
Как хитро поймал Жар-птицу,
Как похитил Царь-девицу,
Как он ездил за кольцом,
Как был на небе послом,
Как он в солнцевом селенье
Киту выпросил прощенье;
Как, к числу других затей,
Спас он тридцать кораблей;
Как в котлах он не сварился,
Как красавцем учинился;
Словом: наша речь о том,
Как он сделался царем.
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *
ачинается рассказ
От Ивановых проказ,
И от сивка, и от бурка,
И от вещего коурка.
Козы на море ушли;
Горы лесом поросли;
Конь с златой узды срывался,
Прямо к солнцу поднимался;
Лес стоячий под ногой,
Сбоку облак громовой;
Ходит облак и сверкает,
Гром по небу рассыпает.
Это присказка: пожди,
Сказка будет впереди.
Как на море-окияне
И на острове Буяне
Новый гроб в лесу стоит,
В гробе девица лежит;
Соловей над гробом свищет;
Черный зверь в дубраве рыщет,
Это присказка, а вот -
Сказка чередом пойдет.
Ну, так видите ль, миряне,
Православны христиане,
Наш удалый молодец
Затесался во дворец;
При конюшне царской служит
И нисколько не потужит
Он о братьях, об отце
В государевом дворце.
Да и что ему до братьев?
У Ивана красных платьев,
Красных шапок, сапогов
Чуть не десять коробов;
Ест он сладко, спит он столько,
Что раздолье, да и только!
Вот неделей через пять
Начал спальник примечать...
Надо молвить, этот спальник
До Ивана был начальник
Над конюшней надо всей,
Из боярских слыл детей;
Так не диво, что он злился
На Ивана и божился,
Хоть пропасть, а пришлеца
Потурить вон из дворца.
Но, лукавство сокрывая,
Он для всякого случая
Притворился, плут, глухим,
Близоруким и немым;
Сам же думает: "Постой-ка,
Я те двину, неумойка!"
Так неделей через пять
Спальник начал примечать,
Что Иван коней не холит,
И не чистит, и не школит;
Но при всем том два коня
Словно лишь из-под гребня:
Чисто-начисто обмыты,
Гривы в косы перевиты,
Челки собраны в пучок,
Шерсть - ну, лоснится, как шелк;
В стойлах - свежая пшеница,
Словно тут же и родится,
И в чанах больших сыта
Будто только налита.
"Что за притча тут такая? -
Спальник думает вздыхая. -
Уж не ходит ли, постой,
К нам проказник-домовой?
Дай-ка я подкараулю,
А нешто, так я и пулю,
Не смигнув, умею слить,-
Лишь бы дурня уходить.
Донесу я в думе царской,
Что конюший государской -
Басурманин, ворожей,
Чернокнижник и злодей;
Что он с бесом хлеб-соль водит,
В церковь божию не ходит,
Католицкий держит крест
И постами мясо ест".
В тот же вечер этот спальник,
Прежний конюших начальник,
В стойлы спрятался тайком
И обсыпался овсом.
Вот и полночь наступила.
У него в груди заныло:
Он ни жив ни мертв лежит,
Сам молитвы все творит.
Ждет суседки... Чу! в сам-деле,
Двери глухо заскрыпели,
Кони топнули, и вот
Входит старый коновод.
Дверь задвижкой запирает,
Шапку бережно скидает,
На окно ее кладет
И из шапки той берет
В три завернутый тряпицы
Царский клад - перо Жар-птицы.
Свет такой тут заблистал,
Что чуть спальник не вскричал,
И от страху так забился,
Что овес с него свалился.
Но суседке невдомек!
Он кладет перо в сусек,
Чистить коней начинает,
Умывает, убирает,
Гривы длинные плетет,
Разны песенки поет.
А меж тем, свернувшись клубом,
Поколачивая зубом,
Смотрит спальник, чуть живой,
Что тут деет домовой.
Что за бес! Нешто нарочно
Прирядился плут полночный:
Нет рогов, ни бороды,
Ражий парень, хоть куды!
Волос гладкий, сбоку ленты,
На рубашке прозументы,
Сапоги как ал сафьян, -
Ну, точнехонько Иван.
Что за диво? Смотрит снова
Наш глазей на домового...
"Э! так вот что! - наконец
Проворчал себе хитрец, -
Ладно, завтра ж царь узнает,
Что твой глупый ум скрывает.
Подожди лишь только дня,
Будешь помнить ты меня!"
А Иван, совсем не зная,
Что ему беда такая
Угрожает, все плетет
Гривы в косы да поет.
А убрав их, в оба чана
Нацедил сыты медвяной
И насыпал дополна
Белоярова пшена.
Тут, зевнув, перо Жар-птицы
Завернул опять в тряпицы,
Шапку под ухо - и лег
У коней близ задних ног.
Только начало зориться,
Спальник начал шевелиться,
И, услыша, что Иван
Так храпит, как Еруслан,
Он тихонько вниз слезает
И к Ивану подползает,
Пальцы в шапку запустил,
Хвать перо - и след простыл.
Царь лишь только пробудился,
Спальник наш к нему явился,
Стукнул крепко об пол лбом
И запел царю потом:
"Я с повинной головою,
Царь, явился пред тобою,
Не вели меня казнить,
Прикажи мне говорить". -
"Говори, не прибавляя, -
Царь сказал ему зевая.
Если ж ты да будешь врать,
То кнута не миновать".
Спальник наш, собравшись с силой,
Говорит царю: "Помилуй!
Вот те истинный Христос,
Справедлив мой, царь, донос.
Наш Иван, то всякий знает,
От тебя, отец скрывает,
Но не злато, не сребро -
Жароптицево перо..." -
"Жароптицево?.. Проклятый!
И он смел такой богатый...
Погоди же ты, злодей!
Не минуешь ты плетей!.." -
"Да и то ль еще он знает! -
Спальник тихо продолжает
Изогнувшися. - Добро!
Пусть имел бы он перо;
Да и самую Жар-птицу
Во твою, отец, светлицу,
Коль приказ изволишь дать,
Похваляется достать".
И доносчик с этим словом,
Скрючась обручем таловым,
Ко кровати подошел,
Подал клад - и снова в пол.
Царь смотрел и дивовался,
Гладил бороду, смеялся
И скусил пера конец.
Тут, уклав его в ларец,
Закричал (от нетерпенья),
Подтвердив свое веленье
Быстрым взмахом кулака:
"Гей! позвать мне дурака!"
И посыльные дворяна
Побежали по Ивана,
Но, столкнувшись все в углу,
Растянулись на полу.
Царь тем много любовался
И до колотья смеялся.
А дворяна, усмотря,
Что смешно то для царя,
Меж собой перемигнулись
И вдругоредь растянулись.
Царь тем так доволен был,
Что их шапкой наградил.
Тут посыльные дворяна
Вновь пустились звать Ивана
И на этот уже раз
Обошлися без проказ.
Вот к конюшне прибегают,
Двери настежь отворяют
И ногами дурака
Ну толкать во все бока.
С полчаса над ним возились,
Но его не добудились.
Наконец уж рядовой
Разбудил его метлой.
"Что за челядь тут такая? -
Говорит Иван вставая. -
Как хвачу я вас бичом,
Так не станете потом
Без пути будить Ивана".
Говорят ему дворяна:
"Царь изволил приказать
Нам тебя к нему позвать". -
"Царь?.. Ну ладно! Вот сряжуся
И тотчас к нему явлюся", -
Говорит послам Иван.
Тут надел он свой кафтан,
Опояской подвязался,
Приумылся, причесался,
Кнут свой сбоку прицепил,
Словно утица поплыл.
Вот Иван к царю явился,
Поклонился, подбодрился,
Крякнул дважды и спросил:
"А пошто меня будил?"
Царь, прищурясь глазом левым,
Закричал к нему со гневом,
Приподнявшися: "Молчать!
Ты мне должен отвечать:
В силу коего указа
Скрыл от нашего ты глаза
Наше царское добро -
Жароптицево перо?
Что я - царь али боярин?
Отвечай сейчас, татарин!"
Тут Иван, махнув рукой,
Говорит царю: "Постой!
Я те шапки ровно не дал,
Как же ты о том проведал?
Что ты - ажно ты пророк?
Ну, да что, сади в острог,
Прикажи сейчас хоть в палки -
Нет пера, да и шабалки!.." -
"Отвечай же! запорю!.." -
"Я те толком говорю:
Нет пера! Да, слышь, откуда
Мне достать такое чудо?"
Царь с кровати тут вскочил
И ларец с пером открыл.
"Что? Ты смел еще переться?
Да уж нет, не отвертеться!
Это что? А?" Тут Иван
Задрожал, как лист в буран,
Шапку выронил с испуга.
"Что, приятель, видно, туго? -
Молвил царь. - Постой-ка, брат!.." -
"Ох, помилуй, виноват!
Отпусти вину Ивану,
Я вперед уж врать не стану".
И, закутавшись в полу,
Растянулся на полу.
"Ну, для первого случаю
Я вину тебе прощаю, -
Царь Ивану говорит. -
Я, помилуй бог, сердит!
И с сердцов иной порою
Чуб сниму и с головою.
Так вот, видишь, я каков!
Но, сказать без дальних слов,
Я узнал, что ты Жар-птицу
В нашу царскую светлицу,
Если б вздумал приказать,
Похваляешься достать.
Ну, смотри ж, не отпирайся
И достать ее старайся".
Тут Иван волчком вскочил.
"Я того не говорил! -
Закричал он утираясь. -
О пере не запираюсь,
Но о птице, как ты хошь,
Ты напраслину ведешь".
Царь, затрясши бородою:
"Что? Рядиться мне с тобою! -
Закричал он. - Но смотри,
Если ты недели в три
Не достанешь мне Жар-птицу
В нашу царскую светлицу,
То, клянуся бородой,
Ты поплатишься со мной:
На правеж - в решетку - на кол!
Вон, холоп!" Иван заплакал
И пошел на сеновал,
Где конек его лежал.
Горбунок, его почуя,
Дрягнул было плясовую;
Но, как слезы увидал,
Сам чуть-чуть не зарыдал.
"Что, Иванушка, невесел?
Что головушку повесил? -
Говорит ему конек,
У его вертяся ног. -
Не утайся предо мною,
Все скажи, что за душою.
Я помочь тебе готов.
Аль, мой милый, нездоров?
Аль попался к лиходею?"
Пал Иван к коньку на шею,
Обнимал и целовал.
"Ох, беда, конек! - сказал. -
Царь велит достать Жар-птицу
В государскую светлицу.
Что мне делать, горбунок?"
Говорит ему конек:
"Велика беда, не спорю;
Но могу помочь я горю.
Оттого беда твоя,
Что не слушался меня:
Помнишь, ехав в град-столицу,
Ты нашел перо Жар-птицы;
Я сказал тебе тогда:
Не бери, Иван, - беда!
Много, много непокою
Принесет оно с собою.
Вот теперя ты узнал,
Правду ль я тебе сказал.
Но, сказать тебе по дружбе,
Это - службишка, не служба;
Служба все, брат, впереди.
Ты к царю теперь поди
И скажи ему открыто:
"Надо, царь, мне два корыта
Белоярова пшена
Да заморского вина.
Да вели поторопиться:
Завтра, только зазорится,
Мы отправимся, в поход".
Вот Иван к царю идет,
Говорит ему открыто:
"Надо, царь, мне два корыта
Белоярова пшена
Да заморского вина.
Да вели поторопиться:
Завтра, только зазорится,
Мы отправимся в поход".
Царь тотчас приказ дает,
Чтоб посыльные дворяна
Все сыскали для Ивана,
Молодцом его назвал
И "счастливый путь!" сказал.
На другой день, утром рано,
Разбудил конек Ивана:
"Гей! Хозяин! Полно спать!
Время дело исправлять!"
Вот Иванушка поднялся,
В путь-дорожку собирался,
Взял корыта, и пшено,
И заморское вино;
Потеплее приоделся,
На коньке своем уселся,
Вынул хлеба ломоток
И поехал на восток -
Доставать тое Жар-птицу.
Едут целую седмицу,
Напоследок, в день осьмой,
Приезжают в лес густой.
Тут сказал конек Ивану:
"Ты увидишь здесь поляну;
На поляне той гора
Вся из чистого сребра;
Вот сюда то до зарницы
Прилетают жары-птицы
Из ручья воды испить;
Тут и будем их ловить".
И, окончив речь к Ивану,
Выбегает на поляну.
Что за поле! Зелень тут
Словно камень-изумруд;
Ветерок над нею веет,
Так вот искорки и сеет;
А по зелени цветы
Несказанной красоты.
А на той ли на поляне,
Словно вал на океане,
Возвышается гора
Вся из чистого сребра.
Солнце летними лучами
Красит всю ее зарями,
В сгибах золотом бежит,
На верхах свечой горит.
Вот конек по косогору
Поднялся на эту гору,
Версту, другу пробежал,
Устоялся и сказал:
"Скоро ночь, Иван, начнется,
И тебе стеречь придется.
Ну, в корыто лей вино
И с вином мешай пшено.
А чтоб быть тебе закрыту,
Ты под то подлезь корыто,
Втихомолку примечай,
Да, смотри же, не зевай.
До восхода, слышь, зарницы
Прилетят сюда жар-птицы
И начнут пшено клевать
Да по-своему кричать.
Ты, которая поближе,
И схвати ее, смотри же!
А поймаешь птицу-жар,
И кричи на весь базар;
Я тотчас к тебе явлюся".-
"Ну, а если обожгуся?-
Говорит коньку Иван,
Расстилая свой кафтан. -
Рукавички взять придется:
Чай, плутовка больно жгется".
Тут конек из глаз исчез,
А Иван, кряхтя, подлез
Под дубовое корыто
И лежит там как убитый.
Вот полночною порой
Свет разлился над горой, -
Будто полдни наступают:
Жары-птицы налетают;
Стали бегать и кричать
И пшено с вином клевать.
Наш Иван, от них закрытый,
Смотрит птиц из-под корыта
И толкует сам с собой,
Разводя вот так рукой:
"Тьфу ты, дьявольская сила!
Эк их, дряней, привалило!
Чай, их тут десятков с пять.
Кабы всех переимать, -
То-то было бы поживы!
Неча молвить, страх красивы!
Ножки красные у всех;
А хвосты-то - сущий смех!
Чай, таких у куриц нету.
А уж сколько, парень, свету,
Словно батюшкина печь!"
И, скончав такую речь,
Сам с собою под лазейкой,
Наш Иван ужом да змейкой
Ко пшену с вином подполз, -
Хвать одну из птиц за хвост.
"Ой, Конечек-горбуночек!
Прибегай скорей, дружочек!
Я ведь птицу-то поймал", -
Так Иван-дурак кричал.
Горбунок тотчас явился.
"Ай, хозяин, отличился! -
Говорит ему конек. -
Ну, скорей ее в мешок!
Да завязывай тужее;
А мешок привесь на шею.
Надо нам в обратный путь". -
"Нет, дай птиц-то мне пугнуть!
Говорит Иван. - Смотри-ка,
Вишь, надселися от крика!"
И, схвативши свой мешок,
Хлещет вдоль и поперек.
Ярким пламенем сверкая,
Встрепенулася вся стая,
Кругом огненным свилась
И за тучи понеслась.
А Иван наш вслед за ними
Рукавицами своими
Так и машет и кричит,
Словно щелоком облит.
Птицы в тучах потерялись;
Наши путники собрались,
Уложили царский клад
И вернулися назад.
Вот приехали в столицу.
"Что, достал ли ты Жар-птицу?" -
Царь Ивану говорит,
Сам на спальника глядит.
А уж тот, нешто от скуки,
Искусал себе все руки.
"Разумеется, достал", -
Наш Иван царю сказал.
"Где ж она?" - "Постой немножко,
Прикажи сперва окошко
В почивальне затворить,
Знашь, чтоб темень сотворить".
Тут дворяна побежали
И окошко затворяли.
Вот Иван мешок на стол:
"Ну-ка, бабушка, пошел!"
Свет такой тут вдруг разлился,
Что весь двор рукой закрылся.
Царь кричит на весь базар:
"Ахти, батюшки, пожар!
Эй, решеточных сзывайте!
Заливайте! Заливайте!" -
"Это, слышь ты, не пожар,
Это свет от птицы-жар, -
Молвил ловчий, сам со смеху
Надрываяся. - Потеху
Я привез те, осударь!"
Говорит Ивану царь:
"Вот люблю дружка Ванюшу!
Взвеселил мою ты душу,
И на радости такой -
Будь же царский стремянной!"
Это видя, хитрый спальник,
Прежний конюших начальник,
Говорит себе под нос:
"Нет, постой, молокосос!
Не всегда тебе случится
Так канальски отличиться.
Я те снова подведу,
Мой дружочек, под беду!"
Через три потом недели
Вечерком одним сидели
В царской кухне повара
И служители двора;
Попивали мед из жбана
Да читали Еруслана.
"Эх! - один слуга сказал, -
Как севодни я достал
От соседа чудо-книжку!
В ней страниц не так чтоб слишком,
Да и сказок только пять,
А уж сказки - вам сказать,
Так не можно надивиться;
Надо ж этак умудриться!"
Тут все в голос: "Удружи!
Расскажи, брат, расскажи!" -
"Ну, какую ж вы хотите?
Пять ведь сказок; вот смотрите:
Перва сказка о бобре,
А вторая о царе;
Третья... дай бог память... точно!
О боярыне восточной;
Вот в четвертой: князь Бобыл;
В пятой... в пятой... эх, забыл!
В пятой сказке говорится...
Так в уме вот и вертится..." -
"Ну, да брось ее!" - "Постой!" -
"О красотке, что ль, какой?" -
"Точно! В пятой говорится
О прекрасной Царь-девице.
Ну, которую ж, друзья,
Расскажу севодни я?" -
"Царь-девицу! - все кричали. -
О царях мы уж слыхали,
Нам красоток-то скорей!
Их и слушать веселей".
И слуга, усевшись важно,
Стал рассказывать протяжно:
"У далеких немских стран
Есть, ребята, окиян.
По тому ли окияну
Ездят только басурманы;
С православной же земли
Не бывали николи
Ни дворяне, ни миряне
На поганом окияне.
От гостей же слух идет,
Что девица там живет;
Но девица не простая,
Дочь, вишь, месяцу родная,
Да и солнышко ей брат.
Та девица, говорят,
Ездит в красном полушубке,
В золотой, ребята, шлюпке
И серебряным веслом
Самолично правит в нем;
Разны песни попевает
И на гусельцах играет..."
Спальник тут с полатей скок -
И со всех обеих ног
Во дворец к царю пустился
И как раз к нему явился;
Стукнул крепко об пол лбом
И запел царю потом:
"Я с повинной головою,
Царь, явился пред тобою,
Не вели меня казнить,
Прикажи мне говорить!" -
"Говори, да правду только,
И не ври, смотри, нисколько!" -
Царь с кровати закричал.
Хитрый спальник отвечал:
"Мы севодни в кухне были,
За твое здоровье пили,
А один из дворских слуг
Нас забавил сказкой вслух;
В этой сказке говорится
О прекрасной Царь-девице.
Вот твой царский стремянной
Поклялся твоей брадой,
Что он знает эту птицу, -
Так он назвал Царь-девицу, -
И ее, изволишь знать,
Похваляется достать".
Спальник стукнул об пол снова.
"Гей, позвать мне стремяннова!" -
Царь посыльным закричал.
Спальник тут за печку стал.
А посыльные дворяна
Побежали по Ивана;
В крепком сне его нашли
И в рубашке привели.
Царь так начал речь: "Послушай,
На тебя донос, Ванюша.
Говорят, что вот сейчас
Похвалялся ты для нас
Отыскать другую птицу,
Сиречь молвить, Царь-девицу..." -
"Что ты, что ты, бог с тобой! -
Начал царский стремянной. -
Чай, с просонков я, толкую,
Штуку выкинул такую.
Да хитри себе как хошь,
А меня не проведешь".
Царь, затрясши бородою:
"Что? Рядиться мне с тобою? -
Закричал он. - Но смотри,
Если ты недели в три
Не достанешь Царь-девицу
В нашу царскую светлицу,
То, клянуся бородой!
Ты поплатишься со мной!
На правеж - в решетку - на кол!
Вон, холоп!" Иван заплакал
И пошел на сеновал,
Где конек его лежал.
"Что, Иванушка, невесел?
Что головушку повесил? -
Говорит ему конек. -
Аль, мой милый, занемог?
Аль попался к лиходею?"
Пал Иван к коньку на шею,
Обнимал и целовал.
"Ох, беда, конек! - сказал. -
Царь велит в свою светлицу
Мне достать, слышь, Царь-девицу.
Что мне делать, горбунок?"
Говорит ему конек:
"Велика беда, не спорю;
Но могу помочь я горю.
Оттого беда твоя,
Что не слушался меня.
Но, сказать тебе по дружбе,
Это - службишка, не служба;
Служба все, брат, впереди!
Ты к царю теперь поди
И скажи: "Ведь для поимки
Надо, царь, мне две ширинки,
Шитый золотом шатер
Да обеденный прибор -
Весь заморского варенья -
И сластей для прохлажденья",
Вот Иван к царю идет
И такую речь ведет:
"Для царевниной поимки
Надо, царь, мне две ширинки,
Шитый золотом шатер
Да обеденный прибор -
Весь заморского варенья -
И сластей для прохлажденья". -
"Вот давно бы так, чем нет", -
Царь с кровати дал ответ
И велел, чтобы дворяна
Все сыскали для Ивана,
Молодцом его назвал
И "счастливый путь!" сказал.
На другой день, утром рано,
Разбудил конек Ивана:
"Гей! Хозяин! Полно спать!
Время дело исправлять!"
Вот Иванушка поднялся,
В путь-дорожку собирался,
Взял ширинки и шатер
Да обеденный прибор -
Весь заморского варенья -
И сластей для прохлажденья;
Все в мешок дорожный склал
И веревкой завязал,
Потеплее приоделся,
На коньке своем уселся;
Вынул хлеба ломоток
И поехал на восток
По тое ли Царь-девицу.
Едут целую седмицу,
Напоследок, в день осьмой,
Приезжают в лес густой.
Тут сказал конек Ивану:
"Вот дорога к окияну,
И на нем-то круглый год
Та красавица живет;
Два раза она лишь сходит
С окияна и приводит
Долгий день на землю к нам.
Вот увидишь завтра сам".
И; окончив речь к Ивану,
Выбегает к окияну,
На котором белый вал
Одинешенек гулял.
Тут Иван с конька слезает,
А конек ему вещает:
"Ну, раскидывай шатер,
На ширинку ставь прибор
Из заморского варенья
И сластей для прохлажденья.
Сам ложися за шатром
Да смекай себе умом.
Видишь, шлюпка вон мелькает..
То царевна подплывает.
Пусть в шатер она войдет,
Пусть покушает, попьет;
Вот, как в гусли заиграет, -
Знай, уж время наступает.
Ты тотчас в шатер вбегай,
Ту царевну сохватай
И держи ее сильнее
Да зови меня скорее.
Я на первый твой приказ
Прибегу к тебе как раз;
И поедем... Да, смотри же,
Ты гляди за ней поближе;
Если ж ты ее проспишь,
Так беды не избежишь".
Тут конек из глаз сокрылся,
За шатер Иван забился
И давай диру вертеть,
Чтоб царевну подсмотреть.
Ясный полдень наступает;
Царь-девица подплывает,
Входит с гуслями в шатер
И садится за прибор.
"Хм! Так вот та Царь-девица!
Как же в сказках говорится, -
Рассуждает стремянной, -
Что куда красна собой
Царь-девица, так что диво!
Эта вовсе не красива:
И бледна-то, и тонка,
Чай, в обхват-то три вершка;
А ножонка-то, ножонка!
Тьфу ты! словно у цыпленка!
Пусть полюбится кому,
Я и даром не возьму".
Тут царевна заиграла
И столь сладко припевала,
Что Иван, не зная как,
Прикорнулся на кулак
И под голос тихий, стройный
Засыпает преспокойно.
Запад тихо догорал.
Вдруг конек над ним заржал
И, толкнув его копытом,
Крикнул голосом сердитым:
"Спи, любезный, до звезды!
Высыпай себе беды,
Не меня ведь вздернут на кол!"
Тут Иванушка заплакал
И, рыдаючи, просил,
Чтоб конек его простил:
"Отпусти вину Ивану,
Я вперед уж спать не стану". -
"Ну, уж бог тебя простит! -
Горбунок ему кричит. -
Все поправим, может статься,
Только, чур, не засыпаться;
Завтра, рано поутру,
К златошвейному шатру
Приплывет опять девица
Меду сладкого напиться.
Если ж снова ты заснешь,
Головы уж не снесешь".
Тут конек опять сокрылся;
А Иван сбирать пустился
Острых камней и гвоздей
От разбитых кораблей
Для того, чтоб уколоться,
Если вновь ему вздремнется.
На другой день, поутру,
К златошвейному шатру
Царь-девица подплывает,
Шлюпку на берег бросает,
Входит с гуслями в шатер
И садится за прибор...
Вот царевна заиграла
И столь сладко припевала,
Что Иванушке опять
Захотелося поспать.
"Нет, постой же ты, дрянная! -
Говорит Иван вставая. -
Ты в другоредь не уйдешь
И меня не проведешь".
Тут в шатер Иван вбегает,
Косу длинную хватает...
"Ой, беги, конек, беги!
Горбунок мой, помоги!"
Вмиг конек к нему явился.
"Ай, хозяин, отличился!
Ну, садись же поскорей
Да держи ее плотней!"
Вот столицы достигает.
Царь к царевне выбегает,
За белы руки берет,
Во дворец ее ведет
И садит за стол дубовый
И под занавес шелковый,
В глазки с нежностью глядит,
Сладки речи говорит:
"Бесподобная девица,
Согласися быть царица!
Я тебя едва узрел -
Сильной страстью воскипел.
Соколины твои очи
Не дадут мне спать средь ночи
И во время бела дня -
Ох! измучают меня.
Молви ласковое слово!
Все для свадьбы уж готово;
Завтра ж утром, светик мой,
Обвенчаемся с тобой
И начнем жить припевая".
А царевна молодая,
Ничего не говоря,
Отвернулась от царя.
Царь нисколько не сердился,
Но сильней еще влюбился;
На колен пред нею стал,
Ручки нежно пожимал
И балясы начал снова:
"Молви ласковое слово!
Чем тебя я огорчил?
Али тем, что полюбил?
"О, судьба моя плачевна!"
Говорит ему царевна:
"Если хочешь взять меня,
То доставь ты мне в три дня
Перстень мой из окияна". -
"Гей! Позвать ко мне Ивана!" -
Царь поспешно закричал
И чуть сам не побежал.
Вот Иван к царю явился,
Царь к нему оборотился
И сказал ему: "Иван!
Поезжай на окиян;
В окияне том хранится
Перстень, слышь ты, Царь-девицы.
Коль достанешь мне его,
Задарю тебя всего".-
"Я и с первой-то дороги
Волочу насилу ноги;
Ты опять на окиян!" -
Говорит царю Иван.
"Как же, плут, не торопиться:
Видишь, я хочу жениться! -
Царь со гневом закричал
И ногами застучал. -
У меня не отпирайся,
А скорее отправляйся!"
Тут Иван хотел идти.
"Эй, послушай! По пути, -
Говорит ему царица,-
Заезжай ты поклониться
В изумрудный терем мой
Да скажи моей родной:
Дочь ее узнать желает,
Для чего она скрывает
По три ночи, по три дня
Лик свой ясный от меня?
И зачем мой братец красный
Завернулся в мрак ненастный
И в туманной вышине
Не пошлет луча ко мне?
Не забудь же!" - "Помнить буду,
Если только не забуду;
Да ведь надо же узнать,
Кто те братец, кто те мать,
Чтоб в родне-то нам не сбиться".
Говорит ему царица:
"Месяц - мать мне, солнце - брат" -
"Да, смотри, в три дня назад!" -
Царь-жених к тому прибавил.
Тут Иван царя оставил
И пошел на сеновал,
Где конек его лежал.
"Что, Иванушка, невесел?
Что головушку повесил?" -
Говорит ему конек.
"Помоги мне, горбунок!
Видишь, вздумал царь жениться,
Знашь, на тоненькой царице,
Так и шлет на окиян, -
Говорит коньку Иван. -
Дал мне сроку три дня только;
Тут попробовать изволь-ка
Перстень дьявольский достать!
Да велела заезжать
Эта тонкая царица
Где-то в терем поклониться
Солнцу, Месяцу, притом
И спрошать кое об чем..."
Тут конек: "Сказать по дружбе,
Это - службишка, не служба;
Служба все, брат, впереди!
Ты теперя спать поди;
А назавтра, утром рано,
Мы поедем к окияну".
На другой день наш Иван,
Взяв три луковки в карман,
Потеплее приоделся,
На коньке своем уселся
И поехал в дальний путь...
Дайте, братцы, отдохнуть!
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *
а-ра-рали, та-ра-ра!
Вышли кони со двора;
Вот крестьяне их поймали
Да покрепче привязали.
Сидит ворон на дубу,
Он играет во трубу;
Как во трубушку играет,
Православных потешает:
"Эй, послушай, люд честной!
Жили-были муж с женой;
Муж-то примется за шутки,
А жена за прибаутки,
И пойдет у них тут пир,
Что на весь крещеный мир!"
Это присказка ведется,
Сказка послее начнется.
Как у наших у ворот
Муха песенку поет:
"Что дадите мне за вестку?
Бьет свекровь свою невестку:
Посадила на шесток,
Привязала за шнурок,
Ручки к ножкам притянула,
Ножку правую разула:
"Не ходи ты по зарям!
Не кажися молодцам!"
Это присказка велася,
Вот и сказка началася.
Ну-с, так едет наш Иван
За кольцом на окиян.
Горбунок летит, как ветер,
И в почин на первый вечер
Верст сто тысяч отмахал
И нигде не отдыхал.
Подъезжая к окияну,
Говорит конек Ивану:
"Ну, Иванушка, смотри,
Вот минутки через три
Мы приедем на поляну -
Прямо к морю-окияну;
Поперек его лежит
Чудо-юдо рыба-кит;
Десять лет уж он страдает,
А доселева не знает,
Чем прощенье получить;
Он учнет тебя просить,
Чтоб ты в солнцевом селенье
Попросил ему прощенье;
Ты исполнить обещай,
Да, смотри ж, не забывай!"
Вот въезжают на поляну
Прямо к морю-окияну;
Поперек его лежит
Чудо-юдо рыба-кит.
Все бока его изрыты,
Частоколы в ребра вбиты,
На хвосте сыр-бор шумит,
На спине село стоит;
Мужички на губе пашут,
Между глаз мальчишки пляшут,
А в дубраве, меж усов,
Ищут девушки грибов.
Вот конек бежит по киту,
По костям стучит копытом.
Чудо-юдо рыба-кит
Так проезжим говорит,
Рот широкий отворяя,
Тяжко, горько воздыхая:
"Путь-дорога, господа!
Вы откуда, и куда?" -
"Мы послы от Царь-девицы,
Едем оба из столицы, -
Говорит киту конек, -
К солнцу прямо на восток,
Во хоромы золотые". -
"Так нельзя ль, отцы родные,
Вам у солнышка спросить:
Долго ль мне в опале быть,
И за кои прегрешенья
Я терплю беды-мученья?" -
"Ладно, ладно, рыба-кит!" -
Наш Иван ему кричит.
"Будь отец мне милосердный!
Вишь, как мучуся я, бедный!
Десять лет уж тут лежу...
Я и сам те услужу!.." -
Кит Ивана умоляет,
Сам же горько воздыхает.
"Ладно-ладно, рыба-кит!" -
Наш Иван ему кричит.
Тут конек под ним забился,
Прыг на берег - и пустился,
Только видно, как песок
Вьется вихорем у ног.
Едут близко ли, далеко,
Едут низко ли, высоко
И увидели ль кого -
Я не знаю ничего.
Скоро сказка говорится,
Дело мешкотно творится.
Только, братцы, я узнал,
Что конек туда вбежал,
Где (я слышал стороною)
Небо сходится с землею,
Где крестьянки лен прядут,
Прялки на небо кладут.
Тут Иван с землей простился
И на небе очутился
И поехал, будто князь,
Шапка набок, подбодрясь.
"Эко диво! эко диво!
Наше царство хоть красиво, -
Говорит коньку Иван.
Средь лазоревых полян, -
А как с небом-то сравнится,
Так под стельку не годится.
Что земля-то!.. ведь она
И черна-то и грязна;
Здесь земля-то голубая,
А уж светлая какая!..
Посмотри-ка, горбунок,
Видишь, вон где, на восток,
Словно светится зарница...
Чай, небесная светлица...
Что-то больно высока!" -
Так спросил Иван конька.
"Это терем Царь-девицы,
Нашей будущей царицы, -
Горбунок ему кричит, -
По ночам здесь солнце спит,
А полуденной порою
Месяц входит для покою".
Подъезжают; у ворот
Из столбов хрустальный свод;
Все столбы те завитые
Хитро в змейки золотые;
На верхушках три звезды,
Вокруг терема сады;
На серебряных там ветках
В раззолоченных во клетках
Птицы райские живут,
Песни царские поют.
А ведь терем с теремами
Будто город с деревнями;
А на тереме из звезд -
Православный русский крест.
Вот конек во двор въезжает;
Наш Иван с него слезает,
В терем к Месяцу идет
И такую речь ведет:
"Здравствуй, Месяц Месяцович!
Я - Иванушка Петрович,
Из далеких я сторон
И привез тебе поклон". -
"Сядь, Иванушка Петрович, -
Молвил Месяц Месяцович, -
И поведай мне вину
В нашу светлую страну
Твоего с земли прихода;
Из какого ты народа,
Как попал ты в этот край, -
Все скажи мне, не утаи", -
"Я с земли пришел Землянской,
Из страны ведь христианской, -
Говорит, садясь, Иван, -
Переехал окиян
С порученьем от царицы -
В светлый терем поклониться
И сказать вот так, постой:
"Ты скажи моей родной:
Дочь ее узнать желает,
Для чего она скрывает
По три ночи, по три дня
Лик какой-то от меня;
И зачем мой братец красный
Завернулся в мрак ненастный
И в туманной вышине
Не пошлет луча ко мне?"
Так, кажися? - Мастерица
Говорить красно царица;
Не припомнишь все сполна,
Что сказала мне она". -
"А какая то царица?" -
"Это, знаешь, Царь-девица". -
"Царь-девица?.. Так она,
Что ль, тобой увезена?" -
Вскрикнул Месяц Месяцович.
А Иванушка Петрович
Говорит: "Известно, мной!
Вишь, я царский стремянной;
Ну, так царь меня отправил,
Чтобы я ее доставил
В три недели во дворец;
А не то меня, отец,
Посадить грозился на кол".
Месяц с радости заплакал,
Ну Ивана обнимать,
Целовать и миловать.
"Ах, Иванушка Петрович! -
Молвил Месяц Месяцович. -
Ты принес такую весть,
Что не знаю, чем и счесть!
А уж мы как горевали,
Что царевну потеряли!..
Оттого-то, видишь, я
По три ночи, по три дня
В темном облаке ходила,
Все грустила да грустила,
Трое суток не спала.
Крошки хлеба не брала,
Оттого-то сын мой красный
Завернулся в мрак ненастный,
Луч свой жаркий погасил,
Миру божью не светил:
Все грустил, вишь, по сестрице,
Той ли красной Царь-девице.
Что, здорова ли она?
Не грустна ли, не больна?" -
"Всем бы, кажется, красотка,
Да у ней, кажись, сухотка:
Ну, как спичка, слышь, тонка,
Чай, в обхват-то три вершка;
Вот как замуж-то поспеет,
Так небось и потолстеет:
Царь, слышь, женится на ней".
Месяц вскрикнул: "Ах, злодей!
Вздумал в семьдесят жениться
На молоденькой девице!
Да стою я крепко в том -
Просидит он женихом!
Вишь, что старый хрен затеял:
Хочет жать там, где не сеял!
Полно, лаком больно стал!"
Тут Иван опять сказал:
"Есть еще к тебе прошенье,
То о китовом прощенье...
Есть, вишь, море; чудо-кит
Поперек его лежит:
Все бока его изрыты,
Частоколы в ребра вбиты...
Он, бедняк, меня прошал,
Чтобы я тебя спрошал:
Скоро ль кончится мученье?
Чем сыскать ему прощенье?
И на что он тут лежит?"
Месяц ясный говорит:
"Он за то несет мученье,
Что без божия веленья
Проглотил среди морей
Три десятка кораблей.
Если даст он им свободу,
Снимет бог с него невзгоду,
Вмиг все раны заживит,
Долгим веком наградит".
Тут Иванушка поднялся,
С светлым месяцем прощался,
Крепко шею обнимал,
Трижды в щеки целовал.
"Ну, Иванушка Петрович! -
Молвил Месяц Месяцович. -
Благодарствую тебя
За сынка и за себя.
Отнеси благословенье
Нашей дочке в утешенье
И скажи моей родной:
"Мать твоя всегда с тобой;
Полно плакать и крушиться:
Скоро грусть твоя решится, -
И не старый, с бородой,
А красавец молодой
Поведет тебя к налою".
Ну, прощай же! Бог с тобою!"
Поклонившись, как умел,
На конька Иван тут сел,
Свистнул, будто витязь знатный,
И пустился в путь обратный.
На другой день наш Иван
Вновь пришел на окиян.
Вот конек бежит по киту,
По костям стучит копытом.
Чудо-юдо рыба-кит
Так, вздохнувши, говорит:
"Что, отцы, мое прошенье?
Получу ль когда прощенье?" -
"Погоди ты, рыба-кит!" -
Тут конек ему кричит.
Вот в село он прибегает,
Мужиков к себе сзывает,
Черной гривкою трясет
И такую речь ведет:
"Эй, послушайте, миряне,
Православны христиане!
Коль не хочет кто из вас
К водяному сесть в приказ,
Убирайся вмиг отсюда.
Здесь тотчас случится чудо:
Море сильно закипит,
Повернется рыба-кит..."
Тут крестьяне и миряне,
Православны христиане,
Закричали: "Быть бедам!"
И пустились по домам.
Все телеги собирали;
В них, не мешкая, поклали
Все, что было живота,
И оставили кита.
Утро с полднем повстречалось,
А в селе уж не осталось
Ни одной души живой,
Словно шел Мамай войной!
Тут конек на хвост вбегает,
К перьям близко прилегает
И что мочи есть кричит:
"Чудо-юдо рыба-кит!
Оттого твои мученья,
Что без божия веленья
Проглотил ты средь морей
Три десятка кораблей.
Если дашь ты им свободу,
Снимет бог с тебя невзгоду,
Вмиг все раны заживит,
Долгим веком наградит".
И, окончив речь такую,
Закусил узду стальную,
Понатужился - и вмиг
На далекий берег прыг.
Чудо-кит зашевелился,
Словно холм поворотился,
Начал море волновать
И из челюстей бросать
Корабли за кораблями
С парусами и гребцами.
Тут поднялся шум такой,
Что проснулся царь морской:
В пушки медные палили,
В трубы кованы трубили;
Белый парус поднялся,
Флаг на мачте развился;
Поп с причетом всем служебным
Пел на палубе молебны;
А гребцов веселый ряд
Грянул песню наподхват:
"Как по моречку, по морю,
По широкому раздолью,
Что по самый край земли,
Выбегают корабли..."
Волны моря заклубились,
Корабли из глаз сокрылись.
Чудо-юдо рыба-кит
Громким голосом кричит,
Рот широкий отворяя,
Плесом волны разбивая:
"Чем вам, други, услужить?
Чем за службу наградить?
Надо ль раковин цветистых?
Надо ль рыбок золотистых?
Надо ль крупных жемчугов?
Все достать для вас готов!" -
"Нет, кит-рыба, нам в награду
Ничего того не надо, -
Говорит ему Иван, -
Лучше перстень нам достань -
Перстень, знаешь, Царь-девицы,
Нашей будущей царицы". -
"Ладно, ладно! Для дружка
И сережку из ушка!
Отыщу я до зарницы
Перстень красной Царь-девицы",-
Кит Ивану отвечал
И, как ключ, на дно упал.
Вот он плесом ударяет,
Громким голосом сзывает
Осетриный весь народ
И такую речь ведет:
"Вы достаньте до зарницы
Перстень красной Царь-девицы,
Скрытый в ящичке на дне.
Кто его доставит мне,
Награжу того я чином:
Будет думным дворянином.
Если ж умный мой приказ
Не исполните... я вас!"
Осетры тут поклонились
И в порядке удалились.
Через несколько часов
Двое белых осетров
К киту медленно подплыли
И смиренно говорили:
"Царь великий! не гневись!
Мы все море уж, кажись,
Исходили и изрыли,
Но и знаку не открыли.
Только ерш один из нас
Совершил бы твой приказ:
Он по всем морям гуляет,
Так уж, верно, перстень знает;
Но его, как бы назло,
Уж куда-то унесло".-
"Отыскать его в минуту
И послать в мою каюту!" -
Кит сердито закричал
И усами закачал.
Осетры тут поклонились,
В земский суд бежать пустились
И велели в тот же час
От кита писать указ,
Чтоб гонцов скорей послали
И ерша того поймали.
Лещ, услыша сей приказ,
Именной писал указ;
Сом (советником он звался)
Под указом подписался;
Черный рак указ сложил
И печати приложил.
Двух дельфинов тут призвали
И, отдав указ, сказали,
Чтоб, от имени царя,
Обежали все моря
И того ерша-гуляку,
Крикуна и забияку,
Где бы ни было нашли,
К государю привели.
Тут дельфины поклонились
И ерша искать пустились.
Ищут час они в морях,
Ищут час они в реках,
Все озера исходили,
Все проливы переплыли,
Не могли ерша сыскать
И вернулися назад,
Чуть не плача от печали...
Вдруг дельфины услыхали
Где-то в маленьком пруде
Крик неслыханный в воде.
В пруд дельфины завернули
И на дно его нырнули, -
Глядь: в пруде, под камышом,
Ерш дерется с карасем.
"Смирно! черти б вас побрали!
Вишь, содом какой подняли,
Словно важные бойцы!" -
Закричали им гонцы.
"Ну, а вам какое дело? -
Ёрш кричит дельфинам смело. -
Я шутить ведь не люблю,
Разом всех переколю!" -
"Ох ты, вечная гуляка
И крикун и забияка!
Все бы, дрянь, тебе гулять,
Все бы драться да кричать.
Дома - нет ведь, не сидится!..
Ну да что с тобой рядиться, -
Вот тебе царев указ,
Чтоб ты плыл к нему тотчас".
Тут проказника дельфины
Подхватили за щетины
И отправились назад.
Ерш ну рваться и кричать:
"Будьте милостивы, братцы!
Дайте чуточку подраться.
Распроклятый тот карась
Поносил меня вчерась
При честном при всем собранье
Неподобной разной бранью..."
Долго ерш еще кричал,
Наконец и замолчал;
А проказника дельфины
Все тащили за щетины,
Ничего не говоря,
И явились пред царя.
"Что ты долго не являлся?
Где ты, вражий сын, шатался?"
Кит со гневом закричал.
На колени ерш упал,
И, признавшись в преступленье,
Он молился о прощенье.
"Ну, уж бог тебя простит! -
Кит державный говорит. -
Но за то твое прощенье
Ты исполни повеленье". -
"Рад стараться, чудо-кит!" -
На коленях ерш пищит.
"Ты по всем морям гуляешь,
Так уж, верно, перстень знаешь
Царь-девицы?" - "Как не знать!
Можем разом отыскать". -
"Так ступай же поскорее
Да сыщи его живее!"
Тут, отдав царю поклон,
Ерш пошел, согнувшись, вон.
С царской дворней побранился,
За плотвой поволочился
И салакушкам шести
Нос разбил он на пути.
Совершив такое дело,
В омут кинулся он смело
И в подводной глубине
Вырыл ящичек на дне -
Пуд по крайней мере во сто.
"О, здесь дело-то не просто!"
И давай из всех морей
Ерш скликать к себе сельдей.
Сельди духом собралися,
Сундучок тащить взялися,
Только слышно и всего -
"У-у-у!" да "о-о-о!"
Но сколь сильно ни кричали,
Животы лишь надорвали,
А проклятый сундучок
Не дался и на вершок.
"Настоящие селедки!
Вам кнута бы вместо водки!" -
Крикнул ерш со всех сердцов
И нырнул по осетров.
Осетры тут приплывают
И без крика подымают
Крепко ввязнувший в песок
С перстнем красный сундучок.
"Ну, ребятушки, смотрите,
Вы к царю теперь плывите,
Я ж пойду теперь ко дну
Да немножко отдохну:
Что-то сон одолевает,
Так глаза вот и смыкает..."
Осетры к царю плывут,
Ерш-гуляка прямо в пруд
(Из которого дельфины
Утащили за щетины),
Чай, додраться с карасем, -
Я не ведаю о том.
Но теперь мы с ним простимся
И к Ивану возвратимся.
Тихо море-окиян.
На песке сидит Иван,
Ждет кита из синя моря
И мурлыкает от горя;
Повалившись на песок,
Дремлет верный горбунок.
Время к вечеру клонилось;
Вот уж солнышко спустилось;
Тихим пламенем горя,
Развернулася заря.
А кита не тут-то было.
"Чтоб те, вора, задавило!
Вишь, какой морской шайтан! -
Говорит себе Иван. -
Обещался до зарницы
Вынесть перстень Царь-девицы,
А доселе не сыскал,
Окаянный зубоскал!
А уж солнышко-то село,
И..." Тут море закипело:
Появился чудо-кит
И к Ивану говорит:
"За твое благодеянье
Я исполнил обещанье".
С этим словом сундучок
Брякнул плотно на песок,
Только берег закачался.
"Ну, теперь я расквитался.
Если ж вновь принужусь я,
Позови опять меня;
Твоего благодеянья
Не забыть мне... До свиданья!"
Тут кит-чудо замолчал
И, всплеснув, на дно упал.
Горбунок-конек проснулся,
Встал на лапки, отряхнулся,
На Иванушку взглянул
И четырежды прыгнул.
"Ай да Кит Китович! Славно!
Долг свой выплатил исправно!
Ну, спасибо, рыба-кит! -
Горбунок конек кричит. -
Что ж, хозяин, одевайся,
В путь-дорожку отправляйся;
Три денька ведь уж прошло:
Завтра срочное число.
Чай, старик уж умирает".
Тут Ванюша отвечает:
"Рад бы радостью поднять,
Да ведь силы не занять!
Сундучишко больно плотен,
Чай, чертей в него пять сотен
Кит проклятый насажал.
Я уж трижды подымал;
Тяжесть страшная такая!"
Тут конек, не отвечая,
Поднял ящичек ногой,
Будто камушек какой,
И взмахнул к себе на шею.
"Ну, Иван, садись скорее!
Помни, завтра минет срок,
А обратный путь далек".
Стал четвертый день зориться.
Наш Иван уже в столице.
Царь с крыльца к нему бежит.
"Что кольцо мое?" - кричит.
Тут Иван с конька слезает
И преважно отвечает:
"Вот тебе и сундучок!
Да вели-ка скликать полк:
Сундучишко мал хоть на вид,
Да и дьявола задавит".
Царь тотчас стрельцов позвал
И немедля приказал
Сундучок отнесть в светлицу,
Сам пошел по Царь-девицу.
"Перстень твой, душа, найден, -
Сладкогласно молвил он, -
И теперь, примолвить снова,
Нет препятства никакого
Завтра утром, светик мой,
Обвенчаться мне с тобой.
Но не хочешь ли, дружочек,
Свой увидеть перстенечек?
Он в дворце моем лежит".
Царь-девица говорит:
"Знаю, знаю! Но, признаться,
Нам нельзя еще венчаться". -
"Отчего же, светик мой?
Я люблю тебя душой;
Мне, прости ты мою смелость,
Страх жениться захотелось.
Если ж ты... то я умру
Завтра ж с горя поутру.
Сжалься, матушка царица!"
Говорит ему девица:
"Но взгляни-ка, ты ведь сед;
Мне пятнадцать только лет:
Как же можно нам венчаться?
Все цари начнут смеяться,
Дед-то, скажут, внуку взял!"
Царь со гневом закричал:
"Пусть-ка только засмеются -
У меня как раз свернутся:
Все их царства полоню!
Весь их род искореню!"
"Пусть не станут и смеяться,
Все не можно нам венчаться, -
Не растут зимой цветы:
Я красавица, а ты?..
Чем ты можешь похвалиться?" -
Говорит ему девица.
"Я хоть стар, да я удал! -
Царь царице отвечал. -
Как немножко приберуся,
Хоть кому так покажуся
Разудалым молодцом.
Ну, да что нам нужды в том?
Лишь бы только нам жениться".
Говорит ему девица:
"А такая в том нужда,
Что не выйду никогда
За дурного, за седого,
За беззубого такого!"
Царь в затылке почесал
И, нахмуряся, сказал:
"Что ж мне делать-то, царица?
Страх как хочется жениться;
Ты же, ровно на беду:
Не пойду да не пойду!" -
"Не пойду я за седова, -
Царь-девица молвит снова. -
Стань, как прежде, молодец,
Я тотчас же под венец". -
"Вспомни, матушка царица,
Ведь нельзя переродиться;
Чудо бог один творит".
Царь-девица говорит:
"Коль себя не пожалеешь,
Ты опять помолодеешь.
Слушай: завтра на заре
На широком на дворе
Должен челядь ты заставить
Три котла больших поставить
И костры под них сложить.
Первый надобно налить
До краев водой студеной,
А второй - водой вареной,
А последний - молоком,
Вскипятя его ключом.
Вот, коль хочешь ты жениться
И красавцем учиниться, -
Ты без платья, налегке,
Искупайся в молоке;
Тут побудь в воде вареной,
А потом еще в студеной,
И скажу тебе, отец,
Будешь знатный молодец!"
Царь не вымолвил ни слова,
Кликнул тотчас стремяннова.
"Что, опять на окиян? -
Говорит царю Иван. -
Нет уж, дудки, ваша милость!
Уж и то во мне все сбилось.
Не поеду ни за что!" -
"Нет, Иванушка, не то.
Завтра я хочу заставить
На дворе котлы поставить
И костры под них сложить.
Первый думаю налить
До краев водой студеной,
А второй - водой вареной,
А последний - молоком,
Вскипятя его ключом.
Ты же должен постараться
Пробы ради искупаться
В этих трех больших котлах,
В молоке и в двух водах". -
"Вишь, откуда подъезжает! -
Речь Иван тут начинает.
Шпарят только поросят,
Да индюшек, да цыплят;
Я ведь, глянь, не поросенок,
Не индюшка, не цыпленок.
Вот в холодной, так оно
Искупаться бы можно,
А подваривать как станешь,
Так меня и не заманишь.
Полно, царь, хитрить, мудрить
Да Ивана проводить!"
Царь, затрясши бородою:
"Что? рядиться мне с тобою! -
Закричал он. - Но смотри!
Если ты в рассвет зари
Не исполнишь повеленье, -
Я отдам тебя в мученье,
Прикажу тебя пытать,
По кусочкам разрывать.
Вон отсюда, болесть злая!"
Тут Иванушка, рыдая,
Поплелся на сеновал,
Где конек его лежал.
"Что, Иванушка, невесел?
Что головушку повесил? -
Говорит ему конек. -
Чай, наш старый женишок
Снова выкинул затею?"
Пал Иван к коньку на шею,
Обнимал и целовал.
"Ох, беда, конек! - сказал. -
Царь вконец меня сбывает;
Сам подумай, заставляет
Искупаться мне в котлах,
В молоке и в двух водах:
Как в одной воде студеной,
А в другой воде вареной,
Молоко, слышь, кипяток".
Говорит ему конек:
"Вот уж служба так уж служба!
Тут нужна моя вся дружба.
Как же к слову не сказать:
Лучше б нам пера не брать;
От него-то, от злодея,
Столько бед тебе на шею...
Ну, не плачь же, бог с тобой!
Сладим как-нибудь с бедой.
И скорее сам я сгину,
Чем тебя, Иван, покину.
Слушай: завтра на заре,
В те поры, как на дворе
Ты разденешься, как должно,
Ты скажи царю: "Не можно ль,
Ваша милость, приказать
Горбунка ко мне послать,
Чтоб впоследни с ним проститься".
Царь на это согласится.
Вот как я хвостом махну,
В те котлы мордой макну,
На тебя два раза прысну,
Громким посвистом присвистну,
Ты, смотри же, не зевай:
В молоко сперва ныряй,
Тут в котел с водой вареной,
А оттудова в студеной.
А теперича молись
Да спокойно спать ложись".
На другой день, утром рано,
Разбудил конек Ивана:
"Эй, хозяин, полно спать!
Время службу исполнять".
Тут Ванюша почесался,
Потянулся и поднялся,
Помолился на забор
И пошел к царю во двор.
ershov5_
Там котлы уже кипели;
Подле них рядком сидели
Кучера и повара
И служители двора;
Дров усердно прибавляли,
Об Иване толковали
Втихомолку меж собой
И смеялися порой.
ers
Вот и двери растворились;
Царь с царицей появились
И готовились с крыльца
Посмотреть на удальца.
"Ну, Ванюша, раздевайся
И в котлах, брат, покупайся!" -
Царь Ивану закричал.
Тут Иван одежду снял,
Ничего не отвечая.
А царица молодая,
Чтоб не видеть наготу,
Завернулася в фату.
Вот Иван к котлам поднялся,
Глянул в них - и зачесался.
"Что же ты, Ванюша, стал? -
Царь опять ему вскричал. -
Исполняй-ка, брат, что должно!"
Говорит Иван: "Не можно ль,
Ваша милость, приказать
Горбунка ко мне послать.
Я впоследни б с ним простился".
Царь, подумав, согласился
И изволил приказать
Горбунка к нему послать.
Тут слуга конька приводит
И к сторонке сам отходит.
Вот конек хвостом махнул,
В те котлы мордой макнул,
На Ивана дважды прыснул,
Громким посвистом присвистнул.
На конька Иван взглянул
И в котел тотчас нырнул,
Тут в другой, там в третий тоже,
И такой он стал пригожий,
Что ни в сказке не сказать,
Ни пером не написать!
Вот он в платье нарядился,
Царь-девице поклонился,
Осмотрелся, подбодрясь,
С важным видом, будто князь.
ers
"Эко диво! - все кричали. -
Мы и слыхом не слыхали,
Чтобы льзя похорошеть!"
er
Царь велел себя раздеть,
Два раза перекрестился,
Бух в котел - и там сварился!
ers
ershov5_157.jpg
ershov5_158.jpg
Царь-девица тут встает,
Знак к молчанью подает,
Покрывало поднимает
И к прислужникам вещает:
"Царь велел вам долго жить!
Я хочу царицей быть.
Люба ль я вам? Отвечайте!
Если люба, то признайте
Володетелем всего
И супруга моего!"
Тут царица замолчала,
На Ивана показала.
ershov5_
ershov5_160.jpg
"Люба, люба! - все кричат. -
За тебя хоть в самый ад!
Твоего ради талана
Признаем царя Ивана!"
er
Царь царицу тут берет,
В церковь божию ведет,
И с невестой молодою
Он обходит вкруг налою.
ers
Пушки с крепости палят;
В трубы кованы трубят;
Все подвалы отворяют,
Бочки с фряжским выставляют,
И, напившися, народ
Что есть мочушки дерет:
"Здравствуй, царь наш со царицей!
С распрекрасной Царь-девицей!"
ers
Во дворце же пир горой:
Вина льются там рекой;
За дубовыми столами
Пьют бояре со князьями.
Сердцу любо! Я там был,
Мед, вино и пиво пил;
По усам хоть и бежало,
В рот ни капли не попало.
ОБЪЯСНЕНИЕ УСТАРЕВШИХ СЛОВ И ВЫРАЖЕНИЙ
Ажно - разве.
Балаган - здесь: шалаш, сарай.
Балясы - пустые разговоры, болтовня.
Басурманин - иноземец, человек иной веры.
Бочки с фряжским - бочки с заморским вином.
Буерак - небольшой овраг.
Вдругоредь - в другой раз, снова.
Весь двор - все приближенные царя, придворные.
Вина - здесь: причина,
В приказ даю - отдаю под надзор.
Глазей - человек, подсматривающий за кем-нибудь.
Городничий - начальник города в старину.
Гость - старинное название купца, торговца.
Давеж - давка.
Дирочка, дира - так произносилось да и теперь иногда произносится
в некоторых местностях слово "дыра".
Дрягнул плясовую - пустился в пляс, заплясал.
Еруслан - один из героев русских народных сказок, могучий богатырь.
Естное - съестное.
Живот - здесь: имущество, добро.
Жомы - тиски, пресс.
Загребь - горсть.
3ельно - сильно, весьма.
Зориться, зазориться - светать, рассветать.
Исправник - начальник сельской полиции в дореволюционной России.
ershov5_167.jpg
К водяному сесть в приказ - потонуть, пойти ко дну.
Красно платье - нарядное, красивое платье.
Кто-петь - здесь: кто же.
Курево - здесь: огонь, костер.
Лик - лицо.
Лубки - здесь: ярко раскрашенные картинки.
Льзя - можно.
Малахай - здесь: длинная широкая одежда без пояса.
Мешкотно - медленно.
Настигу - настигну, догоню.
Не клепли - не обвиняй напрасно, не клевещи.
Некорыстный наш живот - бедную нашу жизнь. Живот - жизнь.
Неможет - болеет; немочь - болеть.
Немские страны - иноземные страны.
Оброк - деньги или продукты, которые при крепостном праве крестьяне
должны были отдавать своему помещику.
Опала - немилость царя, наказание.
Острог - тюрьма.
Очью - очами, глазами.
Пенять - укорять, упрекать.
Переимать - переловить.
Переться - спорить, отпираться.
Пластью - пластом.
Плес - рыбий хвост.
Полонить - взять в плен.
Постучали ендовой - выпили. Ендова - сосуд для вина.
Почивальня, опочивальня - спальня.
Принужусь - понадоблюсь.
Притча - здесь: непонятное дело, странный случай.
Прозумент (позумент) - золотая или серебряная тесьма, которую нашивали
на одежду для украшения.
Прошал - просил.
Пулю слить - налгать, пустить ложный слух.
Ражий - здоровый, видный, сильный.
Решеточный - пожарный.
Рядиться - торговаться, препираться, договариваться.
Сгинуть - погибнуть.
Седмица - неделя.
ershov5_168.jpg
Сиречь - то есть, именно.
Соглядать - подсмотреть.
Спальник - царский слуга.
Срочное число - срок.
Станичники - здесь: разбойники.
Стрельцы - старинное войско.
Стремянной - слуга, ухаживавший за верховой лошадью гос-
подина.
Суседка - домовой (сибирское название).
Сусек - отгороженное место для хранения овса или другого зерна.
Сыта - вода, подслащенная медом.
Талан - счастье, удача.
Таловый - ивовый.
Узрел - увидел; узреть - увидеть.
Учинился - сделался.
Фата - женское покрывало из легкой ткани.
Челядь - слуги.
Чернокнижник - колдун.
Шабалки - шабаш, конец.
Ширинка - широкое, во всю ширину ткани, полотенце.
Школить - учить.
http://az.lib.ru/e/ershow_p_p/
**************
Материалы из Сети подготовил Вл.Назаров
Нефтеюганск
4 июля 2024 года
**********
ПРИЛОЖЕНИЕ
ОФОРМЛЕНИЕ ОГНЕННОГО ТЕЛА И ЕГО ПРОЯВЛЕНИЯ
Сны могут отражать прошлое и настоящее.
Сны могут отражать уже сложившееся клише
будущего. Но кроме этих земных отражений
могут быть отражения Тонкого и Огненного Мира.
Конечно, часто люди не могут запечатлеть
именно эти два последних вида, ибо они
мимолетны и, будучи иной природы, мало
укладываются в меры земные. Только
пламенное сердце может удержать в сознании
эти искры дальних миров. То же самое
происходит и с видениями. Можно видеть звезды
в иных созвездиях, нежели видимые в телескоп.
Для этого тело огненное должно быть уже достаточно образовано. Конечно, оно
всегда существует, но может быть хаотичным и несознательным. Но путь устремления
через все тела, и тогда триада засияет. ( С. 258. )
Полеты в тонком теле являют новое для Земли качество. Именно тонкое тело не
связывается с Землею и тем легче летит кверху. Земное тело трудно
поднимается и легко падает, но тонкое тело действует наоборот; именно ему труднее
опускаться. Явление низших сфер трудно пронизать. Конечно, Говорю о высоком
состоянии тонкого тела; для низших тел именно низкие сферы удобнее. Поучительно
видеть, как высокое тонкое тело уже начинает выявлять качество Огненного Мира.
Так от земного состояния можно видеть зачатки всех миров. Нужно лишь очищать
сознание, устремляться по Иерархии и замечать зорко происходящее. ( С. 289. )
Явление огня разрушительно для физического тела, но стихия огненная
совершенно естественна для тела огненного. Значит, эта перемена отношений
происходит в пространстве Тонкого Мира. Действительно, можно видеть на состоянии
тонких тел границу благодатного воздействия Огня. Высокие слои, очищенные от
грубых физических устремлений, уже испытывают огненную благодать, но низшие
подвалы Тонкого Мира подвергаются еще физическому ощущению пламени. Притом
чем больше физической шелухи, тем Огонь может действовать болезненнее. Вот
откуда сведение о пламени адовом. ( С. 304. )
Огненное тело может иногда проявляться даже через физическую оболочку. Так,
при известном напряжении явлений Огня в пространстве тело огненное начинает
как бы просвечивать посредством малых огней по физической поверхности. Это
тонкое Огненное состояние редко бывает видимо. Не только глаз не может
воспринять эти малые света, но сама энергия взгляда как бы притушивает эти
тончайшие вспыхивания. Космические явления, как извержения и прочие Огненные
проявления, способствуют феноменам огненного тела. Явление это не имеет ничего
общего с Огнями ауры или с внешними огнями, вроде огней Св. Эльма. Ур. сегодня
знакомилась с огнями тела огненного. Космические разрушения вместо болей дали
указания на огненное тело. Так признаки общения с явлениями космическими
умножились. Извержение может в микрокосме вызывать извержение желез, но также
может вызвать и огни тела огненного. ( С. 343. )
При напряженных огненных явлениях можно заметить одно проявление основного
качества Огня. Окружающие предметы становятся как бы прозрачными. Вы
можете засвидетельствовать это. Огонь как бы претворяет все огненные сущности и
открывает светоносную материю, лежащую в основании всего Сущего. То же можно
сказать о магните огненного сердца, своеобразно оно открывает огненную природу
всего приближающегося. Так можно наблюдать огненные качества через огненное
сердце. Только нужно найти это сердце и со всей бережностью приложить его к опыту.
При таких опытах нужно помнить, что обнажение светоносной материи может быть
чрезвычайно опасно при грубых окружающих условиях. Опасность полного Самадхи
зависит от этого же качества Огня. Тем не менее, не противьтесь огненным явлениям,
если они не отягощают сердце. Явления в годы Армагеддона, конечно, очень спутаны,
ибо ритм Огня Пространства и Огня подземного нарушен. Обычно подобные
нарушения ритма не принимаются во внимание, и тем еще больше усиливают
космическое смятение. ( МО1. 11. )
Огненный доспех очень редко можно почувствовать, так же как и лучи – крылья
подвига. При этом можно сознавать, насколько этот доспех может защищать, но, с
другой стороны, он требует необычайной осторожности, как и всякое огненное
явление. Матерь Агни Йоги знает, что такой доспех вовсе не легок, ибо земные
условия слишком далеки от высокого огненного явления. Но когда происходят
огненные действия, то наличность огненного доспеха выступает ощутимо. Конечно,
если сердце уже привыкло к огненной манифестации, то можно принимать участие в
огненных битвах. ( С. 420. )
Неощущение высших токов Огня несколько напоминает, когда священнослужитель
при каждодневности привыкает к току Святилища. Известно, что Святые, Высшие
Духи, объятые струями Огня, не замечали этого высшего явления. Конечно, живущие
в Тонком Мире не замечают особенность его, совершенно также и приобщенные к
Огню не считают это состояние особым. Виртуоз музыки не считает особенным, когда
он играет прекрасно, это уже обычно ему. Так и Мир Огненный нисходит до земного
состояния, и приобщенные к нему теряют ощущение особенности. ( МО1. 22. )
Звук и цвет являются одними из главных огненных проявлений. Таким образом,
музыка сфер и сияние Огней Пространства будут высшими явлениями Огня.
Потому и невозможно постоянно слушать звуки сфер или видеть Огни блистающие.
Такие частые эмоции слишком разделили бы земное тело от Огненного. Тем самым
не создалось бы равновесие, так нужное для Вечности. Правда, нужно отделять в
сознании четыре тела своих, чтобы функции их могли быть разделены. Нарушение
равновесия ведет к преждевременному разрушению низшего тела. ( МО1. 73. )
ознавание огненных воздействий распределено по чувствам. Первое
впечатление будет зрительным со всем огненным разнообразием, затем
присоединится слух с музыкой сфер, с колоколами, со струнами Природы. Затем
приходит утончение осязания с ощущениями ритма, жара и холода. Труднее всего с
обонянием и вкусом. Но Ур. знает, что значит слышать запах человека на дальнем
расстоянии. Теперь Ур. знает и другое очень трудное. Ощутить вкус металла,
находящегося в Тонком Мире, уже является очень большим утончением. Но не только
нужно иметь силу различать эти воздействия, но их нужно уметь заметить. Такое
различение очень редко, но, выходя за пределы трехмерности, оно делается
доступным. ( МО1. 110. )
Сношения в духе составляют значительную часть земного существования, и,
несомненно, принадлежат к огненной природе. Не только во время сна
происходят такие сношения, но и во время бодрствования мы ощущаем многие
рефлексы таких сношений. Никто, даже самый грубый, не решится отрицать, что он
не раз чувствовал некоторые касания или внушения мысли извне. Учитель может
указать, что такие прикасания могут получаться из многих источников или по линии
нити Иерархии, или из Мира Тонкого, или от земных жителей. Очень характерно, что
мысль, извне пришедшая, необыкновенно легко забывается. Недаром древняя
мудрость советовала сопровождать такую мысль глотком холодной воды, точно
расплавленное нечто нуждается в охлаждении, чтобы сохранить форму. Совет
древний не лишен основания. Мысль, поступающая извне, как бы воспламеняет
центры, и нужно ее как бы запечатлеть, чтобы претворить в нашу условную энергию.
Так же бывает в сновидениях. Мы не только получаем извне огненные толчки, но
наше тонкое тело напрягает всю огненную сущность, чтобы сконденсировать
восприятие и усилить убеждение. Можно наблюдать, как огненное восприятие
собирает все детали наиболее характерные. Иногда можно поражаться, насколько
огненное око наблюдательно и легко подвижно сравнительно с земным. Можно
записать многие сновидения и ощущения, которые покажут, насколько наблюдательно
собраны подробности. Часто творчество огненное конденсирует подробности. Оно не
лжет, но собирает воедино однородные части, потому Мы так советуем внимательно
относиться к огненным ощущениям, в них правда, сложенная гениальным Огнем.
Можно разумом постигать целыми десятками лет то, что огненное озарение приносит
почти мгновенно. ( МО1. 475. )
Дыхание огненное существует, ибо тело огненное живет. Редко можно заметить
проблески огненного дыхания в теле земном, но все же очищенное тело может
иногда почувствовать такие вздохи. Они могут ощущаться или в темени, или в сердце,
или в других центрах. Может чувствоваться как бы расширение таких центров, оно
может вызывать даже головокружение или тошноту, ибо мир плотный не может
примениться к такому проявлению Мира Огненного. Среди причин расширения
сердца имеет место и дыхание огненное. Часто сердце расширяется, но теряет ритм,
и тем может естественно сократиться. Для левитации огненное дыхание имеет
большое значение, оно выводит тело из условий физических. Здесь опять касаемся
мысли, как продукта огненного. Сами знаете, как при левитации тело теряет в весе.
Нужно также помнить, что не приходила мысль о полете, но существо стремилось к
Иерархии. Постоянно советует Йога: "Мысли о самом Высшем, что только может
вместить сознание твое. Представь себе Высшее в лучшем Облике. Представь себе
это Высшее в Свете Несказуемом. Напрягись сознанием, как к самому Осязаемому.
Уяви лучшее расположение. Собери все сокровища добра, ибо сказал Голос
Молчания: "В добре возносимся!". Опять видите, насколько древние советы были
ясны для приложения в жизни. Можно упорно советовать ученым прочитывать
внимательно Учения древние. ( МО1. 478. )
Огненный глаз направляет луч Света, если он обращает внимание на
значительный предмет. Если этот луч не всегда заметен извне, то он все-таки
магнетизмом своим привлекает внимание окружающих. Такие магнетизирования
относятся к Миру Огненному, это не есть внушение действительное для воли, это есть
магнитное водительство почти по закону обычного магнита. Так проникают среди
жизни великие законы, и благо, когда они направляются к добру. ( МО1. 498. )
акже не забудем, что тело огненное не только не страшится ударов, но они лишь
усугубляют основную мощь. Не умаление Огненного Мира в том, что удары
укрепляют энергию. Можно простыми физическими опытами указать тот же принцип.
Так научимся являть почитание Огненному Миру от простейшего до Наивысшего. (
МО1. 601. )
Огненные объятия значат оформление планеты, когда комплекс химических
агрегаций посылает свое сотрудничество объятиям Огня. Разве человек, как
микрокосм, не должен стремиться к объятиям огненным? Через огненные объятия
человек приобщается к высшим пониманиям. Он начинает и во всем окружающем
искать огненосность. Так он подбирает около себя огненные созвучия, в самых
различных предметах он узнает близкое начало. Узнать предметы, окружающие
человека с открытыми центрами, значит увидеть огненную гармонию. Нужно
присматриваться к обычаям огненных людей, при всей широте взгляда они чутки на
окружающее. Многое, что для другого остается незаметным, они чувствуют до боли.
Недаром говорится, что огню трудно при вихре именно вихрь земной утруждает
центры. Но это в существе дела не только не вредит, но даже создает полезное
напряжение. Ведь огненный человек глубоко чувствует скоротечность земного
существования и всем существом знает о пути высшем. Нельзя ничем отвратить
огненного человека от его назначения. Он ни днем, ни ночью не забывает о
предстоящем пути. Для него уже безразлично, где будет совершаться его
восхождение. Степень тела уже не важна для устремленного духа. Не будем
понимать это, как особые Жития Святых, но усмотрим в жизни явление возможности
подвига. Много знаков дается человечеству, нужно лишь не забывать их. Каждый из
вас помнит эти вехи, разбросанные в разных годах жизни. Когда Скрижали явлены,
тогда нужно лишь читать их и в мужестве следовать к Свету. ( МО1. 648. )
амадхи является лишь частичным огненным состоянием. От Земли трудно понять
возможность огненного существования, если даже Самадхи отвечает ему не
полно. Если Самадхи так опасно для жизни, то какое же напряжение энергии
требуется для ассимиляции Огня! Но трансмутация сознания создает столь
напряженное восторженное состояние, что проявление огненного напряжения лишь
соответствует мощи нового существа. Даже на Земле сомнамбулизм создает
сопротивление огню. Известное состояние сомнамбул дает им свечение и
совершенно препятствует сгоранию даже на сильном огне; такие случаи известны как
на Востоке, так и на Западе. Но ведь сомнамбулизм есть преображение сознания,
которое как бы зажигает все нервное вещество и, таким образом, огонь
ассимилируется с огнем ауры. Значит, это может подать некоторое представление о
преображении огненного тела. Среди самой обычной жизни можно припомнить, как
иногда матери спасали детей и при этом противостояли самому яростному натиску
стихий; некоторое вещество преображало их силы. Недаром сказано, что метафизики
не существует, есть именно физика. Также физика научает, что в радости создается
удача. Но что же может утвердить неутолимую радость духа, как не сознание об
Огненном Мире? Нужно воспитывать это сознание как драгоценный цветок.
"Серебряный Лотос" сияет как сигнал об открытии будущих Врат. ( МО1. 659. )
онимайте, как Мы можем быть напряжены, когда явление мозга подобно Огню
бушующему, но Наши враги и надеются на пределы физических возможностей,
тем более нужно противостать им во всем терпении. Действительно, трудно найти
подвижников, не болевших особенными болями. Не раз они не понимали, зачем
приходится претерпевать такие боли, но напряжение огненное не может быть
избегнуто при кратчайшем пути. Может ли быть иначе, когда ноги на Земле, а голова в
Огненном Мире. ( МО2. 12. )
Иногда вы видите самих себя в точном воспроизведении, как живых перед собою.
Такое зрение показывает, что глаз есть лишь приспособление, но зрение в
нервном центре. Такое напряжение центра можно считать тоже огненным качеством.
В Огненном Мире явлено зрение духа, которое не нуждается в глазных
приспособлениях. Легче овладеть огненным глазом, если уже в земном состоянии
можно иметь проблески таких духовных прозрений. ( МО2. 145. )
ожет ли быть поранено огненное тело? Как на Небе, так и на Земле. Значит, тело
огненное может быть поражено так же, как и земное. Наблюдите процесс
поранения земного тела и вы получите полную аналогию с тонким и огненным телом.
Посмотрим, как вонзается нож в плотное тело, как он нарушает ткани и
кровообращение; затем наступает местное омертвение и разложение, но жизненная
энергия берет перевес и начинается медленное заживление. Но часто остается
атрофия места и знак ранения навсегда. Именно тот же процесс происходит с
огненным телом, но вместо ножа будет мысль и вместо знака будет сгущение
огненной энергии. Но заживление очень медленное и требует отвлечения энергии от
других центров. Каждый организм имеет огненное тело, и пока оно достигает
Огненный Мир, оно может подвергаться поранению. Только когда огненное тело
очищено и вливается в пространственное огненное горнило, оно уже не будет
подвержено поранению. Но знаки ранений, истинно Говорю, остаются надолго.
Утверждаю, что можно поразить огненное тело как извне, так и изнутри.
Самоубийство плотного тела – прототип самопоранения огненного тела. Так можно на
самых земных действиях различать соответствие во всех состояниях. ( МО2. 182. )
скра бессмертия справедливо помещается некоторыми в разных центрах,
каждый будет прав по-своему. Правда, в каждом центре имеется такая искра, но
по условиям эпохи центры могут изменять свое значение. Одно сердце остается
неизменным; только «Чаша» следует за сердцем в значении, остальные центры и
гланды могут соответствовать космическим токам. Не только в суждении о центрах
ошибаются люди, ибо везде они не допускают подвижную целесообразность. Но не
только по эпохам сменяется значение психической энергии, но и по расам, по
народностям и даже по родам, как будто то же самое происходит, но между тем
человек касается Высшего иными щупальцами. Так можно заметить на многоногих
насекомых, как они теряют некоторые ноги, но жизнеспособность не уменьшается.
Конечно, при огненном сознании не наблюдается такое отмирание центров. Это
значит, что мы опять приходим к утверждению полезности огненного сознания. Не
будет преувеличением, если скажем, что огонь годится, как для земного, так и для
Огненного Мира.
Спросят – какой центр особенно важен сейчас? Теперь время синтеза, потому начнем
все от самого сердца. Именно, поверх всего стоит сердце. Так, пусть и гортань, и
«Чаша», и солнечное сплетение не отделяются от водительства сердца. Гортань есть
инструмент синтеза, но трансмутация и приложение его происходят в сердце. ( МО2.
210. )
амый мощный Источник огненных энергий – сердце – еще не исследован, как
явление двигателя и творчества. Нужно проникнуть в сущность творчества, чтобы
понять насколько сердце непобедимо, когда все огни зажжены. Нужно знать, что лишь
истинный источник мощных энергий может создавать. Потому воспитание сердца
должно быть понято, как возжение всех огней. Каждое истинно высокое проявление
сердца зависит от напряжения высших энергий. Огненное сердце насыщает тела
тонкие тонкими энергиями. Те вибрации, которые устанавливают священную связь
между Тонким Миром и Миром Огня, являются огненными вибрациями сердца.
Именно на пути к Миру Огненному нужно устремиться к созданию этих сокровенных
вибраций сердца. Так Солнце Солнц есть Сердце. ( МО3. 206. )
ожно видеть, как огненная энергия опережает все другие. Считаю, что никакая
физическая энергия не может проявиться без предшествия огненного импульса.
Потому каждое приближение к Огненному Миру есть уже желанное и трудное
поступление. ( МО2. 273. )
Устье реки кормит много русел. Устье свои воды получает с гор и посылает по всем
каналам и пополняет моря. Часто устье сокрыто и невидимо; часто устье
незаметно и узко, часто оно под землею, и в каких бы формах не было устье, но оно
питает потоки Моря. Самое близкое понятие этого в жизни может быть сердце,
которое также близко синтезу устья, хотя и не всегда проявление синтеза видимо.
Хотя синтез и кажется непроявленным, но так же как нельзя остановить мощь течения
устья, так же нельзя остановить творчество синтеза, ибо питание синтеза происходит
путем тонких энергий; и истечение тонких энергий синтеза происходит самым тонким
процессом. Делимость духа может лучше всего показать этот тонкий процесс.
Делимость духа связана с делимостью энергий, и на высокой стадии может явить
делимость центров. Одна группа центров действует на земном плане, другая отдает
тонкий флюид Миру Огненному. В трансмутации центров нужно всегда иметь ввиду
эту мощную делимость духа.
Велика работа тонких энергий центров и никогда не может остановиться. Можно лишь
заменить один процесс другим. Когда высокий Агни Йог отдает свои энергии на труд
великого космического строения, то в этой отдаче содержится великая огненная
трансмутация. В таких случаях явления на физическом плане не могут выражаться
ярко, и высокий Агни Йог может прислушиваться к мыслям своим, ибо сознание будет
нести отпечатки Тонкого Мира и работы в нем. Эти мысли, как бы воспоминания
творческой работы центров и духа. Говорят, что мысль вдруг осенила, но Мы скажем –
дух вспомнил. Так можно утвердить работу великого Агни Йога. На пути к Миру
Огненному нужно запомнить, что синтез есть устье, специальность есть русло. ( МО3.
61. )
Что принято называть воображением? Обычно люди принимают за воображение
выдуманные образы, но воображение имеет свои различия и свои корни. Можно
найти основание воображения в «Чаше», как отложения многих жизней. Но
воображение питается не только воспоминаниями прошлых жизней, но и действием
настоящего. Когда дух участвует в Дальних Мирах или в Тонком Мире, или в
Астральном, то часто воспоминание переживания отражается, как воображение.
Часто ученые получают формулы или направление, именно, через общение с Тонким
Миром. Мысль и устремление также возжигаются Тонкими Сферами, но только дух,
обладающий синтезом, не только берет из сокровищницы «Чаши», но он есть
истинный сотрудник космических сил. Сколько необъяснимых причин неутолимого
воображения и сколько необъяснимых явлений сердечной тоски! Обычно, когда
затрачиваются силы на строение, и делимость духа активна, сердечная тоска
неминуема. Кроме того, сердце является самым мощным резервуаром для помощи
другим. Ясны примеры великих подвижников, которые питали всеми своими токами и
далекое и близкое. Агни Йог является таким мощным питателем. На пути к Миру
Огненному будем чутко и бережно относиться к сердцу, которое знает огненную тоску.
( МО3. 62. )
Заградительная сеть образуется из тончайших энергий. Все центры принимают
участие в формировании этого мощного щита. Для полного круга необходимо,
чтобы все духовные центры нагнетали свои энергии. Из центров духа нужно особенно
нагнетать сердце, ибо оно в своей мощи может трансмутировать мышление.
Правильное мышление даст устойчивость, которая является первым условием.
Устойчивость изгонит двойственность, страх и сомнение. Заградительная сеть может
охранить человека, сделав его неуязвимым. Но щит его может лишь тогда
утвердиться, когда все тонкие энергии сгармонизированы. Опыт Агни Йоги дает,
именно, этот щит, но необходимо самое бережное отношение к центрам.
Заградительная сеть должна постоянно насыщаться энергиями изнутри, как огненная,
вечно восходящая спираль. Духовные центры должны питать эту мощь.
Заградительная сеть переходит с духом в Мир Тонкий. Сотканная из тончайших
энергий, она может ассимилироваться с Миром Огненным; в ней можно отразить
лишь высшие устремления. Люди, живущие низшими центрами, не имеют явления
заградительной сети. Одержимые не имеют этого щита. Потому на пути Огненном
нужно заботиться о сплетении тончайших энергий. ( МО3. 112. )
кань заградительной сети нагнетается самыми различными энергиями. Каждый
духовный центр основан на собирании тончайших энергий, которые являют свои
отложения в заградительной сети. Все центры трансмутируются и насыщаются огнем,
который ткет нити заградительной сети. Так этот щит есть утверждение всех
космических токов, которые переполняются в заградительной сети. Каждый удар по
ауре может, как бумеранг, отразиться на нанесшем его. Когда заградительная сеть
может отображать все высшие Огни, то, конечно, в этом горниле могут расплавляться
столько явленных ударов. Каждое устремленное сознание должно ткать свою
заградительную сеть. Можно отвратить много ударов и болезненных уколов, если
заградительная сеть остается непроницаемой. Иммунитет духовных центров может
достигать насыщенных размеров, когда заградительная сеть постоянно питается
изнутри огнем. Потому нужно так заботиться о напряжении заградительной сети.
Психическая энергия, устремление духа и огненная трансмутация дадут нужную ткань
для заградительной сети. На пути к Миру Огненному запомним о мощи этого Щита. (
МО3. 114. )
Заградительная сеть содержит в себе отражения центров. Невозможно утвердиться
никакими явлениями, не затронув заградительной сети. Можно себе представить
эти отражения центров, как потенциалы центров, которые воспламеняются или
пробуждаются в зависимости от того или иного чувства, устремления или действия.
Даже при физических заражениях можно искать причину в несохранности
заградительной сети. Эти процессы указывают насколько важно следить за явлением
заградительной сети, и как легко можно нарушить эти излучения духа. Конечно, когда
излучение насыщается высшими чувствами или устремлениями, заградительная сеть
охраняется этими энергиями. Но пятна, наблюдаемые на ауре, нужно изучать, как
показатели разных духовных язв. Потому только тот, кто поймет всю творческую мощь
духа, прозреет к устремлению охраны заградительной сети. Коснувшись
Пространственного Огня, нужно понять все процессы лаборатории центров. Так на
пути к Миру Огненному нужно утвердиться сознанием на губительном воздействии
самости, которая вызывает раздражение, являя отравление именно империлом. (
МО3. 159. )
Можно представить себе радость духа, осознавшего созидание Нового Мира. Если
устремление велико, то каждая форма принесет углубление в
усовершенствование. Объединение Миров может продвигать сознательное
устремление. Возьмем формы Тонкого Мира и применим их к земному плану.
Правильно употребили сравнение между психической энергией и механическими
восприятиями. Ведь творчество может проявляться, именно, высшими энергиями, но
для такого тонкого восприятия необходимо явить трансмутацию центров. Только когда
дух чует общение с Невидимым Миром, можно утвердить пространственный ток. Даж
простые опыты требуют полного доверия. Насколько же мощнее должен дух
утвердиться в полном общении с Миром Невидимым.
Все, что принято считать феноменами, есть ничто иное, как трансмутация одного из
центров. Как же мощно творит дух Агни Йога, центры которого зажжены сокровенным
огнем!. ( МО3. 128. )
Состав ауры очень сложен. В него входят психические и физические эманации.
Каждый порыв или мысль в ней отражается. Каждое устремление дает свою
явленную эманацию. Но при изучении ауры нужно будет тонко отнестись к
разделению двух эманаций, которые будут соответствовать двум Мирам. При
болезнях нужно тоже осторожно изучать излучения, которые могут быть следствием
Огненного Мира. Так, когда Мы касаемся ауры, нужно принять во внимание тонкое
тело, которое будет излучать свои лучи от центров к поверхности окружающей ауры.
Творчество духа особенно может отражаться на ауре. Конечно, все флюиды имеют
свои слои, которые будут очень показательными для многих научных исследований.
Также конечности очень важно исследовать, ибо магнит конечностей, пальцев, ног и
излучения глаз могут дать мощную комбинацию для соединения личного магнетизма с
магнетизмом Земли и Стихий. Так на пути к Миру Огненному нужно утверждать
каждое соединение эманаций с Космосом. ( МО3. 145. )
Из всех тонких энергий самая восприимчивая есть энергия, исходящая от сердца.
Ток, который объединяется с Огнем Пространства, должен иметь излучение из
сердца. Это понятие глубже и шире, нежели принято думать. Ибо, говоря о токе
сердца, нужно думать о творчестве его, ибо, именно, когда мысль прочувствована,
она может творить. Именно, когда сердце бьется в унисон с Космосом, все токи могут
объединиться Огнем. Потому ничто насильственное не может заменить огненного
трепетания сердца. На пути к Миру Огненному устремимся к этому трепетанию,
открывающему Врата ко всем достижениям. ( МО3. 155. )
Кристаллы психической энергии вырастают в своей интенсивности при каждом
возвышенном устремлении. Каждое напряжение мощи духа размножает
кристаллы психической энергии. Отложения утвержденных кристаллов состоят из
тонких энергий, которые химически переработаны в организме, питая те органы,
которые особенно нуждаются при затрате энергии. Кристаллы психической энергии
расплавляют субстанции, вредные для организма. При сознательном напряжении
можно вызвать эту трансмутацию кристаллами, которая может служить
противодействующим утверждением. Сознательные посылки психической энергии
зараженным или поврежденным органам могут явиться исцелением. Напряжение
волевое и сознательное устремляет к насыщенному действию кристаллов. Так мысли
о психических кристаллах могут принести нужную помощь при тех повреждениях
внутренних органов. На пути к Миру Огненному нужно осознать те огненные батареи,
которые заключены в человеке. ( МО3. 218. )
Магнитное притяжение ауры так меняется в зависимости от состава явлений
разных напряжений. Сознание воспламеняет мощь ауры. Когда сознание
насыщено высшими устремлениями, когда оно устремляется к высшему творчеству,
магнит ауры возрастает тысячекратно. Когда дух устремлен к Высшему Источнику,
магнит ауры утверждается в своей мощи. Каждое высокое устремление дает
отложение, являя свое насыщение каждому действию. Каждый огненный порыв дает
особое мощное притяжение ауре, которое незыблемо утверждается, как основание
высшего действия. Притяжение магнитных волн являет свое воздействие на дальние
расстояния, и посылки духа особенно могут притягиваться к ближайшим аурам.
Творчество духа действует посредством этих огненных магнитов. На пути к Миру
Огненному нужно утверждать свои магнитные притяжения. ( МО3. 222. )
Если бы можно было невооруженным глазом видеть процессы, которые происходят
при различных трансмутациях и функциях центров на окружающей человека ауре!
Каждая вибрация внутренних огней насыщает пространство вокруг огнем. Каждая
вибрация наполняет пространство или разрядами очищения, или разрядами
творческих искр. Неявленные энергии притягиваются к этим разрядителям. Огненные
излучения центров насыщают и напрягают все соприкасающиеся сферы. При
посылках огненной энергии дух трансмутирует на пути также все пространство.
Обратим внимание на великую лабораторию духа, которая творит тонкие энергии.
Лишь тонкое достижение может проникнуть в Тонкий Мир. Все достижения в этих
тонких пределах дадут достижение Огненного Мира. ( МО3. 225. )
Сила духа и воли может тогда космически творить, когда потенциал солнцеподобен,
ибо для воздействия на другую ауру необходимо, чтобы сам источник был высших
энергий. Потому все опыты в этом направлении должны быть обусловлены высшей
тонкой энергией. Каждый источник, напрягающий с высшей энергией свои волевые
токи, утверждает воздействие космическое. Но каждый дух, напрягающий свои токи
для насыщения ими другой ауры, должен особенно осторожно утверждать посылку,
ибо нет более тонкого процесса, чем при явлении посылок огненных. Потому в
лечении болезней такими посылками можно пользоваться лишь высшими энергиями и
чистыми флюидами. Можно развить эти источники, если духовное развитие
достигнуто явлением трансмутации центров. Так понятие духовных посылок должно
войти в жизнь, как высшее проявление. На пути к Миру Огненному запомним это
огненное условие. ( МО3. 289. )
Связь между физическими и астральными центрами насыщается напряженной
трансмутацией при жизни. Функции на обоих планах являет единство, разница
состоит лишь в той самодеятельности, которая проявляется центрами на каждом
плане. Центры трансмутированные напрягают центры тонкого тела. Но в то же время,
когда центры работают в огненном напряжении на земном плане, астральные центры
имеют возможность посылать тонкое тело в Огненный Мир. Ощущение болей
является на астральном плане и на ментальном, но лишь в начале восхождения.
Потом каждый центр, сохраняя связь с физическим телом, может функционировать,
напрягаясь в других сферах – наступает разделение тел, освобождая тонкое тело от
болей; физические же боли соответствуют творческому напряжению астральных
центров. Так Миры действуют во взаимном нагнетении. На пути к Миру Огненному
утвердимся в огненной трансмутации. ( МО3. 297. )
Огненные энергии, напрягаемые каким-то центром, могут часто являть усиление
действия энергий этого центра. Частичное воздействие энергий дает силу центру
проявиться частично. Эти напряжения ведут к тем частичным проявлениям, которые
так вводят в заблуждение малораспознающие сознания. Правильно указала Ур. на те
явления, вызываемые напряжением одного центра, ведущие к психизму. Ведь каждое
раскрытие, насыщение или раздражение центров дает резкое направление огненной
энергии, ибо лишь соответствие между организмом и духовным прозрением дает, как
неминуемое следствие, раскрытие центров в высшем напряжении. Частичное
нагнетение даст частичное достижение, которое может оказаться очень опасным
явлением. На пути к Миру Огненному устремимся познать высшее нагнетение
огненной энергии. ( МО3. 308. )
Уже много сказано о психизме, но все-таки недостаточно понят этот бич
человечества. Психизм притупляет каждое устремление, и высшее достижение
остается недоступным. Сфера деятельности такого человека, поглощенного
психизмом, образует вокруг себя заколдованный круг, в котором находит себе место
все, задерживающее рост духа, энергии. Психизм заключает в себе явление самых
низких энергий, и огни центров потухают от этих наслоений. С психизмом неизбежно
расстройство нервной системы. Кроме того, отрыв от жизненных действий закрывает
путь к самоусовершенствованию. Творчество притупляется, и утверждается
пассивное состояние, делающее человека орудием наплыва разных сил. В силу
ослабления воли контроль ослабевает, и этим усиливается притяжение разных
низших сущностей. Желающий приблизиться к Миру Огненному должен бороться с
этими силами зла. ( МО3. 309. )
Тела трансмутируются каждое по своей сущности. Также, как физическое тело
трансмутирует и утончает кровь на протяжении эволюции, так и тонкое тело
трансмутирует свою соответствующую сущность. Связь между этими процессами
особенно важно отметить, ибо в процессе трансмутации тел достигается
соотношение, которое так огненно кооперирует с пространством. Если в начале
процесса трансмутации физическое тело напрягает центры тонкого тела, то после
насыщения центров огнем, тонкое тело имеет власть над физическим. Этот огненный
процесс переливает психическую энергию из тела в тело. Мощь тонкого тела
представляет панацею на физическом плане. Конечно, чувство трансмутации
разнится на планах физическом и тонком, ибо чувства зависят от напряжения сфер.
Очищение материи и духа также происходит лишь огненными энергиями и центрами,
напряженными в пространственном искуплении. Мир Огненный так доступен
сознанию, знающему связь с Пространственным Огнем. ( МО3. 355. )
Укрепление тонкого тела так соответствует каждому возвышенному порыву. Тонкое
тело заключает в себе все духовные центры, сознательное питание его может
дать большие возможности. Сущность тонкого тела зависит от этих духовных
насыщений. Польза от этих питаний может быть великая для физического тела.
Каждый порыв духа укрепляет центры тонкого тела. Наоборот, каждый центр
физического тела, который насыщается низшими энергиями, разрушает огненные
центры. Тонкое тело нуждается в этом питании. Постоянная связь между телами
может, таким образом, утвердить сознательный обмен энергиями. На пути к Миру
Огненному осознаем насущность связи между телами. ( МО3. 359. )
Самое близкое определение тонкой комбинации энергии есть сгармонизированная
аура. В этом сочетании можно найти все творческие энергии, ибо в
сгармонизированной ауре состав содержит все тонкие ингредиенты.
Сгармонизированная аура объединяет объединенное сознание и объединенное
сердце. В каждом напряжении сгармонизирования можно пройти особым током без
ущерба, когда силы полюсов одинаковы. Тот же закон применим к посылкам, ибо
посылающий и принимающий должны соответствовать одной вибрации. Потому
фактор сердца так важен. И если можно действовать на расстоянии мысленно, то
мощь сердца несравнима, ибо сердце может разбудить все спящие энергии
воспоминаний и накоплений прошлого. Так нужно понять ту мощь сердца, как
выявление Мира Огненного. ( МО3. 389. )
Запас психической энергии неиссякаем, и при духовном устремлении сила его
умножается. При духовном устремлении эта энергия является строительным
импульсом для новых запасов. Свойства этой огненной энергии так многообразны, и
потенциал ее превосходит каждую энергию, ибо жизнь, заключающаяся в ней, может
трансмутировать все другие энергии. Психическая энергия в своей деятельности
может побороть каждое сопротивление, если она будет сознательно направлена.
Иссякает явленный источник, лишь когда он не поддержан сознательным
устремлением. При достижении духа, при огненном насыщении этот сокровенный
огненный источник жизни напрягает все жизненные функции. ( МО3. 400. )
Установления равновесия в нарастании психической энергии можно достичь
различными способами, но главное будет духовное условие. При напоре
вражеских сил можно заметить, как духовный порыв начинает нагнетать психическую
энергию. И явление концентрации огненных явлений умножается. Но бывает также и
такой напор, когда как бы весь запас психической энергии исчерпывается. Это
явление обычно связано с невозможностью поднять огненный меч очищения. Среди
явлений космического нарастания психической энергии нужно очень отличать
нарастания изнутри и, особенно, когда они нагнетаются самодеятельностью центров.
Состояние огненных центров соответствует этой мощи в Космосе, которая
конденсирует Прану. Так Макрокосм и микрокосм выражаются в огненном действии.
Свойства центров при огненной трансмутации уподобляются самим тонким явлениям
в Космосе. Сердце являет солнцеподобие при нагнетении психической энергии. (
МО3. 417. )
Сновидцы не могут видеть по приказу. Ученик понимает, что условия высших
восприятий не могут быть преобразованы грубым языком. Ступень развития
Высшего создается, когда ученик начинает ценить каждую струну надземную. Но,
улетая в Надземное, ученик не покидает Землю. Такое совмещение называется
костром правильным. Пламя его возносится неискривленно. Но немногие могут
поднять такую тяготу. Как летать, не отрываясь от Земли? Не значит ли это, что нужно
возносить за собою всю Землю? Но как понять такую невозможность? Когда
относительна огненная основа всего Сущего, тогда нет ни тяготы, ни тяжести.
Умножая мысли о Мире Огненном, можно подымать тяжести. Нужно лишь помнить
закон соизмеримости. ( МО3. 438. )
Урусвати хочет сопоставить полеты к дальним мирам с полетами в высшие сферы
Тонкого Мира до Области Огненной. В основе оба полета происходят в тонком
теле, но в разной плоскости. Опасность может быть при обоих полетах. При
приближении к дальним мирам может чувствоваться перемена давления. Кроме того,
не забудем случившееся с Сестрой И. Такой случай мог угрожать разрывом
соединительной нити. Также могут возникать еще большие опасности при
своевольном полете к огненным сферам. Тонкое тело может сгореть, если оно не
подготовится приближением длительным. Не нужно забывать, что тонкое тело даже
при высоком состоянии, все-таки, будет телом материальным, которое подвержено
законам, хотя и высшим, но, тем не менее, материальным... ( БР2. 129. )
Урусвати живет в Озарении Пламенном. Природа Йога огненна. Он возжег ее
постоянным углублением и возвышением мысли. Люди касаются в жизни
проблесков высших энергий, но не замечают их, и возможность потухает. Никто не
сказал им, что их природный талисман должен быть возжжен, иначе он может лежать
в хранилище без проявления.
Также никто не сказал, что молния Надземного Мира может оживотворять, если искра
сознания уже образовала магнит. В мироздании взаимность имеет решающее
значение. Также никто не предупреждал вступившего на Йогический путь, что
огненные воздействия вовсе не всегда приятны.
Огонь как земной, так и Надземный имеет сходство, и человек, приступивший к
огненному подвигу, может понять, чем возместится его преходящая боль. Человек
знает, что он вступает в сотрудничество с Высшими Силами и такое осознание
высшего подвига возносит его над хаосом. Человек тогда может называться
победителем.
Мыслитель улыбался: «Горю, горю и не сгораю». ( БР2. 919. )
Да! Да! Да! Утверждаю тысячекратно величие духа и главенство его над явлениями
Невидимого и видимого мира. Дух первороден. Дух берется как основа вещей
тонкого и плотного порядка. Он – за всеми явлениями материальной шкалы. Дух – это
душа материи. Дух – это огонь. И этот огонь, преломленный в микрокосме
человеческом, может достичь высочайших и тончайших форм своего уявления. Огонь
в духе человека выше огней всех проявлен, огней дифференцированного духа вне
его. Нечто внутри человека имеет власть над всем, что вне его. И к осознанию этой
царственной власти над всякою плотью идет человек через жизнь и через все те
формы ее, в которые он воплощается. Для каждой сферы или для каждого из миров
строит он себе проводник из материи этого мира: для земного – земной, астрального –
тонкий, Ментального – мысленный и Огненного – огненный. Строит себе проводник
для постепенного утверждения власти своей над всем, что вовне. Эти проводники
состоят из материи той плоскости, на которой они проявляются. Овладение каждым
из проводников, полное и завершенное, означает овладение той материей, из которой
они состоят, а потому и всей материей данной плоскости и всеми явлениями, с ней
связанными. Глубина изречения «Тот побеждает все, кто самого себя сумел
победить» означает и указывает на работу над своими оболочками и подчинение
движений в материи их воле. Воля, научившаяся распоряжаться этой материей
внутри, то есть в проводнике заключенной, тем самым власть над всей прочей
материей того же порядка, то есть той же плоскости, получает. ( ГАЙ. 1955 г. 259. )
Огненное тело есть одеяние духа, в котором можно посещать любую Сферу
Космоса. Огненное тело есть несменное одеяние духа, не подлежащее
уничтожению временем. О жизни вечной говорят ваши Писания. Эта вечная жизнь
лишь в огненном теле возможна, лишь в огненном теле доступна. Как же можно
надеяться на вечную жизнь, не озаботившись приобретением соответствующего тела,
оболочки, проводника, в котором она достижима? Отправляясь на Север, заботитесь
о теплых одеждах, как же не озаботиться об одеянии духа, если хотите жизнь вечную
вкусить? В пламени вечности сгорают одежды земные. В пламени вечности родятся и
умирают миры, сгорают светила, уничтожаются целые системы миров с их
астральным окружением. Лишь огненные зерна остаются для следующей ступени
эволюции. Огненное зерно духа, огнем окруженное и всеми нетленными
накоплениями, и будет огненным телом человека, переживающим даже миры. Агни
Йога путь указует, огненный путь к жизни вечной, но в духе-огне. ( ГАЙ. 1957 г. 362. )
Мир тончайших энергий, в тебе утверждаемый, и мир тончайший огненный
связываются проводом духа, передающим вибрации энергий сверху вниз и
обратно, пока уровень сознания твоего не станет уровнем сознания Огненного Мира.
Но где сердце ваше, там и сокровище ваше. Жить психожизнью сердца – значит
психожить сердцем своим в сердце Моем. А жить сердцем – это жить любовью к
Владыке. ( ГАЙ. 1953 г. 21 А. )
Зажженные центры суть органы познавания Огненного Мира. ( ГАЙ. 1955 г. 14. )
Надо через открытые центры принять пространственный огонь в микрокосм
человеческий. Если даже алкоголь путем неестественно проявленного огня
делает из труса смелого человека, то огни, законно утверждаемые, поистине,
преображают всю сущность человека. Если посмотреть на человека, хотя бы
временно вместившего все свойства пламени, и сравнить его состояние с периодом
угасания огней, различие будет разительным. Об этом преображающем свойстве огня
духа нельзя забывать. Огни возжигаемые требуют заботы, внимания и ухода. Как
садовник ухаживает за растениями, так же ухаживает за огненным цветком духа
обладатель его. Почему так много говорится о качествах? Не потому ли, что они
являются формою выражения пламени? Большое влияние имеет также и пищевой
режим, состояние здоровья, воздух и многие окружающие условия. Особенно опасны
люди-вампиры, пожиратели огней, или чужой психической энергии. Чрезмерная
выдача ее также вредна не менее. Охрана и накопление огней требуют тонкого
понимания и являются задачей каждого... ...Поток материи, проходящей через
микрокосм огненосца, вытекает из него преображенным. Дыхание, слюна, пот и все
выделения йога пропитаны и насыщены тонкими свойствами огней. Это еще в
большей степени касается астральной и ментальной материи чувств и мыслей,
текущих через его организм. Словом, носитель Света всем существом своим и всеми
процессами, происходящими в нем, Свет в окружающее его пространство от и из себя
излучает. В этом преображающем действии заключается особое значение огней.
Потому не мала забота о том, чтобы огни свои приумножить и, приумножив, ими благо
творить. Нельзя недооценивать значения огней, ни роли огненосцев в процессе
преображения мира. ( ГАЙ. 1955 г. 345. ) (Июнь 28).
Бессмертие в Нашем понимании означает непрерываемость сознания при смене
оболочек. Его достигают немногие. Нельзя его достичь, если сознание
сосредоточено, скажем, в теле или в астрале. Сбрасывая и тБо, и другое, прекращаем
деятельность сознания, сосредоточенного в них. Мало не желать умереть, мало
верить в бессмертие духа, надо еще сознание поднять в сферы уявления тех
проводников, которые не подлежат смерти. Да! Да! И тело огненное, тело Света, и
будет таким проводником. Если отложения при жизни на Земле произошли в теле
огненном, эти элементы и дадут возможность сознанию ухватиться за них. Именно,
можно накапливать в сущности человека элементы бессмертия, уделяя им мысли и
время. Бессмертно зерно духа. Сознание, поднявшееся до него, смерти уже не знает.
Отделяя в себе элементы смерти и то, что ей подлежит, от элементов бессмертных и
духом прилежа к последним, можно начать бессмертие свое еще здесь, на Земле,
утверждать. Не утвердив его здесь, там его не достигнуть. ( ГАЙ. 1956 г. 207 (Июнь
3) )
Движения в оболочках нужны не сами по себе, но лишь как опыт, плоды
приносящий, и хорошо при этом, если астрал активен возможно менее. Когда
раскрываются центры, он, можно считать, уже сыграл свою роль и больше не нужен.
Каждая оболочка последовательно играет доминирующую роль, чтобы передать ее
выше. Это и понятно, так как цель эволюции – дать бытие, вечное бытие человеку в
огненном теле. Цель можно достигнуть постепенным освобождением от более грубых
проводников. Цель далека, и все же некоторые духи уже на Земле достигли ступени
освобождения от астрала. В жизни можно наблюдать, как у отдельных людей
проявляется он с различной степенью интенсивности. У некоторых он яро активен и
наполняет движениями своими все сознание человека. У некоторых подчинен воле. У
других прорывается лишь порою. То же можно сказать и об астральных оболочках.
Подвижник, достигший ступени озарения, астралом своим не живет. Считаем
неистовые уявления астрала разрушительными в ученике. Движения в астральной
оболочке нарушают течение токов как внутри самого микрокосма, так и вне его, и
нарушают гармоническое восприятие энергий пространственных волн. Конвульсии
астрала искажают зеркало сознания и тотчас же заменяют действительность
очевидностью, кажущейся сквозь пелену астральных чувств. ...Можно думать, и
чувства иметь, и горе, и радость ощущать остро, но власть им над собою давать
нельзя. Каждому нежелательному движению в астрале надо противопоставить тем
большую степень спокойствия напряженного. Иначе как же себя победишь?
Сдержанное чувство есть сила, которую можно тут же и использовать именно против
того, что вызвало вспышку астрала, и подчинить воле не только самый астрал, но и
условия, стремившиеся вывести его из равновесия. Равновесие – великая сила. Его
удерживайте любою ценой и, спокойствие утвердив, сами диктуйте волю свою
текущим условиям жизни. Сами выбирайте, что нравится больше – участь раба или
судьба победителя, себя победившего в духе. ( ГАЙ. 1957 г. 238 (Июнь 10) ) ...
Физическое, астральное и ментальное тела – смертны, ибо сбрасываются и
умирают, то есть дезинтегрируются, но бессмертно огненное тело, облекающее
перевоплощающуюся, непреходящую Индивидуальность человека. Коротка жизнь
физического тела, много продолжительнее жизнь в теле тонком и ментальном, но не
имеет конца – в огненном. Вот почему так важно собирать элементы бессмертия в
теле огненном, оформляя его и насыщая его новыми накоплениями. Материя
бессмертна, но умирает материально-физическое тело. Мысль тоже бессмертна, но
сбрасывается и дезинтегрируется ее проводник, тело мысли. Тот, кто хочет обрести
бессмертие, сосредоточивает устремление свое на утверждении в себе огня. Агни
Йога, или Йога Огня, и есть путь, ведущий в жизнь, когда пробуждаются огненные
центры и процесс оформления огненного тела становится действительностью.
...Осознав в себе элементы непреходящего, вжиться в них надо и их утверждать,
расширяя их сферу и перенося в эту сферу сознание. Во Мне имеете жизнь. Если
мысль сосредоточена на Мне и ко Мне устремлена, бессмертными становитесь и вы,
ибо Аз есмь, был и буду. Мы смерти не Знаем, ибо попрана смерть. Свидетельство
этому Дал. Следуя Моим путем, бессмертие и вы утвердите. Сколько раз повторяли
люди не понятые ими слова «смертию смерть поправ», к себе их не прилагая. Но,
умирая в низших трех оболочках и сбрасывая их, воскрешается в духе человек в
бессмертной Триаде своей к жизни Надземной. Путь к бессмертию открыт всем. Ныне
его утверждайте, хотя и узка тропа, ведущая в жизнь. ( ГАЙ. 1957 г. 361 (Авг. 13) )
https://nowimir.ru/index.htm
Иван -дурак и тело огненное!
© Copyright: Влад Лесной, 2024
Свидетельство о публикации №224070400128
Свидетельство о публикации №224070400128
Рецензии