Диссонанс
Старая двухэтажная общага. Вопрос: что здесь делает наша молодая семья? Ах, эти милые сердцу воспоминания…
Мы с мужем и 3-летним сыном приехали сюда по распределению. Раньше молодые специалисты не искали себе работу, скорее работа находила их.
Так вот, муж мой, новоиспеченный инженер-механик, получил должность на машиностроительном заводе , я устроилась в среднюю школу учителем литературы, сынишке дали место в детском саду. На пару лет поселили нас в обшарпанной заводской общаге. Правда в чистенькой комнатке, одуряюще пахнувшей свежим ремонтом, а в перспективе пообещали новую двухкомнатную квартиру - предел мечтаний молодой советской семьи.
И стали мы жить-поживать, да лучших времён ожидать.
В общежитии был длиннющий коридор, два туалета на весь проживающий контингент и одна огромная кухня с рядом постоянно забрызганных жиром газовых плит, которые с удручающе-обречённым видом подпирали грязную стену.
Честно говоря, из нашей уютной комнатки выходить совсем не хотелось: вечно бы сидели с сынишкой на диване и читали детские книжки.
Но мы же не роботы! Так что выбираться в безжалостный мир общаговского сосуществования приходилось по несколько раз за день. И мне, как заботливой мамочке, очень хотелось спрятать сына от этой антисанитарии, царящей вокруг.
Делала, что могла: отмывала до блеска плиту. Кстати, соседки до того обнаглели, что не утруждались вообще за собой убирать: сама слышала, как одна курильщица говорила другой, выпуская кольца дыма в кухонную форточку: «да на кой ты подтираешь? Придёт эта ненормальная из 12 комнаты и всё отмоет.»
Драила общественную табуретку, которая служила моему Максимке столом, приносила на кухню детский стульчик и белоснежную салфетку, отороченную тесьмой. Таким образом создавался оазис уюта и тепла.
Сын обожал блины. А холодные или подогретые - это уже не блины!
Вот и приходилось вживаться в общественно-ничейный обшарпанный интерьер. В итоге получалось это: огромная грязная кухня, среди четырёх обгорелых плит одна отдраена до блеска, чуть поодаль стоит табурет, накрытый салфеткой, на нем - детская тарелка с весёлым медвежонком, который с интервалом в две минуты обжигается сверху горячим блином .
На стульчике перед этим импровизированным столом восседает чистенький милый трехлетний мальчик, который мастерски сворачивает каждый блин три раза, создавая конусообразную геометрическую фигуру, обмакивает её в мисочку со сгущёнкой, и с аппетитом жуёт, запивая теплым молоком. Одним словом, милая сердцу картина!
И всегда, регулярно в самый разгар нашей идиллии на кухне появлялась Ирэна Людвиговна со своим видавшим виды чайником. То ли это случайное совпадение, то ли её приводил к нам аромат блинов, заполняющий всю общагу, уж не знаю. Но она не пропустила ни одной трапезы.
-Кто это?- спросите вы. Я толком и сама не знаю, как в старой заводской общаге появилась эта отставная балерина: поговаривали, что ее большая оренбургская квартира сгорела, и она переехала в Бузулук к родственникам, но не ужилась… Точной информации нет. По возрасту она соответствовала веку. Лет 85-90 ей было точно.
Выглядела очень импозантно: сухая, подвижная, в рукотворной чалме из яркого платка, из-под которой пробивались остатки волос, окрашенных хной в тараканий цвет .
Но мне больше всего запомнился её шикарный простеганный халат из натурального шёлка: на бордовом фоне темно-зеленые узоры.
Халат был страшно засален и требовал ухода, но я всегда имела богатое воображение, и при появлении на кухне бывшей балерины, всегда представляла, какой красавицей она была в молодости, и как к лицу был ей этот красивый халат тогда, лет сто назад…
Каждое появление Ирэны Людвиговны сопровождалось одной и той же фразой, произносимой на французский манер и ставшей сакраментальной:
-Елена, Вы снова устроили на нашей кухне диссонанс?!
Я здоровалась, но не отвечала, считая вопрос риторическим. Затем старая балерина подходила к Максу, гладила по голове, извлекала из кармана вышеописанного халата барбариску в мятой обёртке и аккуратно укладывала ее у блинной тарелки. Мой воспитанный мальчик вежливо говорил «спасибо», и любимая трапеза продолжалась.
Ирэна Людвиговна ставила чайник, усаживалась на вторую засаленную табуретку у окна и замирала. О чём она думала в этот момент?
Я стелила перед ней бумажную салфетку, ставила тарелку с парой блинов, трогала за плечо. Ирэна, как будто возвращалась из своих воспоминаний:
-Ах, Елена, как тут у вас хорошо… Спасибо! Я у себя поем.
Чайник закипал, Ирэна Людвиговна подхватывала его с плиты, с подоконника брала блюдце с блинами, и шурша своим шёлковым халатом, покидала кухню.
Свидетельство о публикации №224070400380
А жизнь я начинал в казарме.
Григорий Аванесов 18.12.2024 22:04 Заявить о нарушении