Елена Образцова. O ma charmante!

Вечер романсов Даргомыжского.

" ... я мало-помалу погрузилась душою и мыслями в прошлое, столь для меня счастливое..."
- А.Г.Достоевская. Предисловие к "Воспоминаниям".

Вот и я, разглядывая программку концерта, который состоялся ровно тридцать лет назад, тоже мало-помалу погрузился...
Вообще, перебирая старые программки концертов или спектаклей, испытываешь странные ощущения. С одной стороны - находясь, слава Богу, в здравом уме - понимаешь, что это происходило давно, в какой-то другой жизни, которой больше нет и в стране, которой уже нет, что главные герои уже покинули этот мир и что почти, как писала незабвенная Анна Ахматова, "нет уже свидетелей событий, и не с кем плакать, не с кем вспоминать..." А с другой - видишь всё так, как будто это было вчера, помнишь все подробности...

В конце сентября 1987 года, только мы "осчастливились" в Москве одним из самых необычайных "Трубадуров" с нашей любимой Еленой Васильевной Образцовой в роли Азучены, как афиша сообщила о камерном вечере Елены Образцовой и Важа Чачава в Колонном зале Дома союзов - одном из прекрасных залов, в котором тогда проходили выступления лучших артистов и музыкальных коллективов и который вот уже два десятка лет отнят у культурной Москвы (может, и от этого тоже она стала менее культурной?). В программе - Даргомыжский. Сегодня это кажется невероятным: и тогда-то были единицы среди певцов, которые пели монографические программы, а сейчас они вообще не популярны и уж ни одной "звезде" не придёт и в голову петь целый концерт из произведений Даргомыжского (к тому же столько учить!), а если бы пришло, то ни один концертный директор не взял бы такую программу, а если бы взял, то её некому было бы слушать - в зале были бы, как мы раньше говорили, "дядя Ваня и три сестры". А тогда...

Я заранее узнал, в какой день начало продажи билетов и приехал специально за час до открытия кассы. И что я увидел! На улице перед кассой зала стояла приличная очередь, но когда я хотел в неё встать, мне сказали, что здесь со вчерашнего дня запись и нужно пойти в начало очереди и записаться. Меня записали сто семьдесят каким-то и успокоили: мол, не волнуйтесь, может, не все придут.
Было начало октября, но на улице был собачий холод и ветер дул немилосердный. Когда кассу открыли, внутрь могла войти лишь маленькая группа людей, остальные стояли на улице, и по тому, что очередь не уменьшалась, а только росла, а также по состоянию оледенения моего молодого тогда тела и моего носа, пережившего все стадии покраснения, я понял, что, очевидно, пришли все, кто записывался. И даже, скорее всего, со знакомыми и родственниками.
Во всяком случае, когда мне суждено было наконец войти внутрь того закутка, где размещались кассы, сообщили, что уже дают только места на балкон. Ну, думаю, плохо моё дело. Но сдаваться я не собирался, и когда пришёл момент предстать пред окном всемогущей кассирши, то, хоть и стуча зубами и шмыгая носом, очень важно заявил, что мне жизненно необходимо как можно более тщательно наблюдать подробности процесса, а потому до зареза надо сидеть как можно ближе! Всемогущая (дай ей Бог здоровья!) оценивающе посмотрела на меня и выдала два билета в ложу "А" - кто помнит, это сбоку, но зато почти напротив сцены. Я был вознаграждён.

Сам же концерт незабываем. Он прошёл на одном дыхании, хотя всего за вечер (вместе с "бисами") певица и пианист исполнили 30 (тридцать!) произведений!
Образцова являла высший уровень музыкантской "пластичности" и артистизма, интерпретаторской тонкости и глубины, богатство и изысканность вокальной палитры, наконец, всю обворожительность своего актёрского и женского обаяния.
Мы поняли, что вообще не знали Даргомыжского. Обычно, за редким исключением, вокалисты имели в репертуаре два-три романса композитора, выученные ещё в годы учёбы: лёгкие женские голоса пели "Юноша и Дева" и "Вертоград", низкие мужские "Старого капрала" и "Титулярного советника", ну и ещё несколько.
 А здесь нам открылся огромный мир, удивительный по богатству и разнообразию! Скорбная элегия сменялась наивно-кокетливым щебетанием кисейной барышни, которая в следующий момент превращалась в великосветскую львицу, с упоительным шармом поющую лёгкие и изысканные романсы на французском языке(что к тому же было так органично в этом бывшем Зале Благородного дворянского собрания), после чего следовали искренное и безыскусное лирическое признание, или нежнейшая колыбельная, или польский романс, а затем вспыхивало пламенным блеском ревниво-страстное болеро или разворачивалась жанрово-бытовая картинка, или лилось пронзительно-горестное высказывание, где знаменитая шаляпинская "интонация вздоха" находила в пении Образцовой совершенное воплощение...
Наряду с романсами на стихи Пушкина, Лермонтова, Мицкевича и Гюго, разворачивалась история любви Юлии Жадовской, или звучали "русские песни", по поводу текстов которых в дореволюционных изданиях было указано: "слова крестьянския".
 Мы открыли для себя произведения, которые практически не слышали никогда ни в чьём исполнении, такие как "Друг мой прелестный"("O ma charmante!"), "На раздолье небес", "Ревнуешь ты" и другие, а хорошо известные вещи зазвучали по-новому и обрели чистоту и свежесть первозданности.
Вообще, конечно, трудно описывать словами впечатление от музыки, ибо, как заметил ещё сам граф Толстой, "там где кончаются слова, там начинается музыка". Но это был чудесный, незабываемый по содержанию и атмосфере вечер, после которого, я думаю, всем, кто был в зале, хотелось сказать пушкинское: "Благодарим, волшебница. Ты сердце чаруешь нам"!

Концерт не слишком удачно, но записывался телевидением, хотя, конечно, запись эта - лишь бледная тень отражения того чуда, которое происходило тогда в Колонном зале.


Георгий Ан
31 окт 2017 (ред.2024)