Безымянная. Начало

Давно то случилось, а может ещё только будет… а жила в дальнем конце деревушки, что у самого лесу стояла небольшая семья: муж с женой, да двое ребятишек – Павка старшой и Ксюша младшенькая. Мальчику лет восемь, а сестрёнке его не больше пяти годков о ту пору сровнялось. Жили ладно, в любви да согласии. И супруги меж собой, и детишки с родителями да друг с другом. Что скажет отец: то равносильно для всех истине. Ни наказу суровому и ни приказу строгому, а так, сам того и желал будто, просто вымолвить не успел. А материнское слово – и того пуще – на вес золота ценилось! Хоть ласкова матушка, да немногословна… Да и робят не обходили родители ни заботой, ни работой, ни уважением к выполненному, да сказанному. Да и спросы детские – завсегда в приоритете у родителей были. Так и жили.

 Семью дружную да трудолюбивую привечали и почитали все сельчане. Кто мимо избы из соседей не идёт – всяк заглянуть к хлебосольной хозяюшке «на огонёк» не преминувал. Кто за советом, кто с гостинцем, а кто и просто приветом да добрым пожеланьицем перемолвиться. И ребятишек, конечно, не обходили ни вниманием, ни подарочком. Кто пряник заморский принесёт Ксюне, кто самоделку забавную Павлушке подарит, а кто и обоих ребятишек целым лукошком земляники духмяной, в лесу собранной одарит.

Любили Павка с Ксюшей свою привольную жизнь: и по дому-на огороде подсобить матушке, и отцу по хозяйству чем-ничем помочь. А ещё дети любили сбегать украдкой в лес, пока родители делами заняты. Почему, спросите, украдкой? Да потому, что лес вокруг не простой был.

Старожилы сказывали, что лесной Хозяин когда-то давно за что-то шибко осерчал на род людской и заповедовал ходить к нему в вотчину только вдоль опушки да и то лишь в дневное светлое время.

Родители наших ребятишек, конечно, не больно-то верили в эти россказни, называя таких рассказчиков сказочниками да затейниками. Однако, лишний раз и сами в лес не совались, и сыну с дочкой туда захаживать настрого запретили. И... то ли они тут маху дали, потому как запретов без должных от отца с матерью объяснений дети отродясь не ведали… то ли ещё почему, а ребятишкам этот запрет однажды нарушившим, ох, как понравилось и по лесу без присмотра бродить, и от родителей иметь свой маленький секретик. А и то – сколько бегали в самую чащу – ни разу с ними ничего худого не произошло. Отчего бы ещё туда не сбегать?

 

И вот однажды, улизнули как обычно от родительского пригляду Паша с Ксюшей, заигрались в лесу в прятки-салочки, совсем счёт времени потеряли и оказались неожиданно в незнакомом месте… Лес тише да темнее вокруг, гуще сплелись над головой детей ветви хвойные, ближе подступили сосны да ёлки, глядь а недалече что-то огромное и косматое – идёт-не-идёт, а пыхтит-приближается. Страшно стало девочке, спряталась она брату за спину. Павлуша, наоборот, не сробел: поднял с земли сук узловатый, сжал в руке покрепче, да другой рукой заслонил сестрёнку. Тут как налетел шквалистый ветер, как оторвал от земли ребят, поднял выше крон деревьев, покрутил кружнем да… обратно на мягкий дёрн и кинул. Встал мальчонка, отряхнул от налипшей земли да хвои штанины, а сестры-то и нет. Бросился он туда-сюда, кричит, зовёт её в испуге нешуточном… девочка, словно сквозь землю провалилась, или напротив, ввысь вместе со шквалом унеслась.

Долго искал сестрёнку парнишка, до самых сумерек, да так и не нашёл. Что делать? Пришлось идти с повинной к отцу-матери. Ох, и не сносить головы бедолаге: мало того, что наказ родительский нарушил, ещё и Ксюшу не уберёг. И пошёл, понурив голову наш мальчонка, искать путь домой. Насилу дорогу обратную отыскал: приветливый будто ранее лес – вдруг стал чужим и неприютным. Ещё и ночь быстро с небес спустилась, мгла обволокла всё вокруг – ни зги не видно. Кое-как, где на ощупь, а где по наитию, вышел Паша к родимой избе. Родители уже и не знали куда бежать, где искать пропавших неслухов. Как увидели сына одного – ни о чём спрашивать не стали: рады-радёхоньки, что хоть он вернулся. Накормили, успокоили, совсем сомлевшего мальчика и только потом стали обережно о случившемся расспрашивать. Повинился малец пред родителями, горькими слезами обливаясь, ну что тут скажешь? Не убивать же сыночка родимого… Да – виноват, да – не послушался наказа, да – со старшего и спроса больше: да видя, как сам он убивается, даже ругать Павлушу не стали. Супротив, утешали, как умели.

 

Наутро все сельчане, вооружившись кто вилами, кто ещё чем, прочесали сколько смогли весь лес в поисках пропавшей общей любимицы – да безрезультатно. И на второй день, и на третий искали. Кликнули в помощь аж, из соседнего села добровольцев… Даже следов девочки не обнаружили. Пришлось-таки и родителям, что истово продолжали искать дочку ещё несколько недель, забывая поесть-поспать… наконец, отступиться. Потихоньку-понемногу жизнь сельчан стала входить в привычное русло. И только крайняя к опушке леса изба перестала быть приимной да приветливой. Словно сами в себе замкнулись домочадцы.

Продолжение пишется...