Антона больше нет

Когда я поднимала эти воспоминания с психологом, я рыдала. Уж очень это эмоционально было осознать не со стороны, как при расщеплении личности на части, а со стороны раненого внутреннего ребенка.

В сентябре в самом начале учебного года моего брата положили на плановую госпитализацию. Он болен был с раннего детства. Я все детство рука об руку с ним и его болезнью прошла. При этом для меня он был буквально самым дорогим человеком! Антон единственный, кто меня понимал и принимал в моей семье. Он объяснял мне почему родители так себя вели, поддерживал и успокаивал. Он был моей опорой.

Больницы и постоянные медицинские манипуляции были привычным делом. Положили - значит пройдет время и он вернется обратно домой. Ему предстояла очередная операция, на самом деле сложная и непростая, с огромными рисками. Я этого не знала и не понимала. И не должна была это понимать.

За день до операции мы с мамой собирались к нему. Помню по пути, кажется, мы остановились купить игрушку для него. Мама спросила меня о том, чего бы Антон хотел? Я знала, что он мечтал о трансформере Оптимусе Прайме. Мы вместе с ним смотрели трансформеров и очень любили этот мультик. Японское аниме, в котором люди нашли машины с кольцами, надели их на руки и стали обладателями трансформеров. В тот день наша мама купила ему огромного, как мне казалось, Оптимуса Прайма. И внутрь вставлялся человечек. Мне же купила радугу, о которой в общем-то я тоже очень мечтала. С такими в то время во дворе девочки бегали все практически.

Потом должна была быть операция и восстановление после нее. Я же ходила в школу, кажется второй класс это был. И вот, однажды на уроке в класс заглядываем моя мама и бабушка. Меня попросили выйти, чтобы сказать о том, что Антона больше нет. А потом я села за парту с ощущением опустошенности, растерянности, страха, непонимания с ватными ногами. Я помню как поставили рамку с его фотографией на доску, как сообщили классу, как раздали конфетки и... И ушли, оставив меня там в школе, в классе!

И вот на этом месте я зарыдала! Я впервые осознала то, что в тот момент могла испытывать девочка, которой всего 7 лет? Что мог испытывать ребенок, который только что впервые столкнулся с таким страшным понятием как смерть? Что мог испытывать ребенок, который потерял единственного в мире человека, который его понимал, самого близкого? И как вообще взрослые люди могли просто оставить ребенка переживать это одного среди толпы других детей в учебном заведении??? Я впервые в жизни осознала, что это было очень жестоко.

Урок закончился. Прозвенел звонок. Я вышла из класса и побежала в туалет. Я не могла заплакать, потому что надо мной бы смеялись дети. Я боялась вопросов, потому что я не знала как реагировать и что отвечать. У меня ноги были ватные.

Моя подруга подошла ко мне и спросила: "Как ты?"

Я не помню как закончился тот ужасный день. И я не помню как ходила в школу потом, с кем общалась, что делала. Я не помню как я жила лет до 9. Воспоминания  очень обрывочные и редкие, событийные буквально.

Помню его похороны. Меня не взяли, посчитали, что  я слишком маленькая. Оставили на этот день дома у одноклассницы. Помню, что сказали мне, что похоронят его с этим роботом Оптимусом Праймом. Помню как я не хотела отдавать робота, но не могла ничего сделать. Почему отдавать не хотела? Он мне о брате напоминал. Помню как я тайком стащила маленького человечка, который в робота вставлялся. И очень долго я хранила эту детскую игрушку, как маленький символ от моего братишки, который остался со мной.

Я осталась жить дальше. И только около 30 лет, проходя одну из техник психодиагностических, я обнаружила для себя, что я практически не помню свою жизнь в возрасте 7-9 лет. Детская психика не могла справиться с подобной нагрузкой. Лишь умом я понимаю, что уж хорошего меня точно мало окружало. Отец уже к тому времени был алкоголиком. Оба родителя переживали свою трагедию потери сына. Бабушка переживала трагедию потери внука. А я просто была, просто жила рядом с тем, что происходило, и наедине с тем, что чувствовала я.

Сейчас я крепко обнимаю ту маленькую девочку и даю ей свою поддержку. Я рядом со своим раненным внутренним ребенком. Я разделяю ее чувство глобальной потери. Я даю ей понять, что она ни в чем не виновата.