Позывной Алька

 

               
                Позывной «Алька»

   Этот звук «Алька» не спутает ни с каким другим. Чу-у-х и следом эхо, короткое,  растворяющееся в тишине раннего утра. Этот выстрел из снайперской винтовки Драгунова «Алька» опять услышала во сне прошлой ночью. Подскочила, более часа сидела на кровати и снова заснула, когда уже забрезжил рассвет.
   - Как думаешь, это пройдет? – спрашивает она меня. – Долго мне еще война снится, будет?
   Мы сидим с «Алькой» в горнице бревенчатого дома, за накрытым столом простыми, а вкусными  деревенскими закусками. На одной тарелке сало, на другой квашеная капуста, в третьей соленые огурцы и помидоры. И пирожки с мясом. Мама «Альки» при мне вытаскивала их из печи. А бутылку водки и стопки уже выставляла на стол «Алька».
   Я украткой её рассматриваю. Волосы густые и тёмно-каштановые, стрижка, кажется, называется каре. Глаза зеленые, а в уголках лучики морщинок. Это война их там разместила. Губы полные, но не яркие. Кожа лица сухая. Не до крема летуаль было там, где она была. «Альке» двадцать четыре, а её сыну скоро исполнится два года. Сейчас мальчишка с бабушкой во дворе.
   - Ну, долго еще пялиться на меня будешь? – этак грубовато спрашивает она меня. Грубость на войне защита. От мужиков, которые при удобном случае ощупывают женщину глазами. Да, порой и пристают. - Водку разлей по стопкам.
   Мы с ней выпили. Она закусила квашеной капустой и сказала:
   - Меня ведь Ольгой зовут. Когда маленькая была, никак не могла выговорить своё имя. Взрослые, подшучивая надо мной, спрашивали «Как тебя девочка зовут?» «Аля», отвечала я.
   Инструктор на курсах снайперов спросил: «Позывной у тебя есть?»  Я не задумываясь, и ляпнула: «Алька». Он так хмыкнул, а потом ответил: «Ну, «Алька», так «Алька». А у самого позывной «Жухрай». Правда и был похож на Жухрая из повести «Как закалялась сталь». Такой  же коренастый, физически сильный и из-под куртки тельник всегда был виден. Он из бригады морпехов, снайпером до ранения был.
   В учебном взводе снайперов были три бабы, и я в их числе. «Жухрай» гонял нас, как сидоровых коз, поблажек не давал. И кроссы, и физические упражнения всё наравне с мужиками. Вначале бегали три километра, потом пять и затем десять. Первые дни кроссовали налегке, а потом с рюкзаками. На последней неделе обучения он навешивал нам за спину мешки уже килограммов по сорок. А самое главное… «Жухрай» учил стрелять, устраивать лежки и маскироваться. Через два месяца был выпуск.
   По мишеням отстреляли, по фигурам тоже отработали. Затем инструктор объявил перерыв и пошел в сторону условного противника с каким-то мешком. Потом выяснилось, что он туда бутылки понес. И разложил там их, горлышком в нашу сторону.
  - Ну, что товарищи снайперы, - сказал он. – Жду результативных выстрелов. Расстояние двести пятьдесят метров. В горлышко загоните пулю.
   - Не поверишь, может быть, а я попала, - продолжает рассказывать Оля. – Злая я была, очень злая. После свадьбы моей, мужа забрали на войну. Три месяца не прожили вместе. Он ушел воевать, а я беременная. Мне рожать, а тут известие: мужа убили. Родился сын. Назвала в честь мужа Славкой. Ревела белугой. А потом приняла решение: поехать на войну и отомстить за мужа Славу. Мать уговорила с сыном Славкой остаться.
   В военкомате твердо сказала, что хочу быть снайпером. Меня и в санитарки пытались записать, и в радистки. Я стояла на своем. Учебок снайперов мало. И все - таки  однажды в одну из них объявили набор. Так я оказалась под командованием «Журхая».
   - С каким оружием воевала?
   - СВД, эмка. Бабушка стрелкового вооружения, с шестьдесят третьего года в строю, немного усовершенствованная. А надежная. Сейчас новые снайперские винтовки в войска поступают. Частным компаниям разрешили производство винтовок. Я видела такие снайперские винтовки. Крутые они, на расстоянии двух километров можно цель поразить. Но  дорогие, и, наверное, поэтому их еще мало.
   Изначально, когда на фронт приехала, меня к роте прикрепили. Далее ста, ста пятидесяти метров от наших позиций не отползала. Ротный ставил задачи, а их выполняла. А отползать надо было обязательно от нашего  опорника.  Укры, если засекают снайпера, сразу арту подключают, бьют хаотично, по квадратам и могут мотострелков накрыть.
   Укров уничтожала в их же окопах. Высунется, и нет нацика. Результативность моей стрельбы заметили на верхах, или ротный меня, где-то при начальстве похвалил. В общем, вызвали меня в штаб дивизии и новую задачу поставили. Стала я свободным охотником. Моим напарником был «Салават». Башкир он.  Молчаливый, с вопросами не лез. На нем и разведка местности, и корректировка, и радиосвязь, и выбор лежки, и маскировка. Ну, многое чего. И стрелял он, когда это надо было, наравне со мной, а может, и лучше.
   Уходили мы с ним в ночь, и следующей ночью возвращались. Груза тащили с собой килограммов под шестьдесят. С рассветом начинали охоту. А вначале проводили подготовку к стрельбе, это целый процесс, основа нашего ремесла. Ни тебе, и никому об этих наших каждодневных делах  и знать не надо.
   Охотились за наёмниками и офицерами нациков. Иногда, если замечали ротацию вэсэушников, или вообще какое-то движение, начинали их загонять на дно траншеи. Ну, представляешь, один рухнул, затем второй, и третий… Начинается среди них паника. Морды их сквозь прицел не видно, силуэты только темные. А видела, как мечутся после моих выстрелов, на карачках ползают.
  - Много их настреляла?
  - Восемьдесят три.
  - Роту укров уложила, - подытожил я.
  - Ну, да. После каждого выстрела сама себе говорила: «За Славку!».
    Однажды вызвали в штаб дивизии. Полковник рассказал, что на нейтралке появился вэсэушный снайпер, выбивает в основном командный состав, покоя от него нет. Есть задача: успокоить этого снайпера.
   Мы с «Салаватом» трое суток по нейтральной полосе, что с нашей стороны ползали. А этот снайпер, как сквозь землю провалился. А потом он нас засек. Одна пуля у меняя над головой просвистела, другая от ствола дерева, за которым моя лежка была, щепу отколола. А я его не вижу. И «Салават» не может этого хохла, а может, поляка обнаружить. Я почувствовала всем нутром своим, что надо какую-то хитрость здесь применить, спровоцировать его на движение.
   - Коля, - говорю я «Салавату», - смотри вон в том направлении, он где-то там.
   - А ты?
   - А я сейчас…
   Если бы я «Салавату» сказала бы, что задумала, то, думаю, он бы меня силой с лежки утащил. И, наверное, еще бы накостылял.
   Выползла я на открытое место. Винтовку рядом пристроила и села в позу лотоса. А сама думаю, сейчас стрельнет или чуть попозже, через секунды две. Броник сняла. Куртку расстегнула и все, своё добро наружу выкатила. Он же мужик, этот снайпер, рассматривать сейчас начнет. А сквозь оптику винтовки плохо видно мои прелести. В бинокль сейчас будет смотреть. Убить меня и потом можно. А посмотреть.
   Короче, шевельнулся он, и стеклышками бинокля сверкнул на солнышке. И справа от меня  чу-у-х и следом эхо короткое. «Салават» сделал его!
   Я сразу на бок завалилась, откатилась к винтовке. Заправила всё своё хозяйство, броник надела. И подползла к «Салавату».
   - Ну, как? Готов нацик?
   - Видел, что вскинулся и затих, - ответил он. – А потом я услышала всё, что он обо думает. Первый раз слышала, как Коля матерился.
   В штабе мы, конечно, ничего не рассказали про мои «подвиги». Доложили лишь, что снайпер уничтожен. Нас с «Салаватом» представили к награде. Медалями «За отвагу» нас наградили.
   Потом случилось то, что могло случиться в любой день. Снаряд разорвался от меня близко, и осколок вырвал кусок мяса из моего бедра. Сантиметров двадцать пять от колена. Хорошо, что кость не задело. Затем госпиталь. А вскоре, пока на излечении была, контракт закончился. И вот я дома. Решила, что на войну пока не поеду. А то Славка от меня совсем отвыкнет.
   Так ты так и не сказал, долго еще мне еще война снится будет?

   Александр Плотников, полковник в отставке.
   

   

-
-
.