Сон интеллигентного человека

   Один в целом вполне довольный своей жизнью, и как он считал, в чем-то даже относительно преуспевающий человек однажды, как он это обычно в предназначенное тщательно разработанным распорядком дня для этого время делал, лег спать. И стали во сне вдруг ему как бы приходить на ум различные отрывки из "Апокалипсиса", и вспомнил он, что когда-то совсем, даже, наверное, очень и очень давно читал он пророчества неких старцев, имена которых он давно уже даже и позабыл, "о последних временах" существования нашей земли.

   И видит во сне он разные бактериологические лаборатории со смертоносным оружием, как бы ждущим своего часа для опустошительного, возможно уже, применения.

   И представляется ему вся его сегодняшняя жизнь, вкупе со всем его относительно успешным окружением - словно каким-то счастливо-радостным бытием младенца, абсолютно бездумно, как само собой разумеющимся пользующимся, как-то почти что и мимоходом, даже толком-то их при этом их не ценя всевозможными "благами цивилизации", да еще постоянно при этом часто и вовсе без повода капризничая и привередничая.

   Представилось даже ему это его и окружающих существование сродни лежанию в какой-то белой красивой, всей в вычурной резьбе колыбельке в чистом накрахмаленном чепчике и пеленочках. А Бог, Сам Господь - словно сюсюкающаяся нянька с соской носится с ним, только бы дите не заплакало, не вышло из душевного равновесия, было самодостаточно и самодовольно во всем!

   Таким ему и стало видеться вдруг как бы что ли со стороны все современное, окружающее его христианство!

   И вдруг в этом сне как-то совсем неожиданно наступила всеобщая катастрофа. И он, да и все остальные, оставшиеся после нее в живых, - стали сразу вдруг "взрослыми"!

   ...Ядерная бомбардировка! И даже почти все священнослужители неизвестно почему, по какой сокрытой от всех остальных причине безвозвратно сгорели в ее огне.

  А оставшихся в живых было в наступившем вокруг хаосе уже даже и не найти.

   И люди, все сплошь покрытые струпьями, уже облаченные в какие-то прикрывающие только лишь наготу, но не спасающие от снега и пронизывающего холода лохмотья, умирали от язв.

   И некоторые верующие, вспомнив, как казалось, давно уже канувшее в Лету средневековые обычаи, неистово бичевали себя, слезно моля Господа о спасении душ еще оставшихся в живых, и о прощении бесчисленных, как морской песок, грехов огромного количества уже погибших.

   И матери осеняли крестным знамением умирающих то тут, то там совсем беззащитных своих детей, глотая слезы, произнося приходящие на ум затуманенному невосполнимому уже ничем горем сознанию молитвы...

   И все ходили уже, как и когда-то Христос по этой земле, босые... потому что не было почти ни у кого даже и обуви...


   Как ни странно, проснувшись, он не испытал никакого отчаянья. Скорее нет, наоборот, в сердце у него были как никогда и мир, и тишина, и укрепление от Господа.

   - Твое все. Ты дал, Ты и взял! - безропотно произносил он в душе.

   И как на что-то дурацкое, лишнее и в общем ненужное смотрел он и на заваленную разным дорогим ему и домочадцам барахлом квартиру. И на как игрушку вылизанную стоящую во дворе машину с разными прикольными "прибамбасами", которые еще недавно, повинуясь моде, так тщательно, даже скрупулезно выбирая для нее, еще, глуповато-искренне радуясь этому совсем как ребенок, покупал

   "Поистине, наг появляется в этот мир человек. И уходит в вечность из него - наг" - пришли на ум давно забытые им слова!