Баба Паня - Зарубина Прасковья Александровна

Светлое от неё чувство осталось. Три эпизода встречи с ней в Царицыне я уже рассказала родным. А тут повторю уже письменно, пока совсем не забыла. Вообще-то бабу Паню мало интересовали внуки, а тем более их отпрыски; она и детей-то не всех помнила (слишком много рожала), а только тех, кто жив остался и с кем живая связь была. Но по необходимости и с внуками приходилось ей ИНОГДА посидеть. Вот и я попала раз в эту необходимость. В то лето, о котором идёт речь, у наших родителей кончились деньги и нас ждал голод, а у неё гостили два внука – Борис, сын её средней дочери, тёти Таи, и Юра, сын младшей, тёти Мани. Видимо, наша мать, старшая её дочь, договорилась, чтобы бабушка приняла ещё и меня. Мне было 9 лет, а обоим кузенам поменьше. И вот я еду в Сталинград, где ещё не убрали остатки от страшной Сталинградской битвы после войны. Встречал меня дядюшка Николай, старше мамы на год, и его дочь Вава, которая привезла свои туфли; в них меня тут же и переобули, ибо на мне были старые рассыпающиеся босоножки. Когда привезли к бабе Пане (кажется, это был городок Красноармейск под Сталинградом), меня окружили мальчишки, они кричали: «Москвичка приехала, Москвичка приехала!». Не успела я опомниться, как меня потащили гулять в окрестностях, мы бегали босиком по этим не остывшим от войны руинам, едва успевая вынимать из ступней местные колючки, и лишь вечером вернулись в хату бабушки. А она уже приготовила нам и ужин, и постели. Но прежде принесла большой круглый таз: Мойте ноги, строго приказала она. Мальчики залезли ногами в таз и стали шалить. А ты что сидишь? – это уже ко мне. И эта москвичка гордо говорит: А у нас в Москве НЕ принято мыть ноги перед сном. Конечно, общий смех. И тут только я заметила, что пол-то у бабы Пани глиняный, а тётушка ещё и пояснила, что глиняный пол тоже моют (а потом я и сама увидела). Вскоре тётя Тая отвезла меня в пионер-лагерь на целый месяц, где меня сразу поставили первой в цепочке и назвали Председателем отряда. Это мне было привычно: в своём детсаду я тоже всегда была первой в цепочке. А здесь мне всё очень понравилось. Главное, впервые я наелась досыта. Незабываемая американская тушёная картошка с мясом, она была коричневого цвета. Я мигом её уплела, а когда спросили, кто хочет ещё, руку подняла только я одна – из почти 30 детей. Ещё мы ездили на бахчи, где собирали арбузы, которые и ели «от пуза». Собирали яблоки – тоже Ох!! Так что дети немного отрабатывали свой хлеб, что мне тоже очень нравилось. Ничего больше о лагере не запомнила, кроме одного, что мне было ХОРОШО. А после лагеря меня побаловали обе тётушки. С т.Таей мы ходили на огород, она впереди с мотыгой, которой она зарубала змей гадюк, выползавших на тропку погреться на солнышке. Она научила меня плавать, бросив неожиданно в Тингуту, а я испугалась не только этого, а больше плывущую на меня змею – и заспешила назад, к смеющейся тётушке, которая объяснила, что это мирный ужонок, а не гадюка. В общем, полюбила я эту суровую для всех тётушку! И вот она сажает меня в катер, где оказываются ещё и Таня с мамой и ещё кто-то, и мы едем по Волге-матушке реке с ветерком. Мама ведь каждый свой отпуск старалась проводить на Волге, у своей матери и сестёр – вот почему она меня одну отправила к ним. Так вот как я, оказывается, вернулась домой – с мамой и Таней, а то я долго не могла это вспомнить. Вернулись мы не в Бурково, откуда я уезжала, а в Валентиновку, где начался новый этап жизни, с подружками и мальчиками. Но с тех пор я всегда должна была отвечать за Таню – как старшая. А мальчик Боря спрашивал: Ты можешь хоть когда-нибудь прийти без хвостика? Но я отвлеклась. Тётю Таю сменила младшая дочь бабушки тётя Маня. Вновь я оказалась в доме бабы Пани, но другом, новом, который ещё хранил запах дерева. Мы играли в карты, в дурачка – бабушка любила это в конце трудового дня. А трудилась она по-настоящему. И дом новый, оказалось, она почти весь сама достраивала, рабочие только брёвна занесли на холм и сколотили их. На вопрос о её вере она бодро ответила: Вот мой бог! И показала брошюрку, где весь  текст был исчёркан её рукой – двойной жирной чертой выделены все фразы со словом труд. Он был и правда её религией: она работала не покладая рук, зато в свои 80 лет ещё и плясала вприсядку.
Второй мой заезд к ней был уже после замужества. Мама получила к-то полупутёвку в Евпаторию, где она должна была сама снимать жильё, а ходить лечиться в санаторий. Конечно, как она могла без детей? – с ней была Таня, и я присоединилась, так как муж Андрей уехал на Кавказ как альпинист.  Всё было очень неудачно. В снятой кВ-ре был больной и беспокойный дед, а ещё малый ребёнок всё время плакал. Сами взрослые были противные: мало того, что обманули (детей нет и пр.), они сами настолько глупые и вредные, что я на третий день сбежала и уехала к бабе Пане (видимо, дав телеграмму). И у Андрея пошло кисло: он в самом начале сорвался и повис на спасательной  верёвке, пришлось уезжать. Приехал к нам в Евпаторию и бродил по базару, не зная, где мы. Я же в день отъезда тоже пошла на базар купить что-то оставляемым маме с Таней. Иду и вижу перед собой очень знакомую клеточку, но иду дальше. И вдруг осенило: ведь я же недавно стирала рубашку с точно такой клеткой.. Опередила и ахнула – Откуда ты!? Короче, приехали мы вместе с  ним к бабе Пане, уже ждущей нас. Вот я вам и полог сделала, говорила она с таким ярким польским Л, какое я раньше не слышала. – И оладушки готовы. Прожили мы у неё несколько дней, как бояре, спали на улице под пологом – и комары нас не кусали. Мы обошли все окрестности Волга-Дон Строя, видели знаменитую статую «великого вождя» (когда стояли рядом, над нами нависал его огромный нос, и это было ужасно смешно). Главное, там работал большой отряд заключённых,  конечно, под конвоем (хоть там убежать-то некуда – это было на склонах канала Волга-Дон); а люди рядом объяснили, что его не успевают сдать к обещанному  сроку, поэтому особо сурово следили за «ленивыми» работниками. При нас же всё закончили и раздавали награды (конечно,  НЕ рабочим, а начальству и писавшим отчёты; это мой домысел, но, думаю, всем очевидный).  А вот тётю Таю мы не застали – уехала в командировку, хотя очень хотела увидеть моего мужа. Но нас послали к тёте Мане. Она устроила нам постель на балконе, там уже нас донимали комары и ещё ёжик, ползавший по ногам и одеялу. Зато она приготовила нам роскошное блюдо – рагу с бараниной и рисом, подобие плова. Но Андрею эта тётушка не понравилась – и мы быстро уехали.                Меня же интересовала только баба Паня, видимо, взаимно: она писала маме письма, где всегда спрашивала обо мне и моём сыне. И последний раз был уже, когда Она сама приехала в Москву. Жила у нашей мамы Раи, её старшей дочери, в загородном г. Костино, оттуда и позвонила мне, хотела увидеть правнука Петю. Баба Паня спросила, сколько я няне плачУ (я уже вышла на работу  после положенных двух месяцев отпуска по уходу за родившимся). Отвечаю: 25 рублей в месяц… -- Зачем же так много!? Давай я посижу с ним один месяц, а ты уволишь няню! – предложила моя баба Паня. Мама Рая привезла её ко мне на Волхонку-ЗИЛ – и вскоре сама уехала: она работала. Пете  было около 1 года, он спокойно играл на полу – деловито перекладывал новые подаренные мне кастрюльки (5 штук). Но бабушка не прожила у нас и трёх дней, звонит дочери: «Рая, я хочу вернуться к тебе, заезжай за мной! На мамины вопросы объяснила, что мальчик Петя ей нравится, но они неправильно его воспитывают, разрешают играть посудой, это вместо игрушек! Мои пояснения, что малыш любит дело, а не пустые игрушки: он же строит из них башню, дом, потом разрушает их и снова собирает по-другому - её не устроили: Это НЕ игрушки! Маме пришлось снова приезжать за ней. А за эти 3 дня мне дошили пальто – перешили из шинели, наверное, папы Андрея (не знаю). Я заказала себе на ватине, для зимы. Пальто сидело на мне идеально: ведь шил военный портной! – он-то был очень доволен своей работой. Но я сразу поняла, что носить его не буду – не военное же время, а оно сохранило многие признаки шинели. Я расплатилась с ним, и тут же надела пальто на бабу Паню – как же ей понравилось: «Я буду и осенью и зимой его носить!». На ней пальто сидело ещё лучше, ей было очень уютно и тепло,  она любила военный покрой. А как я-то обрадовалась: Что-то полезное ей подарила! Потом она писала мне, что просто не снимает его, так оно ей по душе пришлось!! У неё ведь своё зимнее просто истлело, не в чем было бы ходить!  Очень деловая была баба Паня, и такая аккуратная, чистенькая, хоть и строгих нравов, но при этом всегда красивая! От всех моих визитов к ней и даже её ко мне остались самые лучшие воспоминания! Няню я, конечно, не увольняла. Нина Леонтьева, внучка. 12.07.22.