5-7-24

Рассказ дяди Вани Кляйнкнехта

   … Многие годы и десятилетия, когда в моей душе становилось темно и холодно, моя мама гладила меня по голове и приговаривала:
   – Потерпи, сынок. Будет и на нашей улице праздник...
   А потом, когда она, испытав многие муки земного бытия, должна была уже уйти, – тогда я сказал ей:
   – Потерпи, мама. Будет и на нашей улице праздник...
   Я верю, что когда-нибудь или завтра – вот придёт он, господин Праздник, на улицу всех несчастных этого мира, – вот обнимет каждого – и наша горькая улица преобразится. И увидим тогда мы, её жители, что наша-то улица, оказывается, вдруг стала Раем небесным. А может, это она много лет только притворялась – горькой улицей. Чтобы мы научились терпеть и не унывать, радуясь по таким пустякам, которые счастливым людям неведомы, и незаметны.
   Я верю! На том стою, тем дышу, тем и радуюсь! И жалеть мне себя – незачем.



Осенняя история

Осень пришла, а тучи прилетели. И мир потускнел и смуглым стал, но не совсем. Тогда старушка подняла лицо и сказала:
– Там Ангел, Ангел в вышине! Его со всех сторон тучи сжимают, хотят последний небесный кусочек закрыть, а наш Ангел их сдерживает руками и крыльями, и устал он, и у него по лику потные солнечные капельки катятся и прямо на нас падают солёным дождиком! А тучи тяжёлые, всё прут на него да прут и вот-вот сожмут его, прекрасного, со всех сторон!
И сказала тогда старушка Ангелу:
– Не надо, сынок, ну их, эти тучи поганые! Мы потерпим и в смуглости поживём! Не мучься!..
Но Ангел не улетает, а он тучи сдерживает, и последний синий кусочек за его спиной виден.
Поспешили тогда люди в церковь Богу молиться. И хорошо так помолились, со слёзным пением!
Вышли из храма – а синий кусочек уже больше стал, и Ангел улыбается, да всё держит. И выдержал. Стали тучи расползаться, и стало небо прибавляться. Вот наконец всё стало синим, солнечным, как Ангел и его потные капельки, а тогда Ангел людям рукою помахал да улетел на Небо духовное.


   

                Саня, Санечка, Санёк...

   Это не один человек, а это целая семья. Папа Саня, мама Санечка и сынок – Санёк. А при рождении все названы Александрами, в честь святого Александра Невского.
   И Санёк (сынок) пошёл к берегу морскому поймать рыбку на удочку. И поймал. Очень красивую – золотую...
   Он её прямо на удочке, с крючком во рту, скорей понёс к родителям. И даже побежал. Но дом довольно далеко от берега морского, так что родители только ахнули и сказали:
    – Санёк ты наш! Да она ведь уже неживая, пока ты её нёс по летнему солнечному воздуху. А ведь это и была настоящая Золотая Рыбка, которая желания исполняет. А сказать она тебе человеческим голосом ничего не могла, потому что ты крючок изо рта не вынул...
   Заревел Санёк горячими слезами, и папа с мамой тоже заплакали. И все до единой слезы – солёные, как морская вода, и все до единой упали на Золотую Рыбку, вот она и ожила...
   Папа осторожненько и небольно вынул из её рта удочкин крючок, – и она, золотая такая, заговорила:
    – Знаю, как вас, люди добрые, отблагодарю. Несите меня скорее к моему родному морю...
   И побежали быстренько к берегу морскому. Папа Саня впереди бежит – рыбку в ладонях держит, как большую драгоценность. Мама Санечка позади, еле за папой поспевает. Ну а сынок Санёк – в самом хвосте плетётся по причине малолетства, – однако бежит изо всех сил!
   Пустили рыбку в прозрачную солёную воду морскую – а тут она как стала раздуваться и увеличиваться. Стала большой и говорит:
    – Санёк! Заходи в меня, ты поместишься! Я тебе мир неведомый покажу! Если родители не против...
    – Не против! – сказали родители. – Только, пожалуйста, принеси его обратно.
   Открыла Золотая Рыбка огромный рот,  мальчик  вошёл – и  поплыли  они  в  глубину морскую.
    А там – красота невероятная, неведомая прежде, будто на другую планету попал Санёк. И  чтобы описать всю ту красоту, ни у какого человека слов не хватит. Поэтому и описывать не будем.
    Вернулись они потом к берегу, Санёк вылез к родителям прямо в объятия да только и смог сказать:
   – Ах!.. – да ещё улыбается не то что до ушей своих, а он весь с головы до ног стал как одна сплошная улыбка.
   – А мы? – робко спросили родители Золотую Рыбку. – Мы ноги-то подожмём, скуксимся, – может, поместимся как-нибудь? Потому что очень хочется невиданную красоту увидеть...
   Сначала скуксился папа Саня в прекрасной рыбе. Сплавал в глубины, вернулся к маме с  сыном в объятия и тоже только «Ах!» и смог сказать от великого счастья.
    А тогда и мама Санечка полезла в рыбку на четвереньках. И там скуксилась до предела. И увидала она дали подводные, и вернулась к своим родным, у берега ожидавшим.
    Они её распрямили и спрашивают, улыбаясь:
    – Ну? Как?
    – Ах! – выдохнула она.
  На прощанье рыбку обняли и поцеловали. И она сама скуксилась, стала маленькой.   Договорились завтра встретиться. В этом месте, в этот час. И уплыла, золотая такая...
   А когда семья Александров возвращалась к себе домой по улице, то все оборачивались, говоря:
– Что такое? Вроде бы, три обычных человека, – а вроде бы – три сплошные счастливые улыбки идут по улице нашей, и всем от них становится на душе лучше...

 
               

                Позвольте вам выйти вон!

   Жил-был КольКоль. И он был мальчик среднего детского возраста. А имя-отчество у него – Николай Николаевич, то есть – Коля плюс ещё раз Коля. А если двух Коль сложить вместе, то кто получится? Мальчик КольКоль!
   И он решил заняться спортом. И открыл окна настежь. И, взяв полотенце, стал выгонять всех-всех мух из квартиры. Но одна серая-пресерая большая муха оказалась упорной. И он тогда тех других оставил, а стал только за ней стал из принципа гоняться.
   – Ну уж нет, не потерплю! – восклицал КольКоль, отважно размахивая полотенцем как мечом. И добавил, как в кинофильме «Свадьба» – главный персонаж: – Позвольте вам выйти вон!..
   – КольКоль, – сказала тут муха. – Тебе что, мух мало, что ты за одной мной гоняешься и выгнать не можешь? Меня нельзя выгонять.
     – Почему это? – поинтересовался мальчик.
   А муха тогда вдруг и засияла, запереливалась вся разными цветами и оттенками, как росинка от солнечных лучей. А до того же была серая-пресерая.
    КольКоль так и сел на пол от внезапного изумления. И все те мухи тоже сели – кто на шкаф, а кто КольКолю на голову. От изумления.
    – Это я только притворялась обычной, – произнесла муха. – На самом же деле я совсем не обычная, а настоящая Жар-муха. Такие иногда встречаются в природе, хотя и очень редко, и наукой совсем не изучены.
    – Ух ты... – наконец выговорил КольКоль. – А ты все мои желания сумеешь исполнять?
    – Нет, – призналась Жар-муха. – Я же не золотая рыбка. Но зато я умею петь детские песенки.
   … Весь оставшийся день и вечер пела она прекрасные песенки, а мальчик КольКоль и те обычные мухи – слушали с великим наслаждением.
  Когда родители пришли с работы, они тоже стали слушать. И соседи приходили, заслушивались, а некоторые украдкой – слёзку на щеке утирали. Так хорошо было.
   А когда стемнело, то свет в этой квартире зажигать не стали. Такое сияние переливчатое шло от Жар-мухи – всем на удивление – и наивную, чистую радость. И с улицы, увидев переливы на окнах, прохожие сказали, подняв свои радостные головы:
   – Какая в вашей квартире  замечательная  цветомузыка!  Тихая, нежная.  Не гремит и не бухает!..

   

                Тазик

  А Петенька на свалке – тазик нашёл.  Красивый,  весь  цветочками разноцветными расписанный.
    Принёс домой, отмыл от грязи, налил воды и хотел пускать там кораблики. А смотрит – что такое? Вместо тазикова донышка видно дно какого-то настоящего озера, или реки. И разные рыбы плавают...
    Петенька скорей свою удочку закинул – стал рыбу ловить. И хорошо как клюёт! Наловил он и себе, и папе с мамой!
    Вот родители пришли с работы, а он им говорит:
    – Ну, родители вы мои дорогие и любимые! Теперь можете на вашу работу и не ходить, раз вам так мало платят. Теперь я вас кормить буду. А если точнее, то не я, а мой тазик с мусорника.
     Очень  обрадовались родители и тазику, и рыбе, и что у них сын такой хороший человек.
    – Но всё же, сынок ты наш, ещё больше любимый и дорогой, – рыба на завтрак, рыба на обед и рыба на ужин – так мы на неё скоро и смотреть не сможем, не то что есть. Так что – придётся нам ещё походить на работу. До заслуженной пенсии...
    – Ну ладно, – согласился Петенька. – Только покупайте мне почаще мороженое!
    – По не постным дням – и в меру.
    На том и руки друг другу пожали, да и обнялись крепко с поцелуями. А на ужин у них была очень вкусная свежепойманная рыба из тазика.


               
                Серый кот с помойки

Саня шёл мимо, а он спросил:
– Молодой человек, вам не нужен – кот? Серый, обычный. В еде непривередлив, в общении скромен.
– Ты, что ли? – спросил Саня.
– Я, – честно признался кот. – Видите ли, осень нынче холодная, а что зимой – даже подумать страшновато. И с питанием большая проблема.
Пожалел его мальчик и взял домой. Папа с мамой разрешили, тоже пожалели.
Он сначала долго отъесться не мог – ел да ел, всё, что ни дают. Потом ляжет скромненько у тёплой батареи и мурлычет от радости хорошей жизни.
Саня его ласкал. И новую еду давал. И молока в блюдце. А луж кот не делал. Всё сразу понял, что и куда надо ходить. Песок на мусорник Саня сам выносил.
Так день за днём, а ночь за ночью. И вот однажды – что такое?
– Кот! Ты весь сияешь и переливаешься, как жар-птица прекрасная! Вернее сказать, как жар-кот! Что с тобой случилось?!
– Ничего, – скромненько ответил кот. – Это просто вы, молодой человек, научились в самом обычном сером коте с помойки – красоту видеть …



                Кошка и хвост
 
Жила-была кошка с пушистым хвостом. И он с ней ссорился.
Вот надо кошке идти направо, а хвост говорит:
– Нет, давай налево!
Хочется кошке полежать на солнышке, а хвост ей:
– Не хочу на солнце, мне жарко!
Пойдёт она в тень, а хвост ей:
– Нет, я передумал, лучше на солнышко, а в тени мне холодно!
– Хватит, а то укушу, – сказала наконец кошка и укусила хвост.
– Ой! – сказал хвост.
«Действительно – ой! – поёжилась кошка. – Я укусила его, а больно и мне самой!
– Ну, я тебе! – разозлился хвост и принялся хлестать кошку по бокам. А сам думает: «Я бью кошку, а почему-то мне тоже больно. Наверное, больше не буду с кошкой ссориться».
И стали они жить в мире и согласии. Куда кошка – туда и хвост. И она его больше не кусает, и он её по бокам не бьёт. А если и разговаривают, то только для того, чтобы рассказать друг другу сказку. Например, вот эту, – про то, как хвост с кошкой ссорился...
 
 
 
                Птичка на ветке

    Я шёл, а она сидела ко мне спинкой, серенькая, совсем неприметная на ветке дерева – птичка-невеличка.
    А я тогда ей свистнул тихонько, и она повернулась ко мне вся, и будто что загорелось на ней. Как маленький костёрчик на её грудке. Не жаркий, он не печёт, но если человеку холодно, и он на эту птичку посмотрит, а она к нему повернётся, то он согреется.
    И я на неё смотрел и согревался. И она на меня смотрела и радовалась, что от неё человеку теплее жить на этом свете.




    Какие в небе ласточки сегодня!
    
     Они красные, оранжевые, жёлтые, зелёные, голубые, синие, фиолетовые!
     Они кружат над нашим городом и не хотят улетать.
     – А что же это такое? – стали ломать себе головы жители.
     – А мы знаем! – догадались папа с мамой. – Это потому что у нашего Вовика сегодня день рождения.
     – Точно! – согласился Вовик. – Как я сам не догадался?
     – А-а-а! – сказали жители и перестали ломать себе головы. – Тогда всё так и должно быть – и никак иначе!..
     А разноцветные ласточки кружили над городом, тихонечко пели что-то очень ласковое и улетать никуда не собирались.
    

 Чудак и его животные

    Как-то пришёл в магазин человек и сказал:
    – Продайте мне, пожалуйста, кота в мешке.
    Продавец не очень удивился и достал ему мешок, и деньги взял.
    А этот чудак вышел и выпустил бедного кота из мешка.
    – Спасибочки... – сказал тот и пошёл за чудаком.
    А чудак зашёл в другой магазин и тоже попросил кота в мешке. И опять вынес и выпустил.
    – Сердечное вам спасибо, дяденька... – сказал кот и пошёл с ним.
    Так ходил этот чудный человек по городу, покупал котов в мешках и всех отпускал на свободу, а они шли за ним. А в одном магазине хозяин сказал:
    – Коты закончились, осталась только кошка.
    – Так давайте кошку.
    Взял кошку в мешке, и она тоже пошла за ним.
    И так, пока у него деньги не кончились. И он их всех поселил в своей хижине. Котов и кошку.
    А потом зима настала. Вот сидит чудак в своей хижине и мёрзнет, потому что на дрова нет денег. И есть охота.
    А тогда явился Ангел и подышал в этой хижине своим прекрасным дыханием. А чудак его и не увидел – невидимо явился Ангел.
    – Чудно, – сказал чудак. – Вдруг так тепло стало, будто я печь натопил, а никого, вроде, не было. А вдруг стало, будто я печь натопил, так тепло и уютно теперь в моём домике...
    А от того прекрасного дыхания и не только тепло. А если им дышать, то всегда сыт и весел будешь. Так чудак со своими животными продуктов не едят, а сыты и с весёлыми улыбками...




                Какая красота святая!

   У матери был сын, а у сына мать. У неё не ходили ноги, а у него голова больна. Но он был человек умный, и сказал:
   – Ты сама пойти в храм не можешь, и я один никуда из дому один не хожу. А давай-ка мы так: ты сядешь мне на на спину и командуй, куда мне идти, и так мы пойдём с тобою в храм, где Радость Светла.
   Так и пошли. И к ступеням пришли, и подниматься стали – ступенька за ступенькой.
   – Ой тяжело тебе, сыночек, – плачет мать, – как бы не надорвался.
    – А ты, мамочка, Богу молись, вот и силы будут.
    А потом и к дверям подошли, и вошли. Сын маму на скамейку посадил да сам сел, и долго отдышаться не мог. И всё то своим, а то маминым платочком себе запазуху и под мышками утирал, так вспотел. А затем  отдохнул да храм изнутри осмотрел, какая красота. И улыбался он, что вот дошли, что теперь в такой красоте святой и удивительной.
    А из Алтаря незнакомый молодой священник вышел, и сын к нему подошёл на исповедь.
    А священник вдруг и спрашивает:
    – Покаянный канон прочёл?
    – Нет, – сказал он, улыбаясь от счастья, что он в святой красоте стоит.
    – А как готовился? – тогда вдруг спрашивает священник.
    – Никак, – улыбается тот.
    – Ну так иди и дальше гуляй, как гулял, только не в этом святом месте на скамейке отдыхай, как только что!
    А тот и говорит кротко:
    – Тогда я вам сейчас мою маму принесу. Или вы сами к ней подойдите, потому что у неё ноги не ходят?
    Подошёл к ней священник, исповедь выслушал и всё отпустил. А затем и её сына епитрахилью накрыл и всё ему простил. И обоих причастил.
    А потом вдруг опустился перед тем парнем на колени и до пола поклонился, потому что женщина ему рассказала, как он её принёс, а покаянные молитвы ему читать по болезни тяжело. И заплакал священник в голос.
   Сын и мать его, конечно, простили и обещали ещё приходить.
   

                Чем Петенька подавился

    Ох!Ах! Ойёйёй! Наш Петенька чем-то подавился! С приятелем беседовал, ничего в это время не ел – и вдруг подавился! Ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни слова сказать!
    «Скорая» примчалась на всей скорости, Петеньку увезла – и бедного мальчика, симпатичного такого, срочно к хирургу.
    Посмотрел хирург, прислушался хирург – и залез в Петенькин рот (не сам, конечно, а только пинцетом). И вытащил...
    – Ой, эт чего, а? – обрадовался и удивился Петенька, который задышал легко и свободно.
     – А ты приглядись внимательней и узнаешь, – сказал врач.
     И тот сразу узнал! Потому что много чего повидавший в своей жизни хирург, брезгливо морщась, держал пинцетом – любимое Петенькино ругательство. Какое в приличном обществе не произносят.
     – Завернуть в кулёчек на память? – сыронизировал хирург. – Повесишь на верёвочку, будешь у сердца носить, как дорогую реликвию. Потом своим детям завещаешь...
    – Не надо. Большое вам спасибо, доктор, – весь красный от стыда произнёс Петя.
    И больше от него даже близкие приятели никогда не слыхали ни одного неприличного слова или хотя бы звука!..



                Мама в колесе

    Шёл Егорушка домой, портфель свой из школы нёс, а в том портфеле – двойка и единица в придачу. Надутый и мрачный шёл Егорушка, ни с кем не хотел разговаривать, и ничего и никого видеть не хотел он в этот вечер.
    Только белка в колесе привлекла его печальный взор. Она бегала в колесе за витриной магазина, а он остановился и стал смотреть. А тут какой-то старик сказал:
    – Бедной белке вместо леса – подсунули маленькое тесное колесо, а каково ей в нём? – сказал этот незнакомый старик, который тоже стоял и смотрел за витрину. – А ты что такой хмурый? Опять двойка?
    – И единица вдобавок... – чистосердечно поведал школьник. – Мамка опять ругаться будет, а то и шлёпнет. Не совсем, конечно, а по одному мягкому месту, но больно.
    – Это что за «мамка»? – очень строго посмотрел на него старик.
    – Да? А как мне её любить и мамочкой называть, когда она на меня кричит, а то и шлёпнет?
    Помолчали. Мальчик ещё сильней надулся.
     – Тебе эту белку жалко? – спросил старик.
     – Конечно. Всё бежит и бежит в своём колесе, и, наверное, грустно ей. Только иногда выходит из кормушки попить-поесть – и обратно в своё колесо...
    – А представь-ка в этом колесе – твою маму. Вот бежит она, бежит с раннего утра до позднего вечера, и отдохнуть ей некогда, и даже поесть как следует некогда.
    – Потому что, – продолжал старик, – еду готовить на всю семью надо? Надо, да чтоб повкусней, питательней и разнообразней, а продуктов не хватает. И потому что она получает на работе мало, и твой папа недостаточно. А у тебя ещё есть брат или сестра?
    – Братишка. Он часто болеет.
    – И мама за него переживает, ночами не спит. А ещё надо бельё вовремя постирать, высушить и всем перестлать на кроватях. И твои домашние задания успеть проверить, и с каждым дружескую беседу провести на темы жизни, и каждому спокойной ночи пожелать.
    – А утром всех разбудить (а ты никак не хочешь вставать в школу). Накормить-напоить, дырку на твоей рубашке зашить, всех обнять-приласкать, доброе слово сказать, всех проводить – кого в школу, кого на работу. Да ещё утром и вечером прогулять вашего могучего пса боксёрской породы, потому что никто больше не хочет, а отдавать четвероногого друга в чужие руки нехорошо. И ещё много-много всего, чего надо сделать твоей маме изо дня в день, и год за годом. И никогда она, всегда уставшая, от своих детей слово «спасибо» не слыхала. А тут вот ты придёшь с двойкой и единицей в портфеле. А её, может, на работе начальница несправедливо отругала, и твоя мама теперь сидит на вашей кухне и тихонечко, чтобы никто не увидал, не услыхал, – плачет от тяжёлой своей жизни...
    … Стоял Егорка, слушал и представлял свою маму в этом колесе за витриной, – маленькую такую, слабенькую и родную маму. И вдруг как зарыдал Егорушка, как бросился со всех ног домой. А когда мама открыла дверь, то он к ней прижался и всё рыдает, а она испугалась и его успокаивает, думает, что горе какое.
    Он об оценках рассказал. И пообещал исправить. И ещё спросил:
     – Мамочка ты моя, а не нужно ли тебе в чём-нибудь помочь?
     Тут засмеялась мама звонким смехом и быстро нашла сыну срочную работу. Пол пропылесосить, посуду помыть, а мусор вынести. Работа по дому всегда найдётся.
    И начал Егорушка новую, хорошую и добрую жизнь. А мама больше на него не кричала и его не шлёпала по одному мягкому месту. Потому что ей теперь тоже жить стало гораздо легче и радостней...
   
               

               
                Светлая вода
               
    Жена принесла из храма святой воды в бутылке. И она светилась, эта вода – и не от солнца или лампы.
    А пришёл муж, кандидат химических наук, который верил только в химию. Он увидел чудо и спросил:
     – Что ты туда насыпала, что вода прямо светится?
     – Ничего, – кротко отвечала жена. – Эта святая вода. Буду её пить каждое утро натощак.
     – И как же она действует? – ухмыльнулся муж. – И какая она на вкус?
     Он взял бутылку и немного отпил. Но вдруг вода потемнела, когда он только дотронулся до бутылки.
     – Шутишь? – засмеялся кандидат. – Перестал действовать твой реагент.
     А тогда она взяла у него эту бутылку и, только она дотронулась, – вода в ней опять засветилась...

               
                Когда Бог похвалит...

   Конверт лежал на земле у дома, и адрес у него был совсем даже незнакомый. И Саня его увидел и подумал, что вот какие бывают недобросовестные почтальоны, что путают адреса, а жителям всё равно, и они бросили письмо под ноги.
    Хотел Саня пройти мимо, но вдруг подумал: а если это важное письмо, которого ждут не дождутся? А оно тут валяется под ногами...
   И взял его, и пошёл искать дом с указанным адресом.
    Вот и нашёл, и в нужный почтовый ящик положил. И теперь человек получит своё письмо...
    Но тогда мальчик подумал:
    «Доброе делать, конечно, приятно. Но неужели это всё? И неужели мне за это ничего не будет? – тогда подумал Саня. – И хвалиться добрыми делами нельзя...Так какая же мне польза?»
    И тогда он надумал одну удивительную мысль:
    «Меня Бог похвалит. Так, чтобы узнал я один. И я этому так обрадуюсь, что большая радость поселится в моём сердце. А это же самое главное. Потому что когда радость в сердце, то всему человеку хорошо...»
    Так подумал мальчик Саня – и пошёл, улыбаясь своей прекрасной тайне и просто от радости. Это его уже, наверное, уже Бог похвалил...

               

                Новенькая ящерка

    «Моя одёжка постарела и поцарапалась, мне в ней неприятно жить. Да вот ещё и по швам стала расходиться. Видимо, пора менять шкуру...»
    Так подумала ящерка, зацепилась за острый камень местом, где стало по швам расходиться, и стала стягивать с себя шкурку. Она кряхтела и потела, изворачивалась и плакала от боли (попробуйте-ка сорвать с себя старую шкурку!) – и наконец... Ура! Она вылезла из старой тонкой кожицы – и тогда все вокруг обрадовались и сказали о ней:
    – Совсем новенькая, как из игрушечного магазина! Вся блестит на солнышке!
    А ящерка сияла от солнца и счастья и всем говорила:
    – У меня такое чувство, будто я заново родилась и у меня впереди очень-очень много   радости...


               
                Случай на полянке

    Санечка на лесной полянке гулял и красоту смотрел. А потом он сказал очень наивно:
    – Хочу пи-пи.
    И сделал.
    – Ой-ой! – тихонько воскликнули разные насекомые в траве-мураве. – Мы не для того на свет родились, чтобы на нас пи-пи делать!
    – Извините, пожалуйста, я больше не буду. И я же не знал, что вы тут ползаете. Давайте-ка я вас в луже лесной помою...
    Он стал доставать из муравы жучков и полоскать их в лужице. И так всех сполоснул.
    Обрадовались те, тоненькими голосками хорошие детские песенки запели!
     – Приходи к нам каждый день! – сказали букашки Сане. – Только если что – предупреди нас заранее.
     – А как?
    – Свистеть умеешь?
    – Только губами трубочкой.
    – Прекрасно! Свисти – если что.
    Стали прощаться. Они все его в щёки поцеловали, и в нос, и в уши (уши у него сегодня чистые, он их с мылом помыл).
    И он пошёл домой в радостном настроении души своей.



                Вот история...

Блошка жила на мышке. Захотела блошка есть, и как укусит мышку!
А мышка с перепугу кошку – цап!
А тогда кошка собаку – цап!
А тогда собака – мальчика Саню только хотела укусить, но он не растерялся и сам её укусил.
А тогда собака укусила кошку.
А кошка мышку.
А мышка, а мышка... только собралась укусить блошку, но это хитрое насекомое вовремя сообразило и спрыгнуло в траву. Поди теперь её найди!..



                Отец

    Он сидел, а она улыбалась, и он ей сказал:
    – Ты какая красивая мама. И жирафа, и утёнок, и эта вся нарядная скатёрка на нашем столе. А какое печеньице, которое ты испекла для меня, и какое варенье, которое ты для меня сварила, ожидая сына из тюрьмы. И я вот, явился-не запылился, целый-невредимый и живой-здоровый. И мне так сладко и светло, как было только детстве, и наверное, это детство вернулось...
    А тут он и проснулся, и как-то содрогнулся, потому что домой не вернулся, и долго ещё ждать.
    Он был отцом недавно. По крайней мере, был обязан им быть, и так его и называли: отец Андрей. А он им не был, хотя его называли, и батюшкой называли тоже. И он купил себе тот «мерседес», о котором говорят, что вот такой-то батюшка поехал в «мерседесе», а людям жить не на что. Или на «бмв», или на другой дорогой машине.
    И он поехал быстро-быстро, а там человек, и он наехал на него. Да наехав, сбежал, как нашкодивший мальчишка. И умер человек. И стало двумя отцами меньше на Земле: того, который умер, а дома дети ждут, – и того, которому присудили: много-много, долго-долго – думать, чувствовать, страдать.
    И его в тюрьме хоть презирали, но старшой не велел обижать: на случай, чтобы тот потом  на воле всю оставшуюся жизнь молился за него (на случай, если Бог есть). А он всё думал и переживал, и был как во тьме, и говорил себе, почти как Андрей Соколов:
    – Да не приснилась ли мне жизнь моя?
    – Что всё бормочешь? – его спросили.
    А он:
    – Молитву бормочу.
    «И буду бормотать всю оставшуюся жизнь, – сказал он молча. – Потому что я не Андрей Соколов, и мне надо себя замолить. И того отца убитого, и детей его, которые напрасно ждут».
    А там в тюрьме – все рабы у государства и у тюремного начальства. Но среди рабов тоже есть рабы – самые-пресамые несчастные, и там они неприкасаемые, как в Индии. Кто к ним прикоснулся – тот сам стал неприкасаемым и самым-пресамым несчастным. Даже кружку воды такому умирающему нельзя подать.
    И там один человек заболел, и стал просить очень жалобно, чтобы ему воды подали. А никто же не хочет: страшно очень.
    А тогда он и встал с нар, и к умывальнику пошёл – бывший отец. И он воды налил полную кружку, и человеку понёс. А на него тогда все посмотрели, и стихли разговоры. И сам хозяин посмотрел. И ждали все: неужто подаст и тем к неприкасаемому прикоснётся? А с виду не дурак, семинарию окончил.
    А он тут и заплакал, потому что страшно, да и на пол опустился, и кружку полную подал рабу рабов, и стал ему отцом. Хотя отцом теперь не называли.
    И охнул местный люд, и хозяин охнул и привстал на своих почётных нарах. Он даже испугался и подумал, почти как Чернышевский: что делать?..
    Вот тогда-то явился Ангел Господень и своими нежными крылами того отца закрыл.



                Чем вражеский лазутчик себя выдал

   Однажды пошли наши в бой, а навстречу неприятели, и началась жаркая битва не на жизнь, а на смерть.
   А тут один неприятель был ранен и упал, и руки поднял, что сдаётся.
   Но один из наших к нему подбежал да и воткнул в него свой штык.
   Тогда подошёл к нему другой наш солдат и говорит:
   – Вот ты себя и выдал, вражеский лазутчик. Российский солдат бы не стал ни обижать пленного, ни убивать...
   И того отвели в штаб. А там он сам признался, что был заслан с неприятельской стороны, чтобы он у нас все штабные карты украл да сними бы и скрылся.
   Лазутчика того не расстреляли и даже бить не стали.


 
                Как бы...

    Как ты провела летние каникулы, Танечка?
    – А я на тёплом море как бы была. И там, как бы, купалась, загорала, смотрела морское дно. Там очень хорошо, как бы, вот...
    Очень сочувствую, наверное, с погодой не повезло. Желаю тебе следующим летом опять побывать на море и чтобы погода прекрасная. Тогда и покупаешься, позагораешь, морское дно посмотришь. Ты не переживай, Танечка!


               
                Каждому по делам...

     Как встретились три приятеля: у одного глаз перевязан, у другого нога в гипсе, а третий за живот держится да охает, держится да охает: о-ой!
     – Это я , – говорит первый, – вчера в лес пошёл погулять, а тут ветер подул, с дуба спелые жёлуди полетели и один – вот,  прямо в глаз. А я потом думаю: вот я когда-то слепого  на один глаз кривым обозвал. Не потому ли мне теперь этот жёлудь, а?
     – Хочешь сказать, что я совершенно случайно ногу поломал, – потому что однажды над хромым посмеялся? А может, и вправду, ничего случайно не бывает?
    А третий приятель сказал:
    – Вот-вот, я тоже заметил: только я сегодня моего соседу кулаком в живот стукнул (он же ведь слабее меня), как подходит ко мне незнакомый верзила и как стукнет меня, в живот, вот сюда, и теперь болит! 


   
                Музыкальный космолёт

    В одном космолёте вдруг сломался двигатель, и космонавты его не могли починить. И понёс космический ветер тот космолёт с нашими двумя космонавтами не на Землю, куда спешили космонавты, а в бескрайнюю космическую даль.
    Один космонавт стал рыдать и говорить:
    – Я не хочу умирать!
    А другой стал Богу молиться. И наконец говорит:
    – Теперь знаю, что делать!
    А у них в корабле была музыка: проигрыватель, диски и даже колонки. Космонавты поставили колонки в сопла космолёта, а затем второй включил диск с музыкой, а громкость впервые в жизни сделал на всю мощность: обстоятельство требует.
    А этот второй космонавт любил прекрасную музыку.
    Вот как запел церковный хор – и сильный звук вырвался в космическое пространство подобно пламени от горючего, и стал отталкиваться от космоса. И весь космолёт стал отталкиваться от безвоздушного пространства, и получился такой музыкальный двигатель. И космонавты опять могли управлять кораблём и лететь на Землю.
    Полетел космолёт среди звёзд и планет – и раздаётся от корабля на весь космос – «Прощание славянки». Или Аппассионата Людвига ван Бетховена. Или из Баха и Гайдна. А потом и православный хор запел во всю свою великую мощь, и летел-летел космический кораблик к родной Земле.
    Да так и прилетел. А когда он был ещё на нашей орбите, то все, у кого есть слух, вышли из домов и подняли удивлённые лица к небу...

               

                Плыви, моя льдина, по синему морю...

    А получилось так. Один дяденька рыбачил на море, и лёд под ним был толстый и крепкий. Но вдруг льдина задрожала, затрещала и обломилась. А на обломившемся куске стоит палатка того дяденьки, а от сам внутри сидел и вёл важное научное исследование.
    Вылез он из палатки, смотрит – всё плывёт: льдина, палатка и со всем этим богатством плывёт дяденька. А берега не видать ни влево, ни вправо, ни на все четыре ветра куда ни глянь – только море. Стал он звонить по своему телефончику, да напрасно – так далеко телефончик не соединяет.
    Деваться некуда, и он поплыл, куда льдина медленно плыла. А плыла она к берегу, где вода  была теплее, и льдина стала таять и опять трескаться. Тррреск – и кусок отломился льдистый, и дядино убежище всё меньше становится.



   
                Раненый храм

    А в больницу дедушка пришёл, раненый. Сам добрался, он сложения могучего. У него борода белая, и одежда белая, только красные пятна на нём. А лысинка у него золотистая.
    – Где болит? – спросил врач.
    – А тут, и тут, и тут.
     – Имя, отчество, фамилия?
    – Храм Божий.
    – Ну да, как говорится, каждый человек есть храм Божий. Сестра, сделайте ему это и это – и в операционную. А кто на вас напал? Чем били?
    – Люди напали. Бедненькие, неверующие. А били – ломами, топорами. Внутрь они не попали, крепкая на мне дверь, так перед дверью на паперти налили бензину и зажгли. Вот тут обожгло, вот тут...
    – Сестра сказала тихо:
    – Может, его сразу в психиатрию?
    Но врач сказал:
    – Сначала подлечим...
    Вот время прошло, и ещё время минуло. К дедушке в окно бабочки, стрекозы и шмели прилетали. И голуби, и другие птахи. Сестра хотела всех прогнать, но он попросил:
    – Доченька, не прогоняй, пусть дышат малые дыхания, а я послушаю, порадуюсь...
    Наконец встал подлеченный дедушка на ноги, тихо пошёл. В дверь пошёл. Во двор вышел, к нему птицы прилетели, с ним пошли. И кошка пошла за ним, и собака.
    – Дедушка, куда? Ещё надо лежать, – ему медсестра.
    А он в ответ:
    – Я тут неподалёку.
    Люди ему:
    – Дедушка, яблочко хотите? Из своего сада.
    – А конфету?
    Он принимает с поклоном:
    – Благодарствуйте, братцы.
    К нему ребёнок подошёл с цветочком, протягивает:
    – Орхидея.
    – Так ведь – ромашка, – улыбнулся старик.
    – Но орхидеи же тут не растут, а я их очень люблю.
    Старик взял, обняв ребёнка.
    И на спортплощадку перед больницей пошёл, и там стал посредине. Лицом на восток, перекрестился тонкими музыкальными пальцами и сказал:
    – Слава тебе, Господи!
    И превратился в Божий Храм, настоящий, белокаменный. А старая голова с золотистой лысинкой – в золотой купол с крестом православным. Сначала храм был ростом со старика, а потом всё больше и больше, и вырос. Птицы на него сели. Кошка и собака на паперти легли.
    Люди – больные и здоровые – к нему пошли в изумлении.
    И врач с медсестрой пошли. Сестра говорит:
    – Я сама всё видела! Был старик – и нет старика. А вместо него вот этот храм прекрасный, и стал расти, и стал большим. А раньше этот храм я видала в другом микрорайоне...
    – Шрам узнаю, – сказал врач, трогая кирпичную стену. – Шов моей работы.
    И внутрь стали заходить в удивлении да радости. А там и лампады горят, и пение православное раздаётся, ангельское...


 
                Мне снился сон...

    Мне снился сон, как мне снился сон, как мне снился сон, как мне снился сон. Он  маленький, но огромный; прозрачный, но яркий; непонятный, но ясней чистейшей воды. Мне было хорошо!!!



                По небу синему, по небу звёздному...   

    Плохой мальчик стрелял из рогатки по птицам, а хорошая девочка ему сказала:
    – Это плохо и плохо – стрелять по птицам!
    – Тоже мне, птицы! – сказал плохой мальчик. – Это воробьи. Вот, одного я уже подстрелил...
    Он хотел его взять себе, но она сказала:
    – Дай его мне. Вот тебе денежка.
    – Можно было бы и побольше, – сказал он про денежку и отдал птаху, дрожащую всеми своими серенькими пёрышками.
    И она воробышка стала лечить. А он поправился и вдруг… И превратился в жар-птицу сияющую. Стала жар-птица расти, выросла пребольшой и сказала:
    – Садись на меня верхом, хорошая девочка. Я тебя покатаю. Хочешь – по небу дневному, синему. А хочешь – по ночному небу, звёздами усыпанному.
    – И по синему, и по звёздному! – обрадовалась девочка, забралась на жар-птицу, и та как взмахнула могучими крыльями, во все стороны сияющими, – и полетели птица и девочка в небеса над городом.
    А все люди (кроме одного) изумились:
    – Смотрите, какая яркая комета летит над нашим городом!
    А тот один (это был нехороший мальчик) вздохнул:
    – Не комета это, а жар-птица. Я думал, что это простой воробей, а это настоящая жар-птица. И я больше никогда не буду стрелять в воробьёв, – а то вот в него попаду, а он окажется жар-птицей.
    Так сказал он – и с той минуты стал хорошим, очень хорошим мальчиком. И не только в воробьёв, но ни в кого больше не стрелял. Его потом жар-птица тоже на себе катала по небу синему, а затем по ночному, звёздами усыпанному...



                Человек

    Вот – человек очень хороший: монах или ребёнок.
    А вот вражьи когтистые лапы стали из него лепить, как из глины, и слепили злого волка.
    Засмеялся враг, но только его пальцы разжались, – к волчьей фигуре опять стали возвращаться прежние очертания, и злой волк – стал очень хорошим человеком.
    Разозлились вражьи пальцы – вцепились опять в человека, стали лепить обезьяну, и вылепили, посмеиваясь.
    Но только разжались когтистые пальцы, – обезьяна стала выравниваться в прежнего хорошего человека. И вот стал человек.
    Опять те пальцы схватили человека и лепят. Верблюда. Потом свинью. Потом невиданное чудище с клыками. А сил у тех пальцев всё меньше и меньше...
    Вот как разжались те пальцы, – и опять к слепленной фигуре возвращаются, будто изнутри струящиеся формы хорошего, очень хорошего человека.
    Хотели когтистые пальцы опять вцепиться и лепить своё, – да сила в них иссякла.
    И остался человек человеком. Смотрит на нас – улыбается и добрую песнь поёт. Или в православный храм пошёл.



                Жил-был дракон цвета хаки...

   Жил-был дракон цвета хаки и с прекрасным аппетитом.  Он летал по белу-свету и глотал, не жуя.
   – О! – увидел дракон барашка на лугу – и проглотил.
   – И эту! – сказал дракон про корову на поле – и проглотил.
   – И этого! – облизнулся дракон, пролетая над зоопарком, – и всего слона африканского проглотил разом. И даже не запил, только опять облизнулся длинным языком.
    А тут жила-была смышлёная уточка в пруду, и она спросила:
    – Дракон! Ты не мог бы солнце в небе проглотить? А то мне от него жарко.
    Дракон глянул на солнце в небе и говорит:
    – А почему бы и нет? Дракон я или не дракон?
    Взлетел он в самое небо к солнцу – и проглотил. Затем в темноте сел у пруда и говорит утке:
    – Что-то оно больно горячее. Печёт.
    – Надо было на него сначала подуть, – ухмыльнулась хитрая утка.
   – Да, – согласился дракон. – Это у меня с детства дурная привычка: увидел – проглотил. А чтоб подумать, поразмыслить, на пользу ли мне это, – ума не достаёт.
    – Так ты глупенький? – посочувствовала утка в темноте.
    – Да, – признался дракон. – А оно меня изнутри не сожжёт? – испугался дракон.
– Ну вот, уже и дым из моей пасти пошёл... Долетался, доглотался ты, парнишка, – горько сказал он сама себе и даже всплакнул.
    Срочно вызвали ветеринара.
    Через пять минут ветеринар сказал,  когда ему медсестра забинтовывала опалённые ладони:
   – Как раз успели.  Ещё минута – сгорел бы этот дракон от солнечного жара.  Итак уже слегка испёкся и порозовел.
   – Ура-а-а! – обрадовались все в зоопарке и в мире. Потому что солнце ведь опять в небо поднялось, и очень красиво стало.
    А дракон шепнул утке:
    – Геройский парень, этот ветеринар! Не побоялся ко мне в пасть, а затем и в брюхо залезть.   И как у него сил и храбрости хватило, чтобы горячее солнце вытащить?
   – Так что... – произнёс дракон,  довольно разглядывая в пруду, какой он теперь розовый стал. – Так что хочу я теперь в вашем зоопарке остаться жить. А ежели чего не то проглочу, то ветеринар поможет.
   – Оставайся, конечно, – сказали ему звери и птицы. – Только вот глотать никого не надо, такая у нас к тебе большая просьба. Будешь в нашем коллективе вместо слона. Раньше зрители приходили на слона поглядеть, а ты его проглотил, беднягу... – звери и птицы всплакнули по слону. 
    И он согласился. И остался.
  … До того дня зоопарк жил бедно,  обитатели не доедали: посетителей было мало.  А теперь люди со всего света прилетают (не сами, а на самолётах), чтобы увидеть единственного в мире розового дракона. Теперь и ему на еду хватает (он теперь только овощами да фруктами питается, и рад, что никого глотать не надо), и всем другим обитателям этого просторного и прекрасного зоопарка.



                Фрукт, неизвестный науке

   Совсем недавно – лет сорок пять назад – моя мама вырастила на огороде большой арбуз. Вот она стала его разрезать, а – что такое?! Внутри арбуза – дыня!
   Стала мама дыню разрезать, а внутри – крупное яблоко!
   А в яблоке – персик!
   Ну а в персике-то и оказался вот этот самый удивительный фрукт, неизвестный науке.
   Он точь-в-точь как большой брильянт чистейшего сиянья! Только мягонький и пахнет так, что соседям запах слышно.
   – Давай, мы его лучше не съедим, – предложила мама. – Пусть сияет ярко-ярко всем на радость. Его надо ближе к солнышку, на блюдце...
   Уж не знаю,  как так получилось, – но сорок пять лет минули. Мамочка моя теперь живёт не в этом мире, и вижусь я с ней только в снах. А тот фрукт, на том же блюдечке – стоит у  моего окна, чтоб к солнышку ближе, и сияет, как мама завещала: ярко-ярко. Во все стороны и всем на радость...
   Хотя тут один человек неверно понял, в чём его настоящая радость. Он по профессии грабитель (сам выбрал бедолага такое занятие). Увидел фрукт у моего окошка, решил, что это настоящий каменный брильянт за мильён мильёнов в самой западной валюте – ну и залез ко мне домой.
   Однако я вовремя вошёл и очень торжественно воскликнул, как один персонаж писателя Чехова:
   – Позвольте вам выйти вон!..
   И он без всяких споров быстро вышел обратно в трубу.
   Так что другие люди, глядя на мой подоконник, любуются сиянием и радуются. Иногда приходят понюхать. А учёные до сих пор свои умные головы ломают-ломают (что ж это за странный плод?), а затем руками разводят в полном восхищении и восклицают:
   – Неизвестный науке фрукт! – и что мы ещё хотим понять?..



 
                Ниточка

    Однажды в будущем - случилась такая история.
    Наш космонавт жил на космической станции неподалёку от Земли. И вдруг что-то поломалось.
    Он надел скафандр, пристегнул трос и, выйдя в открытый космос, стал чинить.
    Тогда пошёл метеоритный дождь. Как горящие большие угли, они пролетали вблизи от станции. И один метеорит чуть не задел космонавта и порвал крепкий трос, которым тот был пристёгнут к станции. И только одна тончайшая ниточка от троса не порвалась.
    "Если она порвётся, то я погиб", - подумал космонавт и стал тихонечко тянуть за ниточку, и так всё ближе, ближе к люку станции... "Миленькая моя! Дорогая ниточка! Не порвись!", - думает космонавт, а холодный пот ему глаза застилает.
    И так дотянулся он за нитку до люка – и, наконец, вошёл в станцию живой и невредимый.
    - Ах, ты какая умница, ниточка! - засмеялся от счастья космонавт. - Я теперь тебя повешу на грудь и буду всю жизнь носить, потому что ты меня спасла...
    А всю эту историю видели и слышали по большому экрану в Центре управления космическими полётами - жена и сын того космонавта. Они сказали ему, когда он сел отдохнуть перед экраном своего телерадиопередатчика.
    - А на ниточку – ты, пожалуйста, надень свой крестильный крестик.
    - Какой крестик? - спросил космонавт. - Я же некрещёный и неверующий.
    ... Когда он вернулся на Землю, то его друзья-космонавты сказали ему:
    - Не ниточка тебя спасла. А, пока ты по ней тянулся к люку, твои жена и сын сильно плакали, чтобы Господь тебя помиловал, чтоб ниточка не порвалась.
    Обнял он своих жену и сына, и они так, обнявшись, пошли в ближайший Храм. А спустя время - и крестился.
    С той поры на его груди висит та ниточка, а на ней - крестильный крестик.


               
Камень ЗАМАНИТ

 Юноша услыхал,  что в жизни нет ничего дороже и прекрасней, чем камень по названию ЗАМАНИТ. А спрятан он вон в той огромной горе.
 Загорелся юноша мечтой,  взял кирку и все необходимое, и пошел к той горе. Ему повстречался седой и слепой старик, который сказал усталым голосом:
 - Всю  мою  жизнь я потратил на  поиски камня ЗАМАНИТ. Я работал как каторжный, но ничего так и не нашел. Не ищи, не губи свою жизнь напрасно.
 - Ты   не   нашел  -  я  найду! - весело ответил юноша.
 И  начал  бить гору киркой, так потихоньку углубляясь в гору.
 День  за   днем  и  год за годом бил он  гору, заходя все дальше. Сначала освещал темноту факелами, потом факелы сгорели, и он освещал светильником; а когда кончилось масло, жег свечи. Когда же кончились и свечи, он не сдался, а научился бить гору в темноте.
 Так  мучил  он себя, не жалея сил и лет, пока, наконец, не нашел камень, на котором  разглядел будто светящееся слово: ЗАМАНИТ.
  Закричал человек от счастья, и гора сотряслась от крика.
 Выбрался   он  из  горы, увидел белый свет - и ослеп совсем, потому что глаза отвыкли от света.
 Тут   подошел  к  нему юноша, в руках у него кирка и все необходимое для горной работы. Он спросил:
 - Дед, что у тебя в руках?
 - Камень ЗАМАНИТ, - гордо ответил тот.
 Юноша расхохотался:
 - Кусок окаменелой грязи ты называешь прекраснейшим словом?
- Как ты смеешь! - возмутился старик - и свою находку к сердцу прижимает...

 
МОЙ ВСАДНИК

   Я думал, мучился и, наконец, решил: ”Пусть  окажусь рядом с маленьким Лениным, когда он еще был безобиден, иначе мне с ним не справиться”.
   И я оказался в 1874-м году. Там маленький Ленин - как на октябрятской звездочке: хороший, в рыжих кудряшках. Он играл с братьями и сестрами в спортивную игру. Прыг, скок, прыг, визг. С улыбками и смехом.
   Но  вот  старший Сашка,  на что-то разозлившись, шлепнул маленького Ленина по кудрявому затылку. Малыш заревел, бросился отплатить тем же старшему брату, но тот ведь сильней; и Ленин пошел от всех, умываясь слезами. Однако, отойдя, поднял щепку и бросил в брата. Щепка не долетела, а Сашка злорадно расхохотался.
   Я сидел рядом на скамье и думал.
   “Никто  из  братьев  и сестер не заступился, хотя Сашка был явно не прав. И мать - М.Ульянова - не вступилась, хотя все видит в окно и, наверное, думает что-нибудь вроде: пусть растет закаленным в злобе. Нечистая сила должна быть сильной, - иначе что плохого сможет сделать?”
   А  вот и директор, И.Ульянов, возвращается домой усталый. Если бы его начальники знали, что будет скоро, то все бы упали на колени, крича со слезами: “Илья Ульянов! Не ходите в гимназию и ни на какую иную работу вне вашего дома! Мы за это вам станем платить в сто или в сто тысяч раз больше! Только не спускайте глаз с ваших собственных детей! Рыдаем и кричим: помилуйте Россию и еще многие страны, и мильоны убиенных! Поймите, добрый, умный человек! Если мильоны - убиты (в том числе в утробах матерей, которым внушили, что греха не существует), то сколько же загубленных человеческих душ, которые прожили в этом мире не как разумные люди - а по заветам Ильича - и сгинули или еще сгинут в бессмертный ад? Услышьте стон и плач огромнейшей страны, полной детей, рожденных больными, потому что их родители или были так измучены, или пьяны, или навлекли на себя и на своих потомков Праведное проклятие разными неправедными делами.
   Пожалейте  их  всех,  господин директор гимназии! Не ходите к чужим детям, пока не воспитаете своих - честными простыми тружениками, вот как вы, Илья Ульянов!”
   Но   начальники   не  знали  будущего и не пали на колени со слезами. И он уходил и уходил к чужим детям, а возвращался усталый.
   Пойти  ему  сказать и стать на колени?  Если  не поможет, ударить его кулаком по лбу? Задумается - и не поверит. Решит, что я болен, потому что у нормального человека не может быть такой больной фантазии.
   И  все равно  это  была  бы  полумера.  Потому что - вон женщина цинично наблюдает в окно, как ее несправедливо обиженное дитя плачет. И  еще есть множество - просто атеистов и атеистов воинствующих, которым обидно существовать без чистоты в сердце, и они заражают собою других, доверчивых ко злу, - и тогда тем атеистам легче, что таких как они, все больше, а скоро, может, будет тьма-тьмущая. И если заблудших так много, - то, может, они и правы?!..
   А  Вовик подбежал к отцу и поведал свою беду. Тот погладил его, поцеловал в лоб. И погрозил Сашке пальцем:
   - Вот я тебе!..
   Сашка  на  минуту притих,  но  только отец вошел в дом, закрыв дверь, старший сын принялся прыгать у двери и корчить рожицы. Лишь когда женщина в окне приложила палец к своим губам, тот убежал и занялся стрельбой из рогатки по воробьям.
   Вовик  нашел на земле что-то.  Подошел  ко мне и, улыбаясь от счастья, сказал:
   - Гляньте, что у меня есть. - И открыл кулачок. А там ржавая гайка.
   - Здорово, - кивнул я.
   Он сел рядом, глядя через дырочку в гайке на мир.
   - А  меня  зовут  Володя  Ульянов, - сказал  он, улыбаясь.
   - Знаю. Но не знаю: ты человек или... бес?
   Он   отпрянул от меня,  а глаза у него испуганные  и наивные.
   Я подал ему раскрытую ладонь. Он опять улыбнулся и обнял мою руку, а потом вдруг обнял меня за шею.
   - А ты знаешь, зачем я здесь? - спрашиваю.
   - Зачем?
   - У  меня  в  кармане нож, два револьвера и большая бомба.   И  ты  тогда  не сделаешь революции.
   - Опять  шутите!   -   засмеялся он.  -  Я знаю, зачем вы тут!
   - Зачем?
   - Чтобы быть моей  лошадкой! - И Вовик быстро вскарабкался ко мне на плечи. - Но-о-о!..
   Я покорно   пошел,   потом попрыгал и поскакал. Вовик весело подпрыгивал на мне, обнимая то за шею, то за голову маленькими лёгкими руками.
   - Но-о-о! Впере-ед!  -  кричал он мне в ухо горячим  дыханием.
   Что  я  мог?  И  я  бежал,  куда  велел  мой всадник.

    ... А  может,  обстоятельства  его  жизни,   его    родных, были гораздо сложнее, чем мне бросилось в глаза. И может, я чего-то не понял очень важного. Но вот как-то, после этой истории про Вовика и меня, - по радио, один биограф Ленина рассказал о его последних годах,  и меня особенно поразил такой эпизод. Оказывается, когда он уже лежал парализованный, оставленный многими соратниками,  -  санитар, который ухаживал за ним, нечаянно коснулся рукой его губ, и это чудовище Ленин - поцеловал ту руку.
   Из благодарности ли (как полагает биограф) - или, может, из страха быть убитым той рукой, - что могу понять? Но вот уж точно то правда, что мне однажды было сказано: как бы страшен ни был какой-нибудь человек, а и он - не абсолютное зло, и в нем все равно есть хоть немного доброго.


               
             Монета да Стул

    Жили сестра с братом: Монета да Стул. И были они добры.
    Шёл по дороге бедняк, у которого не было денег на хлеб. Смотрит - лежит медная Монета; он её поднял, купил себе хлеба и рад-радёшенек.
    А Монета опять легла на дороге - только теперь уж она стала серебряной.
    Шёл человек, у которого износилась обувь, а купить не на что. Обрадовался он серебряной Монете, купил в магазине новые ботинки - дальше пошёл, счастливый человек.
    Шёл по той же дороге путник, у которого не было своего угла, чтобы голову приклонить на старости лет. Смотрел под ноги, деньги на домик себе искал, - не лежат ли на дороге?
    А тут ему Монета чистого золота - блестит у ног. Он её взял, расцеловал и купил себе домик у той дороги. И стал в нём жить да улыбаться всем прохожим. А кто нуждался от непогоды укрыться, того он непременно звал к себе в гости.
   
    ... Брат же её Стул был тоже непрост.
    Под обычным человеком - он просто стул.
    Под царём он - роскошный большой трон.
    Под человеком, у которого ноги не ходят, - он уютная коляска. Ею управлять можно мыслями. "Вперёд, пожалуйста", - скомандует этот человек. И едет вперёд с любой скоростью, какую хозяин ему подумает. На шоссе он автомобили обгоняет, все только диву даются: что это за новый транспорт, надо себе тоже такой купить!
    А если надо в небо, то и в небо полетит эта коляска, а в ней человек, который сам ни ходить, ни летать не может. Носит его по высокому небу, - а он смеётся от счастья, что её дождался.
   Вот и коляске (Стулу) огромная радость...



   РАДУЖНАЯ СТРЕКОЗА    

   Объявилась в нашем мире Жар-стрекоза. Днём вся сияет, а ночью светит. Как Жар-птица, только поменьше, по стрекозиному малому росту. И на какого человека эта чудная стрекоза сядет, у того на спине вырастут большие стрекозиные крылышки, и он будет летать, сколько хочет.
    Ловило её почти всё человечество, днями и ночами гоняясь за ней с сачками. Но если б её было просто поймать, то она б и не родилась. Однако досталось ей беспокойства: куда податься бедной, сияющей днём и светящейся ночью Жар-стрекозе? Нет ей места ни в саду, ни в поле, ни в лесу: всюду люди с сачками. Сидят в кустах и ждут её.
    Вот и залетела она в окно к одной девочке, а та ей говорит:
    - Ты меня, дорогая, не бойся, я тебя ловить не буду, так как не могу. У меня ноги не ходят, не то что бы гоняться за тобой, прекрасная. Всю жизнь в постели лежу...
    И что ж вы думаете, что сделало это, вроде бы, неумное насекомое, и какой такой замечательный поступок совершило? А подлетела стрекоза к девочке и села ей на руку! Обрадовалась девочка - и поцеловала её в крылышко. И в другое. И в третье, и в четвёртое. Хотя достаточно только в одно, - но надо понять радостного человека!
    Чувствует - защекотало у неё в спине, и стали пробиваться прозрачные большие крылышки.
    Она присела на кровати, замахала крылышками и полетела в окно, а стрекоза с ней. Только отныне стрекоза стала на вид самой обычной: очень красивой, но - не Жар... Впрочем, девочка её различала из миллионов стрекоз.
    - Поймала, - сказал народ, глядя на летящую незнакомую девочку. - Наверно, очень хорошо гонялась...
    А у той - от необыкновенной и продолжительной радости - ноги ожили. Она теперь и ходить по земле может. Когда захочет.
    Потому что любому ребёнку и взрослому понятно: ходить по земле хорошо, а летать по небу - ещё лучше...



                ОДНАЖДЫ В ГОРОДЕ
               
   Было ли, не было ли, - а только вот вам история...
   Однажды объявили воздушную тревогу. Завыли сирены и старушки от страха за себя и человечество. Многие попрятались в бомбоубежища, а некоторые остались дежурить на крышах против зажигательных бомб.
    И он показался с грохотом и воем моторов. В него палят из зениток, пулемётов и из всего, чем можно палить по врагу. А он все пули и снаряды умело облетает и летит на самый город, и уже на его крыльях видны кресты.
    И на город посыпалось. Много-много. Но оказалось, что это не бомбы, а наоборот. Этот пожилой бомбардировщик так устал за войну бомбить и убивать, что больше так не мог. И он стал честным. Он подумал: "Если на моих крыльях - крест, символ добра и справедливости, - то чем же можно ещё бомбить город, как ни самыми дорогими, прекрасными, вкусными и полезными - конфетами?
   И посыпалось их на город много-много. Всем детям и взрослым досталось по прекрасной конфете. Одному с земляничной начинкой, другому с мятной, третьему с розовой (с желе из розовых лепестков).
   И всем животным по конфете досталось. Собакам - по мясной конфете. Кошкам - по рыбной. А каждому голубю - из белого-белого хлеба прекрасная конфета...
               


                Она воскресла!

    – Ты кто, такая прекрасная?
    – А помнишь волосатую гусеницу, которая ползала и ела, ела и ползала?
    – Но ведь ты умерла, засохнув на дереве, как листок.
    – Не умерла, а уснула. А вот теперь – воскресла!
    И полетела в небо радоваться, а мальчик на неё смотрел, задрав голову, и очень рад был за неё, такую прекрасную, воскресшую...



                Подросток, его голова и птичка пролетавшая

   Ну не любил бедный подросток мыть свою неразумную голову! Она у него чесалась от грязи, зудела и дурно пахла, а он терпел и не мыл. Его родители уже и обнимать перестали.
    А тогда он пошёл по улице без головного убора, а тут птичка пролетала. Ну и капнула ему на немытую голову. А птичка оказалась большая...
    Уж он её и тёр (не птичку, а голову), он её и вычёсывал.
    – Ой! – рассердился тогда подросток. – Видно, придётся...
    И помыл под душем очень хорошо с мылом!
    Тут его родители скорей и обняли. И мама сказала:
    – Правду в народе говорят: «Нет худа без добра». А ещё – «Не было бы счастья, да несчастье помогло!»



                Красота и радость

    Жил дядя Ваня, добрый человек, светлый человек, хотя он света дневного много лет не видел ослепшими глазами.
    Сначала он плакал и молился, чтобы его Господь исцелил. А потом задумался и смирился, и когда ему спустя годы сказали: «Дядя Ваня, сейчас такую болезнь научились лечить, вот вам путёвка в ту клинику», то он им ответил со светлой своей улыбкой: «Что вы! Я моей слепотой спасаюсь!» И не взял путёвку.
    А за три дня перед тем, как надо было уходить из этого мира, – вдруг прозрели его глаза. И он три дня и три ночи всё смотрел, насмотреться не мог, какой же этот мир прекрасный, как было в детстве! Он каждую мушку и пушинку подолгу разглядывал, потому что это всё сокровища! И он опять всё это обрёл.
    Но когда пришёл главный час человеческий, звёздный – душою в небо взлетать, – ему сказали:
    – Ты можешь остаться на Земле, дядя Ваня. И будешь ещё много дней всем этим любоваться.
    А он ответил:
    – Как этот мир прекрасен, Господи! Но теперь я хочу несравненно большей радости, возьми меня, пожалуйста!
    И Господь его взял. Почему-то в таком случае у нас говорят, будто человек умер. Но чего только эти люди не придумают!..


                Шапка от головной боли

    Как болела у него голова, а он, схватив её руками и стеная, молился о помощи.
    И ему подарили шапку последней научной конструкции, и сказали:
    – Пока она будет на твоей голове, то голова болеть не будет. Однако это будет нелегко, наверное: шапка из тёплого длинного меха. Такая научная конструкция...
    Надел он эту шапку и стал жить не снимая. А тогда была зима, и в шапке не жарко. Но затем потеплело, жарко стало в меховом уборе. Но только человек её снимет, чтобы голову отмыть от пота, так она опять начинала сильно болеть. Тогда помоет человек свою бедную голову да скорей шапку надевает.
    В ней он и работает, и всё по хозяйству делает. Только вот никакая девушка за него не хочет идти за муж, потому что он в меховой шапке круглые сутки.
    А он и не унывает, а улыбается, пот со лба утирая:
    – Ничего, главное, что голова не болит!

   

                Звучала музыка с небес...

   И благословил старец молодого инока, и вошёл инок в космолёт, а космолёт необычный: он  на орган похож, у которого трубы вниз, как сопла.
    И внутри вместо пульта управления – органные клавиатуры. Вот сел инок – и Баха заиграл. Тогда из органных труб звучащих вырвались струи, корабль поднялся да и полетел в космос. 
   
    А на далёкой планете жили Саша и Паша, которые часто дрались друг с другом. И они опять поссорились:
    – Мой самоцветный булыжник под ногами!
    – Нет мой!
    И стали они по той планете кататься в своих именных скафандрах.
    А тут – что за звуки послышались? И какой-то космолёт необычной конструкции показался в небе, приближаясь и звуча прекрасной музыкой.
    Присмотрелись дети – а там инок сидит за органом, музыку Баха играет.
    И пролетел орган, и Ангел, и музыка. Но что-то осталось на этой планете. И помирились Саша и Паша, и обнялись, а самоцветный булыжник разломили пополам да поделили...

    А космолёт с музыкой Баха полетел к другой планете. А там женщина над ребёнком плачет, меряя ему температуру.
    Тогда и показался в тамошнем небе – странный космолёт, звучащий музыкой. Ребёнок тоже услыхал и потянулся к иноку за органом руками. И ему инок улыбнулся, и температура стала нормальной.
    Поклонилась счастливая мама иноку, улетающему со своим органом...
   
    Тогда к другой планете подлетает тот корабль звучащий.
    Там православный храм звонит в колокол, но люди в него ходить не хотят, а хотят ругаться, пить водку и т.п.
    Тогда и прилетел в то небо инок за органом, и все услышали музыку. Тогда, кто хотел пить водку, тот её вылил. Кто хотел..... тот перестал.
    Перекрестились люди и в храм пошли...

    А корабль звучащий – всё летит по космосу, между планетами, метеоритами и звёздами. Где ещё нужна великая музыка?
   

   
    
                «Зачем страдает человек?»

     Так спросил мальчик отца, и тот сказал в ответ:
     – Смотри: сейчас мы с тобой насыпаем под персиковое дерево навоз. Хорошо пахнет?
     – Нет, – засмеялся сын. – И причём здесь навоз?
     – Потом польём водой, навоз впитается в корни, потом дерево его переварит и тогда он  выйдет на ветках – чем?
    – Розовыми цветочками, которые сладко запахнут! – догадался мальчик. – И листьями зелёненькими.
    – А ещё чем? Не весной, а летом.
    – О-о... – раскрыл рот мальчик от изумительного открытия. – Персики? Сладкие, ароматные, румяные? Из навоза, на который мне и смотреть не хочется?.. Но я же не о персике спросил, а я же о человеке спросил, зачем нужны страдания.
    – Нам здесь один закон: для персика – навоз, а для человека – страдания.  Из навоза –  вырастут цветы и сладкие плоды. А из страданий – Радость души человеческой. Так что давай неси ещё навозу, сын!..   



                Как учёные Тридесятую страну открыли

    Жил да был научно-следовательский институт, биологического профиля. Однажды его научные сотрудники вздохнули и сказали:
    – Ну вот, мы уже всех животных в мире открыли, и что-то нам скучно стало. И не сходить ли нам в страну Тридесятую, нет ли там неоткрытых зверей, птиц, насекомых, рыб, а также растений?
    Надели рюкзаки с припасами и пошли. Шли-шли-шли и пришли наконец-то. Вошли они в Тридесятую страну, сели перекусить из рюкзаков, а тут вдруг подбегает к ним – большой куст и говорит:
    – Гав! Гав!
    Сначала учёные в обморок упали прямо на мягкую землю. Но затем очнулись и открыли собаку, похожую на куст. Они её приручили и покормили колбасой. И вместе дальше пошли.
    Повстречался им цветок яркий, прекраснейший.
    – Мяу! – говорит тот цветок. Потому что это был кот такой наружности.
    И его открыли, покормили, приручили и взяли с собой. И дальше пошли.
    – Кеша хороший! Кеша хороший! – раздалось тогда в воздухе.
    Подняли все головы – а то какая-то нарядная красная рубашка летит и кричит. И учёные сразу догадались, что это попугай, только выглядит как рубашка, вся узорной вышивкой разукрашенная.
    И его приручили, покормили, с собой взяли. И дальше пошли.
    И ещё разных других животных открыли невиданных-неслыханных. Оленя соснового (на дуб до самого неба похож). Зайца, текущего ручьём свежайшей воды. Черепаху, сначала приняв её за стройную берёзку.
    И ещё другие чудеса были открыты нашими учёными в этой научной экспедиции. В их числе:
    жук, на «фольксваген» похожий – в количестве 1 (одного) экземпляра;
    рыба в озере, она как небольшой рыцарский замок необыкновенной красы, и ночью у него в окошечках свет светится – 1 (один) экземпляр;
    ещё рыба в озере, она как самолёт Ан-2, у неё пропеллер вертится и она летит под водой – 1 (один) экземпляр,
    а также дуб, и в нём дырочка. Когда в неё дуешь, то дуб звучит, как труба симфоническая, и музыка Моцарта (конкретно) разносится на всю Тридесятую и аж до неба.
    И так учёным понравилось в Тридесятой стране, что они там прожили, улыбаясь как счастливые дети, – май, июнь, июль, август, сентябрь и октябрь. А потом с неба стали падать снежинки в виде корабликов  (каравелл, бригантин и современных теплоходов). Сначала учёные их ловили в ладошки и разглядывали, пока те не растают. Да и попростуживались (не кораблики, а учёные). Тогда обняли они всех открытых науке животных и в морды поцеловали. А те прижались к людям и поцеловали их в лица. Потому что ведь не только учёные открыли животных, но и эти животные для себя учёных открыли и приручили. 
    – Мы к вам весной снова придём, когда потеплеет! – пообещали одни.
    – Гав! Мяу! Ероша хороший! – восторженно ответили другие.
    Но среди учёных нашлись и некоторые не очень хорошие. Один сказал:
    – Я что, с пустыми руками вернусь домой? Возьму-ка жука «фольксвагена», а потом поменяю его на настоящий «фольксваген» последней модели, потому что мой «запорожец» поломался окончательно.
    А тогда другой говорит:
    – А я эту рыбу-замок возьму в целлофановый кулёк с водой. Я эту рыбу – на настоящий замок поменяю, да и женюсь, наконец-то!
    – Ая-я-я-я-яй, как не стыдно!.. – тогда сказали другие учёные, глядя им в самые глаза.
    И тем двоим стало так стыдно, что они стали как местный попугай красного цвета. И они решили, что никого брать не надо, и можно всю эту страну Тридесятую заснять на видео.
    И учёные вернулись домой. Стали липовый мёд есть да горячим чаем запивать, и вспоминать с румяными улыбками – белые кораблики, нежные кораблики с неба на учёных человеческих ладошках. А потом они всем своим научно-исследовательским институтом собрали деньги (всё до копейки отдали на такое прекрасное дело, видеофильм продали хорошим людям), купили бочку липового мёду да и отослали по почте в страну Тридесятую. И написали в записке:
    «Ребята! Наверное, вам тоже холодно зимой, так вы ешьте этот мёд – и не болейте, вот! С уважением – ваши приручённые учёные».



                Куда цветочки полетели?

    Летели птички перелётные, из стороны южной да в сторону северную, родную. А внизу великий океан, конца-края не видно, а силы у птичек на исходе.
    Тогда из глубины вынырнул кит, и птички ему говорят:
    – Кит, дорогой! Помоги, не то утонем в этом вашем океане!
    – Приземляйтесь, – сказал кит.
    И целая стая разноцветных птичек на кита приземлилась. И он не нырял, пока они отдыхали.
    Потом плыл мимо теплоход, и пассажиры сказали:
    – Шарман, какая прелесть! Среди океана – островок цветущий, весь цветами покрытый!
    А тут все птички хорошо отдохнули и взлетели, и дальше домой полетели. А кит под воду ушёл.
    Ещё больше удивились пассажиры (как это все цветочки полетели, а остров утонул?!), только моряки не удивились. Они-то знали: в море-океане без взаимной помощи никак нельзя, и каждый каждому помочь должен, если тот нуждается...
   

               
                Тявка

    Собака плыла на китобойном корабле, а корабль по морю. Вдруг начался шторм, корабль наклонился от большой волны, и собака выпала из него, как ребёнок из люльки.
    А там волны большие и огромные, она лапами гребёт, да никак не разгребёт такие волны. И стала бедняга захлёбываться.
    А тут из-под волн вдруг вынырнул кит большущий, пасть раскрыл – да и хапнул собаку. И под волны ушёл.
    А шторм скоро закончился. Тогда кит и вынырнул опять. И пасть свою разинул.
    А в той пасти – собака лежит чуть жива, ничего понять не может.
    Тогда китобои увидали большого кита и хотели его загарпунить. Но кто-то заметил у того в пасти собаку и закричал:
    – Тявка! Наша Тявка!
    А Тявка так и не поняла, что это произошло с ней в этот день, а только прыгнула в воду и поплыла навстречу морякам, которые уже плыли к ней в шлюпке, хотя, – кто знает этого кита, не хлопнет ли по шлюпке могучим хвостом?
    Так что и взяли собаку, стали ласкать да изо всех сил грести обратно к своему кораблю.
    А кит на них смотрел, пока не подняли собаку на корабль. Тогда и скрылся под водой. А Тявка за всякую эту история ни разу не тявкнула.
    Китобои же решили этого удивительно кита не убивать, и уплыли из этих мест.
   


                О небе и Небе

   Когда люди стали грешными, то скорей стали делить всё на земле. Овец, коров, кукурузу. Затем огороды, сады, поля, пастбища. И горы поделили. И реки с озёрами, и даже моря умудрились поделить и везде поставили таблички с надписью: «Тут всё-всё-всё моё! И посторонним вход строго воспрещён!»
    Затем люди подняли головы и подумали, что ещё же надо небо поделить. И поделили небо над головой! Здесь наше воздушное пространство, а там чужое...
    А потом кто-то узнал, что над небом, видимое очами физическими – есть Небо Духовное. Стали космолёты посылать – где? где тут Небо? и что-то его не видно. Почти весь бескрайний космос пролетели, а не нашли. Зато все планеты поделили и везде поставили таблички с надписью: «Тут всё-всё-всё моё! И посторонним вход строго воспрещён!»
    … А в конце времён пришёл антихрист править, и убрал все эти таблички на Земле и в космосе. И всё стало только его. И почти все люди ему поклонились и души свои погубили.
    Но нашёлся один старый дедушка, который вышел перед толпой дрожащей – и сказал антихристу:
    – Все огороды и сады – твои.
    – Мои, – ухмыльнулся тот на троне.
    – И все поля, луга, леса, реки с озёрами и даже моря – твои.
    – Чьи же ещё! – расхохотался враг на троне.
    – И даже небо, видимое простыми очами, теперь твоё.
    Смекнул тогда враг: что-то этот дедушка сейчас скажет особенное. Хотел велеть слугам скорей деду рот заклеить клейкой лентой, да не успел, и старик сказал:
    – А Небо Духовное, простыми очами невидимое, а видимое очами сердечными – не твоё, враг ты поганый, вот!..
     Этого дедушку, конечно, сразу исказнили, но он не расстроился, а с радостью переселился в то самое Небо...


      
                Поросёнок в интернете

    Один смышлёный поросёнок научился управлять компьютером и выходить в интернет. И даже свои комментарии оставлять там, где его не просят. Правда, писал он без знаков препинания и даже с орфографическими ошибками и опечатками – но ведь поросёнок же не человек, поросёнку можно!
    И он писал на сайте парка культуры и отдыха: «нада хоть адну памойку пряма у входа зделать и лужу бальшую и там всем рыться мордами очень весело хрю»
    И он писал на сайте союза писателей: «пачему есть утиная народная песня Летят Утки а у свиней такой нет срочна сачините такую хрю»
    А на интернет-странице книжного издательства написал этот поросёнок: «пачему нет про свиней безобразие срочно издайте книгу чтоб про свиней самую свинскую книгу»
    (А это издательство было добрым, печатало только книги, которые людям на пользу, а не во вред, таких издательств в мире – раз-два и обчёлся!).
    А на потолке села пожилая умная муха и увидела, что этот поросёнок вытворяет. И тогда она сказала:
    – Нет, ты не поросёнок, а просто свинья!
    Но тот не понял, а даже завизжал от удовольствия. Какой же поросёнок не хочет стать взрослой свиньёй?!


               
                Медвежья морда на пороге

    Только Литургия закончилась, а тут он и припёрся из лесу, да по ступеням забрался и у  самого порога лёг. А полморды его на пороге в храм. И он дышит тяжело, с храпом...
    Люди испугались и выйти не могут. Тогда священник стал по своему телефончику звонить, чтобы скорей приехали и обезвредили этого, видимо, больного, но такого огромного хищника. Скоро приехали люди в униформе и хотели его обездвижить из воздушного ружья нервнопаралитическим зарядом.
    Но когда один из них прицелился, то священник встал рядом с медведем и сказал:
    – А снотворным нельзя? От того, чем вы стреляете, животные очень страдают. И вообще, не надо стрелять, чтобы он не испугался и не вскочил.
    Которые в униформе согласились, что стрелять даже снотворным может быть опасно для людей, и дали священнику шприц со снотворным.
    Он опустился на пол у самого медведя и стал ему что-то говорить, тихо и ласково. А медведь слушал, смотрел на него собачьими глазками и хрипел. Тогда священник его осторожненько погладил и медведь не шелохнулся. Тогда рукой, какой гладил, очень тихонечко, так что медведь не возмутился, батюшка и сделал ему укол.
    Потом он сидел на полу возле огромного зверя и что-то ему рассказывал ласковое, как ребёнку.
    – Ой, у него полморды за порогом лежит, а полморды в храме, – сказал тут один прихожанин. – А медведь по биологии это такая собака. А собаку в храм нельзя, вот.
    А другой прихожанин ему ответил:
    – Любовь всё покроет, и слава Богу!
    Наконец медведь крепко уснул, люди в униформе с трудом погрузили его в автомобиль и увезли в ветеринарную больницу.
    Оказалось, что этот медведь сильно простудился в лесу, и его стали лечить от пневмонии. А все прихожане и тот священник к нему приходили в гости, что-нибудь вкусненькое приносили, и все с ним подружились. И всем даже стало жаль, что вот выздоровеет этот огромный лохматый медведь, который сладенькое любит, и его отпустят (это надо обязательно!) обратно в лес...
   



                Дубовый саженец

    Как услыхали все звери малые да большие его шаги – испугались, побежали спасаться. А с другой стороны на них другой браконьер идёт, и со всех сторон пошли на них браконьеры с ружьями на перевес...
    А тогда старый-старый дуб и раскрылся, и все звери большие да малые в него вбежали, а дуб тогда закрылся с большим трудом, так много в него вошло. И он тихо трещал, потому что не безразмерный.
    Пришли браконьеры, всё оглядели, ни малюсенькой зверушки не нашли. И ушли.
    Но один остался. Он притаился и стал ждать, думая: куда это все звери подевались? И как-то подозрительно потрескивает этот дуб.
    Он так хорошо притаился, что его даже старый дуб его не заметил, да и раскрылся, чтобы из него все вышли.
    А тут браконьер и выскочил из засады, своё ружьё на них наставив.
    А те звери малые да большие – на него из дуба глядят детскими глазами. А у браконьера свои дети на него смотрели вот так же. Тогда пожалел человек всех зверей больших, а особенно маленьких, и подивился на старый дуб, который их спрятал, а сам трещит.
    В этот момент в старом-старом дубе вся сила жизненная и закончилась, и рассыпалось большое дерево кусочками, никого не поранив. И каждый кусочек на зверушку похож: этот на мышку, а этот на медведя, и так далее, все до единой щепочки дубовой.
    Разбежались звери лесные, а тот человек взял несколько фигурных щепок и домой пошёл.
    И решил этот человек, глядя на своих детей, с фигурными щепками играющими, что не хочет он больше быть браконьером, а надо ему лесником стать.
    Да и устроился лесником в том лесу. Он с теми животными теперь большую дружбу водит, и его дети, и жена его.
    А на месте, где рос тот дуб, они дубовый саженец посадили да ключевой водой полили...
   
    

                Чем прекрасна эта роза

   Бабушка ухаживала за розовым кустом, у которого всего один бутон, да и тот нераскрывшийся. И приговаривала бабушка:
   – Ах ты красавица...
   И внук спросил:
   – Чем же она так прекрасна?
   Тогда ответила бабушка с улыбкой:
   – Своим будущим цветением – прекрасна эта роза. Как раскроется – сам улыбнёшься.
   И так стало внуку интересно, какой же она будет прекрасной, эта роза. И он стал помогать бабушке ухаживать за розовым кустом – чтобы это настало скорей...


                ***


    Жила-была Зиночкина бабушка, а потом вдруг и умерла, и все в доме горько заплакали да зарыдали. А тогда Зиночка и говорит:
    – Ну что же вы расплакались, как маленькие? Разве вы не видели, как бабочки вылупляются из куколок? Так что и бабушка вылупится как бабочка, она мне сама обещала!
    Тогда взрослые вспомнили, что человек не может умереть, даже если очень захочет, а только замирает на время. До Воскресения!

                ***

    Увидал однажды Лёдик, как из кокона бабочка вылупляется. Побежал скорей домой, прибежал и кричит, запыхавшись:
     – Мама! Папа! Там бабочка воскресла! Значит, и все воскреснут! И дедушки с бабушками!
     А родители на сыночка посмотрели и подумали: «Устами младенца глаголет истина!»




                Как люди перестали шуметь в храме

    После литургии одна добрая женщина мыла пол в храме. И однажды она так хорошо тёрла пол, что и оттёрла от всякой пыли. И пол стал весь прозрачным, и под ним всё видно.
    А видно – как храм стоит (не тот, в котором женщина мыла, а старинный, который был врагами разрушен).
    И видно, как враги его грабят и золото с серебром себе забирают. А святые мощи из серебряной раки на землю выкидывают.
   А тогда нашлись двое наших православных, и они заступились. Но враги из большого маузера всех сначала ранили, а потом убили.
    После всего того храм старинный прекрасный подожгли, и он запылал пламенем огромным, до самого пола, который отмыла добрая женщина.
    Вот пришли следующим утром люди, а у них под ногами – прежний храм горит.
    Очень сначала испугались, а потом поняли, что это им поучение.
И они больше не разговаривали на литургиях, а стояли на том огне под полом и молились так сильно, как та женщина мыла пол.
    И никто больше не пробирался, расталкивая народ, чтобы свечку поставить. И дети больше не бегали по храму, как на детской площадке, а к своим взрослым прижавшись, молчали и смотрели то вниз, а то вверх...



                Губная гармошечка

    Её Лёдику в день рожденья подарили, но никто не знал, как на ней играть. И соседи, и дети во дворе тоже не знали.
    А она очень хорошая и блестит от света. И у неё звук прекрасный, только никто не знал, как на ней играть.
    Лёлик её весь день в кармане носил и смотрел, как она блестит. И дул иногда, и она звучала с радостью, как ожидание праздника. А как сделать праздник, никто Лёдику не мог подсказать.
    А ночью он её клал под подушку и трогал рукой, потому что она и на ощупь красивая, и  если в неё дунуть, то будет звук радостный и таинственный, как будто праздник скоро будет.
    И так он гармошечку ласкал, гладил, дул и целовал, будто живую, что однажды она не выдержала и ожила. И ожив, заиграла, когда он только дул, не разбирая как.
    Все изумились прекрасной музыке и сказали:
    – Ты это как научился?
    А он сказал, что никак, и что она сама так. И сам дует, не зная как, а музыка такая, что настоящий праздник от неё.
    Другие люди тоже пробовали дуть, но она только звучала и не играла.
    – Тогда ты дуй, а мы слушать будем весь день и всю ночь! – сказали люди.
    И он стал дуть, раздувая щёки. Сколько щёки раздувались, столько дул. Сколько дул – столько музыка звучала, прекрасная как праздник, и никто не хотел, чтобы праздник когда-нибудь кончился...


                Удостоверение

    Пришёл мальчик в лес, а тогда из кустов медведь вылазит и пасть зубастую разинул.
    А мальчик достал из кармана удостоверение члена Общества Защиты Животных и показал. Медведь прочёл и говорит вежливо:
    – Надо же, какие хорошие мальчики бывают! На-ко вот тебе за это медовую конфетку, лучше любых сникерсов – и проходи в наш лес, на радость добрую, прекрасную...
   


                Айсберг

    В холодном южном море был айсберг огромной величины, и корабли должны были  его огибать и тратить лишнее топливо. И это ещё был пустяк, а вот один прекрасный  теплоход с пассажирами едва не врезался в ту ледяную гору.
    Тогда кто-то решил, что надо айсберг взорвать. Высадились взрывотехники, пробурили скважины, вставили в них взрывчатку и перебрались на корабль, чтобы самим не взорваться.
    Ба-бах! И верхняя часть айсберга разлетелась острыми осколками. А тогда из холодной воды на его место выросла часть ледяной горы, которая прежде была под водой...
    Его и военный корабль пытался уничтожить, чтобы не было угрозы жизни кораблям и людям, но даже военной силы не хватило на такую могучую ледяную силу.
    Тогда учёные предложили отбуксировать айсберг на север, в тёплые воды Африки.
    Вот укрепили на нём крепкие тросы, а другой их конец потянули тридцать самых сильных буксиров. И медленно поплыла ледяная гора. Так тянули-тянули её тросами –  да и притянули в тёплое море, где солнце жаркое.
    Заблестела-засияла ледяная гора, как самоцветная – и стала таять, и скоро в тёплом море растворилась до последней льдинки.
    А сияние её – местные аборигены с мобильными телефончиками в руках засняли, чтобы весь мир увидел. А люди, которые просто смотрели для красоты и радости, те это сияние ледяной горы в теплом море – отложили в красный уголок своей души и запомнили навсегда. И когда у них в жизни случается что-то очень грустное и печальное – они заглядывают в тот красный уголок, а там красота сияет и радует...


   
                Как крокодил стал хорошим

   В одной школе учился крокодил. И он любил всех кусать. Уже и родителей его к директору вызывали, и даже в полиции поставили на учёт.
    А тогда классная руководительница и придумала, и стала говорить, с улыбкой глядя крокодилу прямо в морду:
    – Это же у него подростковое, это пройдёт. А сам он совсем не злой, а даже добрый.
    – Не пройдёт, и не надейтесь, – сказал крокодил. – Я крокодил!
    – Нет, ты не злой, а добрый, – тогда сказали его одноклассники.
    – Не сердите меня, чтобы я вас не укусил! – разевал пасть крокодил. – Только в полицию не хочу...
    Все видели, как много у него острых зубов, но не побоялись, а стали ему говорить:
    – Нет, ты совсем не злой, а даже хороший!..
    Так ему все говорили день за днём, день за днём. А потом крокодил встал у зеркала в фойе школы, посмотрел на своё отражение и тихо вслух подумал:
    – А может, они правы? Вон какая у меня симпатичная мордаха!


               
                По вере

     В город привезли чудотворную икону и многие люди пошли её поцеловать, да помолиться тому, кто на ней изображён.
     А девочка болела и в храм пойти не могла, и она смотрела по ноутбуку – прихожан и ту икону в храме. И ей так хотелось поцеловать этот святой образ с мольбой о помощи, что она и поцеловала прямо на экране, когда икону показали.
    … Многие из тех прихожан тогда не получили, что просили. А эта девочка с той поры – стала выздоравливать...
   

 
                Радужные очки

    Для тех, кто ещё не знает, вот рецепт изготовления настоящих радужных очков (которые ни в магазинах, ни даже на базаре не купишь)!
    Берётся старая дырявая варежка, цветной карандаш (цвет по вкусу), перегорелая лампочка, ластик и промокашка, а также звонок от велосипеда. Всё это положить в кастрюлю с водой (которая уже кипит на плите), посолить и добавить щепотку тростникового сахара. После этого надо ровно 3 часа и 16 минут тщательно мешать в кастрюле.
    Наконец, когда содержимое в кастрюле превратится в густой кисель радужного цвета, дать ему остыть. А там всё самому станет ясно: берёшь этот густой кисель и лепишь очки с радужными стёклами. Заключительный этап – очки должны затвердеть в морозилке.
    Ну вот, и всё готово! Прекрасные, собственного производства! Их надеваешь и смотришь.   Если мир через них стал радужным даже в самую серую погоду, – значит, радужные очки получились!
    Ну а если серая погода остаётся серой? Тогда... тогда... Тогда ты, скорей всего, неправильно посолил. Или щепотка сахара оказалась чуть больше или меньше, чем было необходимо, и ты сам  виноват, что испортил такую замечательную вещь!..


                Как нищий дедушка согрелся

     Он сидел на холоде, а люди не хотели ему помочь.
     Тогда прилетел Ангел и сбросил ему все-все пёрышки из своих чудесных крыльев. Они упали на старика белейшим одеялом, тот стал похож на Ангела и согрелся.
     А у Ангела крылья сразу же отросли новым пухом...


                Крылья, будто паруса

    Большой-большой корабль плыл по морям и океанам. И казалось, что нет такой силы, которая бы смогла остановить этого могучего великана.
    А тут и заглохли у него сразу все двигатели. И остановился корабль посреди океана.
    – Что же нам теперь делать?! – испугались взрослые люди, потому что никто из них не подумал, что надо же помолиться Богу. Только одна маленькая девочка так подумала и помолилась.
    Тогда с небес спустился Ангел и встал на самом носу корабля. И протянул свои крылья вверх, и они протянулись аж до неба.
    На эти крылья, как на паруса, подул ветер – и корабль поплыл, поплыл быстрей и быстрей – да скоро и приплыл прямо в родную гавань...


               
П о д а р о к

Шурику приснился чудесный сон. Ему такие снятся часто. А приснилось ему, будто у него под кроватью – целая гора самоцветов прекрасных. И под кроватью прям светло – о! как они сияли!
«Ну вот снова, – подумал Шурик, глядя под кровать. – Сейчас только протяну руку взять самоцвет прекрасный, тут сразу и проснусь. И никаких самоцветов. Так всегда бывает, обидно до ужаса»
«Сон-Сон! – стал просить Шурик умоляющим голосом, даже его теплая слеза капнула на подушку. – Дорогой мой, любимый Сон! Ну пожалуйста, чего тебе стоит – оставь мне хотя бы один самоцветик прекрасный, я тебя очень прошу!»
И тут Шурик проснулся. За окном уже выросло солнце. Он скорей посмотрел под кровать.
– Мама! Мама! – закричал Шурик.
Мама прибежала и они оба стали смотреть под кровать, и не верят глазам своим!
А под кроватью под Шурикиной – лежит большо-ой самоцвет, сияющий разными красками!
– Откуда эта драгоценность? – изумилась мама.
– Это мне мой дорогой Сон подарил, - сказал Шурик, взял самоцвет и поднес к солнечному окну. А самоцвет засиял-засиял солнечно. И, глядя на него, Шурик с мамою тоже засияли.
Так они и сияли втроем и были сказочно прекрасны.


ЖАР-ПТИЦА

Вот собрались солдаты на войну. Сбежались на поле битвы, стали друг друга бить. И столько их набежало, и так они шумели, что поле под ними вдруг провалилось. И войска вместе с ним.
Сразу темно стало, и все перестали драться с испугу.
– А вон огонек, – говорит тут солдат с кисточкой.
– А ну, пацаны, идем поглядим, – сказал солдат с ленточкой.
Пошли. Пришли, а там гуляет Жар-птица сказочная, сияет оперением.
– Ух, ты! – изумились солдаты. – Мы такую красоту всю жизнь мечтали увидеть!
Жар-птица начала к каждому подходить и дарить свои сияющие перья. Она раздает, а у нее новые вырастают в тот же миг и сияют.
А как все получили в подарок по перу, поле вновь поднялось на поверхность. Солдаты с перьями стали по домам расходиться.
Расходятся и улыбаются до ушей. На том и вторая война кончилась.


ДОМИК

А вот на третью войну собрались солдаты с кисточками и солдаты с ленточками. Начали сходиться друг против друга на поле битвы. Они, значит, сходятся и думают: «Интересно, в этот раз нам кто-нибудь помешает? В конце-то концов, имеем мы право повоевать?»
– Ой, пацаны! – тут кричит один солдат с кисточкой. – Я кого-то нашел!
Все сбежались поглядеть. А там посреди поля стоял игрушечный домик, цветными узорами украшенный. В нем дверца открылась, вышел оттуда полевой хомяк, говорит:
– Чего расшумелись? Моих хомячат разбудите.
Солдаты в окошечки заглянули. В домике на кроватках десять розовых хомячат спят, посапывают носиками. В домике столик, на столике самоварчик блестит. Хомяк за столик сел, а рядом с ним сидит хомячиха.
Хомячиха налила из самоварчика в чашечку чай, вышла в дверцы, протянула чашечку тому солдату, который первым заметил хомяково жилище.
– Милости просим, – сказала она с поклоном.
Солдат из чашечки выпил – вкусно!
И все улыбнулись до самых ушей. А потом сказали (и которые с кисточками, и которые с ленточками):
– Нет, мы больше воевать не будем! Война что-то не получается. Ну и прекрасно!
… И воткнули возле домика аккуратную трость с табличкой. На табличке так написано: «ЛЮДИ! СМОТРИТЕ НЕ НАСТУПИТЕ НА ДОМИК!»



                Гиря и мальчик лет пяти

 Мальчик лет пяти, гуляя во дворе, нашёл пудовую гирю.

 – А не поднять ли мне её? – подумал мальчик.

 Взял за чугунную ручку – и поднял!

 – Вот так я-я-я! – сказал тот мальчик. – Да я просто богатырь!

 И он пошёл к другим детям, легко неся пудовую гирю.

 Все как увидели – ахнули. А кто не ахнул, тот сказал:

 Наверное, он её надул, а делает вид, что она настоящая! Дай потрогать.

 И трогали, и щупали, даже пытались сдвинуть с места.

 – Это настоящая, – сказали все. – А ты, дорогой ты наш, теперь настоящий богатырь. А с виду бы никто не сказал.

 И послали того мальчика на самые главные международные соревнования.

 Вышел он, на вид нормальный, пятилетний, на арену – спокойно взял пудовую чугунную гирю и...

 – Ах-х-х-! – ахнул весь стадион со множеством взрослых и повидавших жизнь зрителей.

 – Подумаешь, – сказал тот мальчик, держа гирю над головой. – Я, может, ещё две такие подниму очень просто. Настоящему богатырю всё под силу.

 А тут вдруг стала гиря подниматься всё выше и выше. И подняла мальчика в воздух. А он теперь ухватился на гирю обеими руками и кричит:

 Скорей снимите меня отсюда! Я к маме с папой хочу!

 – Ха-ха-ха, хи-хи-хи!.. – тут засмеялась гиря на весь стадион.

 И все сразу поняли, что гиря оказалась не обыкновенная, а живая, хотя из чистого чугуна. Она и летать умела, и смеяться.

 Прибежали пожарники, растянули брезент. Мальчик прыгнул и был спасён. А пудовая гиря, смеясь и хихикая, улетела в неизвестном направлении.

 Тогда папа с мамой взяли того мальчика на руки, обняли и сказали твёрдо и с любовью:

 – Эх ты, хвастун. Ладно, не расстраивайся. Купим тебе маленькую гирьку для пятилетних детей, будешь заниматься физкультурой – вот и вырастет из тебя крепкий мужчина. Может, даже – богатырь, защитник слабых – и нашего дорогого Отечества.

 Мальчик подумал – и согласился.





АПЕЛЬСИН,  АТОС   И   ОСТАЛЬНЫЕ

         Жил-был кот Апельсин. Он был оранжевого цвета и круглый, как апельсин из Африки. А жил он на хуторе. У Апельсина были свои старики: бабушка и дедушка. Дедушка сено косил, а бабушка пасла курицу на полянке перед избою. А потом курица нанесла яиц и стала их высиживать.
          – Вот, – мечтают бабушка с дедушкой, – появится у нас много цыплят.
          – А из них вырастут красивые петушки, – сказал дедушка.
        – И курочки, – сказала бабушка. –  Курочки будут нам яйца нести, а петушки – песни петь.
И вот вывелись цыплята. Бегают пушистые, как одуванчики, по двору, а бабушка с дедушкой сияют беззубыми улыбками от счастья…
Но случилась беда: кто-то стал цыплят воровать по ночам. Наконец всего один цыпленок остался. Старики его взяли из  курятника в дом и не спускают с него глаз.
          – Это наш кот Апельсин всех цыплят поел, – сказала, утирая слезы, бабушка.. – Больше некому.
         – И не наш он теперь вовсе! – воскликнул дедушка. –А пусть уходит, куда хочет, пока цел!
       – Это не я, – сказал кот Апельсин. Но его слушать не стали, а старик посадил его в мешок, отвез в город и отпустил.
         – Видеть тебя не могу, – сказал старик и уехал.
Вот пошел Апельсин по городу. Людей много. Машин много. Дома не такие, как у дедушки с бабушкой. И есть никто не подаст.
Вдруг  из-за угла вышел пес боксерской породы. И стал за ним гоняться.
«Тут еще и собак толстомордых полно!» – в отчаянии подумал Апельсин, спасая свою оранжевую шкуру.
Толстомордый за ним побегал-побегал, а потом устал и сел.
– Хочешь послушать, как у меня бьется сердце? – спросил толстомордый.
– Да? Я подойду, а ты меня схватишь? – ухмыльнулся Апельсин.
– Слышишь? Как бой часов у моего хозяина, бьется мое сердце. Старый я. Меня потому хозяин из дому и выгнал.
– А за мной зачем гонялся?
– Хотел доказать, что я ещё на что-то гожусь. Вот принес бы тебя домой, он бы увидел, какой я еще совсем не старый и котов могу гонять, и пустил бы меня жить обратно. А теперь мне, видно, помирать на улице… – вздохнул толстомордый пес.
– У меня дела не намного лучше, – сказал Апельсин. И поведал свою историю…– Но я все равно узнаю, кто украл цыплят. И бабушке с дедушкой будет стыдно. Они будут меня просить к ним вернуться, но я не вернусь, они меня до глубины души обидели. А вот вас, не знаю вашего имени, они возьмут: я их об этом попрошу. Вообще-то они добрые у меня…
Пес и кот пошли по улице.
– Позвольте представиться, – приняв гордый вид, произнес толстомордый. – Атос. Читал  «Трех мушкетеров»?
– Нет. Я читать не умею.
– Жаль, – сказал Атос. – В старые времена во Франции жили три мушкетера, а потом к ним еще присоединился д’Артаньян.
И толстомордый вкратце пересказал  историю отважных мушкетеров.
– Так вот, нас у мамы родилось четверо щенят, и хозяева дали каждому имя одного из отважных мушкетеров. Меня, например, назвали Атосом.
– Наверное, это очень приятно быть грамотным – вот как вы, – с почтением сказал Апельсин.
– Да что уж там! Я ведь, как и ты, читать не умею. Просто я видел по телевизору фильм про мушкетеров. Да-а… Хорошие были времена. Ливерная колбаса – три раза в день. Мягкий коврик в прихожей. А оттуда видно, что показывают по телевизору. Когда я был молод и красив, люди называли меня Атосом, а когда я постарел и мне стало трудно бегать за палкой под названием «апорт», тогда хозяин вышвырнул меня на помойку.
– Что толку вздыхать, – сказал Апельсин. – Вот я всегда верю в лучшие времена. И тебе советую. Итак, вспоминаю: солнце заходит за гору. Значит нам надо спешить за солнцем.
– Но почему именно в ту сторону?
– Потому что бабушка и дедушка живут под той самой горой, за которой заходит солнце. Вперед! – скомандовал кот Апельсин. – Солнце приближается к горе!
И они побежали из города.
– Не так скоро! – взмолился Атос. – Мое старое сердце не выдержит.
– Потерпи немного, старик! – ответил Апельсин. – Вот и река. Правда, я не умею плавать… – Кот покосился на Атоса. – А ты умеешь?
– Каждый дрессированный пес умеет плавать, – высунув пересохший язык, проговорил старик и стал хлебать маленькие речные волны.
– А коты не умеют. И дрессированные, и никакие. Но я-то знаю, что делать. Ты меня перевезешь на тот берег.
– Хорошенькое дело! Этакую тушу! Кроме того, я, кажется, слышал про эту реку. Здесь живет страшное чудовище. Оно глотает всех, кто пытается переплыть реку.
– Подумаешь! Он один, а нас двое. Пускай только покажется, я его так исцарапаю! Некогда думать, солнце скоро зайдет. Ты уже перевел дух, дружище?
– Кажется…
Кот Апельсин вскочил Атосу на спину, и Атос вошел в воду.
Когда они доплыли до середины реки, Атос прохрипел, захлебываясь:
– Больше не могу. Сейчас потонем.
– Караул! – закричал кот. – Эй, кто-нибудь!  Помогите!
Вдруг из воды вынырнуло огромное усатое чудовище, заросшее водорослями.
– Чего шумишь? – недовольно спросило оно.
– Тонем… – прошептал кот, вытаращив глаза от страха. – А вы кто?
– Я сом, – сказал сом. – А вы кто?
Апельсин хотел представиться, но в эту секунду  пес пошел ко дну, и кот вместе с ним. Тогда сом открыл пошире свою пасть и поглотил в нее бедных путешественников.
… Однако не прошло и минуты, как сом подплыл к берегу, опять открыл пошире свою пасть и выплюнул пса вместе с котом на сушу. Те постепенно пришли в себя.
– Благодарствуйте, – пробормотал Апельсин. – Нам как раз на этот берег.
– Не за что, – ответил сом. – Собака жива?
– Я не собака, а пес Атос, названный в честь знаменитого мушкетера, – еле слышно проговорил старик Атос.
– Ну извините, – улыбнулся сом. – Желаю счастья!
И скрылся под водой.
– И вам счастья! – крикнули кот и пес.
Тем временем солнце стало заходить за гору.
…Их путь был через лес. Они шли по тропинке. Быстро стемнело.
– Я не хочу ночевать в лесу, – сказал Атос. – Здесь комары кусаются. Что будем делать, командир?
Коту очень понравилось, что его назвали командиром, и он быстро вскарабкался на ель, на самую верхушку.
– Вижу! – закричал он. – Вижу огонек! Это дом бабушки и дедушки! Надо идти вот по этой тропинке.
– Я плохо вижу в темноте, – сказал пес.
– Зато я в темноте вижу отлично!
Кот слез с ели и повел своего друга нужной тропинкой через темный-темный лес.
– Мой старый нюх чует сладкий дым, – скоро сказал Атос.
– Это бабушка с дедушкой пекут пирожки с клубникой. Теперь мы быстро дойдем. Ты только нюхай дым, чтобы мы нечаянно не сбились с курса.
И вот они пришли к избушке бабушки и дедушки.
– Хочу пирожков с клубникой, – сказал Атос.
– Ну что ж, иди поскребись в дверь… А у меня тут дело.  Утром встретимся… – сказал Апельсин и про себя добавил: «Если не погибну геройской смертью».
Атос поскребся в дверь, вышел дедушка и обрадовался:
– Бабушка! К нам собака пришла!
– Не собака, – сказал Атос. – Я пес Атос боксерской породы. Дрессированный.
– Вот и хорошо, – говорит бабушка. – Заходи, пес Атос, мы тебя накормим.
– Пирожками с клубникой? – спросил Атос.
– Апельсин их очень любил, – всплакнула бабушка.
– Где-то он теперь? – вздохнул дед.
Пес Атос уже открыл рот, чтобы сказать, что Апельсин неподалеку. – но вовремя заткнул себе рот пирожком с клубникой.
… В эту ночь ни дедушке, ни бабушке, ни Атосу спать не пришлось. Всю ночь под полом был такой шум и треск, что все подумали, будто это землетрясение средней силы.
А ранним утром в дверь кто-то поскребся.
Дед открыл дверь и закричал:
– Наш Апельсин вернулся!
– Я не один, – сказал уставший кот. – Со мной еще крыса дохлая. А также освобожденный мною из плена маленький цыпленок желтого цвета.
Бабушка с дедушкой стали кота обнимать и гладить. И цыпленка тоже.
– Ты уж прости нас, родной наш Апельсинчик! Когда тебя у нас не стало, а последний цыпленок пропал из-под самого нашего носа, мы сразу поняли, что это не ты цыплят таскал, а вот эта подлая крыса. Входи в дом, мы залечим твои раны.
– Все слышали, как я дрался с этой презренной крысой? – спросил Апельсин.
– Слышали, – ответили все. – Очень хорошо было слышно!
– Да-а, я же не жалел для вас своей жизни. Так что давайте скорей сметаны побольше.
– Худенький какой стал! – пожалела бабушка Апельсина. – Тебе сметанки, а цыпленку – пшена, он тоже худенький. Это ведь наш единственный цыпленок остался, бедненький.
Цыпленок быстро поклевал пшено и стал бегать по комнате.
– Радуется, – улыбнулся Атос.
– Яйца нам будет нести, когда вырастет, – размечтался дедушка.
– Какие яйца! – воскликнула бабушка. – Это же петушок!
И тогда все дружно и очень весело рассмеялись. И смех их был слышен на три километра вокруг. Не меньше.