однажды осенью

                Однажды осeнью

                Ефим Дроздов

   Низкие тяжелые тучи заволокли все небо над Москвой. Мелкий нудный дождь шел, не переставая, уже вторые сутки. Пешеходы, кто в плаще, а кто под зонтом, спешили юркнуть в какое-нибудь защищенное от дождя укрытие. Дул холодный, пронизывающий ветер. Он вырывал из рук зонты и гнал их по улице. Люди шлепали прямо по лужам, обдавая друг друга грязью. В свете подслеповатых фонарей блестели женские резиновые ботики и мужские калоши.

   У трактира на Пятницкой сиротливо стоял извозчичий экипаж. Возница Федот Безуглый сидел нахохлившись, как мокрая курица, на козлах, укрывшись лошадиной попоной. Если бы кто-нибудь мог пристально вглядеться ему в лицо, то увидел бы, что в глазах старика стоят слезы. Сегодня утром он получил письмо с фронта, но не от сына, как ждал уже месяц. Его Степан, почитай, второй год воевал на передовой и иногда баловал родителя весточкой о себе. На этот раз писал друг Степана, Кузьма Силаев. Оба они были из одной деревни, одновременно призвались в армию и служили в одном полку. Так вот этот самый Кузьма сообщал, что на его глазах во время атаки австрияков какой-то фриц проткнул штыком его сына Степана, отчего тот позже и помер в лазарете. "Да как такому не случиться, - думал про себя Федот. - Человек он был невоенный. Служил как и я в извозчиках, все больше при лошадях. В руках винтовку сроду не держал." Федот смахнул с бороды слезу.

   В это время из кабака веселой гурьбой выкатилось трое молодых гуляк в плащах нараспашку и в котелках, сдвинутых набекрень. На красных их лицах играла самодовольная улыбка.

   - Ванька! - крикнул один из них, устремившись к извозчику. - Гони к "Яру", к цыганам. - И все трое, хотя едва держались на ногах, с трудом забрались в экипаж, чуть не перевернув его.

   - А у меня сына на войне убили, - всхлипнув, сказал Федот.

   - Ну что ж, бывает, - вздохнув, ответил один из весельчаков. - На то она и война, чтоб людей убивать. - И подумав, добавил: - Вот тебе на водку. Помяни душу покойного. - И протянул ему красненькую.

   - ...а я ей и говорю, - в это время взахлеб, брызгая слюной, рассказывал другой, - Варюха, у тебя фильдеперсовый чулочек с ноги сполз. Дай я тебе его поправлю.

   - Изволь, - отвечает, а сама мне в морду струю дыма пускает.

   "Ну, - думаю, - стерва", - и хвать ее за коленку.

   - А это уже за отдельную плату, - говорит. - Каково, други?

   - Б...

   - И я так подумал. Схватил фужер шампанского со стола и на голову ей вылил. Что тут началось? Визг, крики. Полицейские как из-под земли выросли. Видать, они тут же паслись, у них на прикорме. Уж хотели меня повязать да, слава Богу, знакомый становой пристав выручил. Он мне кумом приходится...

   В это время навстречу им мчалась карета, запряженная тройкой воронных. На козлах сидел толстый кучер с красным лицом и кнутом разгонял всю навстречу попадавшуюся шушеру. Наш извозчик, видать, зазевался и не смог вовремя увильнуть с дороги.

   - Ах ты, слепая курица, - матерясь, кричал на него важный кучер, - не видишь, их сиятельство едут! - и, не сворачивая с пути, со всего разгону наехал на нашего Федота.

   Пристяжная кобыла опрокинула его бедную Сивку, а вместе с нею повалился на бок и весь экипаж. Пристяжная, громко заржав, взвилась на дыбы и рухнула, пробив передними копытами верх экипажа и похоронив под собой его седаков.

   На шум из подворотни выскочила чернявая дворняжка и залилась громким лаем. Вслед за нею из дома не спеша вышла толстая баба. Вздохнула и перекрестилась.