Семейная традиция

В детстве, копаясь в родительской библиотеке, перелистывал я любопытный учебник английского языка времен Великой Отечественной. Он был издан в Германии, и все немецкие фразы были напечатаны диковинным для меня готическим шрифтом. Вдруг из страниц выпала маленькая карточка пожелтевшего картона со схемой железнодорожного маршрута. Как объяснил отец, дедушка после освобождения из Дахау в 1945 году работал в Германии, занимаясь репатриацией соотечественников, где и купил этот учебник (английский требовался для общения с представителями американской оккупационной администрации), а карточка – железнодорожный билет, оставленный в книге на память. Так я познакомился с семейной традицией оставлять в книгах какие-то памятные следы семейной жизни.

Это случай я в очередной раз вспомнил, рассматривая красивые, с цветной фотографией зубров билеты для посещения экологической тропы Приокско-Террасного заповедника, куда приехал хмурым тихим утром в сентябре 2022 года с женой и младшим полюбоваться уголком нетронутой природы Подмосковья и вообще на пикник. Старший сын был уже дважды «обзубрен» и с нами ехать отказался – потом он только с подчёркнуто-независимым видом, какой бывает у подростков, разглядывал наши фотографии – лицо непроницаемое, но в глазах любопытство и воспоминание. И действительно, эта поездка в заповедник, уже которая по счёту, вышла по своему уникальной.

Уже открывая двери машины на стоянке заповедника, мы удивились насыщенности лесного духа, охватившего нас и так остро ощущаемого после жизни в столичном смоге. В нём хвоя, сырость, какая-то пряная прелость и несомненные грибные нотки. К тому же ночью прошёл изрядный дождь, и утренний подсыхающий под пасмурным ветерком лес источал свои запахи щедро, по-русски, словно открывая душу, так что даже, подойдя к муравейнику под соснами, удавалось улавливать его душистую кислинку, не беспокоя трудовой народец. Наконец началась экскурсия, и сын всё пытался забежать впереди экскурсовода, чтобы поскорей увидеть зубров, сказочно описанных ему родителями. Конечно, десятилетнему ребенку можно простить нетерпение. Он в родительских глазах даже имеет шарм умилительности. Но не в этот раз – мне, наоборот, хотелось идти как можно медленнее, ведь вокруг было столько свежих, разных и совершенно нетронутых грибов, что они, казалось, не только притягивали взгляд, но и как будто заманивали в лес самую душу грибника. Тут и настоящий аккуратный белый прямо на обочине, задорный подосиновик в неглубоком кювете, уставшие накренившиеся подберёзовики с квелыми червивыми шпяпками, мясистые дымчатые говорушки и молоденькие синички – рядовки фиолетовые. Целая палитра трутовиков, удивительные шарики неоново-розовых ликогал, заполненных кровянистым «вольчьим молоком» и семейки опят то здесь, то там, что и понятно – сейчас пора осеннего опёнка. Десятки машин с московскими грибниками мы видели по дороге на обочинах, на окраинах леса, прямо у отбойников магистрали М-2 «Крым». И хотя мы не за грибами приехали, но как же полюбоваться приятно. Хороши грибки! Однако приходилось поспешать.

И вот мы на огороженной территории среди просторных лесных загонов. И вновь, как прежде старшему сыну, показываем нашему малышу на мохнатые спины среди листвы, слушаем экскурсовода, словно проверяя свою память, и любуясь всем – прозрачным лесом, зубрами, проворным ребёнком, заинтересованными посетителями, распевающим экскурсоводом, словом, всей природой; любуясь так, как дышат – без жадности и без насыщения. Это, наверное, лучший семейный отдых для современного горожанина. Однако же привычным взглядом исследователя отмечаю я удивительное отличие этого зубриного леса от окружающего: в нём нет грибов!
 
Не то чтобы совсем нет – на полуповаленной берёзе, прислонившейся к своей соседке за оградой виды россыпи молодых осенних опят, поднимающихся, словно ступеньками от нижней чёрной складчатой коры до веток и белой бересты. Но нет грибов на почве, и этот контраст в сравнении с окужающими зубрятник лесами выглядит странным.

– Смотри-ка, сынок, - привлекаю его внимание. У зубров грибов нет.
Он начинает вертеть головой, разглядывая зубриные тропки и пощипанный травянистый покров, а я начинаю эпатировать его:
– Всё зубры пожрали! Ничего не оставили, - говорю как бы с досадой, словно они на мои грибы покусились.
– Пап, они же травоядные, – наконец реагирует сын и смотрит на меня с непониманием.
Ага, думаю, зацепило его. Теперь можно немного биологии ему в память вложить и поучить думать.
– Они, Мишуль, грибы тоже едят. Даже любят. Это исследовали в заповедниках. В Беловежской Пуще (а сын от экскурсовода уже знает, что там зубры тоже живут), в кавказских горах. А вот лоси очень любят мухоморы. Они от них косеют. И другие грибы едят. А северные олени вообще грибы в тундре обожают. Их там пастухи в грибной сезон удержать не могут. Вот прямо рвутся грибы хрумкать. А главная оленья еда – олений мох, ягель это лишайник. А лишайник помнишь из чего состоит?
– Гриб и водоросль, – отвечает заваленный фактами сын.
– А как называются самки оленей, лосей и зубров? – не даю ему вздохнуть.
– Как? – отвечает он, немного теряясь.
– Ну, экскурсовод ведь уже говорил, – подсказываю ему.
–?.. – сын пытается припомнить и сводит брови.
– Если зубр – это бык, то зубриха… – намекаю я.
– Корова? – неверяще говорит сын, видно, прослушавший этот факт.
– Вот, - киваю я указательным пальцем. – Все они родственники. Все травоядные, но грибки тоже любят. Потому грибов в загонах и не видно.
Сын удовлетворён решением проблемы и поворачивает голову вперёд, куда уже ушла экскурсионная группа. Но я-то свои отцовско-педагогические задачи ещё не решил и на ходу добавляю факты:
– Обычные коровы тоже грибы любят. Когда стадо пасёшь, они если найдут на опушке опята, начинают пни объедать, в молодых берёзках свинушки могут слопать.
– Ты пастухом работал? – недоверчиво спрашивает сын. Странно ему, городскому ребенку это слышать.
– Ну, не пастухом, а пасти приходилось, – отвечаю уверенно. – Там целая наука. И мама в детстве пасла в деревне.
Жена кивает, подтверждая, а я вновь захватываю внимание.
– Я однажды видел, как корова на лугу нашла гнездо жаворонка. Птенцов губами подхватила и съела. Маленьких таких, розовеньких, желторотеньких, пищащих.
Сын и жена воззрились на меня с изумлением.
– Гнездо после этого осталось совсем пустое. Вот про это народ и говорит: как корова языком слизала, – с невинным видом, скрывая озорство, добил я семью.
Сын не находил слов и только вытаращил глаза.
– Саш, – с явным укором откликнулась жена. Хотя и поверила, но явно ей такого случая видеть не приходилось. – Зачем ты так…
– Шучу, шучу, – прервал, тут же улыбнувшись. И, подпустив в голос коварства, добавил. – Шучу про поговорку. А вот птенцов корова сожрала.
Сын к этому времени уже что-то сообразил и вернулся к своей обычной недоверчивости:
– Пап, а как же в мультике по полтора землекопа? Там же корова сильно возмущалась, что мальчик её к хищницам отнёс, – пошёл в наступление сын.
– Вот! – возразил я, подняв палец. Корова, конечно, растительноядная животина. Это каждый должен знать. Но в природе всё сложнее. Бывают отклонения, бывают исключения. Помнишь, когда мы про элизию говорили? – спрашиваю сына и, не увидев кивка, напоминаю. – Такой брюхоногий моллюск в Америке, как зелёный листочек, живёт в прибрежных водах. Соскребает водоросли и переваривает всё, кроме хлоропластов. А хлоропласты у него в теле накапливаются и работают. Получается фотосинтезирующее животное – исключение в животном мире. – Сын наконец кивнул, а я продолжил, снова напоминая. – А помнишь, мы говорили, в биологии главное правило, что в природе из любого правила есть исключения? - Сын снова понятливо кивнул.
– Так и здесь. Корова травоядная, но не прочь иногда вкусняшками рацион разнообразить. Грибок там, яблочко дикое или птенчика слизнуть. Вкусно и косточки почти не чувствуются. Иногда на пустыре может полиэтиленовых пакетов наесться, но это плохо заканчивается – у неё в желудке особая сетка забивается, может и умереть.
Сын задумался, а жена хмуро покачала головой.
– Пап, а зубры тоже лесных птенцов едят? – ага, начал применять новое знание, довольно про себя отметил я и сказал:
– Не знаю, я не видел. Пойдём, может экскурсовод скажет, – и мы ускорились, догоняя свою группу.
– Как-то ты ему жёстко биологию прокачиваешь, – не сдержавшись, укорила жена, взяв меня за руку.
– Надо иногда благодать из учебника правдой жизни разбавлять, - оправдался я. – Вообще биология наука не пряничная. А уж у тебя в медицине ещё жестче. – Закончил я и нежно сжал ей ладошку.

После экскурсии, походив ещё немного в музее природы и сделав фотографии у самых интересных чучел, мы решили прогуляться по экологической тропе, проложенной в кронах небольшой дикой рощи с удачным названием «Сквозь листву». Она составлена из лестничной вышки и десяти площадок, хитроумно закреплённых на стволах сосен и лиственных деревьев и соединенных вполне безопасными подвесными мостиками.

– А, кстати, семья, сдайте-ка мне билеты – в книгу положу, - попросил я на ходу.
– В какую? – лениво уточнил сын.
– Какая под руку попадётся, – без раздумий ответил я, вглядываясь вперёд, и предложил. – Не хочешь вон там по верёвочному парку полазить?

Сын желания не выразил – видно, набегался по зубриному питомнику. Но парк мы решили осмотреть, к тому же было по пути к экологической тропе.

Мне приходилось видеть немало веревочных парков, разной сложности, протяжённости, но этот парк оказался особенным – заповедным. Ни в одном верёвочном парке не приходилось встречать такого разнообразия и обилия грибов!

Сразу за входом прямо на краю широкой тропы, приподнимая шляпками рыхлую и разбитую ногами лесную подстилку, красовались светлыми бочками невысокие, но крупные грибы.

– Смотрите-ка, грузди! – радостно удивился я, привлекая внимание семьи. И верно, груздь для грибника радостный гриб, даже если просто гуляешь по лесу. В грузде соединяются три главных грибных достоинства: отменный вкус, хрустящая крепость и массово произрастание.
Хоть и заповедник, но один грибочек я решил потревожить, чтобы показать сыну признаки груздя. С признаками, правда, вышло не вполне удачно:
– Да это и не груздь, – рассмотрев гриб, огорчённо замечаю я и протягиваю сыну. - Белый подгруздок. Видишь, нет бахромы по краю шляпки, млечный сок не выделяется.
– Как же так, наш папа обознался, – ухмыльнувшись, замечает жена, видимо, ещё не простив меня за испытание детской психики в рассказе про питание коровы.
– Так они похожи издалека, – оправдываюсь я и замечаю. – Это гриб тоже вкусный, если не зачервивеет, как его родня – сыроежки. А вот, кстати, и зелёная сыроежка, – и я увлёк семью вперёд.

А дальше был мухомор пантерный с ярко-коричневой крапчатой шляпкой, гроздь мухоморов красных, и за ней между черничными кустами просыпалась лепестками подсолнуха маленькая семейка лисичек – так и началась грибная экскурсия. На небольшом пне близ куста лещины дружным кольцом выросли запоздавшие летние опята с влажно-коричневыми шляпками, в средине которых беле светлые кружки выглядят выцветшими ермолками. На минуту прояснилось небо, и опята оказались в круге солнечного света и выглядеть стали теплее, медовее. Вот и разгадка, почему они тут осенью выросли: местечко у них прогреваемое. Поскрипывают веревки под ногами карабкающихся между деревьями детей, раздаются смех и взвизги, слышны редкие команды инструкторов, а мы выходим через заднюю калитку на дорогу к экологической тропе.

Когда пройдёшь через деревянную арку парка «Сквозь листву», и ступишь на экотропу, оказываешься словно в другом мире, хотя видишь перед собой, казалось бы, всё те же сосны с примесью берёз, рябин и клёнов. Но над тобой изрядно высоко, метрах в семи или восьми деревянные платформы, которые снизу кажутся основаниями древесных домов, заметно покачиваются мостки, слышна взрослая речь. Создаётся впечатление какой-то сказочной деревни для лесного народца. Опустишь взгляд – вдали темень, и веет оттуда влажностью. Посмотришь по сторонам – и удивляешься обилию неестественно больших плоскошляпых красных мухоморов и пёстрых зонтиков, ещё более крупных, таких, что на среднюю сковородку только один и поместится. Вид леса необыкновенный, в душе оживляются воспоминания русских сказок Михаила Ромма, который для особой атмосферы любил расставлять на лесных сценах огромные искусственные боровики, мухоморы и сыроежки. Помнится, там ещё медвежата боровики собирали, по одному на две лапы. Но то ведь кинематографическое волшебство, а здесь живое. И грибища здешние натуральные, грибами пахнут. Да, тут корзин несколько одними зонтиками за полчаса набьёшь! Но, чур меня, бросаю низменные мысли, пора подумать о возвышенном и подняться густоту сосновых крон.

Сквозь листву идти нужно неспешно, останавливаясь на каждой площадке, наслаждаясь – вдыхая запахи разных деревьев, их листвы, коры и древесины, слушая пенье птиц и шелест листвы, шуршанье хвои, скрип досок под ногами. Конечно, голосов птиц осенью ловить было бы напрасно, но сотрудники заповедника установили на одной из платформ интерактивный стенд: рассмотришь на нём изображение лесного конька или дрозда-белобровика, прочитаешь справку о пичужке, нажмешь на кнопку и послушаешь трели да теньканье, да переливы особые. А в другом месте откроешь шкатулку точеную, сунешь в неё нос, а там запах того дерева, из которого она сработаны. Вдохнёшь, впечатлишься, ещё раз оглянешься и двинешься неторопливо на новый мосток. Сын, впрочем, по живости детского темперамента забегал вперёд, и мы его то и дело придерживали. А если торопиться, то всю круговую тропу с подъемом и спуском можно в пятнадцать минут пройти, но тогда уж впечатлений не будет. Не то чтобы совсем не будет, а к сказке приобщиться не успеешь.

Напитав души свои, переехали мы на берег пруда у близлежащей деревни Данков, чтобы раскинуть самобранку для пикника и тени берёз. Был ещё один у меня замысел: показать сыну, как живут виноградные улитки, которых в заповеднике и его окрестностях водится немало.

На восточном берегу данковского пруда есть удобные площадки для отдыха и оборудован небольшой пляж, но мы расположились подалей, под кроной большой берёзы. Неторопливо перекусив, пошли с сыном искать улиток, с появление которых в заповеднике объясняется легендой советского времени. Виноградная улитка – самый крупный из наших наземных моллюсков. Её коричневая с желтизной правозакрученная раковина достигает вершка в диаметре, а нога может вытянуться, пожалуй, и на два вершка. В Приокско-Террасном заповеднике улитка появилась в 1930-х годах, когда её завезли сначала для французских специалистов, нанятых на строительство Академгородка в Протвино, а затем какие-то предприниматели из Франции заключили соглашение с нашим правительством на разведение виноградных улиток. Продукцию из улиток предполагалось импортировать за рубеж. Бизнес этот тогда не пошёл. Впрочем, известны и другие случаи расселения виноградной улитки в европейской части России. В дендрарии Тимирязевской сельхозакадемии они были поселены, как я понимаю, в научных целях. В начале 2000-х годов одной жительницей Вятской губернии были привезены из окрестностей Клина ради любопытства несколько улиток и выпущены на лужок при санатории «Лесная новь» в Куменском районе. Улитки там прижились, и недавно вышла научная статья в «Полевом журнале биолога» о самой северо-восточной в России популяции виноградной улитки. Ещё один случай мне удалось раскопать самому. Популяцию улитки я обнаружил летом 2007 года во Владимирском сквере Балашихи, в двух с половиной верстах к востоку от МКАД. По расспросам местных жителей выяснилось, что улитки стали попадаться во второй половине 1990-х, когда разорился небольшой ресторан на шоссе Энтузиастов, и заказанных для кухни из-за рубежа живых улиток сердобольный повар вывалил под ближайшими кустами, откуда они и расползлись дальше.

На берегу данковского пруда мы нашли с десяток пустых побелевших раковин и нескольких улиток, уже неактивных, приклеившихся к приземным веточкам подроста и кустарников. Конечно же по пути и грибы нам встречались. В придорожной разреженной берёзовой рощице отыскались обычные для такого места розовые волнушки и свинушки, но было нечто удивительное. Бледные поганки, разных размеров и оттенков, одиночные и стайные. Припомнились картинки из школьных учебников, и я подумал: как же удачно, что можно сейчас опасные грибы сыну вживую показать.

– Смотри, сынок, сколько их! – торжественно сказал я. – Бледная поганка! Самый наш ядовитый гриб. Небольшой кусочек съесть, – я соединил большой и указательный пальцы, показывая размер этого кусочка. – Верная смерть. Яд не вываривается, не выжаривается. Рассмотрим поближе?
Сын глянул на меня с испугом и любопытством. Присели у поганочной семейки, и я аккуратно выкрутил один из грибов, чтобы показать его признаки – белые пластинки, юбочку, и белую вольву в основании ножки.
– Это вольва, из неё, как из белого яичка поганка вылупилась. У всех мухоморов так.
– А поганка – это мухомор? – удивлённо спросил сын.
– Её ещё называют мухомор зелёный. – пояснил я. – А если в лесу невнимательно грибы срезать, под шляпку, то легко можно поганку с зелёной сыроежкой спутать.
– Но эта поганка совсем не зелёная, – не сдавался сын.
– Точно, - удовлетворённо заметил я. – Поганка очень изменчива. Вспомни, у пруда была зеленоватая, а здесь серовато-коричневые растут. А бывает совсем белая. Её легко спутать с шампиньоном. Только у шампиньона какие пластинки? – бросил сыну вопрос.
– Тёмные, – не растерявшись ответил он.
– А у поганки всегда белые.
Мы повертели немного гриб, попробовали ощутить его слабый сладковатый запах – ничего особенно, пахнет грибом.
Метров через пять обнаружилась красивая, крепкая и чисто белоснежная поганка.
– Подержи её и рассмотри хорошенько, – сказал я сыну, чтобы знания о поганках у него закрепились.
Сын не стал спорить, но взял гриб без всякого желания:
– А через кожу нельзя отравиться? – спросил он, небрежно отломив край шляпки.
– Нет, ничего страшного. Пальцы главное не облизывай, глаза не три. А руки мы сейчас у машины помоем.

Так и сделали.

Обратная дорога была солнечной, и начинающие желтеть леса смотрелись гораздо веселее. Пусть и в меньшем количестве, но так же стояли вдоль отбойников машины. Это уже вторая, послеобеденная волна любителей тихой охоты, где-то там за завесой деревьев нарезающих упругие осенние опята. А мы возвращались хоть и без грибов, но полны впечатлений, заповедных, сказочных, душевных. Осталось только билеты с зубрами в случайную книгу на полке вложить по семейной традиции. Кому теперь они попадутся – детям, внукам… быть может, правнукам?