Рисовальщица... - 25

***

Марк словно услышал меня, мы перестали общаться. Действительно, как сговорились. Для меня это была возможность взять себя в руки. Очередная попытка пресечь свои чувства, вернуть себе покой. Его чувства и мотивы мне были неизвестны. Может, и он хотел взять себя в руки, а, может, жизнь закрутила делами. Прекращали общаться мы всегда по его инициативе, когда он переставал писать мне, а в этот раз и я хотела молчания.

- Доченька, я сырники пожарила, иди, поешь, пока со сковородки. Простокваши налить тебе?
- Марточка, я морковку выкапывал, помыл вот тебе, погрызи!
Когда я слышу такое, то готова расплакаться. Кроме родителей никто в жизни за мной в быту не ухаживал, не интересовался никогда, поела ли я, не устала ли, принести ли мне яблока или еще что-то в этом роде. Всегда только я у всех на побегушках и в услужении. С годами я стала понимать, что хочу элементарной заботы о себе, самой простой заботы и внимания в быту. Я редко болею, максимум –изредка гриппую, и мне никогда Игорь не предлагал даже чая, привык, что это я обеспечиваю сервис. Запросто оставлял меня, уходил на гулянки. Обидно было до черноты в душе. Зато, когда он сам простужался, то я должна была дежурить вокруг него круглосуточно, иначе он впадал в истерику.
В гостях у родителей я брала домашние хлопоты на себя, жалела маму, но она все норовила мне помочь, готовила что-то сама, чем трогала меня до слез. Родители заботились обо мне в каждой мелочи.
- Марта, - стучала мама в ванную,- ты тапочки не взяла, пол холодный. Открой, я принесла!
Я начинала шмыгать носом от избытка чувств. Мама! У кого бы еще болело за меня сердце? Кто бы заметил, что я не взяла в ванную тапочки? Мама! Люблю! Вечером, когда мы сидели во дворе, мама приносила мне кофту. А папа чистил кремом туфли, не спрашивал, надо ли. И он купил мне книжку и шоколадку, сказал, что я это люблю, вот он и купил. Еще он рвал для меня цветы в огороде. Пусть мои родители будут всегда! Без них я стану сиротой, которая всем только должна.

Пребывание на родине оказалось омраченным. Я не была здесь несколько лет, все больше родители приезжали к нам. Наше село изменилось до неузнаваемости. За прошедшие годы уехали почти все соседи, в знакомых домах целыми улицами жили другие люди. После распада СССР, особенно после начала войны в Чечне, многие перебрались в другие регионы, некоторые вернулись на историческую родину. В их некогда аккуратных домах теперь жили люди, чьи лица никак не сочетались с кустами сирени и флюгерами на крышах. Нынешние девочки почему-то были без бантиков, с неприбранными волосами, и играли не на улице, а во дворах. Окна были залеплены от солнца газетами, фольгой, новые хозяйки не соревновались в красоте кружевных занавесок, герани и фиалок. Во дворах не высаживали цветов, вырубили деревья и закатали все в асфальт. Большинство домов спрятали за глухими заборами.
Атмосфера совсем другая: иная речь, полные мусорные баки, неметеные улицы, закрытая библиотека, неработающий клуб, облупленное здание музыкальной школы, развалившийся фундамент памятника Неизвестному солдату, у которого я когда-то несла караул, снесенный памятник Ленину, ни одной клумбы. Повсюду продуктовые ларьки с решетками на витринах, вокруг ларьков горы истлевающей упаковочной тары. Запущенность, равнодушие, ненужность. По парку бродили коровы. Нарядное село моего детства исчезло.
Я ходила по улицам привычным маршрутом, редко встречала знакомых, в основном стариков, разговаривала. Мне были рады и я была рада, расспрашивала про общих знакомых. В основном здоровалась неизвестно с кем, с новыми сельчанами.
В школе готова была разрыдаться. Двор, здания, запахи, все было прежним.
Во дворе колонка, к которой мы все стекались на водопой, поторапливали друг друга, толкались. Попила воды, необыкновенно вкусная. Говорят, чувство родины связано со вкусом воды и ароматом воздуха. Я подышала полной грудью, пахло раскаленной землей, запыленной листвой, хорошо. Невероятные заросли желтого шиповника по всему школьному двору как всегда цвели яркими набитыми цветами. Дорожки расчерчены классиками, кто скачет, ведь лето же? Я зашла в спортзал, он был открыт, сохли свежеокрашенные полы. Вспомнила наши дискотеки, как я любила танцевать! Готова была скакать часами. Заглянула через окно в комнату старшей пионервожатой, там всегда было нарядно и многолюдно. В свое время вдоль стены на подиуме были красиво расставлены горны, барабаны, знамена, когда пионервожатая выходила, кто-нибудь обязательно хватал горн и трубил, поднимался визг, у всех закладывало уши. А слева от подиума стояло черное пианино, на котором я играла и пела для всех, кто просил. Сейчас здесь устроили какой-то склад, навалено школьное имущество, окна грязные. Тягостно.
Вот зал, где нас принимали в комсомол. Мы были последними принятыми в ряды ВЛКСМ, на следующий год это уже считалось традицией исчезнувшего государства. И мы в погоне за переменами сняли свои значки, перестали проводить комсомольские собрания, готовить стенгазеты, разбирать нерадивое поведение учеников, помогать отстающим и прочее. Помню, учителя пытались удержать этот подход, но нам уже казалось это нелепым, мы начали пропагандировать, что каждый должен отвечать за себя, никого не надо тянуть за уши.
Я не устаю радоваться, что выросла и училась в советской школе, что ветер перемен добрался до нашей провинции с большим опозданием, что и после нас еще долгое время учителя были людьми высшего порядка, иначе как они могут учить? Что никогда никому из учеников не приходило в голову дерзить или оговариваться с преподавателями. Когда я рассказывала о школе Игорю, получала письма от одноклассников, писала учителям, он искренне недоумевал: «Так странно, что ты любила школу, что вы переписываетесь, какое вам дело друг до друга? У нас вообще ничего такого не было, все школу ненавидели и учителей не любили, мечтали поскорее вырваться и не вспоминать» Игорь рассказывал, что на уроках у них всегда было шумно, все непонятно почему вели себя вызывающе, что учителя не могли с этим справиться, потому что их никто не слушал. И уроки никто не учил. Например, учительница литературы умоляла их выучить стихотворение, чтобы иметь возможность поставить оценку. Без всякого анализа. И это в одиннадцатом классе! У меня такое в голове не укладывалось, потому что мы изучали биографию автора, разбирали характеристику времени, в котором он жил, какую проблему хотел отразить в своем произведении, какие испытания перенес герой, каким он был в начале и каким стал в конце и пр., и пр. Всегда мы были с чем-то согласны, а с чем-то нет, спорили, обосновывали, готовили доклады. По всем предметам у нас считалось естественным, пересказывая параграф, добавлять дополнительные сведения. Рассказывая про Гитлера, я, например, сообщала все, что знала из книг, что популярности его партии и ее победе на выборах способствовал экономический подъем в стране и пр. И мы еще завидовали горожанам, что у них больше возможностей!
В школьных коридорах пересмотрела и перечитала все стенды и стенгазеты: ветераны села, медалисты, отличники, достижения, рисунки, расписания экзаменов, поздравления, прощание со школой. Побыть бы ученицей хоть несколько дней! На стенде «Наши учителя» нашла только одну знакомую учительницу, учителя моего поколения уже ушли на пенсию.
Зашла в наш класс и села за свою парту. У нас были скамьи, теперь стулья, парты по-прежнему окрашены в синий цвет. Посидела, как полагается, правильно сложив руки. Я не отличалась прилежным поведением и никогда так не сидела, мне постоянно делали замечания за вертлявость и смешливость. Но сейчас хотелось сидеть правильно. Потом я долго смотрела на парту Марка, если вспомнить, то он всегда сидел вполоборота, был повернут ко мне. Я ведь постоянно ловила его взгляды. Так и вижу его худое юношеское лицо и улыбку. Сейчас я понимаю, что его улыбка была для меня. Как все это ценно, оказывается, даже бесценно. Вдруг вспомнила, как на уроке истории Марк спросил учительницу:
- Олимпиада Владимировна, чем отличается республика от государства?
- Здравствуйте, приехали! – возмутилась Олимпиада Владимировна, - объясняла, объясняла и опять двадцать пять! Ты чем слушал? На следующий урок подготовишь выступление на тему «Чем отличается республика от государства»!
Весь класс дружно оживился, всем весело и все счастливы, что половина следующего урока будет занята нечаянным докладом. А Марк попал! Даже сейчас мне стало смешно и радостно, как тогда.
- Да я, правда, не понял, - насупился Марк.
- Вот и разберешься заодно! – отрезала Олимпиада Владимировна. – Кто еще не понял? – она посмотрела на всех нас. Мы замерли, хотя, наверняка, кто-то не слушал или не понял. – Марта?!
Как всегда, я крайняя:
- Это разные понятия. Государство – это форма политической организации общества. А республика –форма правления в государстве, - ответила я, косясь в тетрадь, где все это только что было записано.
Олимпиада Владимировна выдохнула, успокоилась, мой ответ означал, что объясняла она понятно, надо было слушать и записывать определения.
Интересно, Марк еще помнит про отличия республики и государства?
Я все еще смеялась, когда в класс вошел очень высокий мужчина и девочка-подросток.
- Добрый день, - сказал мужчина и как будто смутился, опустил глаза.
- Добрый, - я пыталась понять, знаю ли этого человека, вдруг знакомый. Не просто высокий, можно сказать, долговязый черноволосый мужчина, с таким загорелым лицом, какое бывает у тех, кто работает на открытом воздухе. А когда его лицо приняло спокойное выражение и разгладилось, то стали видны белые лучики незагорелой кожи у глаз. Вроде, не знаю его, не узнаю, по крайней мере. Девочка была очень подвижной, улыбчивой, с двумя длинными косами, когда-то и я такие носила, держалась за отца двумя руками.
- Здравствуйте, - сказала она, - вы новая учительница?
- Нет, я училась здесь когда-то, сижу за своей партой.
- А! А я папе показываю наш новый класс, мы в нем будем учиться. Я тоже хочу сидеть за этой партой. Вторая парта, по-моему, самая лучшая, вроде, не первая, а все равно рядом с доской.
- Резонно, - я невольно улыбнулась ее невинным, но наполеоновским планам, - и окно слева, правильное естественное освещение.
- Папа говорит, что от окна будет дуть, - она дернула отца за руку и нахмурилась.
- Ну, может дуть, конечно, - мужчина почему-то растерялся.
- Мне не дуло, - я счастливо улыбнулась во весь рот. – С этой парты и доску видно, и в окно все просматривается, и коридор тоже, когда дверь открывается, и цветы на подоконнике красивые, и подсказывать можно, - отвесила я решающие аргументы.
- Вот видишь, пап, - она вновь дернула отца за руку, воодушевленная неожиданной поддержкой. По ее манере вести себя было понятно, что она папина любимица и вьет из него веревки.
- Ну, хорошо, - окончательно стушевался отец.
- Тогда скажи Людмиле Николаевне, если она не разрешит мне сюда сесть.
- А почему не разрешит? – спросила я.
- Я же высокая, отправит на «Камчатку», - сделала бровки домиком девочка.
- В свое время я отстояла право сидеть за второй партой на том основании, что сижу с краю, у окна, а доска по центру, поэтому никому ничего не закрываю.
- Вот видишь, пап, я так тебе и говорила, а ты не верил, - папу вновь дернули за руку, заглядывая ему в глаза. Он наконец-то улыбнулся своему сокровищу:
- Хорошо.
- Марта, иди, что покажу! – позвал девчоночий голос из коридора. Мы обе встрепенулись.
- Пойдем, пап, Анютка зовет! – утянула девочка отца за собой. – До свидания! – обернулась она ко мне.
- До свидания, - пролепетала я. Марта? Никак не ожидала встретить тезку! Ни разу еще не встречала.

***

Апрель, 2011
Почти год мы молчали. На Прощеное воскресение получила:
«Так хочу тебя обнять
И к груди своей прижать!
И сказать открыто, прямо:
«Ты прости меня, отрада!»
Ммм, как приятно и красиво! Сердце бешено заколотилось от радости. Ответила стандартно: «Бог простит, и я прощаю. Очень красиво и оригинально, умеешь же. Спасибо тебе, Марк» Талантом к стихосложению он пользуется редко, это всегда бывает красиво.
Еще долгое время он молчал, потом прислал:
«А все-таки жизнь интересная штука,
То веселит, то кидает, как сука.
Ты улыбаешься ей, а она тебе корчит оскал.
Нет настроения, видно, от жизни устал.
Гонка. Погоня. Мчишься, как бешеный пес.
Вечно бежишь за добычей,
Да то ли принес?
Может, в жизни
Все поменять радикально?
Нет, не смогу,
Все поменять нереально»
И у меня нет настроения, и я устала, только я не гонюсь, а убегаю. От себя.

За следующие четыре месяца мы два раза говорили по телефону. Оба раза, когда Марк здоровался, я чувствовала, что он собирается с духом, хочет сказать что-то решительное и начинала тараторить. Заговаривала его на общие темы, он расслаблялся, и мы начинали общаться как добрые старые приятели. Даже много шутили и смеялись от души. Я рассказывала, как мы ездили в Индию, как дружно всей компанией страдали от диареи, наевшись морепродуктов, как нас лечили в аюрведической аптеке каким-то настоем, потому что наши лекарства не помогали. Что теперь мы знаем: местные болячки нужно лечить местными лекарствами. Как мы под проливным тропическим дождем лезли в гору, чтобы посмотреть развалившийся дворец. На фотографиях с той экскурсии мы похожи на персонажей фильма «Остаться в живых», но все абсолютно счастливы, потому что приключения ничем не заменишь. Когда мы с Марком смеемся, то расслабляемся, забываем, что мы запретные друг для друга, распахиваемся навстречу друг другу, и разговор не оставляет боли и горечи. Мы так и не обсудили того, что нас томило. Несказанное ни к чему не обязывает. Но он мой магнит. Мне хотелось говорить ему: мой дорогой, мой любимый, желанный. И это было бы правдой, правдой момента, на всю жизнь мне не надо.
Недавно я гладила белье и смотрела телевизор. Передача была о том, о чем жалели, что вспоминали смертельно больные люди и лежащие на смертном одре. Они жалели о том, что чего-то не сделали, на что-то не решились. Меня это зацепило, я подумала о Марке. С чувством глубокого удовлетворения и благодарности к жизни и Богу признавали, что были хорошими семьянинами, родителями, тружениками, друзьями и т.д. Они говорили, что чувствуют, что исполнили свой земной долг достойно и на том всех благодарят и просят оставить их одних, чтобы вспомнить то, что согревало их душу. Наполняло светом и делало их жизнь ценной другое - моменты личного счастья, моменты слияния душ и тел. Для меня наступило время, когда я поняла, что имели в виду эти люди. Это когда в одном часе любви умещается целая жизнь и суть всего мироздания, состояние, когда у тебя появляются крылья.