Притча о выборе

     Выбрать, оказалось, легко. Даже думать не пришлось, хотя чего там было и заморачиваться. Вниз, с горы шла хорошо утоптанная дорожка, не один он тут околачивался, не один. Это пусть его напарник дурной, думает, а не попробовать ли дальше горной грядой вверх пойти, по еле заметной тропочке с камешка на камешек осторожно ступая, как бы вниз не сверзнуться. А там уж мало не покажется, если ногу неправильно поставишь, там уже ух, лететь будешь вниз стремительно. Можешь даже попытаться руки раскинуть, птицей парящей себя представляя. Хотя вряд ли успеешь, если только сжавшиеся от страха кулаки разжать. Быстро все будет и страшно, не иначе. Точно, думать тут нечего: лезть туда вверх в эти дали непознанные, глупая это идея для строптивых безумцев, ищущих все в своей жизни смысл какой-никакой, или просто подвига завалящего. Ему не то, что подвигов, ему и Вторым по жизни казалось быть уж больно неправильно: слишком близко кверху. Ведь там как бы не огрести вдруг, если Первого взгреют, а задора на ком-то гнев свой выместить, праведный, еще вдоволь останется.

     Зато если совет дать, ну то есть, порекомендовать настоятельно, или просто команду непререкаемо жестко кинуть, а делает-то тоже Первый, то кому потом все фишки и бонусы достаются? Правильно, ему, Второму, тоже и достаются, а делать при этом ничего особо и не надо: идеи, если только регулярно подкидывать. Ну, дак это он умеет, да и чего тут не уметь? Думай о себе, а Первому говори, что ради него старается, и вообще за соседей и близких родственников переживает, а уж боль за все человечество, так и просто спать не дает. А он что, он привык за других страдать, а карман для поощрений и ласк никогда ношей непосильной двигаться к новым свершениям не мешает.

    - Ну, и че? Мы идем? - И Второй покосился через плечо на Первого, где он там, этот блаженный, радеющий за ближнего. - Хотя, если честно, я бы и тут остался.
 
     Второй по-хозяйски осмотрелся вокруг, примечая и  мясистость жирной почвы под башмаками, и отголоски говорков пернатых, разнообразящих пение ветра и вторящей ему листвы. А виды  на туманные долины, молчаливо провожающие их в дальний путь суровыми изгибами природной красоты и спокойствия. – Хижинку бы тут соорудить, или просто шалашик, и тот бы сгодился. – А?

     Но Первый молчал, что злило Второго все отчетливее. И останавливало только то, что зачем-то же оказались они тут с Первым вместе, и значит, надо было и дальше так двигаться. Потому что отчетливо получалось,  что если дальше вниз надо было идти одному, то он, Второй, становился Первым, а это было категорически неправильно, и просто не по-Божески как-то. Оглянувшись, и даже перекрестившись, Второй поманил Первого за собой, теперь уже раздражаясь его прямо бесящей задумчивостью и явной нацеленностью на кардинальные противоречия.
 
   - Не, подожди, - Первый почему-то медленно цедил слова, пропуская их сквозь зубы, словно липкую смолу, намертво пристающую изнутри к зубам. – Я вниз не пойду, не хочу, не для этого мы с тобой сюда столько шли…

   - Э, да ты что…

   - Даже не проси, просто не смогу и все, - и Первый тяжело вздохнул.
 
     Он вообще почему-то много вздыхал в последние дни, вдруг промелькнуло где-то стрелой у Второго. Ест – вздыхает, идёт – вздыхает, спит – и то умудряется в ночной тишине стоном вздохнуть, вздрогнув во сне. И что это с ним такое?

   - Да как так-то?

   Второго самого отчетливо передернуло, придавив корявой мыслью, что если вдруг, и он будет Первым, то все придется делать самому: и думать, и решать, и ответственность за все брать, будь оно неладно. А ведь он же не умеет, а главное и учиться не хочет. И сама возможность того, что жизнь свою придется определять самому, это было невозможно до судорожных спазмов его такого мягкого и привыкшего к удобной жизни тела.

   А Первый уже медленно брел, понемногу ускоряясь, все время вверх, куда-то вдаль, где еле вырисовывалась одному ему необходимая узенькая вязь тропинки.

   Нерешительно потоптавшись на месте, Второй неосознанно двинулся вслед за Первым, но тут же себя притормозил. Что это он делает? Он же не сумасшедший вверх лезть, подставляя свое лицо гневу Богов и нарываясь на неприятности. Да, сюда они с Первым дошли, но так что тут и идти-то было? Ровненько же все в основном, ну, там холмик, ну где лесок или озерцо какое, но так ма-лень-кие же. Да и где на спине у Первого проедешь, или проведет он его где за собой, дорогу намечая и предостерегая. Да, конечно, дурак он - Второй, что вообще в такое приключение втянулся, и так вот подставился.

   Потому как, когда пришла идея Первому в путь вдруг двинуться, дали манящие открывая для себя и человечества, (будто оно, это самое человечество об этом гневно намекало и бросало на подвиги), ну, они и тронулись. Второй, больше по привычке следовать за Первым, а Первый потому что… да кто там его понимает.
 
   И пока Второй сиротливо перебирал ногами на одном месте, Первый,  думая о Втором, упорно восходил по тропиночной змейке, вьющейся перед ним каменистой россыпью. Сколько они вместе, а все несовместимы, как ведро и булыжник в нем. Что бы с ведром ни происходило, а все булыжник о себе знать дает, существованием своим ощутимым: когда тяжестью, когда брызгами от перекатов в полном воды ведре, а то и просто стуком дребезжащим в пустом. Но ведь несут его, ботинками не топчут, грязью не затирают, вот он и пригрелся, приспособился на дне, правда, весом о себе забыть, никак не давая. А потом он, Первый, и привык ко Второму, и не скучно им, вроде было, даже. Да и какая разница с кого тогда получалось начинать свою деятельность по вспомоществованию. Кто ближе рядом был, на того взгляд, дарящий и благородный, и упал.

   А теперь получалось, что-то в нем, Первом, изменилось. Не вдруг, конечно, постепенно: то ли взрослее стал, то ли сила в нем какая-то осознанная взыграла, то ли ценить и любить себя больше научился. Только вот захотелось ему идти вперед, напролом и страху навстречу, и себе, может, очень даже вопреки.
   
   А Второй между тем, не найдя никакого отклика в удаляющейся вверх спине Первого, прокричал ему вслед напутствие:

   - Славных дел с пинка решаемых,
   - Буйства счастья без преград,
   - Всех гештальтов закрываемых,
   - И удачи водопад, - и чрезвычайно довольный собой, тоже круто развернулся и рванул. Куда? Ну, как бы вперед, но вообще-то вниз.

   Нет, конечно, Второму хотелось остановиться, осмотреться, напоминание какое-никакое о себе оставить. Травку телом приласкать, озерцо присутствием осчастливить, да и окружающими съестными прелестями вкус свой гурманский побаловать, но что-то тут одному ему уже не сиделось и не хотелось.

   И бредя вниз, со стороны смотрелось, что Второй, приседая на каждую ногу, шел, будто за плечами груз нес немалый, и при этом размахивал правой рукой слева – направо, справа – налево. Ну, наверное, да, груз ответственности за свою жизнь, который почему-то с каждым шагом давил все настырнее. Но что за ерунда такая, он же, наконец, как бы свободу обрел, можно на ситуацию и так посмотреть. И будет он теперь делать что хочет, и за Первого думать не надо, в спину его подталкивая, и идеи, нашептывая всякие занимательные. Он - Второй, тьфу ты, Первый он теперь, а еще и птица вольная, что хочет то и делает.
 
ФИНАЛ 1

   И Второй опять упорно развернулся в сторону склона. Дорога впереди все больше обещала соблазняющие обоняние, слух и зрение таинственные кущи и звала, звала в даль. Час, второй, энный,  он усиленно напитывался прекрасной мощью этого места, забывая прежнюю жизнь. И в какой-то счастливой полудреме Второй бодренько стремился дальше, забывая и стирая все, что было прежде:  свою жизнь и себя в ней вместе с Первым …

   А потом Второго стало беспокоить обилие сухостоя и поваленные деревья все напрашивающиеся перекрыть, ставшую уже такой родной, тропинку. Все вокруг как-то нелепо серело и чернело, пугая своим мрачным однообразием. Да, сюда они пришли другой дорогой, и ничего, напоминающего минуемые им страшилки, тогда не было. Выходило, этот, другой путь, оказался явно очень неудачным для спуска, и тогда Второй и вспомнил о Первом, и оглянулся назад.

   Он никого не увидел, и это вдруг очень расстроило. Второй обругал себя за то, что так поторопился расстаться со своей,  ведомой Первым, спокойной и сытой жизнью, потому что эти, пусть если и временные недоразумения, он к ним не был готов. И захотелось,… нет, не слезу пустить, а заорать, что ли, или дрыном кого стукнуть, или просто глотнуть чего крепкого, ну, а как тут без этого?

   Только вот вдруг резко пришлось забыть о своих желаниях, потому что дальше, дальше был… обрыв, кромка дороги уходила в крошево, осыпаясь над обрывом, и скоренько так подбираясь к его ногам словно живая,  подрагивая и обваливаясь. Он присмотрелся вдаль и там, внизу, его словно окликнула неизмеримая, бескрайняя и очень далекая благодать, расстилавшаяся у ног. И чтобы дотянуться до той сладостной и манящей жизни, надо было лишь прыгнуть вниз, в пропасть, и не погибнуть при этом.

   И, осознав, как страшно падение, Второй вдруг стал метаться, завывая и припадая к земле, но все-таки стараясь приподнять свое тело вверх.  Он так и не успел научиться принимать решения, беря ответственность за себя и свою жизнь. И теперь не представлял, что делать дальше, потому что падать было категорически нельзя, …но не получилось. И когда очередной толчок подбросил Второго вверх, а потом  стремительно опрокинул, он не удержался на краю, и вихрем сорвался вниз…

   А Первый шел все дальше и дальше вверх по расширяющейся тропинке. Иногда он оглядывался назад, ожидая Второго, прислушиваясь и приглядываясь назад. Но того никак не было, вероятно, уже поспешил найти свой путь без него, Первого, и тогда он сосредоточился на дороге. Поначалу надо было подтягиваться на выступах, проползать под нагромождением камней и ловить равновесие, а потом тропинка словно превратилась в ласковую красавицу, приглашающую в гости ровной галькой.

   И вот уже совсем близко Первому навстречу ласково горело приветливое солнце. А впереди открывалась долина мечты и та самая жизнь, которую Первому не раз предлагало его безбашенное воображение в своих самых фантастических проектах. И получалось, что в ней не было ни места Второму, ни знанию о том, с чем тому довелось столкнуться, потому что они теперь были порознь. И тогда Второй,  вдруг как-то быстро стерся из его, Первого, воспоминаний и жизни, навсегда.

ФИНАЛ 2

   И Второй опять упорно развернулся в сторону склона. Дорога впереди все больше обещала соблазняющие обоняние, слух и зрение таинственные кущи и звала, звала в даль. Час, второй, энный,  он усиленно напитывался прекрасной мощью этого места, но активное беспокойство все яростнее копошащееся в районе солнечного сплетения, наконец, заставило Второго повернуться и посмотреть назад. Он никого не увидел, и припустил кардинально обратно, ругая Первого за поспешность, себя за медлительность, их обоих за несогласованность, но это не сработало: Первый так нигде и не наблюдался.
 
    Тогда Второй закричал, и где-то наверху, далеко под солнцем, Первый, маленьким мальчиком смотревшийся на фоне топорщащегося стеной хребта, что-то сверху выкрикнул ему в ответ. Слышно было ужасно, скорее ничего. И потому каким-то внутренним маячком до Второго дошло, что теперь расстояние между ними было не в несколько часов, а почему-то в несколько недель, если идти по той самой, изначально намеченной им вверх, тропинке. А, поддерживающий Первого  горный хребет, казалось, просто возносил того ввысь, увеличивая разрыв между ними.  И осознав, как страшно они далеко друг от друга, Второй вдруг взвился, то завывая и припадая к земле, то все-таки стараясь приподнять свое тело вверх.

    А Первый уже что-то доставал из своего рюкзака, отправляя Второму. И вот, вниз, по каменистым  дебрям ручейком стекала толстая веревка, призванная помочь Второму вознестись к Первому. Или, если не так пафосно, просто подняться вверх по склону, трудностям и реалиям вопреки. Второй отчаянно запротестовал, не решаясь даже представить себя, карабкающегося вверх, один на один с веревкой.
 
     А потом, веревка снова призывно дёрнулась и вдруг понесла, едва коснувшегося ее Второго, резко вверх. Сверху Первый кряхтел и тужился, направляя свою помощницу вверх, а все еще далеко внизу, закрывший глаза Второй, бубнил себе под нос, что когда он станет вровень с Первым, уж он-то ему все скажет, и покажет, или просто не станет с ним разговаривать. Но руки слабели у обоих, дыхание судорожно металось туда-сюда, и Второй, наконец, догадался, пропустить веревку между ногами, задействовав и их. Почему-то продвижению вверх это не помогло, движение остановилось, и Второму пришлось открыть глаза.

     Первый, красный, как вымазанный в  соке свеклы или черники, стоял, прислонившись к камню, и тяжело дышал. Он уже был гораздо ближе, вдвое или втрое больше в росте, а веревка, на время закрепленная камнями и под ними, подрагивала, словно живая, у него между пальцами. И Второму вдруг стало так неудобно неловко за все, что Первый для него когда-то сделал, делал сейчас и, вероятно, собирался сделать в будущем, что слезы собиравшиеся покатиться у него из глаз, так и застряли там, где они были. А Второй, попробовал сам взбираться по веревке, как-то от злости разом вспоминая себя в детстве, и свои такие-таки неплохие успехи на физкультурном поприще.

     Тут и веревка вздрогнула и снова поползла вверх, Второй тоже продолжал пропускать ее между рук и ног, продвигаясь к Первому. И…вот, они уже стояли один напротив другого, хлопая друг друга по спине и улыбаясь, безумно полуживые, но пьяняще счастливые от того, что у них все получилось.

     И тут Первый выдал:  «Если день не задается,
                Если зло к нам в гости прется,
                Щит добра тебе поможет,
                Победить все беды сможет»

     - Что? - Второй поперхнулся, - «прется», а может, это, «рвется»? В смысле, зло прорывается, а мы его не пускаем. Ну, въехал? И… захохотал, захлебываясь и давясь от смущения и радости, что вот они опять стоят вместе и что-то обсуждают.

     А потом, отдохнув, они,  Алексей и Борис, двинулись вверх по тропинке вместе, и вот уже совсем близко им навстречу ласково горело приветливое солнце. А впереди открывалась долина мечты и та самая жизнь, которую обоим не раз предлагало их безбашенное воображение в своих самых фантастических проектах.

А ТЕПЕРЬ, ЧИТАТЕЛЬ, ЭТО И ВАШ ВЫБОР, КАКОЙ ФИНАЛ ВАМ НРАВИТСЯ БОЛЬШЕ!